Loe raamatut: «Эссе», lehekülg 5

Прежде чем жениться необходимо знать, что такое семья, без этого знания счастливым быть невозможно.

Семья – это кирпичик, из семей-кирпичиков складывается государство. Крепкая, здоровая семья – сильное государство.

Митрополит Московский Филарет¹⁶ писал: «В семействе лежат семена всего, что потом раскрывается и возрастает в великом семействе, которое называется государством».

Семья крепка, когда все ее члены знают и исполняют закон иерархии. Бог – отец – мать – дети.

Молодые люди, создавая семью, порой руководствуются навязанными нам массовыми понятиями и пытаются строить ее на равенстве. Эту ошибку лучше всех объяснил протопресвитер Александр Шмеман: «А именно в любви, и не в чем другом, укоренена двойственность человека как мужчины и женщины. Это не ошибка, которую человечество исправляет «равенством», не изъян, не случайность – это первое и самое онтологическое выражение самой сущности жизни.

Но все это и означает как раз, что никакого равенства нет, а есть онтологическое различие, делающее возможным любовь, то есть единство, а не «равенство». Равенство всегда предполагает множественность «равных», никогда не притворяемую в единство. Потому, что вся суть равенства в его ревнивом оберегании. В единстве различие не уничтожается. А само становиться единством, жизнью, творчеством…

«Мужское» и «женское» начала соприродны миру, но только человек претворяет их в семью. Ненависть нашей культуры к семье за то, что эта последняя обличает зло «равенства»».

Понятно, что здоровой семьи не получится, если не будут правильно построены отношения между мужем и женой. Как строить эти отношения мы можем прочитать в послании апостола Павла Ефесянам:

«Жены повинуйтесь своим мужьям, как Господу.

Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же спаситель тела.

Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем.

Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее.

Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя.»

Об отношения между мужем и женой апостол Павел пишет также в 1-м послании Коринфянам:

«Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа.

Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу.

Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена.

Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим»

Следующий важнейший этап в жизни семьи – дети. Возможно, этот этап семейной жизни является самым важным, ведь духовное возрастание родителей в очень большой степени зависит от детей. Совсем не случайно немецкий богослов Август Толук утверждал: «Мир управляется из детской». Можно выполнять все, что написано выше но, построив неправильно отношения с детьми в конце жизни стать глубоко несчастным человеком.

Десять заповедей этих отношения дал нам выдающийся польский педагог Януш Корчак¹⁷. Ради детей он трижды отказался спасти свою жизнь.

В первый раз это произошло, когда Януш принял решение не эмигрировать в Палестину перед оккупацией Польши, чтобы не оставлять «Дом сирот» на произвол судьбы накануне страшных событий.

Во второй раз – когда отказался бежать из варшавского гетто.

А в третий – когда все обитатели «Дома сирот» уже поднялись в вагон поезда, отправлявшегося в лагерь, к Корчаку подошел офицер СС и спросил:

– Это вы написали «Короля Матиуша»? Я читал эту книгу в детстве. Хорошая книга. Вы можете быть свободны.

– А дети?

– Дети поедут. Но вы можете покинуть вагон.

– Ошибаетесь. Не могу. Не все люди – мерзавцы.

А через несколько дней, в концлагере Треблинка, Корчак, вместе со своими детьми, вошел в газовую камеру. По дороге к смерти Корчак держал на руках двух самых маленьких деток и рассказывал сказку ничего не подозревающим малышам.

Януш Корчак

Вот эти заповеди:

Не жди, что твой ребенок будет таким, как ты или таким, как ты хочешь. Помоги ему стать не тобой, а собой.

Не требуй от ребенка платы за все, что ты для него сделал. Ты дал ему жизнь, как он может отблагодарить тебя? Он даст жизнь другому, тот – третьему, и это необратимый закон благодарности.

Не вымещай на ребенке свои обиды, чтобы в старости не есть горький хлеб. Ибо что посеешь, то и взойдет.

Не относись к его проблемам свысока. Жизнь дана каждому по силам, и будь уверен – ему она тяжела не меньше, чем тебе, а может быть, и больше, поскольку у него нет опыта.

Не унижай!

