Выбор. Иное

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Выбор. Иное
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Впервые прочел "Американскую трагедию" в 12 лет, многое тогда осталось непонятным. Наивный 1980 год… Но главный вывод для себя сделать сумел – никогда, никогда не быть клайдом. Да, с маленькой буквы. Ведь клайдов – немало, к сожалению. Как и роберт, их доверчивых жертв. Да, времена изменились, в наши дни "американскую трагедию" представить почти невозможно. Но всё-таки… Всё-таки… Все прошедшие 38 лет эта история – со мной. Конечно, перечитывал не раз, последний – год назад. И решил, с вдруг вернувшимися чувствами из далекого прошлого – пусть эта история станет другой. А какой? Клайд одумается и женится на Роберте? Она не погибнет на озере? Или его не поймают и добьется вожделенной цели? Нет. Нет. И еще раз – нет. Допущение, что такой подлец вдруг испытает тот самый знаменитый "душевный перелом" и станет честным человеком – еще более фантастично, чем сделанное мной в романе. Судить вам, мои немногочисленные читатели. В путь, мои дорогие… В путь…

Огромная благодарность – Минне Барнхольм.

Ты прошла со мной от начала до конца, без тебя – было бы намного хуже. Спасибо за терпение, эрудицию и неоценимую помощь в редакции. А также – за целый ряд идей и мыслей, которые воплотились в романе.

В сети есть короткий начальный фрагмент романа, попавший туда случайно. Крайне неудачный первый вариант, я его называю "женька-хохмач". Проходите мимо…

Глава 1

Пора идти. Когда ребята доходят до ''зеленой кондиции'', мне становится неуютно. Весь вечер старательно делал вид, что не отстаю от них, следил, чтобы стакан не стоял пустой – отпивал и медленно ставил обратно. Потом необходимость в притворстве отпала, всем не до меня, угрюмое застолье достигло того градуса, за которым – воспоминания. У каждого их с десяток, а то и больше – прошлое, в которое лучше возвращаться только наедине с собой и после изрядной дозы. Молчание за столом ощутимо давит, хочется что-то сделать. Но знаю – бесполезно и незачем, здесь слабых нет, и помощь никому не нужна. Усмехаюсь невесело: а мне? Мне нужна помощь? Ответом на эту насмешливую мысль завибрировал лежащий передо мной телефон.

''Где ты? Придёшь сегодня? ''

Ольга, заботливая моя… Думает, что может отогреть. Так поэтично говорит о льде в моих глазах… Ольга, Оленька… Блажен, кто мечтает и пытается…

''Где ты? Я волнуюсь.''

Прикрыл глаза, поднялось глухое раздражение, захотелось выключить телефон.

''Я в порядке, Оль. Поеду домой. Завтра позвоню. Прости.''

Ушел, не прощаясь. Никто не заметил.

Третью ночь подряд вижу один и тот же сон – прямо посреди комнаты в воздухе приоткрыта грубо сбитая дощатая дверь. Вот чуть скрипнули петли, когда она шевельнулась под порывом холодного ветра. Откуда здесь ветер? Окна плотно закрыты, неоткуда ему дуть. Порыв ударил прямо в лицо, заставив поежиться, я стою прямо перед приоткрывшимся черным проемом. И вдруг понимаю очевидное – это с той стороны, из-за двери. Она медленно, с тихим скрежетом несмазанных петель, начинает открываться, взгляд притягивает к неторопливо расширяющейся щели, что там? Три раза я пытался заглянуть туда – и просыпался. Почему-то при этом испытывал глухую боль, тоску, как будто раз за разом что-то терял оттого, что не увидел, не понял… Или… Не шагнул туда…

Тихий скрип. Грубо сколоченная из небрежно оструганных досок дверь медленно приоткрывается, что же там, за ней? Почему так упорно уже четвертую ночь я пытаюсь в нее войти? И что не даёт мне? Я хочу увидеть! Стискиваю зубы, изнутри поднимается горячая волна, с усилием делаю шаг. Второй… Чувствую, как что-то отчаянно сопротивляется, пытается меня остановить, слышу лихорадочный шепот, в нем дикий ужас… Кто-то не хочет, чтобы я вошёл в эту дверь. Не хочешь? Почему? Говори! Ведь я уже подошёл совсем близко, ты слабеешь, я чувствую это… Ещё шаг… Рука ложится на заржавленную ручку, пальцы мертвой хваткой смыкаются на холодном металле. Все. Теперь я не отступлю. И пока я не проснулся, пока рывком не распахнулись глаза, изо всех сил толкаю дверь от себя… И делаю шаг вперёд.

