Loe raamatut: «Сердце Черной Пустоши. Книга 1», lehekülg 13

Глава 22

Не сводя с меня взгляда, словно боится, что я исчезну, виконт провел ладонью по волосам и убирал прядь со лба. При это пальцы его подрагивали, как у лихорадочного.

Подбородок дернулся, точно виконт хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.

– Доброго дня, виконт де Жерон, – холодно поприветствовала я его. – Как прошла ваша высадка на остров?

Виконт не успел ответить. Над головой закудахтал попугай, на плече завопил Диларион, когда с грохотом и руганью, толпа моряков выволокла на палубу четверых людей. С черными от засохшей крови лицами, избитые, измученные, несчастные осели на палубу, едва их перестали держать.

Отшатнувшись, я вытаращилась на них, не зная, как реагировать, и спросила дрогнувшим голосом:

– Что происходит?

Но менян никто не услышал, а капитан Сэм поинтересовался у виконта:

– Вешать или топить? Мне до этого рыбьего корма дела больше нет. Сам решай.

Виконт вздрогнул, быстро взглянув на меня. Когда капитан проследил его взгляд, тоже дернулся и суеверно поплевал на плечо.

– И эта тоже, значит, – пробормотал он. – Призраком вернулась. Как леди Ру. Еще краше чем была!

Матросы, которые только что волокли несчастных, с проклятьями шарахнулись назад. А избитые люди, у которых только что не было сил даже стонать, споро поползли в разные стороны, перебирая руками и ногами чаще водомерок.

– Эта тоже теперь по кораблю ходить будет? – спросил кто-то из моряков. – Хоть бы эта добрая была. Вивьен-то злее черта, особенно при полной луне.

Не понимая, что происходит, я заговорила.

– Буду ходить, конечно. Не по воздуху же мне летать! А вот что с леди Ру меня сравнили, это я вам припомню.

Моряк, к которому обращалась, поплевал на плечи и отступил на пару шагов, а стоящие рядом принялись толкать его в бока:

– Слыхал, Соленый? Теперь она от тебя не отстанет!

– Сама сказала!

– На ровном месте встрял!

– Иди-ка ты знаешь, что теперь? На палубу ночуй!

Соленый не обращал внимания на тычки и обидные слова. Вместо этого упал передо мной на колени и завопил:

– Помилуйте, леди Гриндфолд! Я ж не со зла! Думал, вы нас не слышите! Простите великодушно!

Я перевела недоумевающий взгляд на виконта, и тот, наконец, встряхнулся, точно пришел в себя после глубокого сна.

– Прекратите этот балаган! – проорал он. – Никакой это не призрак! Это живая леди Гриндфолд! Будущая леди Черной Пустоши!

Моряки загомонили разом. Некоторые по-прежнему плевали на плечи, кто-то откровенно пялился на меня, ощупывая взглядами совершенно сухое и ничуть не примятое платье. У всех на лицах застыло одно выражение, по которому ясно – каждый хочет самолично пощупать, живая я или нет.

После острова Ивии происходящее на корабле казалось чем-то далеким и неправильным, как бывает, когда начинаешь догадываться, что спишь, и все происходит не по-настоящему.

Мои размышления развеял жесткий голос виконта.

– В каюту леди, и вахту к ней. Ей не пристало смотреть на казнь.

Медленно, как в кошмарном сне, я обернулась к де Жерону.

– Казнь?! – сорвалось с моих губ.

Тот из раненых, что ближе всего ко мне, слабо застонал, и я, ошарашенная страшной догадкой, бросилась к нему.

– Марко?! Конек! – прокричала я, поддерживая голову парнишки за затылок, силясь вглядеться в лицо.

Кожа сине-фиолетовая, практически полностью скрыта запекшейся кровью, один глаз заплыл, второй налился багровым, как у быка.

Я беспомощно оглянулась на капитана, но Сэм застыл со скрещенными на груди руками. А когда бросила взгляд на виконта, столкнулась с голубым огнем глаз.

– Что происходит? – спросила я. – Что с Коньком? Кто так бесчеловечно обошелся с ним? И остальные… Это же наши матросы!

– Больше нет, леди, – ответил капитан Сэм.

