Loe raamatut: «Следы на облаках. Том 1», lehekülg 4
Глава 4. Эмма
Ольга
Полночи я прождала в приемном отделении городской больницы номер восемь. Надеялась, Эмма придёт в себя и всё объяснит. Но доктор Качарян сказал, что ей необходимо отдохнуть. Он как-то странно на меня смотрел, словно это я во всём виновата, но вслух подозрений не высказал. Обещал позвонить, когда она проснется. С этим я и отправилась домой. Приняла душ, переоделась и сразу на работу.
По сочувственным лицам моих лоботрясов понятно, что выгляжу я так себе. Сегодня предстоял тяжёлый день, а я не спала ни часу. Надо утрясти оставшиеся вопросы с недавно открытой, но уже жутко популярной торговой сетью «Вояджер». Конечно, в канун Нового года все хотят пораньше свалить домой, но дело прежде всего.
– Ольга Марковна, звонил Турецкий. Подтвердил встречу.
– Хорошо.
– И вот, Михаил Рудольфович с утра принёс. Вы обещали почитать.
Маша с мишурой на шее уныло протянула мне папку с проектом хвалебной статьи о «Вояджере», которую позавчера пробно настрочил Стас, а я обещала дать её в первом выпуске нового года.
В очередной раз перечитывая фальшиво-сладкие предложения, я вдруг снова ощутила пугающую зыбкость реальности. Рука сама потянулась к шее. Там висел злополучный кулон, хотя (убей бог!) не помню, чтобы я его надевала после душа.
Маша говорила что-то, но очень медленно, как в тормозящей записи.
– Вы очень устали, Ольга Марковна. Ну к чему себя так изводить? Отпустили бы всех домой. Сегодня же праздник.
– Что? – я ушам своим не поверила.
Маша озадаченно уставилась на меня.
– Что ты сказала сейчас?
– Я? – ещё больше удивилась она. – Ничего. Я молчала.
– Нет, ты сказала…
И тут до меня дошло. Вряд ли она издевается надо мной, Маша на это не способна. Тогда, как ни глупо это звучит, я читаю её мысли!
– Ладно, ничего.
– Вы хорошо себя чувствуете? – сострадательно поинтересовалась моя помощница.
– Нормально.
«Как же! Нормально… Бледная и уставшая. Даже косметика не спасает. И вообще какая-то странная сегодня, как не в себе. Может, из-за праздников? Отпустила бы уже всех. Зачем тут торчать до ночи?»
– Всё, хватит! – я попыталась стряхнуть наваждение. – Иди, Маша.
Надо было что-то делать, с кем-то посоветоваться. Только с кем? Я с ужасом поймала себя на том, что паникую. Что со мной не так? Или наоборот? Может, это дар? Надо проверить.
А за окном поднялась настоящая метель, завывая, по словам классика, «как зверь». К вечеру придётся выкапывать машину из сугроба, да ещё эта статья. Может, и правда – всё бросить и отпустить всех домой? Нет, нужно закончить дело. И Турецкий не любит переносить встречи, да и сроки поджимают. Значит, придётся…
⁂
…Вот, кажется, тот самый дом, о котором говорил Дистар. Да, всё сходится: элитная новостройка в самом центре города. К чему мне никак не привыкнуть, так это к местным дурацким жилищам. Не понимаю, зачем они строят дома такой высоты? А сейчас ещё придётся подниматься на двенадцатый этаж.
– Ну, и куда дальше?
Мезра, конечно, была против всей этой затеи. Честно сказать, я сам до сих пор сомневаюсь. Но знаю чётко одно: мы должны выбраться из Серой Мерности во что бы то ни стало! Все средства хороши. А Мезра… Ну, подуется ещё немного и простит… Надеюсь…
– Я вопрос тебе задала.
– Прости, отвлёкся. Туда, – я ткнул пальцем в новостройку за высоким забором охраняемой территории. – Двенадцатый этаж, квартира 47.
– И как мы туда попадём? Здесь охрана. Не заметил?
– Заметил.
Мезра нервничает, переживает насчет задания, а может, просто голод стал намного сильнее. Ей необходимо питаться, но как её заставить?