Рывком распахнулись глаза. Темно и тихо. Несколько мгновений лежу неподвижно, прислушиваюсь к окружающему. Пытаюсь вспомнить, что же было за той дверью, ведь я сумел пройти за нее. Не помню. Наверное, и не было там ничего особенного, просто игра воображения.

Такое впечатление, что именно тьма вокруг и тишина меня разбудили. Странные, непривычные. Вокруг, даже глубокой ночью, присутствуют звуки. Вода в трубах, изредка проезжают машины, откуда-то доносится музыка, неведомым попущением арматуры и коммуникаций слышны отголоски разговора четырьмя этажами выше. Белый шум окружающего мира. Внезапно осознаю – его нет. Исчез. Как будто я умер. Усмехнулся в темноте, повернувшись на бок и плотнее завернувшись в… Я замер. Пальцы, взявшиеся было за одеяло, после долгой паузы осторожно провели кончиками по грубой ткани. Одеяло… Резко повернул голову и посмотрел в окно, слабо светящееся справа от меня. Там, где его раньше никогда не было. Взгляд, брошенный влево, бессильно утонул в темноте незнакомой комнаты. Я не дома. Укрыт не моим одеялом. За окном практически мрак, исчезло довольно яркое уличное освещение. И я здесь не один, чувствую взгляд, кто-то на меня смотрит. Очень внимательно и со страхом, в котором изрядная примесь любопытства. С губ чуть не сорвался вопрос, кто здесь? Никого. В комнате я один, но… Ощущается чье-то незримое присутствие. Однако хватит лежать, если меня куда-то перевезли… Зачем? Кто? Я точно помню все, произошедшее со мной прошлым вечером, никаких провалов. Уехал, спокойно добрался до дома, поднялся к себе и лег спать. Все. Не пил, был совершенно трезв. Только снова этот сон… Дверь… Я сумел в нее войти, я сейчас по ту ее сторону – в этой мысли была странная, своеобразная логика. Сон продолжается? Вздохнул, садясь на кровати, спустил ноги на пол и уже не удивился отсутствию тапочек. Неожиданное головокружение ощутимо качнуло, оперся рукой. Что-то не так… Со мной что-то не так… Что? Надо подойти к окну, выглянуть. Свет бы зажечь, в комнате царит вязкий мрак, который лишь слегка разгоняет дальний отблеск тусклого уличного фонаря. Первый же шаг отозвался ослепляющей болью в колене, я с размаху налетел на нечто большое и тяжёлое, черт… Тумба? Здоровая какая… Накатила злость, шарю рукой по стене, уже на автомате отметив другие на ощупь обои. Выключатель, грубый какой-то тумблер, щёлкаю… Глубоко вздыхаю, стиснув зубы, я уже готов, но… Увиденное все равно неожиданно. Настолько, что прикрыл глаза. Снова открыл, совершенно по-детски надеясь, что появившуюся картину удалось сморгнуть в небытие. Нет…

Просторная комната с высоким потолком. Светло-голубые обои, давно и небрежно поклееные. Две двери, одна большая, входная, ключ вставлен. Вторая в углу, низкая, приоткрыта, туалет? Узкая кровать, с комковатой подушкой и застиранным бельем, в ногах коричневый плед. Напротив – потёртый стол, доска в царапинах, центральный ящик приоткрыт. Слева в тумбе – ещё три, закрыты. Стул, чуть отодвинут от стола. Тоже древний, спинка с резным растительным узором, не чищена, в прорезях пыль. Шкаф… Трёхдверный, плотно закрыт. Мебель не комплектная и старая, только шкаф выглядит ощутимо новее остальной обстановки. Вывод – дешевое съёмное жильё. Стоп! Я о чем вообще? Подкатил страх… Стоп! Сердце не слышит приказа, колотится все быстрее, дыхание участилось, взгляд, ещё мгновение назад бесстрастно отмечавший детали, заметался по комнате. Окно… Кровать… Двери… Стены… Потолок… Стол… Шкаф… Где я? Почему? Зачем? Кто? Усилием воли гашу едва не накрывшую волну паники. Меня похитили по дороге домой и привезли сюда? Это просто – мимолётный укол иммотала, и я ничего не помню, готов к употреблению. Серьезно? Ключ вставлен в замок, на столе – карандаши, ручки, вон виднеется кухонный уголок и подставка для ножей, заряженная. Готов, говорите, к употреблению? Добро пожаловать… Могу убить, могу убиться. Нет. Это не похищение. За этими быстрыми мыслями вдруг понял, что так и стою неподвижно возле выключателя, словно боюсь сделать шаг. Неважно, в каком направлении. В любом. Как будто стоит мне шагнуть, к шкафу… Окну… Двери… И я пойму… Узнаю… Истина окажется куда страшнее простого похищения. Прежде, чем я успел додумать это, простым жестом коснулся лба, элементарное инстинктивное движение, сопровождающее раздумье. Оно положило конец всем мыслям… Я увидел свою руку. И понял, что весь этот осмотр, рассуждения об иммотале и похищении – неосознанная наивная попытка оттянуть неизбежное – взгляд на руку. В лицо… На стене вижу небольшое круглое зеркало. Страшно… Остановившимся взглядом смотрю на тонкие изящные пальцы, небольшую кисть… В зеркале также будет чужое лицо. Посмотреть? Ведь придется… Страшно. Медленно провожу кончиками пальцев по правой щеке. Гладкая молодая кожа. Гладкая… Прислушался к ощущениям… Исчезло постоянное, уже давно привычное присутствие инородного тела в левой стопе. Осторожно пошевелил ею, ничего. Обычная здоровая нога. Все, хватит. Обрываю себя на полуслове и делаю шаг, оказавшись у зеркала.