– Мне повторить еще раз? – тихим голосом, с нотками клокочущей ярости, спросил де Жерон. – В каюту леди! И не выпускать всю казнь!

– Казнь? – снова спросила я, чувствуя, как в груди заворочалось тревожное предчувствие. – Как казнь? Чью?

Сразу несколько моряков шагнули ко мне, замешкались, но потом приблизились еще немного, словно не до конца верят, что я настоящая.

Продолжая придерживать голову Конька на коленях одной рукой, вторую выставила вперед, направив голубые искры, готовые сорваться с пальцев, на надвигающихся матросов. Те закусили губы от страха, а я возблагодарила богов, что они не знают, как я перегорела и не способна ни на что, кроме этих искр.

– Стоять! – приказал капитан и те замерли с явным облегчением на лицах. – А вы успокойтесь, леди. И будьте так добры, пройдите в свою каюту!

– Да что здесь происходит, Дэйви Джонс вас всех дери?! – рявкнула я, сама испугавшись собственного голоса. – Пока меня не было, здесь все сошли с ума, что ли?!

– Здесь все сходили с ума, – тихо проговорил виконт, выделив слово "сходили".

– Мы все рады, что вы нашлись, – сказал капитан холодно. – Живой и невредимой. Но сейчас, вам, правда, лучше пройти в каюту. И не выходить из нее… какое-то время.

Страшное подозрение осенило меня, подбородок дрогнул, а глаз дернулся.

– Вы… – пролепетала я. – Вы намерены казнить Конька? И этих… людей?

– Это не ваше дело, миледи, – сказал виконт.

Капитан же ответил холодно:

– Именно, леди. И поскольку сие зрелище не для нежных глаз леди, мы просим вас удалиться в каюту, и не калечить людей магией.

Я икнула, а капитан тихо добавил, при этом его голос был вежливыми, но равнодушно-холодным:

– Достаточно того, что вы уже сделали.

Когда обернулась на матросов, ни один не захотел встретиться со мной взглядом. Все опустили глаза, а на лицах застыло осуждение.

Конек, чья голова лежит на коленях, застонал, бормоча что-то еле слышно. Не опуская руки, которая все еще искрится голубым, я склонилась к лицу парнишки и сумела разобрать слова.

– Я рад, что вы нашлись, леди, – прошептал Конек. – Правда, рад.

Подняв голову, я вскинула подбородок и уставилась на капитана, не мигая, избегая смотреть в сторону виконта.

– Что сделали эти несчастные, капитан Сэм? – спросила я.

Тот откашлялся, прежде чем ответить.

– Им поручено было вас… охранять, – сказал он после паузы, явно намереваясь прежде сказать "караулить".

– И? – поторопила я его.

– Они не справились, – сказал он, пожав плечами. – Не уберегли леди Черной Пустоши.

– Вы еще заново затяните песню о том, что я умерла, – посоветовала я, хмуря брови.

Капитан едва заметно зарделся от справедливого упрека, но когда заговорил вновь, голос его был тверд, как скала.

– Это ничего не решает, леди Гриндфолд, – сказал он. – Им поручено было охранять вас. Они сами признались, думая, что вам с корабля некуда деться, удалились в камбуз и на верхнюю палубу, где играли в кости.

Вспомнив, что, когда я покидала корабль, нижняя палуба была и вправду пустая, я невозмутимо заговорила.

– Это неправда, капитан. Приставленные люди охраняли меня, согласно вашему приказу. Должно быть, они признались под ужасными пытками, которым вы подвергли несчастных. Для того, чтобы сойти с корабля, я воспользовалась пологом невидимости, – соврала я.

– Что?! – прорычал виконт. – Да как вы посмели?!

– Каким-каким пологом? – переспросил капитан.

– Невидимости, – любезно подсказала я, словно мы вели беседу на светском приеме. – У ваших людей не было ни одного шанса против мага, который задумал сойти с корабля.

– Как вы посмели? – прокричал виконт. – Вам приказано было оставаться на корабле!

– Леди не отвечают, когда на них кричат, капитан Сэм, – сказала я, обращаясь исключительно к капитану. – И будьте добры, передайте перегревшемуся на солнце и уставшему от избиения невинных людей господину виконту, что никто не вправе мне приказывать. Кроме моего господина. Принца Черной Пустоши.

