Конькобежцы

Рита

– Сказать, что я расстроена – ничего не сказать. Мама! Я очень тебя люблю. Ты мне веришь? – продекламировала Рита, прохаживаясь по комнате. Но уже через секунду велела Алисе удалить аудиосообщение.

Господи, как тяжело! Как гадко и противно на душе от самой себя. Так противно, что нет сил, чтобы радоваться исполнению мечты. Что в итоге сложнее – предать себя или все мамины планы?

Подходящих слов просто не существует – в голове вакуум.

– Хорошо, – выдохнула Рита. – Скажу все, как есть. Алиса, начать запись:

“Мамочка! Когда ты придешь домой, я буду уже далеко. Ты все поймешь без каких-либо объяснений. Наверное, ты разозлишься, решишь, что больше не хочешь меня знать. Что после долгих лет, которые ты меня готовила, после успешных экзаменов, стажировки…

Я знаю, ты всегда мечтала, что однажды мы войдем в лабораторию не как мать и дочь, а как два научных сотрудника. Прости, но твоим мечтам не суждено сбыться. Вчера пришло письмо. Представляешь, бумажное! С гербовой печатью в виде красного треугольника – как и пятьсот лет назад – замечательная традиция. Там написано, что я подхожу. Что мой нейрокод обладает феноменальной пропускной способностью.

Мама, это судьба! Я стану “коньком”, ты не представляешь, что это для меня значит. Сейчас я говорю это, и у меня мурашки по коже. Какой смешной атавизм. Я знаю, ты всю жизнь занимаешься очень важным делом. Исследуешь то, что могло бы убить нас изнутри. А я… Я встану теперь между человечеством и внешней угрозой. Теперь я – это “Заслон”!”

Завершить запись, сохранить сообщение.

Слишком пафосно и многословно, подумала Рита. Маме не понравится. Но времени и сил на еще одну попытку не оставалось. За окном уже замигал ярко-салатовый маячок аэротакси. По дороге в космопорт она успеет немного поспать. Жаль, конечно, сбегать вот так, даже не попрощавшись. Но она прекрасно знала, что если посмотрит в глаза матери, то точно никуда не поедет, и “Заслон” останется лишь мечтой.

Сергей 

Сергей собрал вещи с вечера, чтобы в пять утра не шуршать и не будить соседа по комнате. Но Семен все равно проснулся и теперь сидел на кровати с угрюмым лицом.

– Ты точно решил, Серег?

Юноша ничего не ответил, лишь коротко кивнул и окинул взглядом комнату. Ничего не забыл.

Трудно что-либо забыть, если из личных вещей только форма, дневник и зубная щетка. Ах, да! Ботинки. Ботинки казенные, но их разрешили забрать – не босиком же ехать в “Заслон”. Там, конечно, выдадут все новое уже по их форме.

– Бывай, Сень. Не поминай лихом.

Сосед хотел встать и броситься обниматься, но не решился. Холодный и слегка отстраненный взгляд Сергея не располагал к проявлению дружеских чувств. Поэтому он крепко пожал ему руку и потом еще долго смотрел на закрытую дверь.

А Сергей, выйдя из кадетского корпуса, сдал на КПП свой пропуск и направился к ожидавшей его машине. На полпути не удержался и обернулся.

Серое здание под массивными свинцовыми тучами, обещавшими скорый дождь. Не такой ли была и вся его жизнь? Неподвижный монолит абсолютно одинаковых дней, а впереди – тревожная моросящая неизвестность.

Сергей часто задавался вопросом, каким могло стать его существование, будь у него родители? Если бы жил в семье, ходил в обычную школу, по выходным гонял с друзьями в кибер-хоккей? Или в настоящий хоккей, какая разница? Может, у него даже была бы девушка.

От мыслей о девушке сделалось совсем неловко, он передернул плечами, выдохнул и сел в машину. Теперь его ждет другая судьба. Неизвестно какая, но точно другая, а это самое главное.

Искандер

– Папа, пожалуйста не начинай! Мы обсуждали это уже сто раз! – юноша с раздражением отмахнулся и уже собирался выйти из дома, но мужчина встал в дверном проеме и загородил путь.

– На этот раз я ничего не собираюсь с тобой обсуждать, – твердо заявил отец. – Машина приедет через пятнадцать минут.

– Ты серьезно что ли? Мама в курсе?