Молодое красивое, хорошо очерченное лицо. Лет двадцати. Густые темно-каштановые, почти черные волосы, сейчас они слегка растрепаны со сна. Лицо… Его немного портит слишком мягкий подбородок… И вообще оно какое-то… Слишком сладкое. Криво усмехаюсь, девушкам должен нравиться. Не всем. Ольга, например, такие лица терпеть не может. Усмешка выглядит диковато, ведь она – моя. И взгляд – мой. Сейчас он растерян, но все равно – кому-то тут сочетание юношеского лица с моими глазами может показаться жутким. Глубоко вздохнул… А где это – тут? И – кто он вообще? И – где он сейчас? Внутри меня, спрятался, затаился и только ждёт момента, чтобы вернуться? Куда я тогда денусь, вернусь в себя? Умру, исчезну? Стоп. Да стоп же, твою мать! Успокоиться, сейчас же! И для начала просто понять и принять – это не похищение. Длинный необычный сон? Нет. Не знаю я про такие сны. А значит – успокоиться и осматриваться. Больше ничего не остается. Точка.

 

Только сейчас заметил, что одет в странного вида ночное одеяние. Широкие рукава, большой вырез. Рубашка для сна, и не очень свежая, кстати… Уже с любопытством осматриваю себя, какой фасон интересный, трусы семейные примерно начала прошлого века. Вспомнились виденные фильмы, фотографии. Да, это где-то десятые-двадцатые. Так… А давай-ка… Через пару мгновений стою перед зеркалом голый, хочу рассмотреть себя. Себя? Да. Это теперь – я.

Осмотром недоволен. Небольшого роста. Худощав. Слишком молод. Мускулатура имеется, но малоразвитая и нетренированная. Взгляд скользнул ниже… Мда… Ладно, это сейчас неважно. Совсем. Хорошо, одеваемся… Ещё раз осмотрел комнату, губы сжались. Пора выглянуть в окно.

Видно мало что. Ночь. Второй этаж. Довольно широкая улица, слабо освещена редкими фонарями. Слегка дрожащий серебристый свет. Газовые? И – никого, безлюдье. Отмечаю отсутствие припаркованных автомобилей, в поле зрения – ни одного. Провинция, глубинка, окраина большого города? Улица обсажена высокими деревьями с густыми кронами, темнота не позволяет определить, какими. Да и не разбираюсь я в этом… Может, выйти? Осмотрюсь… Вгляделся в очертания домов напротив… Все окна темные. Вдруг стало очень неуютно – меня видно как вишню на глазированном торте, если кто-то решит выстрелить… Досадливо дернул плечом, что за бред лезет в голову? Но отвернулся от окна, пока не решившись его открыть. А что тут насчет одежды? Пора заглянуть в шкаф. Пришло очень странное чувство – каждое осознанное действие здесь словно все четче и четче проявляет меня в этом мире, крепче и крепче привязывает к нему. Вот сейчас оденусь, и… Что? Останусь тут навсегда? Может, просто ничего не делать, погасить свет, лечь в кровать, укрыться с головой и заснуть снова? Да, да, заснуть… Не делай ничего, не нужно… Кто это сказал? Тихий шепот на грани слышимости… Бросил взгляд на неопрятную кровать, на выключатель. Погасить свет, лечь, укрыться и заснуть? Проснусь дома, в своем привычном мире, эти быстрые минуты в мире неизвестном – забудутся, навсегда. Наваждение, исчезнувшее во тьме, в тумане. И я никогда не узнаю, почему… Зачем я тут оказался… Никогда. Слово вдруг отозвалось глухой тоскливой болью, осознанием обреченности, отчаяния, словно… Будто меня кто-то зовет, издалека, тихим усталым, лишенным надежды голосом. Останься… Пожалуйста… Не уходи, не бросай… Этот голос заглушил те, первые мысли о желании заснуть. А ведь… Кто-то очень не хотел, чтобы я вошел в эту дверь, кто-то был просто в ужасе, когда мои пальцы сомкнулись на ее заржавленной ручке. Прикосновение холодного шершавого металла, скрип петель, порыв ветра. Шаг вперед… И теперь меня уговаривают уйти. Почему? Кого я заменил здесь, для чего? Для… кого? Уйти, даже не попытавшись узнать, разобраться? Губы сжались, я снова повернулся к шкафу. Нет, бежать не буду. Не буду! И пока снова не зазвучал вкрадчивый шепот, распахнул дверцу.