Горло сжало, когда произнесла последние слова. На палубе же воцарилась тишина.

Матросы недоуменно переглядывались, капитан хмурил брови, а попугай Старпом опустился на палубу и пешком приблизился к одному из раненых.

Заглянув в избитое лицо, каркнул:

– Пр-редатель! Где леди Чер-рной Пустоши? Отвечай, а то скор-рмлю р-рыбам!

После выходки попугая стало совсем тихо. Пока тишину не прорезал голос виконта:

– Значит, вы считаете меня чудовищем? – спросил он.

– Вы и есть чудовище, – так же тихо ответила я.

Осторожно сняв голову Конька с колен, я уложила ее на палубу, изо всех сил сдерживая слезы. Затем встала, расправив юбки и приблизилась к виконту почти вплотную.

Пристально глядя в голубые глаза, я проговорила:

– Я хорошо знаю, что такое честь, виконт. Что такое долг чести. И не вам контролировать каждый мой шаг. И уж тем более, не вам приказывать мне. Имейте ввиду, я плыву в Черную Пустошь и готовлюсь выйти замуж за вашего сюзерена добровольно. Если вы думаете, я хочу этого, или мечтала именно о таком замужестве маленькой девочкой – вы ошибаетесь. Но, тем не менее, я плыву на вашем проклятом корабле.

Виконт хотел что-то возразить, но я остановила его взмахом руки. Мельком обернувшись, поняла, что каждому из команды страсть как хочется услышать хоть слово. Даже попугай Старпом приближается, ковыляя, как обычная курица. Поэтому, когда продолжила говорить, говорила еще тише:

– Плыву, виконт. А могу остаться. Прямо на этом острове. Меня приглашали. К началу века. Но зачем ждать, правда? Можно же вернуться прямо сейчас, морской бог благоволит мне. И никто, ни одна живая душа не отыщет меня здесь. Ни вы с вашей наглостью, жестокостью и совершенным отсутствием воспитания, ни эта ваша психованная леди Ру! И вам не удержать меня на корабле против воли! Ищите своему Черному Принцу другую проклятую невесту!

Пока говорила, взгляд виконта темнел, словно неожиданно навалилась ночь. Когда закончила, глаза его были совсем черные. Воспользовавшись тем, что он молчит, я снова заговорила.

– И не надо, пожалуйста, ваших побасенок про мою безопасность и ваше в ней участие! Все, о чем я мечтала, о чем просила, это глоток свежего островного воздуха и возможность ступить на твердую землю после недели плавания… Вы в этом мне отказали, а потом измывались над несчастными, вместо того, чтобы задуматься, может, мне нужна помощь…

Виконт смотрел на меня не мигая, лицо застыло, словно на него наложили отлитую из гипса маску.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая продолжения монолога. Когда понял, что говорить больше не собираюсь, отвесил подчеркнуто вежливый поклон, отступил в сторону и обернулся к капитану.

– Сэм, – проговорил виконт глухим голосом. – В силу открывшихся обстоятельств…

– Да я и сам вижу, – буркнул капитан Сэм.

Бросив на меня виноватый и одновременно осуждающий взгляд, он рявкнул:

– Отдать швартовые! Этих – в лазарет!

Моряки тут же принялись исполнять приказы. Я же перевела дыхание. С силой зажмурилась и тряхнув головой, подошла капитану.

– Вы что-то хотели, леди? – хмуро спросил капитан Сэм, когда я присела в книксене.

– Да, капитан, – холодно ответила я. – Я прошу у вас, как у капитана этого судна, дать мне дозволение принять участие в уходе за безвинно пострадавшими от кое-чьей жестокости и бесчеловечности членами команды.

Капитан избежал встречаться со мной взглядом, буркнул через плечо "дозволяю", прежде, чем удалиться.

Оказавшись в своей каюте, я уперлась спиной в стену и медленно по ней сползла. А усевшись на пол, уронила голову в сложенные на коленях руки.

