Чагин

книжные собрания способны формировать личность. Говорят ведь, что даже движение вдоль книжных полок само по себе благотворно.

Видишь ли, это фирменная столичная пошлость – они гордятся тем, в чем нет ни малейшей их заслуги. К тому, что их зачали в столицах, они не имеют ровно никакого отношения. А между тем, могли бы посмотреть на приехавших – это пассионарии, которые съезжаются со всей России и делают столицы тем, что они есть. Не они виноваты в кособоком развитии страны. В том, что добиться чего-то можно только в Москве и в Питере. А если всерьез – то только в Москве.

Первая запись: «Могут спросить: для чего, обладая феноменальной памятью, ты решил вести Дневник? Отвечу так: память лишь воспроизводит события, а Дневник их осмысливает. Если подходить к делу ответственно, то писать надлежит в утренние часы, пока мозг свеж».

Многие свидетели его славы уже в могиле, а те, что живы, поглощены противостоянием неизбежному

восемьдесят – возраст, прямо скажем, не руферский. Да и зачем ей

Сотни тысяч книг, собранных в одном месте, имеют свою энергию

что в белые ночи на западном берегу Крестовского острова можно встретить закат, а потом, перейдя на восточный берег, через полчаса встретить рассвет.

Рассказывали мне об одном старце, слушавшем, как некий человек бранит ближнего своего: и мздоимец-де он, и лжец, и сладострастник. Потеряв терпение, воззвал старец к бранившему: – Поведай мне, брате, о человеке сем что-нибудь хорошее. – Да нет в нем, – ответил тот, – ничего хорошего. Старец же, помолчав, сказал ему: – Ну, так придумай.

Впрочем, и плохой музыке, с его точки зрения, можно было найти применение: под советские патриотические песни хорошо разжевывалось жилистое мясо.

Ты смотришь на человека сквозь призму его биографии. А биография от него не зависит… Зависит, конечно, – поправился Исидор, – но в довольно небольшой степени. Она не отражает, скажем, его дарований. Или – мечтаний. Я вот что скажу: о человеке нужно судить по его мечтам… Смешно?