Не забывай, что самые важные встречи человека – его встречи с детьми. Обращай больше внимания на них – мы никогда не можем знать, кого мы встречаем в ребенке.

Не мучь себя, если не можешь сделать что-то для своего ребенка, просто помни: для ребенка сделано недостаточно, если не сделано все возможное.

Ребенок – это не тиран, который завладевает всей твоей жизнью, не только плод от плоти и крови. Это та драгоценная чаша, которую Жизнь дала тебе на хранение и развитие в нем творческого огня. Это раскрепощенная любовь матери и отца, у которых будет расти не «наш», «свой» ребенок, но душа, данная на хранение.

Умей любить чужого ребенка. Никогда не делай чужому то, что не хотел бы, чтобы делали твоему.

Люби своего ребенка любым – неталантливым, неудачливым, взрослым. Общаясь с ним – радуйся, потому что ребенок – это праздник, который пока с тобой.

Старайтесь выполнять эти заповеди и БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ!

2014 г.

Прощеное воскресение

«Каждый перед всеми за все виноват»

Федор Достоевский

Все православные праздники удивительны по красоте своей и глубине, которая кажется бесконечной и раскрывается постепенно по мере продвижения человека по земной жизни от рождения до ухода. Праздники помогают верующему понять смысл его пребывания на земле, идти по правильному пути и не нарушать законы мироздания. В лице Иисуса Христа верующий видит эталон и с помощью Евангелия и Церкви постоянно сверяет себя с ним. Совершив проступок, он искренне кается и старается больше его не повторять.

После революции 1917 года коммунисты начали внедрять новые праздники советские, революционные, и появилась необходимость избавиться от религиозных праздников как от основных конкурентов советским. Делалось это жестко и быстро, поскольку на новые праздники возлагалась важнейшая миссия перекодировки широких, в основном малограмотных слоев населения, на которые новая власть опиралась. Так, советская агитация и пропаганда устами советских поэтов заявляла:

 
«Пасху начали справлять
поп, нэпач, лабазник.
Нам на Пасху начихать,
Первый Май – наш праздник!»
 

Я родился в СССР и хорошо помню эти «красные дни календаря» – с дежурным официозом власти, до самого своего конца упорно и безуспешно продолжавшей наполнять их идеологическим содержимым. Для народа же праздники стали формой общения с коллегами, друзьями, родственниками, соседями, а их политическая составляющая просто игнорировалась. Забавная метаморфоза приключилась с сильно идеологическими праздниками Днем Красной армии, 23 февраля, и Днем солидарности Работниц, 8 марта, один превратился просто в праздник мужчин, другой женщин. Интересно, что два советских праздника народ искренне любил. В «рейтинге» любимых праздников в начале 2000 годов 68% опрошенных россиян первым поставили Новый год, а вторым 14% – «майские праздники». Эти предпочтения, думаю, совсем не случайны. Очевидно, что они проявляли «двухполюсность» этих праздников (Рождество/Новый год – Пасха/1 Мая). Демонстрация трудящихся со знаменами (хоругвями) и портретами коммунистических лидеров (иконами) по сути, имитация крестных ходов. Праздничные военные парады должны были устрашить, продемонстрировать врагам силу и грозную решимость страны, для души и сердца человека там ничего не было.

Казалось нам, что за четыре поколения идеологической обработки населения, в том числе и праздниками, верующих в стране не осталось, но это только казалось. Иррациональная составляющая в душе каждого представителя русской нации никуда не делась. Пришло время и начался массовый приход к вере людей с пеленок настраивавшихся против религии. Как раз эти люди, часть своей жизни прожившие воинствующими атеистами, объективнее всех могут сравнить человеческие качества человека верующего и неверующего. Неверующий часто воспринимает людей верующих как ограниченных и недалеких. На самом деле настоящего мудреца можно найти только в среде верующих, а главное то, что истинно верующий куда как духовнее и нравственнее безбожника. Неверующий, даже добрый, сердечный и совестливый по природе своей, отрицая Бога, обязательно наделает непоправимых ошибок, незаметных сначала. Проявляются они, порой, уже при его жизни, но особенно явственно в следующих поколениях. Неверующий никогда не поймет себя в полной мере звеном между теми, кто жил до него, и теми, кто будет жить после, и что своей деятельностью на земле в очень большой степени определяет судьбу будущих поколений. Жизнь для него, как правило, представляется отстаиванием собственных интересов в рамках личного земного существования, во многих случаях сконцентрированных только на материальные ценности.