Чарующее впечатление от острова вилы испарилось, словно сон. Вместо него обрушилась тоска от неумолимо приближающегося королевства, которое отныне мой дом, вместе с Черным принцем, которого я сегодня впервые, во всеуслышание назвала своим господином. Реальный мир, оказавшийся столь жестоким и беспощадным, опутал меня паутиной, из которой не выбраться.

Какое-то время я раскачивалась, обхватив руками колени, по-прежнему отказываясь верить в происходящее, в изуродованные побоями лица, что видела на палубе, холодное "запереть леди в каюте и не выпускать, пока не закончится казнь".

Над ухом пискнули, и я вздрогнула, точно пришла в сознание после долгого сна.

– Ты прав, Диларион! – воскликнула я. – Раненые! Нам нужно позаботиться о них! Но виконт.... Святое войско! Он чудовище! Настоящее кровожадное, не знающее жалости и сострадания, чудовище!!

Я вскочила и бросилась к походному сундуку. Через минуту извлекла наружу фолиант и сунула закладку в лекарский раздел, наскоро пробежавшись по заклинаниям исцеления. Затем выудила шкатулку с порошками и крохотными колбами. Положив на нее фолиант, подхватила все вместе и, поднявшись, направилась к выходу.

Дверь распахнулась перед моим носом, хоть и не притрагивалась к ней. Я вздрогнула и опустила взгляд, когда увидела на пороге виконта де Жерона.

В той же распахнутой на груди рубахе, с серым изможденным лицом и запавшими глазами, вокруг которых пролегли глубокие тени.

Я сделала попытку обойти его, но мне преградили дорогу. Гордо вскинув подбородок, я посмотрела де Жерону прямо в глаза. Показалось, он вздрогнул, но спустя секунду поинтересовался привычным, холодным, как льды северных морей, тоном:

– Что вы делаете, леди Элизабет?

– А на что это похоже? – грубо ответила вопросом на вопрос я. – Собрала лекарские настои и спешу в лазарет, чтобы облегчить страдания несчастных, пострадавших от вашей жестокости.

Виконт не ответил. Взгляд потух, когда он сглотнул и отступил на шаг, пропуская меня.

Не удостаивая его взглядом, я ринулась на нижнюю палубу.

Лазарет нашелся в два счета, стоило посмотреть истинным зрением. По коже поползли мурашки, когда ощутила отголоски той боли, что терзала пострадавших по моей вине людей.

До самого вечера, о котором узнала по багрянцу заката в окне, я провела у постелей несчастных. Заклинание забытья быстро избавило их от страданий, а порошки затягивали раны и сращивали поломанные кости в сотни раз быстрее, чем при выздоровлении естественным путем.

Вахта из выполняющих мои распоряжения матросов сменялась трижды. Я же упорно продолжала прилагать максимум усилий, чтобы облегчить страдания людей, хорошо зная, что целительные чары имеют накопительный эффект – чем больше вложу сил сейчас, тем быстрее люди поправятся.

Дверь в лазарет скрипнула, впустив сперва клубы дыма, а затем Весельчака Роджера. Я раздраженно махнула рукой, и трубка боцмана перестала дымить. Оба, и Роджер, и Старпом, который сидит на плече моряка, посмотрели на меня осуждающе.

– Нечего дымить, – строго сказала я, склоняясь над Коньком. – Здесь раненые.

– А и не скажешь, что раненые, леди, – удивленно пробасил боцман, вглядываясь в гладкое, без единой царапины лицо юноши.

Я осторожно положила шипящий, пропитанный розовой пузырящейся жидкостью компресс на лоб парнишки и проговорила устало:

– Да, раны затянулись, угроза жизни и здоровью позади, но они еще слишком слабы.

Я зажмурилась, мотая головой, силясь сдержать себя, но, помимо воли, вырвалось:

– Это все, что я могла сделать для них после расправы этого… чудовища.

– Капитан у нас, конечно, не сахар, миледи, – подтвердил боцман. – Ну так в море по-другому нельзя. Парни сами знали, на что шли. И то, Сэм вона, помиловал их. Другой бы, не задумываясь, на корм рыбам пустил. Думаете, никто не понял, что вы их из жалости бабской отмазали? Да они сами себя сдали, когда вас на корабле не обнаружили, сами каялись, нас нагнамши на берегу, что не уберегли леди… Так-то.