– В курсе.

– Она ни за что тебе этого не простит. Хотя бы ее мнение для тебя еще важно?

– Ты поедешь на стажировку в “Заслон” через пятнадцать минут. Это решено и не обсуждается. Это лучшее учреждение.

– С чего ты взял, что оно лучшее для меня? Я же сто раз тебе говорил, что буду поступать в художку. А не туда, где место стоит дороже.

– Вот пройдешь стажировку и решишь, куда будешь поступать.

– Но там же, кажется, нет художников, – язвительно заметил юноша.

– Карты рисовать будешь.

Искандер криво ухмыльнулся и мрачно ответил:

– Ну, как хочешь. Сам напросился.

Он достал из кармана большую старинную монету, подбросил ее и, ловко поймав, положил на тыльную сторону ладони.

– Орел! Так уж и быть, поеду. Но меня выгонят через три дня.

– Посмотрим, – строго ответил отец. – Твои вещи собраны.

– А разве не я должен их собирать?

– Мама положила все необходимое.

– А кстати, где она сама? Ни за что не поверю, что она меня отпустит не попрощавшись.

– У нее срочные дела на работе.

Искандер понимал, что отец лжет, но также понимал, что больше ничего от него не добьется, даже монетка не пробила броню. А потому обреченно вздохнул и вышел из дома.

Академия

Утро выдалось холодным и туманным. В воздухе повисло напряженное ожидание. Тишину нарушал только звук шагов юноши, который опоздал и теперь торопился занять место в конце шеренги. На него недовольно поглядывали другие адъюнкты – юноши и девушки семнадцати или восемнадцати лет. По рядам пробежал тихий ропот.

Когда все собрались согласно списку, высокий мужчина в светло-серой парадной форме с медалями на груди вышел из здания центрального корпуса и поднялся на небольшую левитирующую платформу. С минуту он молчал, а затем заговорил громко и напористо, чеканя каждое слово:

– То, что вы здесь находитесь, многое о вас говорит и многое значит.

Он обвел цепким взглядом присутствующих, стараясь запомнить их лица.

– Для каждого из вас, для “Заслона” и, как бы громко это ни прозвучало, для всего человечества. С сегодняшнего дня ваша жизнь будет непростой, задания – запредельно сложными, но все это обретет для вас особый смысл. Хотя только половина адъюнктов пройдет испытания, продолжит обучение в академии и превратится в полноценных сотрудников “Заслона”, я верю в лучшее в каждом из вас. Верю, что каждый найдет здесь свое место, свое предназначение и свою страсть. Многие применят таланты в инженерных специальностях и, возможно, изобретут машины, способные перенести человечество в безопасное место. Другие научатся лечить смертельные раны, нанесенные врагом. А один или, если очень повезет, двое станут “конькобежцами” – настоящим щитом, который защищает человечество от истребления.

Искандер стоял во втором ряду и уже несколько раз ловил на себе холодный взгляд человека в сером костюме. Он слышал от отца, что полковник Прыгунов – человек жесткий и принципиальный. Именно он заведует новобранцами, и его мнение много значит при отборе и на экзаменах. Если сейчас что-нибудь отмочить, то его наверняка исключат и отправят домой.

Юноша подбросил монетку – что ж такое – снова орел.

Монетка появилась назло отцу, который всегда говорил, что “действовать нужно решительно, а решения принимать обдуманно”. Поэтому, когда приходило время решать, Искандер отдавал все на волю случая. Орел – значит, “нет”, ничего не делать. Решка – “да” любым, даже самым диким затеям.

Магия шанса и случая против расчетливости и целесообразности – вот что мгновенно выводило отца из себя. Он не раз отбирал у Искандера монету, но тот всегда находил способ стащить из коллекции новую. Особенно нравились ауреусы Римской империи с профилями императоров и надписями на латыни. От них веяло основательностью и какой-то особой судьбой.

Сам Искандер не мог с уверенностью сказать, нужна ли монетка просто чтобы противостоять отцу, или ему действительно трудно было принимать важные решения. Все это обычно представлялось лишь забавой с толикой безумия. Но не сейчас, когда он чувствовал готовность и желание совершить важный поступок, а тому “противоречила” монетка.