Разве не так? Разве не одна из любимых тем телевидения, журналов и населения нашей страны обсуждение бракоразводных дележек или наследства, так называемых «звезд». Удивляемся, что уж больно безобразно, как правило, в этих ситуациях действуют идолы и их окружение, на которых мы молились десятилетиями. А удивительного ничего здесь нет, это кумиры ложные, а ситуации, которые смакуют и публично обсуждают, выявляют как раз их истинную суть. Не на тех молимся!

Вернемся к удивительности и глубине православных праздников. Возьмем совсем не главный, Сретенье, например, который празднуется спустя сорок дней после Рождества. Сретенье в переводе на современный русский язык – это встреча. В Евангелии от Луки повествуется, что через сорок дней после рождения Иосиф и Мария принесли Младенца Иисуса в Иерусалимский храм.

«Тут был в Иерусалиме, – продолжает Евангелие, человек именем Симеон. Он был праведный и благочестивый… и Дух Святой был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа. Когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех народов, свет ко откровению язычников и славу народа Твоего Израиля».

Иосиф же и Матерь Его удивились сказанному о нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: «Вот лежит Этот на падение и на восстание многих и в предмет пререканий».

Вот и вся встреча. Чтобы понять красоту и глубину этого события необходимо вдуматься в каждое слово, ведь их произнесено так мало. Наша жизнь состоит из встреч и разлук, и что же может быть прекраснее встречи, особенно с тем, кого любишь. Старец давно прошел на земле свой путь и терпеливо ждал этой встречи. Теперь представим себе прекрасную картину Младенца на руках очень древнего старца и вдумаемся в его слова: «…ибо видели очи мои спасение Твое…». Очевидно, что эти слова относятся к каждому из нас и к нашей вере. Он ждал всю жизнь и, наконец, дождался этой чудесной встречи, этого спасения и, понятно, с какой же радостью он произнес: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром…». В этих словах проявляется главный вопрос Сретенья – это необходимость духовного роста в ожидании встречи с главным. Старение и увядание мы здесь видим как духовный рост к состоянию радостного восклицания: «Ныне отпускаешь…». И нет перед уходом никакого страха, а есть только благодарность и любовь.

Не менее удивительный праздник «Прощеное воскресение», празднуемый в последний день перед Великим постом. Как правило, понимание Сретения во всей его глубине приходит православному только во второй половине жизни. Глубину Прощеного воскресенья нетрудно понять в любом возрасте. В этот день во всех церквях читаются слова Христа: «Если вы не простите от сердца прегрешений друг другу, и Отец ваш Небесный не простит вам прегрешений ваших». На вечерней службе, в этот же день совершается обряд взаимного прощения. И если новоначальный христианин посетит обе службы в этот день, или даже одну вечернюю у него обязательно произойдет переворот в душе и сознании. Очевидно, что настоятель храма воспринимается прихожанином как духовный авторитет. А теперь представьте такую картину, убеленный сединами священник стоит на коленях перед молодым человеком и искренне просит его простить. Для меня глубина этого обряда раскрылась не сразу. Сначала был шок, было непонятно за что это настоятель храма, на которого все обычно смотрят снизу вверх, невзирая на его рост, просит прощения. Первое время это казалось театром и даже фарисейством. Только с течением времени я понял, что священник просит прощения совершенно искренне. Он лучше нас знает, что невольно может обидеть каждого прихожанина, хотя бы потому, что не в состоянии уделить столько времени и внимания, сколько от него ожидается. И, конечно же, так наглядно и красиво учит нас просить прощения, учит тому, что это никак не унижает просящего, а быстрее возвышает.