Я густо покраснела от известия, что мой обман раскрыт, причем сходу, и, сдвинув брови, пробормотала:

– Капитан? При чем здесь капитан? Я о господине виконте, что издевался над этими людьми.

Боцман крякнул и почесал макушку, а попугай на его плече нервно забил крыльями.

– Виконт? – переспросил он. – Виконт этих болванов как раз-таки спас! Он ведь, леди, всю ночь бегал по острову, как безумный, вас искал. Всех там на ноги поставил, вроде даже убил кого-то. Моряк там какой-то жаловался, мол, не попробовал на вкус какую-то сладкую, как мед, шлюху, что все твердила, что она леди… Вот он и…

Заметив мои широко распахнутые глаза и рот, боцман смутился и пробормотал:

– Простите, миледи, я хотел сказать, портовую девку… Да и не могла она быть на вас похожей, где ж это видано, чтоб срамные девки были на ледь похожи… А что рыжая, так кто сейчас не рыжий…

Боцман покраснел. Когда понял, что сморозил глупость, раздраженно махнул на меня рукой, словно я нарочно сбиваю его с толку.

– Так-то, миледи! Виконт только перед вашим возвращением объявился! Как увидел, что команда с этими болванами сделала, потребовал суд и казнь, чтоб честь по чести. Хоть видно было, у самого руки чесались… да что там руки… зубы… глотки за вас перегрызть.

– Вот как? – проговорила я. – Потребовал суда и казни? Да он само великодушие, этот ваш любимец виконт.

– Забавная вы, леди, – проговорил боцман. – Молоденькая совсем и жизни не знаете. Шли бы отдохнуть. А господин виконт вовсе не мой любимец. И, знаете, что? Мы с ним, как говорится, и огонь и воду… А только сегодня впервые увидел, как у него руки дрожат. Раньше-то, даже когда вся эта заварушка с леди Ру была, думал, он из железа сделан. А сегодня вот понял, что нет.

– Не отвлекайте меня вашими глупостями, – попросила я, меняя юнге компресс на лбу. – Не видите, разве, я накладываю чары. С ними люди будут здоровыми и отдохнувшими уже к утру.

Глава 23

Еще несколько часов я провела с ранеными. Конек пару раз просыпался и порывался куда-то бежать, кого-то убивать и наказывать негодяев. Приходилось наваливаться на него всем весом, чтобы удерживать в кровати. Несмотря на его щуплость, парень оказался достаточно сильным и один раз чуть не поднялся вместе со мной.

Лишь, когда солнце село, а небо укрыло темным бархатом, рассыпав звезды, больше похожие на холодные острия иголок, моряки погрузились в целительный сон.

Вытерев руки о полотенце, которое от примочек и настоек насквозь отсырело, я поднялась с кровати и прошла к окну. Чтобы пустить свежего воздуха в каюту, несколько минут возилась с щеколдой. Та присохла из-за редкого использования и смогла открыться лишь после приложения усилий.

– Неудивительно, – пробормотала я, распахивая окно, – что они чихают. В такой духоте у любого нос заложит.

В лицо ударила струя свежего воздуха, и я закрыла глаза, наслаждаясь прохладой. На несколько мгновений из мира исчезли пираты, моряки, принцы с их таинственными невестами, которые с тревожной периодичностью исчезают и гибнут. Я просто стояла и отдавалась ветру, надеясь на лучшую жизнь, которая хотя бы отдаленно напоминает ту, о которой мечтала для меня Бенара.

Простояв так минут пять, я прикрыла створку, чтобы моряков не протянуло сквозняком и тихонько покинула каюту.

У самых дверей меня встретили два матроса, здоровые, как быки, которые зачем-то встали на задние ноги, и которых я прежде не видела на корабле.

Они одновременно посмотрели на меня сверху-вниз, тот, что справа прогудел низким голосом:

– Леди закончили?

Я кивнула.

– Да. На сегодня закончила. Завтра приду проверить их самочувствие. Имейте ввиду, в каюте осталась книга по травоведению. Прошу проследить за ее сохранностью.

Моряки переглянулись, а я мило улыбалась, надеясь, что они не поймут умысла отвлечь их от слежки за мной.

