Львы Аль-Рассана

Tekst
6
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Kas teil pole raamatute lugemiseks aega?
Lõigu kuulamine
Львы Аль-Рассана
Львы Аль-Рассана
− 20%
Ostke elektroonilisi raamatuid ja audioraamatuid 20% allahindlusega
Ostke komplekt hinnaga 9,61 7,69
Львы Аль-Рассана
Audio
Львы Аль-Рассана
Audioraamat
Loeb Роман Волков
6,51
Sünkroonitud tekstiga
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Велас относил еду в комнату Исхака. Отец никогда не покидал этой комнаты. Джеана знала, что, если его не заставят силой, он ее никогда не покинет. Когда-то его голос был низким и красивым, глаза – ясными и голубыми, как река под солнцем, светлыми дверьми в величественные глубины разума. Изящество своего ума и мастерство рук он без малейших колебаний дарил всем, кто приходил с просьбой или нуждой. Он был гордым без тщеславия, мудрым без пошлого остроумия, мужественным без бравады. Он стал пустой оболочкой, шелухой, слепым и немым отсутствием среди всех этих предметов в комнате, лишенной света.

«В каком-то смысле, – думала Джеана, глядя на отца и готовясь попрощаться, – решение отомстить, пусть и с опозданием, Альмалику Картадскому – это самый логичный из моих поступков».

Она заговорила:

– Сегодня базарный день. Ничего особенно сложного. Я как раз собиралась осмотреть рабочего каменоломни, у которого, кажется, была подагра – если ты можешь в это поверить, – как меня вызвали к пациенту. Я бы не пошла, конечно, но это оказался Хусари ибн Муса – у него опять выходил камень, уже третий в этом году.

Фигура в глубоком кресле не шевелилась. Красивый седобородый профиль казался профилем скульптуры, а не человека.

– Пока я лечила его, – продолжала Джеана, – мы узнали нечто ужасное. Если ты прислушаешься, то сможешь услышать крики на улицах за стенами квартала. – Она часто прибегала к этому приему, пытаясь заставить его пользоваться слухом, пытаясь вытащить его из этой комнаты.

Никакого движения, никакого знака, что он знает о ее присутствии. Почти сердито Джеана сказала:

– По-видимому, Альмалик Картадский послал своего старшего сына и господина Аммара ибн Хайрана для того, чтобы сегодня освятить новое крыло замка. И они просто убили всех, кто был приглашен. Вот почему мы слышим шум на улицах. Сто сорок человек, отец. Альмалик отрубил им головы и выбросил тела в ров.

И тут, совершенно неожиданно, это произошло. Возможно, сыграл шутку свет, косыми лучами прорезавший тень, но ей показалось, что отец повернул голову в ее сторону, совсем чуть-чуть. «Кажется, я никогда раньше не произносила в его присутствии имя Альмалика», – внезапно подумала Джеана.

Она быстро продолжила:

– Хусари должен был оказаться в их числе, отец. Вот почему он сегодня утром хотел побыстрее вызвать меня. Он надеялся, что сможет явиться в замок. Теперь он – единственный, кто не был убит. И, возможно, мувардийцы придут за ним. В город сегодня прибыло пятьсот новых воинов. Поэтому я распорядилась привести его сюда. Велас сейчас его доставит, замаскированного. Я спросила у мамы разрешения, – прибавила Джеана.

На этот раз никакой ошибки. Исхак заметно повернул голову к ней, словно помимо воли притянутый услышанным. Джеана почувствовала, что готова расплакаться. Она сглотнула, борясь со слезами.

– Хусари выглядит… другим, отец. Я его едва узнаю. Он спокоен, почти холоден. Он в гневе, отец. Он собирается сегодня ночью покинуть город. Ты знаешь, зачем? – Она рискнула задать вопрос и ждала, пока не увидела слабое, вопросительное движение его головы, а потом ответила: – Он сказал, что собирается уничтожить Картаду. – Она вытерла предательскую слезу. Четыре года она произносила в этой комнате монологи, а теперь, когда она собирается покинуть дом, отец наконец-то показал, что заметил ее присутствие.

– Я решила уйти вместе с ним, отец, – сказала Джеана.

Она наблюдала. Никакого движения, никакого знака. Но потом медленно его голова снова отвернулась, явив профиль, который Джеана видела все эти годы. Она снова с трудом сглотнула. Это тоже был ответ, в своем роде.

– Я не думаю, что останусь с ним, я даже не знаю, куда он собрался и каковы его планы. Но почему-то после этого дня я просто не могу делать вид, будто ничего не произошло. Если Хусари мог решить бороться с Альмаликом, я тоже могу.