У меня, получилось воцерковление позднее, почти в предпенсионном возрасте. Достаточно быстро я осознал необходимость прощать и просить прощения. Как только искренне простишь, жить, тут же становиться радостнее и легче. Такой грех как «обида» исчезает полностью, и уже не понимаешь, как же можно было на кого-то обижаться. С другой стороны обостряются моменты прошлого, которые и раньше вспоминались с горечью. К сожалению, в некоторых случаях попросить прощения уже не представляется возможным, и я понимаю, что этот неприятный груз будет теперь лежать упреком в душе до конца моих дней. Тяжесть его, в какой-то степени можно уменьшить искренней молитвой, но полностью его убрать, можно только попросив прощения. Таким образом, оказывается, простить и попросить прощения вещи совсем не равнозначные. И то и другое научиться делать не просто, но лучше сначала научиться просить прощения. Совсем не случайно во многих семьях мы можем увидеть, как настойчиво родители требуют от ребенка, чтобы он за свою какую-то шкоду просил прощения. Глубину этого акта и его жизненную важность для будущей жизни ребенка они могут и не осознавать, но интуитивно чувствуют необходимость научить этому свое дитя.

Вот, например, один из моментов, который мешает мне жить до сих пор. Когда-то, давным-давно, целых полвека назад я вместе с несколькими одноклассниками стал ходить на секцию штанги. Один спортсмен-энтузиаст набрал группу мальчишек и начал три дня в неделю заниматься с ними. Брал всех кто старше шестнадцати, невзирая на конституцию. Считал он, что при желании и трудолюбии, каждый мальчишка может стать сильным. Собралась в этой группе компания десятиклассников человек 8—10, в которой оказался и я. Паспортный возраст один, а физиологический у всех разный. Только двое из нас брились, и фигуры их уже сформировались, остальные – нескладные юнцы. Причем один из нас по конституции своей для занятий штангой ну никак не подходил. Звали его Гена, был он тонкокостный, узкоплечий, с впалой грудью. Первый месяц к штанге нас совсем не подпускали. Разными упражнениями укрепляли мы свои мышцы. Это возраст, когда мальчишеская иерархия строилась в основном на физической силе, и как только нас допустили к штанге, тут же началось негласное соревнование между нами, демонстрация своей силы. Не участвовал в нем один Гена, на занятия он ходил, но в основном созерцал и комментировал.

Мощью фигуры я не отличался, но к моему удивлению, и пацанов тоже, динамика возрастания моей силы оказалась самой высокой. За два месяца занятий со штангой результаты мои увеличились в два раза. Когда я это осознал, то сильно возгордился. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я стану самым сильным из своих приятелей. Через день я бил собственные рекорды. Однажды побив очередной гордо выхаживал по помосту. Гена прокомментировал: «Ну, уж ты ведешь себя прямо как Шварценеггер». Я посмотрел на него с высоты помоста и так это гордо изрек: «Я не Шварценеггер, но и не Гена». Гена замолк, съежился, минут через десять ушел и больше в зале уже никогда не появлялся. Моя погоня за званием самого сильного закончилась быстро, через три месяца я получил сильный геморрой, с которым боролся потом целое десятилетие. С ним я справился и давно об этом забыл, а вот то, что обидел на всю жизнь хорошего парня, точит душу до сих пор. В молодые годы мы иногда случайно встречались, и он всегда делал вид что не замечает меня. Мне было неловко, я чувствовал свою вину, но подойти и попросить прощения не смог, не понимал как это важно.

Второй момент, который мешает мне жить, связан с воровством, хотя всю жизнь я оправдывал себя, и казалось мне, что не украл. Случилось это в 1976 году, когда дочери моей было два года. В то время детские книги играли куда большую роль чем сейчас. Книги были главным развлечением, ведь никакой электроники тогда не было, а кроме этого помогали детям развиваться. Дефицит их был огромным, в стране почти вся бумага тратилась на политические издания. Я страстно хотел, чтобы дочь не испытывала недостатка в литературе и любыми способами пытался решить эту задачу. Кажется, именно в этот год объявили подписку на трехтомную детскую энциклопедию «Что такое? Кто такой?». Тираж был маленький, и чтобы подписаться на нее, я отстоял в очереди целую ночь.