Пару секунд они переглядывались, словно и впрямь обменивались мыслями, а я с удивлением поняла, что моряки похожи, как две капли воды. Оба широкоплечие, со светло-русыми волосами и широко посаженными глазами. Их внешность больше подходит для бойцов каких-нибудь кровопролитных праздников, где людей сгоняют в ямы, выдают оружие и заставляют сражаться. Но этих жизнь каким-то образом занесла в море, на корабль Черного принца.

Наконец, правый снова проговорил:

– Нам приказано проводить вас к каюте.

– Я могу сама, – отозвалась я.

– Не можете, – резко сообщил моряк.

Я вздохнула, но спорить не стала.

Когда мы направились через палубу, матросы, или те, кто ими казался, заняли места по обеим сторонам от меня, словно могу выпрыгнуть за борт и вплавь направиться к острову.

Они шли так близко, что я чувствовала запах старой одежды, просоленной потом и зноем, слышала тяжелое дыхание, какое бывает у кабанов или быков, готовых к атаке. Дойдя до двери, я резко развернулась и произнесла самым любезным тоном, на какой была способна:

– Благодарю великодушно. Но в каюту я войду самостоятельно. Какой бы вы ни получили приказ, входить в покои леди Черной Пустоши не позволено никому. Кроме… Не важно. Никому не позволено.

Моряки снова переглянулись. Правый кивнул. Я ожидала, что они развернутся и отправятся сторожить раненых, который могут сбежать или учинить что-нибудь еще непотребное. Но они одновременно развернулись ко мне спинами и замерли, как два гигантских колосса.

Хотела сказать, что они могли бы отправиться по своим делам, но в последний момент передумала и решительно вошла в каюту.

С момента, как ее покинула, здесь все осталось так же. Кроме Дилариона, который раскидал фолианты, которые выложила на кровать, когда искала книгу по травоведению и лекарствам. Теперь он растянулся на постели, выставив светлое пузо вверх, и смотри на меня осоловелыми глазками.

– Только не говори, что ел страницы, – строго сказала я.

Дракончик что-то лениво пропищал и перевернулся на бок, медленно и устало, как объевшийся тюлень.

Я принялась собирать книги и то, что от них осталось, одновременно складывая в коробку ленты и подвязки, которые зачем-то понадобились дракончику. Они оказались разбросаны по полу возле кровати и, если бы виконт их увидел, непременно выкинул бы какую-нибудь колкость.

Наконец, я справилась с уборкой и устало опустилась на кровать. Только сейчас поняла, как измотана. После встречи с моряками, которые хотели сотворить со мной нечто ужасное, хотелось помыться, но идти в купальную, где до этого летала и сидела в ванне призрачная невеста, не решалась. Мелькнула мысль о купальне виконта, но я ее быстро выгнала, решив, что позора на сегодня хватит.

Но ощущение грязи не отпускало. Тяжело вздохнув, я поднялась и направилась в купальную.

Быстро, словно за мной гонятся пираты, я схватила деревянный таз и налила в него воды. Пока она текла в посудину, я нервно оглядывалась и дергалась, боясь обнаружить за спиной призрака. Лишь, когда воды оказалось достаточно, закрыла кран и бегом выскочила из купальни с тазиком в руках.

– Помыться все равно надо, – проговорила я Дилариону, который смотрит на меня одним глазом и лениво ворочает языком.

Поставив таз рядом с кроватью, я быстро сбегала к окнам и задернула шторы. Потом вернулась к посудине и быстро стянула платье, моля богов, чтобы у виконта, который может нагрянуть в любую минуту, хватило ума постучаться.

Мыться в тазике было не удобно и тесно. Приходилось наклоняться, изворачиваться и приседать. На пол пролилось воды больше, чем на меня, но омовение все же закончила.

Вытершись насухо полотенцем, которое оказалось под кроватью, видимо, по вине Дилариона, я влезла в ночную рубаху. На этот раз приличную, с высоким воротом, длинными рукавами и подолом. Единственный недостаток сорочки оказался в ткани, которая слишком тонкая, и сквозь нее просвечиваются части тела.

– Эту точно Нинель подсунула, – проворчала я.