Имеем брюки, пальто, всякие там манишки, галстуки, жилетки. Рубашки… Однако, я, похоже, прав насчет начала прошлого века. Хм… Снова оглянулся на комнату, вид у неё довольно неряшливый. Одежда же в шкафу – аккуратна, выглажена, с претензией на изысканность. Провел ладонью по рукаву пиджака, это твид? Похоже, прежний обитатель придавал большое значение внешности, не особо заботясь о своем доме. Что это мне говорит? Повеса? Гуляка? Просто раздолбай? Ладно, с этим тоже разберусь по ходу. И – кто я здесь? Имя, занятия? Семья? Учусь, работаю, бездельничаю? Все очень плохо, возможно, вот за этой дверью – папа, мама, пятеро братьев и сестёр. Что будет утром? Мелькнула мысль – бежать. Прямо сейчас. Собрать в узел все, что может пригодиться – и в окно. Второй этаж? Ерунда. Мысль пришла – и ушла. Ещё ничего не известно, бежать, не зная, кто я – не лучшая идея. Прямая дорога в дурку, а они под любыми широтами – место грустное. Так… Надо в удобства… Очень медленно подхожу… Блин, там же не заминировано, входи уж… Ну и вхожу. А ничего особенного, все почти как у нас, ну, дизайн малость другой. Терпимо. Так. Хватит бродить. Засекаю на углу стола графин с водой и одним махом его ополовиниваю. Это второе осознанное в этом мире действие меня вводит в некие рамки, и начинаю, наконец, всерьез думать. Мысли о цели моего переноса, а также призрачные голоса – пока в сторону.

Надо выйти. Надо осмотреться. Но первым делом, в который раз – кто я?

Итак, сидим тихо и ищем. Что ищем? Что угодно. Визитки. Письма. Квитанции. Значит – вдумчиво изучим содержимое стола. Вот газета, отлично. Название… Дата… 23 апреля 1922 года. Текст английский. Так… Штаты. Название газеты… Твою мать… Что? Что?! Меня пробил озноб, рот пересох, словно не выпил только что полграфина… Становится по-настоящему страшно. Вскакиваю со стула и подбегаю к зеркалу. Милое юношеское лицо… Девушкам, наверное, нравится… Да кто же он такой… Он? Это же я, это же теперь мое лицо… Имя уже на кончике языка. Вот-вот сорвется и дай Бог, чтобы не криком. Сдерживаюсь. По-детски верится, что если промолчу – все как бы и не взаправду. Очень медленно кладу газету на стол, пальцы мелко дрожат… И еще медленнее выдвигаю верхний ящик стола.

Бумаги… Бумаги… Визитница. Изящная такая, не сочетается с общей убогостью комнаты. Ох, как не сочетается… Слегка приоткрываю, пальцем нащупываю плотную картонку. Кладу визитницу на стол, не решившись в нее заглянуть. Еще бумаги. Вынимаю их не рассматривая, складываю в сторону, продвигаюсь к дальней стенке ящика. Сердце грохочет прямо в голове… Господи, пусть я ошибусь… Пусть там ничего не окажется. Пусть я вообще сейчас проснусь у себя дома. Пусть меня просто чем-то опоили. Или это тупая дорогостоящая шутка кого-нибудь, кто знает, как я отношусь к… Всё. Я держу в руках пачку. Письма. Всё. Кладу их рядом с газетой. Аккуратно придвигаю так и не открытую визитницу к письмам и газете. Смотрю. Молча. Долго. Бесконечно. Пальцы снова задрожали, сжимаю их в кулаки.

Свежая газета ''Ликург ревью'' от 23 апреля 1922 года. Пачка писем, перевязанных шпагатом. Адрес – Бильц. Роберта Олден. Клайду Грифитсу.

Мне.

Глава 2

Память.