А теперь конкретно о том, как украл. Однажды я приехал к своей двоюродной сестре Анне, с которой в то время мы дружили семьями и встречались часто. Она суетилась на кухне, а я сидел в кресле гостиной. На полу были разбросаны детские книжки, читанные-перечитанные, многие порванные и разрисованные. Привлекла мое внимание растрепанная, местами с надорванными страницами книжка без обложки. Взял, повертел в руках и оценил, как хорошо можно ее переплести, а переплетное дело я тогда уже освоил. Полистал, это оказался сборник английских народных сказок. Пару коротеньких сказок прочитал, понравилось. В голове родилась мысль взять книгу, переплести, что-то из нее почитать дочери, потом, может даже при следующей встрече, вернуть. Представив, как приятно удивлю сестру чудесным превращением разодранной книги в новую, положил ее в свой портфель. Потом так получилось, что жизнь замотала, и переплел я эти сказки только через полгода. Время шло, мы продолжали встречаться, но так всегда получалось, что о книге я вспоминал, только вернувшись домой, и то не всегда. А потом встречи наши стали редкими, и я уже не знал, как ее вернуть, мне было неловко, поскольку стал ощущать себя вором. Дети мои, ни дочь, ни сын книги этой не видели, я всегда держал ее в том месте, где она реже всего может попасться мне на глаза.

Прошли годы, я пришел к вере. А когда понял и созрел для того, чтобы вернуть книгу и попросить прощения, просить его оказалось не у кого, Анна ушла в мир иной. Книгу уже не прячу, нечитанная стоит она на полке как урок и назидание для меня.

Странно, что именно эти два не очень то и страшных эпизода моей жизни больше всего не дают покоя, хотя понятно, что грехов достаточно и многое из того что прошло вспоминать неприятно. Это многое почему-то не мучит, хотя внешне может и выглядеть криминальнее. Ведь люди по жизни возрастают духовно и интеллектуально с разной скоростью. Мы социальны, или стадны, и в каждый момент жизни нас окружают близкие нам в тот момент люди. Проходит время и вдруг те, к которым мы привыкли неожиданно из близких превращаются в дальних. Происходит разрыв отношений, и не всегда это бывает красиво. Расхождение в параллельные миры может быть болезненным. Такие случаи не мучат. Должно быть потому, что они естественны, а значит оправданы.

Для чего я это написал? Да может кто-то, прочитав, не поступит так. А если уже что-то сделано, не дающее покоя душе, то будет знать, что есть спасение. Нужно всего лишь искренне попросить прощения.

Я написал это еще и потому, что когда выговоришься, исповедуешься – жить легче.

Непоправимое

Культура есть память. Поэтому она связана с историей, всегда подразумевает непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества.

Ю. М. Лотман

«Культура – это то, что в значительной мере оправдывает перед Богом существование народа и нации».

Д. С. Лихачев

Некоторые книги как вехи на пути по жизни, мало того, что постоянно вспоминаются, но проходит время и их хочется снова взять в руки и перечитать. Как правило, тяга к ним неслучайна, они созвучны душе, а еще могут что-то в этой жизни расшифровывать и подсказать. Одна из таких книг для меня – «Падшие ангелы» Роберта Штильмарка¹⁸.

В 90-е годы прошлого века хлынул на наш рынок поток литературы запрещенной советской властью. Из этого потока она и была выловлена. Как я ее вычислил и понял, что это мое, уже не помню, должно быть что-то зацепило в содержании. Книга серая неброская, страницы желтые, ошибок в тексте столько, что никогда я такого их количества в книгах не встречал, возможно, из-за того, что издана она в Таджикистане. Несмотря на убогий внешний вид, я ее искренне люблю, чувства к ней и ее героям самые нежные. Прочитал я эту книгу первый раз на одном дыхании и был потрясен. Поставил на полку так, чтобы чаще попадалась мне на глаза, в надежде найти время и посмаковать ее, почитать без спешки. Однако пошла длинная полоса жизни с дефицитом времени и обилием новой литературы, с которой хотелось познакомиться немедленно, время для нее нашлось только через двадцать лет.