Общежитие

Рита раскладывала вещи на полочках в шкафу – места полно, ведь жить придется без соседки. Что это, везение или наоборот – лучше бы кого-нибудь подселили? Так уж вышло, что она приехала последней, из-за чего в списке девушек-адъюнктов тоже оказалась последней, нечетной. Так что быть ей в одиночестве. По крайней мере, пока кого-нибудь не исключат. Брррр… об исключении, даже чужом, думать не хотелось.

А еще девушка боялась, что вот-вот нагрянет мать, начнет причитать, дескать вышла ошибка, и Маргарита Скворцова здесь только по недоразумению. Рита просто не сможет противостоять материнской заботе. А потом мама увезет ее домой, к чашкам Петри, реагентам, ретортам и химическим формулам.

Порой Рита старалась, очень старалась радовать мать, чтобы “иметь достойное будущее” и продолжить медицинскую династию вот уже в четвертом поколении. “Мы всегда боролись за жизнь, и это очень почетно”, – любила говорить мама. Вот только судьба совершила нехитрый кульбит, и девочка унаследовала от “непутевого” отца не только густые золотистые волосы, веснушки и челку “будто корова лизнула”, но и огненный темперамент.

Это было очевидно с самого рождения абсолютно всем, кроме матери, которая не могла представить ни свою, ни Ритину жизнь за пределами лаборатории. Мир науки, открывавшийся за серой дверью со значком «biohazard» и табличкой “посторонним вход воспрещен” стал для нее укрытием, глубоководной раковиной, в которой она чувствовала себя драгоценной жемчужиной. Там не страшны никакие невзгоды – ни плохие новости с орбиты, ни пробоины в куполе, ни даже сбежавший муж. Вместо этого своя, особая красота, стройная логика, подчиненная неизменным законам.

Ах, как она хотела передать дочери способность ощущать эту красоту. И была уверена, что однажды сможет, не понимая простого и очевидного факта – ястреб не способен жить под водой и оценить прелести подводного мира.

А Маргарита именно “ястреб” – быстрая, проворная, подвижная, с молниеносной реакцией. Лаборатория оказалась для нее не убежищем, а тюрьмой. И в какой-то момент она отчетливо поняла – если не сбежит, то заболеет чем-нибудь страшным, потускнеет, разучится летать и умрет. Но Рите хотелось жить, даже если это разобьет сердце матери.

Она закончила раскладывать вещи, посмотрела в окно, выходившее на площадь для построений, переоделась в черный костюм с красным треугольником на спине и отправилась в класс.

Экскурсия

Серьезные занятия у адъюнктов первого курса начинались только через неделю. Первые дни давались на адаптацию, знакомство друг с другом и с многочисленными павильонами “Заслона”.

Следуя за экскурсоводом, Сергей его почти не слушал – в кадетском училище уже преподавали историю создания системы трехуровневой защиты. Но другие ребята, похоже, многого не знали.

“Странно жить в мире, о котором ты имеешь лишь обрывочное представление, – думал юноша. – Хотя, может, так спокойнее. Зачем кому-то в здравом уме ложиться спать, зная о том, что прямо сейчас неизвестные и невиданные черные твари, буквально сотканные из тьмы и ужаса, терзают купол?”

Сначала они появились на орбите Марса и за несколько дней практически полностью уничтожили марсианские колонии, откуда планировалось начать экспансию на терраформированные планеты.

Экскурсовод понизил голос, и ребята навострили уши.

Нападавшие существа появлялись будто из ниоткуда, выжигали все черным пламенем и бесследно исчезали. После первого нападения все понимали, что следующая на очереди – Земля. Объявили общемировую тревогу, но у человечества не очень-то получилось объединиться. В городах росла паника, люди массово разбегались в поисках подземных убежищ, которых не хватало на всех.

Тогда-то “Заслон” и представил миру результаты своих разработок, которые давно велись как раз для подобного случая. Прекрасно понимая, что многомиллиардное население России не поместится ни в каких бункерах, инженеры “Заслона” за считанные недели развернули тончайший графеново-магнитный купол, который получил имя “Гагарин”.

А потом пришли они. Земля оборонялась дольше Марса, но и от ее населения мало что осталось. Щит хорошо держал удар и был пробит только в одном месте. Тысячи выживших из разных стран ринулись под его защиту, и тогда стало понятно, что нужен еще один, только гораздо больший по диаметру – чтобы вместить не только россиян, но и всех желающих.