Вот. Она сказала это. Это произнесено. И, произнеся это, Джеана обнаружила, что больше ничего не может добавить к сказанному. Она все-таки заплакала и теперь вытирала слезы.

Джеана закрыла глаза, чувства захлестнули ее. До этого момента можно было делать вид, что она собирается предпринять не больше того, что много раз предпринимал ее отец: уехать из Фезаны, работать по контрактам и набираться опыта по всему миру. Если лекарь хотел заработать себе репутацию, так и полагалось поступать. Заявить о мести правителю означало выбрать совершенно иной путь. И к тому же она женщина. Ее профессия могла обеспечить ей определенную степень безопасности и уважения, но Джеана раньше уже жила и училась за границей. Она знала разницу между путешествиями по миру Исхака и его дочери. Она четко сознавала, что может никогда не вернуться в эту комнату.

– Во-и Ве-а-ха о-бой.

Джеана широко распахнула глаза. То, что она увидела, ее ошеломило. Исхак повернулся в кресле и смотрел на нее. Его лицо исказилось от усилий, пустые глазницы уставились на то место, где, как он знал, она сидела. Джеана резко поднесла ладони ко рту.

– Что? Папа, я не…

– Во-и Ве-ах-а!

Непонятные звуки были полны боли и нетерпения.

Джеана вскочила со стула и упала на колени на ковер у ног отца. Схватила его руку и впервые за четыре года почувствовала сильное ответное пожатие. Он крепко стиснул ее пальцы.

– Прости меня, прости. Еще раз, я не понимаю! – Ее трясло, сердце ее разрывалось. Он пытался говорить членораздельно, все его тело корчилось от усилий и досады.

– Ве-ах! Ве-ах! – Он отчаянно сжимал ее руки, ожидая понимания, словно само напряжение могло сделать трагически изуродованные слова ясными.

– Он говорит вам, чтобы вы взяли с собой слугу, Веласа, Джеана. При данных обстоятельствах это мудрый совет.

Джеана вскочила, словно ее ужалили, и обернулась к окну. Потом застыла на месте. Вся кровь отхлынула от ее лица.

На широком подоконнике, согнув колени и обхватив их руками, сидел боком и спокойно смотрел на них Аммар ибн Хайран. И конечно, если он здесь, они погибли, потому что он привел с собой…

– Я один, Джеана. Я не люблю мувардийцев.

Она старалась взять себя в руки.

– Не любите? Просто позволяете им совершать вместо вас убийства? Какое отношение имеет к этому любовь? Как вы сюда попали? Где… – Она осеклась, как раз вовремя.

Кажется, это не имело значения.

– В этот самый момент Хусари ибн Муса, должно быть, приближается к воротам квартала киндатов. Он переодет в костюм ваджи, если вы в состоянии это себе представить. Эксцентричный маскарад, я бы сказал. Хорошо, что с ним Велас, не то его никогда бы не впустили сюда. – Аммар улыбнулся, но в его глазах было странное выражение. – У вас нет оснований мне верить, но я не имею никакого отношения к тому, что произошло сегодня днем. И принц тоже.

– Ха! – отозвалась Джеана. Это было самое остроумное, на что она была в тот момент способна.

Он снова улыбнулся. На этот раз она узнала выражение его лица: таким оно было утром.

– Полагаю, я получил подобающий отпор. Должен ли я теперь выпасть из окна?

И именно в этот момент произошло самое неожиданное для Джеаны событие этого ужасающего дня. Она услышала сдавленный, задыхающийся звук за своей спиной и в ужасе обернулась.

И через мгновение поняла, что слышит смех отца.

Аммар ибн Хайран аккуратно спрыгнул с подоконника и мягко приземлился на покрытый ковром пол. Прошел мимо Джеаны и остановился перед тяжелым креслом ее отца.

– Исхак, – мягко произнес он.

– Аммар, – ответил ее отец почти четко.

Убийца последнего халифа Аль-Рассана опустился перед ним на колени.

– Я надеялся, что вы вспомните мой голос, – сказал он. – Вы примете мои извинения, Исхак? Я должен был прийти сюда давным-давно и, уж конечно, не таким путем, испугав вашу дочь и без разрешения вашей жены.

Вместо ответа Исхак протянул руку, и ибн Хайран взял ее. Он был без перчаток и колец на пальцах. Джеана испытывала такое изумление, что не могла даже начать формулировать свои мысли.

– Мува-аи? Ч-о-о слу-у?

Голос ибн Хайрана звучал серьезно.