Роберт Штильмарк

Двадцать лет в жизни человека очень много. За семь лет меняются все его клетки, то есть физически человек становится другим, а как личность он трансформируется в кого-то другого еще быстрее, поэтому читал я ее как книгу для себя новую, помня только потрясение, произведенное на мою душу при первой читке. Теперь наравне с судьбами героев и детективностью сюжета, что раньше было причиной потрясения, меня в большей степени удивляла и умиляла культура героев книги, их язык и высота отношений. Я прикасался к чуду, родившемуся на русской почве и безвозвратно утерянному. Я читал и ощущал себя плебеем, наблюдающим в приоткрытую дверь жизнь патрициев, видел культурную пропасть между собой и героями романа, понимал, что ни я, ни сегодняшняя культурная элита пропасть эту преодолеть не в состоянии. Тут же поднималась в душе какая-то муть, ненависть к советской власти и всем революциям, в том числе и последней, капиталистической в 1991-м. Читалась книга уже совсем не быстро. Нужно было время, чтобы постоянно гасить возникающие в душе негативные эмоции, а еще время уходило на то, чтобы перечитывать некоторые диалоги и описание сцен по нескольку раз, наслаждаясь невозможной для современной жизни и литературы культурой отношений. Вот, например, маленький абзац, который вывел меня из равновесия на целые сутки и породил массу ассоциаций в душе.

«Всей интуицией и всем сознанием он ощущал и понимал необыкновенную значительность всего явления, только что представшего его глазам. Он постиг, что поведение, интонации, манеры дамы в черном – это нечто недосягаемо высокое, плод векового труда над шлифовкой каждой грани того великолепнейшего из алмазов, что именуется человеческой личностью. Не пустяковина ли? Наклонилась за платочком, взглядом упрекнула мальчика, взглядом же попросила у матросов извинения. … А нужна-то для этой «пустяковины» работа поколений не меньше чем за пятьсот-шестьсот лет.… И никаких эрзацев этой многовековой шлифовке нет!

Но… неужто же наша эпоха кладет шлифовке человеческих алмазов конец?

И коли так, то… неужто удел дамы в черном – ходить по Земле одною из последних могикан?».

Это написал представитель предыдущего мне поколения, поколения моего отца. И насколько же красиво и точно у него получилось.

А теперь об ассоциациях, которые захлестнули меня после прочтения этих строк.

Первое, что я сделал, так это оглянулся на пройденный жизненный путь и не увидел там каких-то примеров шлифовки человеческих алмазов-душ. Память зацепилась за мои посещения Питера в детстве и юности, и я отдался на некоторое время этим воспоминаниям. Тогда я страстно рвался в этот чудесный город даже не потому, что он удивительно красив и насыщен объектами культуры как никакой другой, а главным образом из-за того, что там жили, как мне казалось, совсем другие люди. Их поведение, речь сильно отличались оттого, что я привык наблюдать у себя дома, в рабочем поселке Невдубстрой и отличие это было очень приятное и притягательное. Мужчины были галантнее с женщинами, женщины сдержаннее, во всяком случае, рядом с мужчинами, детям всегда уделялось значительно больше внимания, чем у нас в поселке, и тон общения был не сверху вниз, а на равных. Уже в зрелом возрасте я расшифровал это явление как результат попыток перенять что-то из внешнего поведения значимых в России людей – дворян. Несмотря на искусственную социальную униженность новой властью, они после революции все равно оставались для населения самыми авторитетными людьми. Оказалось, что большинство тех питерских с кем я общался в детстве, были в довоенные годы в прямом или косвенном контакте с так называемыми «бывшими». А мой дядя и его сестра так и вовсе свои детские годы провели в дворянской семье. Думаю, что кое-что хорошее, доброе перенять удалось, и это было отражением той большой культуры, с которой им в молодости пришлось соприкоснуться. Я счастлив тем, что общался с людьми, носившими в себе этот свет, это отражение великой культуры. Они казались странными для простого советского обывателя и вынуждены были иногда терпеть хамство в свой адрес. Несколько раз я был свидетелем таких случаев и удивлялся их реакции. Они не оправдывались, ничего не доказывали, а просили прощения и уходили в сторону.