– Как ты мог пойти на это, не понимаю.
– Я уже объяснял. Не переживай, ладно? Все получится.
– Тебя как будто жизнь ничему не учит, – зло проворчала она. – И меня в это втянул.
Что тут скажешь? У самого на душе мерзко. Жаль, что она злится и не понимает. Но я буду делать всё что угодно, лишь бы вытащить нас отсюда, даже выполнять поганые задания Дистара.
В Ардо, конечно, я чего только не делал для хозяина, но это… Перевернуть чью-то квартиру вверх дном, чтобы найти безделушку, которая, как считает Дистар, может оказаться Знаком? Плевать… Я чувствовал в руке тёплую ладошку Мезры, и мне даже казалось, что я слышу трепетный стук её сердца… Всё, пора…
⁂
…Уф! Приснится же такое! Я даже приоткрыла окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, а то голова чугунная после такого сна. И главное, спала всего каких-то минут десять. Уже второй раз такой яркий и реалистичный сон, да ещё с теми же самыми нелепыми персонажами, я уже молчу о фантастическом сюжете. Кто этот парень? Невысокий, худой, темноволосый… И девушка… Я точно не видела их раньше. Тогда что они забыли в моих снах? И почему снится, что именно они влезли в мою квартиру? Нет, надо собраться и вернуться в работу, пока никто не заметил, что со мной что-то не так.
Я решительно села за стол и вернулась к злополучной статье. Её пришлось забраковать. Велела Стасу ничего не трогать, пока мы не утрясём окончательно с «Вояджером». Он, конечно, побухтел, как обычно, но смирился. Вообще, Стас – парень талантливый, но рассеянный и ленивый. Всё время приходиться пинать, чтобы ускорился.
Я боялась, что из-за непогоды он опоздает, но Турецкий пришёл на встречу, как часы, ровно в два и ни минутой позже, даже завидно. Маша пригласила войти седеющего, но подтянутого мужчину, манера одеваться которого, как всегда, не соответствовала занимаемой должности. Правда, всё равно видно, что джинсы и модный джемпер он купил не на рынке, а в дорогом фирменном бутике.
– Добрый день, Ольга Марковна! С наступающим Вас!
– Здравствуйте. Благодарю. И вас с наступающим, Максим Леонидович. Присаживайтесь.
«Эх, красивая баба. Жаль, колючая, не подкатишь».
И улыбается как ни в чем не бывало.
– Давайте сразу к делу. Времени мало, – скороговоркой сказала я, стараясь контролировать выражение лица.
«О, и сразу к делу? Хм, закрутил бы я с тобой дело. Может, прямо на этом столе?»
В голове мелькнуло, что так я долго не выдержу, и поэтому я сказала как можно чётче:
– Я вас слушаю.
И тут начались самые странные переговоры в моей жизни. Турецкий принялся излагать концепцию нашего сотрудничества. Он был красноречив, как и положено заместителю директора по развитию. Но его слова, произнесённые вслух, резко диссонировали с мыслями, которые я никоим образом не должна была слышать, но почему-то слышала. Я запуталась.
– Подождите. Я могу ознакомиться с вашим предложением, так сказать, лично?
Он охотно разложил передо мной документы. Я попросила Машу сделать два кофе и стала читать. На первый взгляд предложение выглядело симпатично. В двух словах: хвалебная статья о «Вояджере», как мы и договаривались предварительно, плюс реклама их еженедельных мероприятий. С их стороны – 20-процентная скидка на распространение. Решила, что стоит уломать его хотя бы на тридцать пять процентов.
– Максим Леонидович, а что если вы пойдёте нам навстречу и поднимете скидку до тридцати пяти процентов?
В этот момент (клянусь!) у меня что-то щёлкнуло в голове. Я буквально физически почувствовала, как звуки, извлекаемые мной, проникают в его сознание и обволакивают, словно кисель. Ощущение, скажу вам, не самое приятное – всё равно что вляпаться в вязкую жижу.
– Мы согласны на тридцать пять процентов, – произнёс он немного заторможено. При этом поток его любвеобильных мыслей резко прекратился.