Диларион возмущенно запищал, когда бесцеремонно сгребла его в ладони и переложила на подушку. Скользнув ужом под одеяло, я содрогнулась от холода простыней.

Дракончик скользнул под пушистое покрывало, и немного потеплело.

Сжавшись в комок, я поняла, что не в силах сомкнуть глаз от страха перед призрачной невестой, хотя веки налились свинцом, а по телу прошла волна неприятной усталости.

– И ведь даже щит не сотворить, – пожаловалась я Дилариону и тут же зажала рот ладонью, сообразив, что мои неосторожные слова мог слышать не только питомец.

Приподняв голову, я огляделась, убеждаясь, что по-прежнему одна в каюте.

Высунув из-под одеяла руку, щелкнула пальцами, и под потолком закружила стайка магических мотыльков. Но света ощутимо убавилось, когда двое из них вдруг заискрили и потухли.

– Да, так куда лучше, – громко произнесла я, в надежде, что Вивьен Ру услышит. – А то получилось слишком уж много света…

Заметив, что в унисон сказанному начала мигать чуть не половина мотыльков, я испуганно сглотнула.

В тот момент, когда я готова была вскочить с кровати и выскочить за дверь прямо в сорочке, по палубе прогрохотали шаги. Мерцание мотыльков прекратилось, в каюту вернулся ровный свет. Глубоко вздохнув, я опустилась на подушку и прикрыла веки.

Прислушавшись, услышала, как моряки, что несут вахту под дверью переговариваются вполголоса, и осознание того, что я не одна, успокоило.

Снова раздались шаги, и один из тех, кто провожал меня до каюты из лазарета, резко сказал:

– Не положено.

В ответ раздалось ругательство, настолько грязное, что мои щеки запылали. Выругавшись, Морской Бык пробасил:

– Что значит, не положено, песьи дети? Кому это не положено?

Ему тут же ответили, подчеркнуто вежливо и услужливо, но все же неприступно:

– Нам не положено, дядя. Нам. Не положено никого пускать к леди.

– Леди почивать изволит, – присоединился к беседе второй матрос.

– Да что вы удумали? – прорычал кок. – У леди за весь день маковой росинки во рту не было, кто ж почивает на голодный желудок?

Я закусила губу и смяла одеяло пальцами. Первым порывом было броситься к двери и распахнуть ее настежь, но, когда вспомнила, в каком я виде, осталась в кровати.

Какое-то время моряки спорили о том, стучать или не беспокоить "леди". Спор окончился заверением матросов, что, если услышат хоть шорох из каюты, тут же постучат и предложат мне "гору еды, которую ты, дядя, зовешь парочкой бутербродиков".

Морской Бык нехотя согласился, но не успел удалиться, как его окликнули:

– Дядя?

– Что вам еще?! – прогрохотал кок.

– А зачем леди Черной Пустоши эта миска с кровью? – осторожно уточнил моряк дрогнувшим голосом и добавил: – Или мы чегой-то о ней не знаем?

– Так то дракону ейному, – пробасил Морской Бык, и в ответ облегченно выдохнули.

То ли Диларион понял его слова, то ли учуял свежую, еще дымящуюся кровь, но в следующую секунду заверещал, словно его режут и ринулся к двери. Не рассчитав силы, врезался в дверь, осел на пол и тут же принялся снова тыкаться в дверь мордочкой. При этом верещал так, словно собака, которую украли у хозяина и куда-то везут помимо воли.

В унисон его писку прозвучал рев кока: "малыш!", а я поняла, что выйти придется.

Повертев головой в поисках халата, поняла, что найти его не получится, даже если перерою все коробки. Диларион постарался на славу, раскидывая не только книги и ленты, но и перетаскав даже легкие саквояжи.

Я неохотно спустила ноги на пол. Стопы обожгло холодом, словно за время, пока лежала в кровати, комната настыла, а пол покрылся ледяной коркой. Поднявшись на цыпочки, я быстро прошла к двери и приоткрыла ее, высунув лишь голову, чтобы остальное тело осталось скрытым створкой.

– Что тут творится? – поинтересовалась я.

Здоровяки разом оглянулись на меня, а кок расплылся широкой улыбкой и, отпихнув моряков, прогудел радостно:

– Оголодала! Как пить дать, оголодала! Вы что, остолопы, не видите? Она ж светится вся!