Когда дядя гостил у нас, то обязательно в какой-то момент отделялся от компании взрослых и, как мне казалось, с большим интересом общался со мной. Мы говорили о школе, о моих увлечениях. Дядя был оптимист и во всем пытался увидеть только хорошее. Мне было весело с ним, ни с кем из взрослых я так не раскрепощался, ведь он вел себя со мной как мальчишка, шутил, рассказывал смешные случаи из своего детства. Несмотря на разницу в возрасте почти в 40 лет, я иногда воспринимал его как приятеля и делился самым сокровенным. Потом я вырос, стал студентом, а он продолжил общаться уже и с моим братом, который был на восемь лет меня младше. Как-то я оказался свидетелем такой сцены. Дядя с неподдельным интересом листает дневник моего брата, который учился очень плохо. Брат стоит рядом с опущенной головой, ожидая очередной разнос. Что за оценки были в дневнике, я знал, сплошь двойки и тройки, двойки были крупными, упитанными, выведенными красиво, почти каллиграфически красными чернилами, отчего дневник казался пестрым и веселым. Самое забавное, что в конце его стояла одна пятерка, по пению. Я с интересом ждал реакции дяди. Предполагал, что она будет классической. Он должен был воскликнуть:

– О! Да ты еще и поешь!

К моему удивлению этого не произошло. Он вернул брату дневник и сказал одно слово:

– Молодец!

Ждал его реакции на просмотр дневника и отец, который тут же возмутился:

– Владимир Васильевич, что вы! Разве можно за такое хвалить!

– Нужно хвалить! Мне нравится, что племянник не теряет присутствия духа и даже на таком фоне умудряется петь на пятерку. Оптимист он нигде не пропадет. За это и хвалю.

Конечно, предыдущее поколение, на котором я заметил отражение той высокой культуры, состояло совсем не из алмазов, это были камни попроще, но соприкосновение с настоящей культурой даже грани этих простых камней все же слегка обработало.

Я уже не отражал ничего, нечего было отражать, огранять пытались, но уже не культурой, которую загубили, а идеологией. Свет погас. Дети мои, да и все современное поколение совсем не видели ни этого света, ни его отражения.

Результат безобразный. Его мы все видим по телевизору это: Дом 2, бесконечные циничные «Пусть говорят» болтливого Малахова, россыпь одних и тех же так называемых «звезд», торчащих десятилетиями на всех каналах с утра и до вечера. Для меня абсолютно ясно, что до этого уровня мы докатились благодаря почти вековому властвованию коммунистов в нашей стране. Культурная позиция их была слаба, понятно, боялись альтернативы, оппозиции, национального возрождения, и именно поэтому все годы советской власти культура гналась и унижалась. Еще более шаткое положение сегодняшней власти, выросшей на распиле государства и бандитских 90-х годов. Они вынуждены были перенять эту, относительно их временного существования, успешную схему взаимоотношения с народом страны.

Так уж получилось, что за свою жизнь я представлял интеллигенцию техническую, научную и гуманитарную тоже, так что судить имею право, поскольку все унижения испытал на собственной шкуре. По инерции и логике событий отношение к культуре в обществе все еще на низком уровне. В этом плане я пессимист, поскольку понимаю, что быстро культурным стать невозможно. Не случайно англичане говорят, что джентльменом может считаться только тот, у кого за плечами три университета: один окончил дед, другой отец, а третий он сам. Этот рецепт годится, конечно, только при условии здоровых взаимоотношений власти и народа. А когда оно у нас станет здоровым совсем непонятно.

Правда, недавно, совсем неожиданно, почерпнул я приличную дозу оптимизма на телевизионном вечере у Соловьева, кстати, один из немногих ведущих телевизионных передач которого, иногда, можно смотреть, умен, взвешен, умеет слушать и с уважением относиться к разным точкам зрения. В этой программе часть культурной элиты страны обсуждала постановку в Новосибирском театре оперы Вагнера «Тангейзер». На обсуждении кроме Соловьева присутствовали еще восемь человек. Удивила меня совсем не позиция участников этого шоу, а их культура. Позиция большинства участников была прогнозируемой, а вот разница в культуре – удивила.

Участвовали в передаче:

1.Владимир Кехман – директор Новосибирского государственного оперного театра.

2.Марина Давыдова – Главный редактор журнала «Театр».

3.Архимандрит Тихон (Шевкунов) – член совета по культуре при президенте РФ.

4.Иосиф Рейхельгауз – режиссер, народный артист России, директор театра «Школа современной пьесы».