Несколько секунд я тупо смотрела на него, отказываясь верить в это. Но потом…
– А что если мы увеличим скидку до пятидесяти?
– Хорошо.
– То есть, вы согласны?
– Да.
– А как же Борис Ефимович?
– У меня есть доверенность на право первой подписи.
И прямо у меня на глазах он открыл ноутбук и внёс в договор новые условия. Затем распечатал в двух экземплярах с флэшки и тут же подписал, не забыв шлёпнуть печать. Я машинально поставила свою подпись.
– Ещё раз с наступающим Новым годом, Ольга Марковна! И поздравляю с удачной сделкой!
Он улыбался неестественно широко, словно загипнотизированный… Стоп! Выходит, что же? Это я его загипнотизировала? Но так же не бывает?! С другой стороны, как ещё объяснить, что он согласился на эти чудовищные условия? Представляю, что с ним сделает Борис Ефимович, когда узнает! Впрочем, не всё ли равно? Главное, чтобы он не понял, что произошло на самом деле.
Когда машина Турецкого скрылась из виду где-то в конце Благовещенского переулка, приютившего наше офисное здание, я, наконец, очнулась.
– Ольга Марковна, – пресно поинтересовалась Маша, заглядывая в кабинет, – вам ещё что-нибудь нужно?
– Ладно, – весело бросила я, довольная собой, – идите уже домой. С наступающим!
Машина физиономия мгновенно просияла.
– И вас с наступающим, Ольга Марковна! Сейчас…
Она исчезла за дверью и через секунду вернулась с небольшой коробочкой в новогодней обёртке с колокольчиками и шарами.
– Это вам.
– Маша…
– Это костяной фарфор, – тараторила она, разворачивая упаковку, – дядя Слава из Китая привёз. Ручная работа. А я знаю, вы очень любили ту чашку, что разбилась на днях.
– Да, она была мне дорога.
– Вот!
Маша отодвинулась, демонстрируя великолепную работу китайских мастеров. Не то чтобы я была поклонницей фарфора или китайцев, но ту разбитую чашку мне подарила Эмма ещё в детстве. По правде сказать, это был набор – чашка и блюдце с нежной веткой сакуры (или что у них там растет?), а вторая чашка с блюдцем была у Нины. Эмма заказала их какому-то очередному родственнику, который не то ехал в Китай, не то проезжал через Китай. И вот эта самая чашка разбилась на днях, причем совершенно нелепым образом. Я к ней даже не притрагивалась, только протянула руку. А она вдруг треснула и распалась на две половинки.
– Спасибо, Маша. Очень мило.
Я, конечно, со всей этой суматохой о подарках забыла. С этой мыслью села в свежеоткопанный с помощью Вадима фольксваген и отправилась по магазинам. Накупила кучу барахла сотрудникам, не забыла и о Петре Семёновиче. Но самое главное – Эмма.
Доктор Качарян с утра сообщил, что ей стало лучше. Прямо камень с души свалился. Поэтому еду к ней с лёгким сердцем с цветами (она очень любит розы) и очаровательным итальянским зонтом в подарок. Попробую уговорить доктора закрыть глаза на мое присутствие в честь праздника.
Со всеми хлопотами у больницы нарисовалась только часам к восьми. Конечно, посещения уже закончились. Хорошо, именно сегодня дежурил доктор Качарян. Недовольная девушка из регистратуры с трудом согласилась его вызвать.
– А, это вы, – недружелюбно поздоровался он.
– С наступающим! – протягиваю ему пакет с интересным содержимым: бутылка французского коньяка «Камю» восьмилетней выдержки и бутылка шампанского «Боланже».
Судя по ошалело засиявшему лицу доктора, он хорошо разбирается в элитном алкоголе.
– Вы… Спасибо…
– Доктор, мне бы увидеться с тётей, – многозначительно говорю я.
– Ну… – воровато озираясь, тянет паузу Качарян. – Хорошо, только недолго.