– Альмалик – коварный человек, я думаю, вам это известно. Очевидно, он хотел приструнить Фезану. А также внушить кое-что принцу. – Он помолчал. – И мне тоже.

Джеана обрела голос:

– И вы действительно не знали об этом?

– Какой мне смысл вас обманывать? – отчетливо проговорил ибн Хайран, не глядя на нее.

Джеана вспыхнула, поняв, что это правда. Какое ему дело до того, что она думает? Но в этом случае возникал еще один очевидный вопрос, а она была не слишком настроена выслушивать отповеди от человека, проникшего в их дом через окно.

– Зачем же тогда вы здесь?

На этот раз он оглянулся.

– По двум причинам. Вы можете угадать одну из них.

Краем глаза Джеана заметила, как ее отец медленно кивнул.

– Простите меня. Я сейчас не расположена играть в отгадки, – она постаралась произнести это язвительным тоном.

Лицо ибн Хайрана осталось невозмутимым.

– Это не игра, Джеана. Я здесь для того, чтобы Хусари ибн Мусу сегодня вечером не убили мувардийцы и чтобы женщина-лекарь, возможно, более отважная, чем умная, которая помогает ему сбежать, также пережила эту ночь.

Джеане внезапно стало холодно.

– Значит, они придут за ним?

– Разумеется, придут. Список приглашенных гостей известен, а некоторые мувардийцы умеют читать. Им приказали казнить всех людей из списка. Вы думаете, они откажутся от удовольствия убить даже одного, рискуя вызвать гнев Альмалика в случае неудачи?

– Они пойдут в дом ибн Мусы?

– Если уже не пришли туда. Вот почему я опередил их. Хусари уже ушел вместе с Веласом. Слуг и рабов отослали в их спальни, за исключением управляющего, которому, очевидно, доверяли. Ошибка. Я спросил у него, где его хозяин, и он сказал мне, что тот только что ушел, переодетый в платье ваджи, вместе со слугой лекаря.

 

Если раньше ей было холодно, то теперь она превратилась в лед.

– Значит, он скажет то же самое мувардийцам?

– Вряд ли, – ответил Аммар ибн Хайран. Последовало молчание. Это совсем не было похоже на игру.

– Вы его убили, – сказала Джеана.

– Неверный слуга, – произнес ибн Хайран, качая головой. – Грустная примета времени, в котором мы живем.

– Почему, Аммар? – Вопрос Исхака на этот раз прозвучал поразительно четко, но это могло означать многое.

На этот раз ибн Хайран заколебался, прежде чем ответить. Джеана, пристально наблюдавшая за ним, снова заметила на его лице странное выражение.

Он сказал, подбирая слова:

– Я уже получил в этом мире известность за то, что в юности совершил для Альмалика Картадского. Я могу с этим жить. Правильно или неправильно я поступил, но я это сделал. Мне… не хочется брать на себя ответственность за эту непристойную резню, а он явно намеревается свалить ее на меня. У Альмалика свои причины для этого. Я даже могу их понять. Но в данный момент моей жизни предпочитаю не идти ему навстречу. Я также обнаружил, что Хусари ибн Муса – умный и скромный человек, и я восхищен умениями и силой духа вашей дочери. Скажем так: мне приятно хоть раз оказаться на стороне добродетели.

Исхак качал головой.

– Еще, Аммар, – произнес он. Звуки давались ему с трудом, он слегка растягивал их.

Снова ибн Хайран заколебался.

– В том, что делает человек, всегда есть что-то еще, бен Йонаннон. Вы мне позволите не говорить все до конца? Я и сам собираюсь покинуть Фезану сегодня ночью, собственным способом и в другом направлении. Со временем мои мотивы могут стать более понятными.

Он повернулся к Джеане, и она увидела при свете свечи и при свете из окна, что его глаза все еще другие, холодные. Но он уже сказал достаточно; теперь ей казалось, что она знает, в чем дело.

– Поскольку управляющий… ничего не скажет, – продолжал он, – маловероятно, что мувардийцы придут сюда, но если придут, они никого не должны здесь найти. Я бы посоветовал вам пренебречь едой и уйти, как только стемнеет.

Джеана, мрачная и подавленная, сумела лишь кивнуть. С каждым промелькнувшим мгновением она все больше ощущала опасность и чуждость того мира, в который решила вступить. Утренний базар, приемная, весь привычный распорядок ее жизни уже казался далеким и быстро уходил в прошлое.

– У меня есть еще один совет, если позволите. Я не знаю, что намеревается теперь делать ибн Муса, но вам обоим лучше бы отправиться на время на север, в Вальедо.