Мне 12 лет. Сижу с книгой на коленях и плачу. Так меня и нашла мама. Потом подслушал разговор с соседкой.

– Додумался же взять. Полки полны и детской, и фантастики. Так нет…

– Да не переживай ты. Чего всполошилась? Нет же там ничего такого…

– Ты его глаза не видела.

– А что?

– Плакал он.

Пауза.

– Я его никогда не слышала плачущим.

– Он не плакал даже в день смерти отца.

Молчание.

Кто-то очень сильно пошутил, послав сюда, в тело этого… Этого… Именно меня. Кто ты, шутник? Смешно тебе сейчас? Очень смешно? Будь проклят. Слышишь? Проклят!

Все ещё стою возле зеркала, уперевшись руками в стену, лицом к лицу… Сверлю глазами ненавистное отражение, вот и свиделись. Сердце гулко стучит, отдаваясь в ушах, пальцы вдруг сжались в кулак, возникло неистовое желание ударить. Стереть это лицо, рассыпать градом осколков. В глазах потемнело. Cтоп! Стоять! Не надо… Ну что, спать ляжем? Вернёмся домой? Губы искривила усмешка, очень напоминающая хищный оскал. Хорошо, что никто не видит, выражение юношеского мягкого лица стало страшным… Так вот кто пытался меня не пустить сюда, вот кто шептал, уговаривал ничего не делать… Ты. Я ненавидел тебя всю жизнь, мразь. А теперь… Заснуть? Уйти? Уступить тебе? Нет. Нет!

Хватит. Нужно успокоиться и отдышаться. Устраиваюсь на стуле и прямо перед носом вижу кухонный уголок, чайник, примус, посуда какая-то. Да, выпить сейчас просто необходимо. Лучше, конечно, коньяк, но чай тоже сойдёт. Причем – покрепче, спать нельзя. Пора начинать хозяйничать, действовать, привязывать себя, проявлять. Стирать его отсюда… Вот и коробок спичек нашелся. О письмах на столе стараюсь пока просто не думать, не надо. Завариваю крепчайший «купеческий» чифир. И надо одеться, прохладно. Снова в шкаф. Так… Да, одежда в полном порядке, все разложено и развешано в цвет, комплектами. И я уже не удивляюсь трепетности в хранении и подборе вещей, другого и быть не могло, верно? С какой-то кривой, нехорошей улыбкой обвожу взглядом содержимое шкафа. Рубашка. Жилетка. Шарф. Я собрался выходить? Медленно цежу терпкий горячий напиток, глядя в темное окно. Морщусь и кошусь на помятую желтую жестянку с рассыпным ''липтоном''. Вкус непривычный, более насыщенный, рот вяжет куда сильнее. И сердце… Реагирует на кофеин, чувствую биение, отдается в ребра, но это неизбежно – мои привычки при мне, а тело, обмен веществ и вся биохимия – пока чужие. Так что с чифом аккуратнее, и – пить мне нельзя, вообще. Кстати, а который час? Часы тут где-то быть должны, хорошие такие, дорогие. Как визитница. И нахожу их на той самой прикроватной тумбе, о которую ударился коленом. Однако… Всего-то 22.50. А я думал, глубокая ночь на дворе… И что-то в голове начинает крутиться в этой связи, пока мелкими глотками допиваю густую черную жижу. 22.50… 22.50… Принимаю решение. Брюки… Поежился от прикосновения непривычной ткани к коже. Шерстяная… Фасон кажется слегка несуразным, слишком высоко расположена талия… А где тут… На внутренней стороне дверцы шкафа висят подтяжки, точно, это часть комплекта. Рубашка… Жилетка… Галстук? Нет. Ночь на дворе, не нужно. Все движения подчеркнуто неторопливы, спокойны. И – никаких мыслей, только действия, они заглушат ненавистный шепот. Слегка повел плечами, прошелся по комнате, костюм сидит как влитой, безукоризненно. Криво усмехнулся, а как же иначе, не правда ли? Готов? Еще не совсем. Тело слушается, явно осталась мышечная память, слишком легко я вписался в непривычную одежду. Это хорошо и мешать не надо, но стоит прямо сейчас прояснить вот что… В моей руке короткий кухонный ножик, взятый с подставки, задумчиво на него посмотрел, не решаясь… А вдруг… Лезвие вычертило «танжерский зигзаг» и через секунду с плотным стуком вошло в противоположную стену, метнул от бедра. В выбранную точку не попал, подвели связки, не довернул кисть. Движение отозвалось глухой болью, да, все – при мне. Кроме тела, но это – поправимо. Усмехнулся, выдернув нож и вернув его на место – эти умения мне тут точно будут не нужны.