Вот и ладненько! А насчет «недолго» – посмотрим, как там карта ляжет. Ну не оставлять же Эмму одну в новогоднюю ночь в больнице? Доктор Качарян, который сразу же стал называть меня почтительно «Ольга Марковна», лично проводил неурочного посетителя до VIP-палаты и взял обещание, что до десяти ровно я исчезну.
– Здравствуй, Эмма. Ну, как ты?
Так неуютно здесь, несмотря на VIP. Может, потому что в больницах всегда неуютно? Эмма лежит бледненькая, худая, но глаза улыбаются. Она смотрела телевизор, показывали какой-то старый фильм, кажется, «Старики-разбойники».
– Олечка, ну зачем ты? Сегодня же праздник!
– Вот именно! – ухнула на тумбочку пакет с разными вкусностями (специально выясняла, что можно есть в её состоянии).
Она смотрела, как я фрукты мою в раковине и раскладываю всё по пластиковым тарелкам. У меня было странное щемящее чувство, словно всё это давно забытый сон.
– Олечка, ты его не снимала?
– Кого?
– Ты знаешь.
Я глянула на неё, чтобы убедиться, что мы говорим об одном и том же. Да, она имеет в виду пресловутый кулон. Рассказать ей, что сегодня было, или подождать, когда она совсем поправится? Наверно, подожду. Не стоит сегодня портить настроение и волновать её.
– Я не буду его снимать, если ты хочешь.
– Я должна тебе много рассказать перед…
– Перед чем? – насторожилась я.
Эмма отвернулась, явно борясь с собой. Ей так хотелось открыть мне какую-то тайну, но что-то внутри удерживало и заставляло сомневаться.
– Эмма, не пугай меня, ладно? Хочешь что-то сказать – скажи. Не мучайся, я пойму.
– Потом, Олечка, – неуверенно улыбнулась она, – потом. Давай сейчас забудем об этом.
– Отлично! Как эта штука поднимается?
Эмма показала рычажок, и послушный механизм трансформировал лежачую койку в койку со спинкой.
Ей очень понравился мой подарок. Я знала, что её последний зонт этой осенью вывернуло наизнанку порывом ветра, а ему и так было не меньше двадцати лет.
Мы поболтали ни о чём, вспоминали старых знакомых, Марика и его дочек, маму.
– Олечка, ты должна помириться с Ниной, – вдруг очень серьёзно сказала Эмма.
– Да брось! Не понимаю, о чём ты.
– Всё ты понимаешь, Оля. Характер у вас обеих тот ещё, но… Ты всё-таки старшая. И вы сёстры, в конце концов. Вы должны держаться вместе.
– И почему ты это говоришь мне?
– Я знаю, что ты скажешь, – упрямо продолжала Эмма. – «Вы слишком разные»? Да, возможно. Но ты просто поверь мне. Нина – твоя семья. Не бросай её. Кто будет заботиться о ней, когда…
Эта старая песня совершенно меня выбесила. Какого чёрта?!!
– Почему все считают, что именно Я её бросила?! Я что, должна была забить на свою личную жизнь и нянчиться с ней до старости, как мама? Она взрослая и должна справляться сама. К тому же это ОНА от меня отвернулась, если на то пошло!
– Не злись, – слабо проговорила Эмма, – я не это имела в виду.
– Да?! А что ты имела в виду? Я только и слышу всё время: «Нина то, Нина это»! Сначала от матери, теперь и ты туда же. Кто-нибудь хоть раз спросил, а как Я себя чувствую?
– Прости, Олечка, я просто…
– Нет! Никто не спросил! Конечно! Зачем? У меня же априори всё в норме, да? Я сильная и самостоятельная, а Нина – хрупкое создание, которое нужно непременно опекать. И делать это должна почему-то именно я. Ах да! Как я могла забыть?! Я же её сестра!
Я не выдержала, вскочила и отошла к окну. Так хотелось курить, что внутренности выворачивало. Месяц титанических усилий, чтобы бросить, коту под хвост!
– Олечка, мне кажется, что ты должна, наконец, оставить Глеба в прошлом. Сколько можно тащить этот груз на своих плечах?
– Что? – я даже повернулась. – При чём тут Глеб?