Я на всякий случай оглядела себя, проверяя, достаточно ли хорошо укрыта от посторонних глаз, и, лишь, когда убедилась, произнесла:

– Если честно, я не сильно голодна.

– Как это не сильно? – изумленно выдохнул кок. – Ты не стесняйся, девочка… В смысле, леди. Не стесняйся. Нечего на этих увальней смотреть. Они тупые, как валенки. Знаешь, что такое валенки?

Я озадаченно покачала головой, а кок продолжил, радостный, что может просветить и меня, и матросов:

– Это обувка такая. Говорят, страна где-то есть, холодная, как… Не при леди будь сказано. Как зад у мертвеца, в общем. Там снег месяцами лежит. Сугробы во-от такие! И там эти валенки на ноги цепляют и ходют. Теплые, говорят, но тупые.

Я осторожно поинтересовалась:

– У тамошней обуви есть ум?

– Э… протянул кок озадачено. – Не знаю. Почему ум-то?

– Ну, раз они тупые, значит есть обувь, которая умная, – заключила я. – Наверное, в этой стране очень сильные маги, если у них даже обувь умная.

Кок почесал лоб, пытаясь понять, правильно ли я восприняла его слова, потом махнул рукой и произнес:

– Не знаю. Да при чем тут валенки? Я говорю, вам поесть надо. Еды, а не валенков. Я принес.

Морской Бык отвернулся, повозился и через секунду, как по волшебству выставил передо мной целый поднос с тарелками. Одна из них доверху наполнена кровью, и Диларион за моей спиной требовательно заверещал. Послышались цокающие прыжки, через пару секунд он вспорхнул мне на плечо.

Когда его маленькая голова высунулась возле моей, Морской Бык еще шире расплылся в улыбке и проговорил нарочно умильным голосом, который не вяжется с его крупной фигурой:

– Ой ты мой маленький. Проголодался. Морской Бык тебя накормит. А то все злые и недобрые, бьют и плакать не дают.

Дракончик пискнул, а я с сомнением покосилась сначала на него, потом на кока, который, по-видимому больше рад Дилариону, чем мне. Хотела пригласить его в каюту, но потом вспомнила, что неподобающе одета и проговорила:

– Я очень благодарна за заботу. Вы можете оставить поднос.

Плечи кока заметно повисли, он вздохнул, но все равно сделал шаг и протянул поднос. Я пару секунд думала, как его принять и не показаться срамной девой, но потом решила, что на палубе темно и, если буду действовать быстро, никто ничего не заметит.

Высунувшись из-за двери, я шагнула на палубу и вцепилась в поднос. Чтобы не казаться совсем неблагодарной, присела перед коком в книксене и только собралась отшагнуть обратно в каюту, как из-за спины Морского Быка появился виконт.

Я застыла с распахнутыми глазами. Кок словно не заметил моего непотребного одеяния и ковыряет пальцем в зубе, а моряки развернуты спинами. Зато лицо виконта даже в лунном свете побелело, как стена.

Протиснувшись между Морским Быком и одним из матросов, он быстро приблизился. Горячая рука вцепилась в локоть, и виконт с силой втащил меня в каюту, громко хлопнув дверью.

– Вы что? – зашипел он. – Вы с ума сошли? Вы… Вы… Вы!

Он задохнулся и стал нервно глотать, а я недоуменно смотрела на его белое с запавшими глазами лицо и пыталась понять, какую казнь он приготовил мне на этот раз.

– Вы в порядке? – участливо спросила я, отшагивая к кровати, затем поставила поднос и села.

Дракончик кубарем скатился с плеча и зачавкал, лакая кровь из миски.

Де Жерон, наконец, справился с дыханием и проговорил:

– В порядке ли я? В порядке? Вы издеваетесь? Нет! Конечно я не в порядке! О каком порядке может быть речь, если вас не было сутки!

Я отломила от зажаренного каплуна кусочек и отправила в рот. От этого жеста виконт побледнел еще больше, губы затряслись, а мне показалось, что в таком виде он выглядит вполне милым, если бы не безумный блеск в глазах и часто сжимающиеся кулаки.