Гашу свет в комнате и осторожно открываю окно, выглядываю наружу. Слегка поежился, на улице довольно прохладно, несмотря на апрель. Где расположен Ликург? Память, моя безжалостная память услужливо подсказывает – штат Нью-Йорк. Далеко… Глубоко вдохнул знобящий ночной воздух, словно пробуя этот мир на вкус. Налетевший порыв ветра вместе с шелестом крон принес запах влажной зелени, ещё что-то неуловимое. Чужое… Прищурился, вглядевшись в полумрак, все еще безлюдье… А вот кое-где всё-таки неярко светятся несколько окон, не разглядел их с первого раза. Свет теплый, жёлтый, в одном месте слегка дрожит, свеча? Керосинка? Слегка вздрогнул, кто-то прошёлся там по комнате, мелькнул женский силуэт. Невольно пригляделся, ей лет сорок пять. Исчезла… Первый человек, увиденный мной здесь. Словно этот мир приветствовал меня…

Здравствуй… Ты не один, тут есть живые. Ты теперь – один из них, не бойся.

Пора. Внезапно почувствовал какой-то подъем, страх ушел. Стало любопытно, а что там, за виднеющимся вдалеке перекрестком? А там? Захотелось шагнуть на тротуар, перейти мощеную мостовую, глотнуть воздуха тихой ночной улицы. Глаза вдруг широко раскрылись, я замер. Где-то там… Она. Ждет. Отчаянно и безнадежно ждет. Это ее тихий зов донёсся до меня всего несколько минут назад…

Не уходи, пожалуйста… Не бросай… Не оставляй меня здесь одну… Пожалуйста…

22.50… Резко отвернулся от окна, оборвав себя. На пачку писем, на стол – стараюсь не смотреть. Прочитать несколько? Отчётливо вздрогнул от этой мысли. Нет. Но хоть последние… Узнать конкретнее, что тут у них… У нас… Нет!

Надеваю пальто. Шляпу. Непривычное ощущение, не умею ее носить. Оставить? Нет, берем, лицо стоит прикрыть хоть как-то, меня тут знают, а к разговорам я ещё не готов. Не готов. Эти простые слова снова открыли дорогу смятению, мысли замелькали… Мне же на работу завтра. Какой день недели вообще? Сколько же проблем… Вопросов… И ни на один – нет ответа. Ну, пошли? А куда я собрался идти? Не знаю. Но больше не могу тут тупо сидеть. Хочу подышать. Походить. Осмотреться. Подумать. И, вот что… Пару баксов в карман, на всякий случай. Никогда не выхожу пустой. Где тут он деньги держит? Оглядываюсь… Стол. Ящик. Не хочу его открывать. Ну не хочу. Там еще пачка писем. Да хорош уже, так и до психиатра недалеко. Успокойся! Понял? Деньги в столе, иди и возьми. Время пошло!

Футлярчики… Карандаши… О, коробочка из-под леденцов. Открываю. Да, негусто. Полтинник в разнокалиберных бумажках. А портмоне или бумажник есть? Что-то не нахожу. Как интересно, роскошные визитница и часы имеются, а кошелька не наблюдаю. Хорошо, просто в карман. Перебираю мелочи в столе, невольно увлекшись. Старые ручки. Пока непонятные и неинтересные мне бумажки. Опять карандаши какие-то… И… О, черт… Сразу понял, что это. Небольшая плоская продолговатая коробочка, обтянутая серым тонким бархатом. Небрежно закинутая в угол ящика, в хлам. Запрокидываю голову и гляжу в потолок. Закрываю глаза. Открываю. Коробочка все еще тут. Медленно, очень медленно открываю, мне не по себе. Да. Самописка и вечный металлический карандаш. Ты что же, Клайд, так сразу и зашвырнул их сюда? Смотрю на них, на перо ручки, на острие карандашика. Ими не пользовались. Ни разу. Осторожно кладу все на стол. К газете. Письмам. Визитнице. И уже не удивляюсь, найдя там же, в кучке мусора, смятый маленький портрет. Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. Выдыхаю. Ну, здравствуй, маленькая… Вот ты какая… На обороте старательно выведено, аккуратно и красиво, круглым таким почерком, детским…

 

''Дорогому Клайду на Рождество. Твоя счастливая Берта.''