– Я серьёзно. Ты замыкаешься, отталкиваешь сестру, запрещаешь себе чувствовать. Я вижу, как ты мучаешь себя до сих пор. Так нельзя. Ты не виновата в той аварии…
– Я не хочу говорить об этом.
Нет, в самом деле. К чему опять ворошить прошлое? Ненавижу, когда кто-то начинает выражать соболезнования! Я так надёжно похоронила воспоминания в глубинах памяти вовсе не для того, чтобы их снова откапывать.
– А ты послушай ещё раз, – решительно приподнялась Эмма. – Больше тебе никто такого не скажет, а я скажу. Кого ты хочешь обмануть этим своим неприступным видом? Этим напускным безразличием и цинизмом? Себя?
– Я никого не обманываю. Я такая и есть! – фыркнула я, опять начиная злиться, потому что она вот так запросто хочет разрушить надёжное убежище, которое я выстраивала долгие годы, хочет просто взять и выдернуть наружу всю ту хорошо упакованную боль, вспоминать о которой у меня нет ни малейшего желания, ни сил.
– Я знаю тебя, Оля, и вижу, что происходит. Ты молчишь об этом и прячешься, но так не будет продолжаться вечно. Ты не виновата в той аварии! Это была случайность, так бывает. Тебе бы стало легче, если бы ты…
– Так бывает? Серьёзно? Только я виновата, ясно? Я!!! Мы могли остаться у Даниловой, переночевать, но из-за меня он рванул в ночь на этом треклятом мотоцикле!
Всё, хватит! Больше не могу! Прошло четырнадцать лет, но до сих пор перед глазами злое лицо Глеба в тот последний вечер, когда мы приехали на день рождения к бывшей однокласснице Тане Даниловой. Если бы просто однокласснице! Я знала, что они были соседями и выросли вместе в Идыме, а потом родители Тани купили квартиру в Новобержске и переехали туда. Знала, что Глеб ей всегда нравился.
Может, дело было в шампанском на голодный желудок, но на меня что-то нашло, просто потеряла голову от ревности, а Глеб разозлился. Никогда не видела его таким злым. Как подумаю, что те слова, сказанные в порыве гнева, и стали нашими последними словами друг другу… Он сорвался, схватил меня за руку и уволок из квартиры, несмотря на час ночи и протесты Таниных подвыпивших гостей.
А потом… Потом мы неслись по трассе как сумасшедшие обратно в Идым. И уже у самого города что-то случилось. Я не знаю, что. Глеб не справился с управлением, и мы перевернулись. Меня сразу выкинуло на обочину, а Глеб… Его хоронили в закрытом гробу, потому что…
– Знаешь, иногда думаю, что лучше бы я тогда погибла.
– Не смей! – выдохнула Эмма возмущённо. – Не смей так даже думать!
И что это я, в самом деле? Так давно не позволяла себе вспоминать и на тебе!
– Ладно, хватит. Сегодня праздник, а мы о грустном.
– Тебе не удастся так жить вечно, Оля. Однажды ты не сможешь больше прятаться от этого. Однажды придётся смириться.
– Я сказала, хватит! Ты что будешь? Яблоко или мандаринчик?
В десять ровно я, конечно, не исчезла. Доктор Качарян, видимо, забыл обо мне. Зато дежурная по этажу не забыла. Так что около одиннадцати меня всё-таки выставили за дверь. Я обещала Эмме навестить её утром, и мы расстались.
Думать о том, как и с кем встречать Новый Год, было уже поздно, поэтому просто поехала домой. Вещи после погрома разобрала ещё не все. Понятно, что приготовить к праздничному столу я тоже ничего не успею, да и неохота. Зачем? Бухнула сумки с подарками на пол, а сама плюхнулась на диван в изнеможении, даже свет не включала. Прикрыла глаза и вспоминала наш разговор с Эммой с досадой и даже гневом. Ну зачем? Зачем она опять разворошила этот осиный улей мрачных воспоминаний?
И вдруг мне показалось, что в комнате кто-то есть. Жуткое ощущение присутствия кого-то заставило потянуться к шнурку-выключателю на торшере. Но рука замерла в полете. Я судорожно глотнула воздух.