И сердечко нарисовано. Все заключено в рамку, с парой смешных завитушек, от души…

Осторожно расправляю небрежно смятый в кулаке портрет, провожу кончиком пальца по щеке, она здесь весело улыбается. Весело и беззаботно. На мгновение прикрыл глаза, я не могу на нее смотреть, сердце сжалось. Снова послышался тихий шепот… Она ждет. Портрет кладется к остальным вещам. Наружу, на воздух. Не могу я больше. И, выходя, положил самописку и карандаш во внутренний карман. Смотрю на свои тонкие нервные изящные пальцы. Сжимаю их в кулак. Тихий скрежет поворачивающегося в замке ключа. Мелькнула мысль – надо будет смазать. Бесшумно втянул воздух, пахнуло старым прелым деревом и пылью, дом весьма почтенного возраста. Осторожно выглянул на темную лестничную площадку, окинул взглядом стены, поискал двери к хозяевам. Видимо, они на первом этаже, путь идёт мимо их комнат. Да, дежурная лампочка бы тут не помешала, а эти экономят, судя по всему. Слегка приоткрыл свою дверь, чтобы хоть немного осветить лестницу. Вернуться за спичками? Свечу поискать? Хм… А… Этот как возвращался, в темноте ступеньки нащупывал? Свет зажигал и спокойно себе шел? Не знаю. А значит – пойду тихо, не нарываясь и не провоцируя. Все, что нужно, я уже увидел и запомнил. Два пролета вниз, небольшой холл, выход должен быть справа. Прикрыл дверь, точно, уловил слабый отблеск с улицы, там небольшое окно. Нащупал второй ключ на кольце. Ну, двинулись? Дверь медленно закрывается, негромко щёлкнул замок. Тьма. Перед мысленным взором возникла виденная мгновение назад картина лестницы. Ладонь легла на гладкие отполированные за годы перила, неспешно заскользила вниз вместе с осторожными шагами. Лёгкий скрип, черт… Замер, прислушавшись… В затихшем доме по-прежнему тишина, идём дальше, вниз, вниз по старой пахнущей пылью лестнице дома в далёком городке американской глубинки. В прошлом… Почти сто лет… С каждым медленным шагом осязаемо чувствую, как отдаляется от меня небольшая комната, место, где я появился здесь меньше часа назад. Пробуждение… Страх… Паника… Понимание… Решение. Шаг за шагом – к неторопливо приближающемуся выходу на улицу. Шаг за шагом к черте, за которой пути назад – не будет. Я готов к этому? Я хочу этого? Я останусь здесь навсегда. Навсегда… Навсегда. Шаг за шагом… Вот и небольшое окно слабо освещает прихожую. Дверь – передо мной. Серебристый свет косо падает на дощатый пол, резкие тени ложатся на стены, оклееные обоями с каким-то цветочным рисунком. Кадка с небольшой пальмой, раскинувшей широкие листья, словно готовящаяся взлететь птица. Куда отправишься, крылатая? Давай со мной? Одному страшно… Глаза тем временем привыкли к полутьме, вижу вход в неширокий коридор налево, пол покрыт ковровой дорожкой. Там комнаты хозяйки… В памяти всплыло имя – миссис Пейтон. Кивнул сам себе, а ведь пора бы начинать вспоминать детали, пригодятся. Миссис Пейтон… Кто она такая, что за человек? Не помню… Пальцы сжали ключи. О чем я думаю, стоя перед дверью на улицу и никак не решаясь открыть ее? Я просто тяну время. Вот перешагну через невысокий порог – и все, этот мир поглотит меня. Так чувствую. Губы искривила усмешка, я сжал пальцы сильнее. Ещё сильнее! Ну же, до боли, до крови! Пусть кусочек металла вопьется в ладонь, пусть! Открывай! Иди! Как в моем сне, где я вошёл в распахнутую дверь… Иди, ты здесь не просто так, тебя ждут, на тебя надеются! Ты же хочешь этого, ты всю жизнь ждал! Ну же! И тишину прихожей прорезал скрип вставленного в замок ключа, два оборота. Пальцы ложатся на немного шатающуюся ручку… Поворот вниз. И в лицо ударил порыв прохладного ветра, делаю шаг, другой. Невысокое крыльцо, кованый навес над головой. Две широкие ступени вниз, на тротуар. Глубоко вздохнул, наполнив грудь ночным воздухом Ликурга, пробуя его на вкус. Чужое? Нет, милый. Уже нет… Дверь осторожно закрывается, кинул быстрые взгляды по сторонам. Никого… Сердце колотится, отдаваясь в голове, груди, кончиках пальцев. Странное и непривычное ощущение, когда подошвы и каблуки издали тихий стук, соприкоснувшись с асфальтом тротуара. Ну, двинулись. Куда идти? Неподвижная темная фигура бросается в глаза, в нескольких окнах напротив все ещё горит свет, людей в проёмах нет, но не будем ждать их появления. Для начала – какой мой адрес? Вот и табличка – Джефферсон-авеню, 18. Почтовый ящик – ''миссис Аннабель Пейтон''. Ишь, Аннабель… Стало зябко, засунул руки глубже в карманы пальто, бросил взгляд вдоль улицы. Направо или налево? Туда пойдешь, коня потеряешь… А туда – голову… Или друга… Или… Не помню. Пожал плечами, повернув направо.