– Привет.
Напротив, в любимом уютном кресле, сидел человек… Даже не человек, силуэт. Я бы решила, что это снова воры, если бы не голос… Родной, забытый, но до сих пор пронзающий.
– Ты кто? – глупо спросила я, чтобы что-то сказать и не чувствовать себя, как в каком-то голливудском ужастике.
– А ты не знаешь?
– Знаю, – просто ответила я, плохо соображая. – Но… Тебя не должно быть здесь.
– Верно. Но ты сама позвала меня.
– Я?!
Казалось, голова сейчас взорвётся. Когда и, главное, КАК я могла «вызвать» Глеба? Может, всё просто: я схожу с ума? Это бы многое объяснило. Да практически это единственное объяснение!
– Не бойся. Я не настоящий… Точнее, я не совсем тот Глеб, которого ты знала.
– Как это?
– Я – проекция твоего подсознания.
Ещё лучше! Сижу в темноте одна в новогоднюю ночь и разговариваю с проекцией собственного подсознания. Класс! Решительно дёрнула шнурок, и комнату залил мягкий свет энергосберегающей лампы. Конечно, никого в кресле уже не было.
Стоя под теплыми струями воды в душе, я дала себе слово, что утром всё расскажу Эмме. Пусть, в конце концов, объяснит, что происходит. И никаких больше воспоминаний, проекций и снов! Двенадцать часов пробило, когда я стягивала покрывало с кровати. Сил уже не было ни на что. Завалилась спать.
⁂
…Сердце выскакивает из груди. Нужно успеть! Самый уязвимый момент – это когда ты уже не имеешь целого Знака, но ещё не успел скрыться.
Билет в Москву лежит в кармане, но до отправления поезда нужно спрятать части Знака. Вот загодя примеченная пятиэтажка под снос. В стене легко вынимаются два кирпича – я знаю, вчера проверял. Никого нет, хорошо. И вот полдела сделано. Теперь – в Москву. Центру будет интересно узнать, что здесь происходит.
Вещи сложены в спортивную сумку. Паспорт на настоящее имя «Алексей Холмогоров», деньги, ключи от старой родительской квартиры – всё готово.
Чёрт! Они уже ждут меня на вокзале. Аккуратно взяли под руки и потащили в сторонку. Я понимал: нас никто не заметит, никто не обратит внимания, никто не поможет. Звать на помощь бессмысленно. Что тут скажешь? Профессионалы! А у меня остался только один выход… Вернее, уход.
Скорая, захлёбываясь сиреной и мигая тревожными огнями, подлетела к вокзалу за рекордное время, но было поздно. Тело молодого человека погрузили на носилки, тут же вставили в горло трубку, подключили приборы. Потом дверки захлопнулись, машина сорвалась с места, и народ разочарованно стал расходиться…
⁂
…Весёлая толпа гудит, вываливаясь за ворота Кулаевского рынка. Девушка лет двадцати с небольшим держит за руку мальчика, следом за ней идёт женщина с пакетами, её мать. Час пик – люди после работы спешат за продуктами, пока не закрыли торговлю. В небольшом посёлке рынок – единственное место, где можно купить всё и сразу.
И вот толпа разделила их – мать и дочь. Девушка остановилась, но мать внезапно исчезла, слишком быстро, учитывая скорость движения толпы. Пришлось взять сына на руки и повернуть обратно, сквозь гущу затормозившегося вдруг людского потока. Кто-то закричал.
Протолкнувшись, она с ужасом поняла – люди стоят здесь не просто так. Сердце мгновенно сковало холодом. В кругу расступившихся прохожих лежала мама… Мёртвая – от прямого удара в сердце умирают сразу. А нож торчит узорной рукояткой из раны.
Девушка обмякла, но кто-то успел подхватить её и малыша, а через пару минут подъехала скорая…
⁂
…Больничные коридоры опустели. Время – полночь, весь персонал собрался у телевизора. Из ординаторской слышен бой курантов, а затем – залп шампанского и радостные возгласы, поздравления.