Медленно иду по полутемной улице, немного успокоившись и приведя мысли хоть в какой-то порядок. С любопытством посматриваю по сторонам, благо прохожих нет и видеть, что я тут впервые – некому. Редкие уличные фонари дают вполне достаточно света, чтобы разглядеть все. Дома в два-три этажа, все довольно старые, но ухоженные, по крайней мере снаружи. Черепичные крыши, стекла окон поблескивают в чуть дрожащем свете газовых рожков. До электричества ещё, видимо, не везде дошли. Что подтверждает ещё одно окно, освещённое неверным жёлтым светом керосинки. Деревья, ровными рядами стоящие вдоль дороги, оказались кленами, разглядел несколько характерных листьев, лежащих на брусчатке. На ходу нагнулся и подобрал один, поднес к лицу. Вдруг неосознанным движением провел им по щеке, губам, словно исполняя какой-то ритуал. Улыбнулся, будто принес обет верности. Кому?

Неторопливо иду дальше, стараясь запоминать увиденное. В некоторых домах первые этажи отданы под небольшие магазинчики и лавки, хозяева живут тут же. ''Бакалейные товары Роджерса''. А вот ''Аптека. Парфюмерия.'' Хм… Аптека… Тряхнул головой, не о том думаю. ''Флористика миссис Сэлливан''… Улыбнулся, а об этом думать куда приятнее. Даже остановился посмотреть на красиво выставленные на небольшой витрине муляжи различных букетов. Покачал головой, пока проходим мимо… Стоп. Вдалеке мелькнул силуэт? И что? Губы сжались, тут ''ревущие двадцатые'', милый. Конечно, не Чикаго, и не Нью-Йорк, но могут и польститься на пальто и часики. А также на десятку в кармане. Глупо выйдет, если зарежут в подворотне… Я это серьезно сейчас сказал? Надо было нож взять… Хватит, а? Уж за себя постою, если понадобится. Да и не припомню ничего такого про Ликург, спокойный провинциальный городишко, тысяч тридцать жителей. Силуэт промелькнул – и исчез. Поздний гуляка какой-нибудь… Идём дальше, продолжаем экскурсию.

Машинально смотрю на часы, 23.25. Впереди светлеет, и свет нарастает, за следующим перекрестком ярко горят фонари. Бездумно иду дальше, и лишь оказавшись на нарядном проспекте, понимаю, куда забрел. Черт, точно, мой дом – на параллельной улице, а значит – вот она, Уикиги-авеню. Что подтверждает табличка. Застываю, как вкопанный. Мне сюда нельзя. Никак нельзя. Черт, авто! И его водитель может меня знать. Пируэтом ухожу в густую тень и успеваю исчезнуть прежде, чем автомобиль меня настигает. Уфф… Опасно. Надо уходить. Смотрю вдоль празднично освещенного ряда особняков. Да, где-то там. Все они. И она. Она? И внезапно приходит окончательное решение. Хватит врать себе, что ничего не понимаю и не знаю, что делать, что просто вышел пройтись и подышать. Мне страшно думать о том, что она – единственный тут человек, к которому могу пойти. Конечно, если не решу прямо сейчас сбежать. Какие-то деньги есть, до Нью-Йорка хватит. Вокзал найду без проблем. Ну? Бежим? От этой мысли меня передернуло, захотелось сплюнуть. Не моя это мысль. И ей на смену спокойно пришла другая – нет, милый. И я впервые осмелился тихо произнести её имя: «Роберта». Я здесь, я иду тебя искать. Приняв решение, более времени терять не собираюсь. Несколько минут на подгонку деталей… Напрягаю память, надо вспомнить адрес. Перед глазами замелькали страницы… Тэйлор-стрит? А, нет, она же переехала. Клайд ее уговорил. Улыбнулся, название ее новой улицы запомнить было легко. Элм-стрит, улица Вязов. Номер не помню, но сколько там тех вязов… И это на юго-востоке города. Сколько там того юго-востока… Отойти от света подальше. Небо чистое, звезды четкие. Навыки при мне. И через минуту быстро иду в нужную сторону. По ходу, может, спрошу кого-нибудь. Но лучше этого не делать, могут узнать. Невольно глубже надвинул на лоб шляпу, ускорив шаг и приглядываясь к табличкам на стенах домов.