Эмма шла медленно, как во сне. Каждый шаг давался с трудом. Она мучительно старалась избавиться от чувства вины, но тщетно. В голове пульсировало: «Выход только один, только один»… Вот и технический этаж. Здесь вообще никого нет, некому её остановить. Правда, досадная задержка – дверь заперта на висячий замок. Но ничто не должно помешать уже принятому решению, принятому окончательно. Даже на душе как-то стало спокойней.
Эмма взяла в руки замок и повертела, понимая, что без специального инструмента от него не избавиться. Но внутри созрела парадоксальная уверенность, и пожилая женщина решительно рванула железяку на себя. Вопреки ожиданиям и логике, металл с пронзительным звоном лопнул, как хрупкая льдинка. Дужка упала и разлетелась на осколки, замок выскользнул из ослабевших пальцев и тоже не выдержал столкновения с бетонным полом.
Это немного привело Эмму в чувство. Она словно только что проснулась от тяжёлого сна, с ужасом обнаружив себя не в палате, а неизвестно где. Как она сюда попала? Последнее, что вспоминалось, – как подошла умыться к раковине и мельком глянула в зеркало, в глубине которого сверкнули странные красные огоньки, похожие на глаза.
Впрочем, просвет в сознании длился всего несколько секунд. Затем плотный серый туман снова окутал Эмму, буквально взял в плен. У неё не было сил сопротивляться. Она слишком устала.
Дверь поддалась легко, без усилий. Эмма вышла наружу, на техническую террасу, в больничном халате и тапочках. Здесь давно не ступала нога человека, и слой снега достигал щиколотки. Но она не замечала холода.
Внизу от злых порывов ветра качался фонарь, жалобно поскрипывая. Где-то вдалеке во дворах кто-то запускал петарды. Над городом стоял гул радости и веселья. Вот он, Новый год. А у Эммы ничего больше не осталось… Ни подруги… Ни любви… Ни жизни…
⁂
…Донимающая трель назойливого будильника вонзилась в мозг, доставляя крайнее неудобство, и очередной странный сон рассыпался на кусочки, оставив мерзкое ощущение в груди. Я с трудом разлепила глаза и поняла, что это не будильник, а телефон надрывается на столе в другой комнате. Машинально глянула на часы – около пяти утра… Какого чёрта?!
– Алло?
– Ольга Марковна?
Сначала даже не сразу узнала голос доктора Качаряна, всё ещё пыталась сосредоточиться на реальности, а это было нелёгкой задачей, учитывая тот факт, что по голове словно трактор проехал.
– Арен Давидович? Что случилось?
– Мне очень жаль, – неловко замялся он, явно подбирая слова, – ваша тётя…
– Что с ней? – сердце вдруг забилось как сумасшедшее.
– Она… умерла… только что…
– Как? – глупо спросила я.
– Она покончила с собой. Мне очень жаль.
⁂
В шесть утра первого января город выглядел, как после бомбёжки. Пластиковые стаканчики, перекатываемые ветром по мостовой, обильно засыпало густыми снежными хлопьями. По улицам ещё шатались самые стойкие, в хлам пьяные, снегурочки (а может, снежинки), зайчики и деды морозы. Безбожно фальшивя хриплыми голосами «в лесу родилась ёлочка…», они расползались по переулкам и подворотням.
А мне казалось, что я всё ещё никак не очнусь от кошмара. Сначала мама, да ещё так нелепо и глупо. Теперь Эмма. Это вообще бред! Она не могла просто встать, проскользнуть мимо дежурной, подняться на восьмой технический этаж, взломать замок и шагнуть с закрытой террасы вниз. Что-то знакомое цапнуло память и снова исчезло, не дав себя осознать. Будто я это видела. Или ждала.
Но я бы заметила вчера что-нибудь, какие-нибудь симптомы… А может, я не заметила? От этой мысли тошно. А я даже не знаю, с кем поговорить об этом. Я вообще не понимаю, что происходит. Нет, стоп! Надо остановиться. Ещё чуть-чуть и такими темпами я просто сама скоро сдамся в психушку, потому что уже больше не могу, не вынесу…