– Вы хотите послать киндатку к джадитам? – резко спросила Джеана.

Он пожал плечами.

– Вы жили среди них во время учебы за границей, как и ваш отец в свое время.

– То была Батиара. И Фериерес.

Он нарочито скривился.

– Опять я получил сокрушительный отпор. Мне и правда придется выпрыгнуть в окно, если вы будете продолжать в том же духе. – Выражение его лица снова изменилось. – Положение на полуострове меняется, Джеана. Оно может начать меняться очень быстро. Стоит помнить, что, при условии уплаты париас, Вальедо гарантировал Фезане безопасность. Не знаю, применимо ли это к внутреннему… правлению Картады, но об этом можно поспорить, если ибн Муса захочет это сделать. Это может стать предлогом. Что касается вас, то я бы, несомненно, избегал Руэнды и Халоньи, если бы был киндатом, но король Рамиро Вальедский – человек умный.

– А его солдаты?

– Некоторые из них – да.

– Как это утешает!

Она услышала, что ее отец неодобрительно фыркнул у нее за спиной.

Глядя прямо ей в глаза, ибн Хайран сказал:

– Джеана, вы не можете искать утешения, если покинете эти стены. Вы должны понять это, прежде чем уйдете. Если у вас нет определенного плана и выбранного направления, тогда служба лекаря под защитой Вальедо – неплохой выход…

– Почему вы полагаете, что у меня нет плана? – Любопытно, как быстро ему удавалось ее разозлить.

– Простите. – Он замолчал.

– Куда?

Она не ответила бы Аммару ибн Хайрану по многим причинам, но вынуждена была ответить отцу. Он не сказал ей ни единого слова за четыре года до этого дня.

– В Рагозу, – тихо проговорила она.

Она и не думала об этом до того, как ибн Хайран начал свою речь, но, как только прозвучало название города, Джеане показалось, что она с самого начала собиралась именно туда, на восток, к берегам озера Серрана, к реке и горам.

– А, – задумчиво произнес ибн Хайран. И потер свой гладко выбритый подбородок. – Эмир Бадир – не такой уж плохой выбор.

– И Мазур бен Аврен.

Она произнесла это слишком решительно. Он усмехнулся.

– Князь киндатов. Разумеется. Здесь я бы проявил осторожность, Джеана.

– Почему? Вы его знаете?

– Мы уже много лет посылаем друг другу письма и стихи. Книги для библиотеки. Бен Аврен – очень хитрый человек.

– И что с того? Разве это так плохо для главного советника эмира Рагозы?

Он покачал головой.

– Сегодня вы задаете этот вопрос не тому человеку. Просто будьте осторожны, если доберетесь туда. Запомните, что я вам сказал. – Он на мгновение замолчал, обернулся к окну. – И если вы хотите попасть хоть куда-нибудь, не говоря уже обо мне, то мы должны закончить нашу встречу. Кажется, я слышу внизу голоса. Будем надеяться, что это Хусари и Велас.

Теперь она тоже услышала звуки за окном и узнала оба голоса.

– Я уйду той же дорогой, какой пришел, сэр Исхак, с вашего позволения. – Ибн Хайран прошел мимо Джеаны и снова взял за руку ее отца. – Но у меня есть к вам личный вопрос. Уже четыре года мне не дает покоя одна вещь.

Джеана замерла. Ее отец медленно поднял лицо к ибн Хайрану.

– Скажите, если захотите ответить: когда вы принимали последнего ребенка Альмалика таким способом, вы понимали, чем рискуете?

В наступившей тишине Джеана слышала внизу, во дворе, спокойный голос матери, которая приглашала ибн Мусу в дом, словно он был всего лишь обычным гостем, явившимся к ужину в этот вечер.

Она увидела, как ее отец кивнул, и из его изуродованного рта вырвался такой звук, словно он освободился от долгого бремени. Джеана внезапно снова почувствовала, что вот-вот расплачется.

– И вы бы сделали это снова? – спросил ибн Хайран очень тихо.

На этот раз никакой паузы. Еще один утвердительный кивок.

– Почему? – спросил Аммар ибн Хайран, и Джеана видела, что ему действительно хочется понять.

Рот Исхака открылся и закрылся, словно пробуя слово на вкус.

– Га-и-ух, – наконец выговорил он, потом в отчаянии покачал головой.

– Я не понимаю, – сказал ибн Хайран.

– Гаа-и-ух, – снова произнес Исхак, и, увидев, как он приложил руку к сердцу, Джеана поняла.

– Клятва Галинуса, – сказала она. Говорить было тяжело. – Клятва лекаря. Сохранить жизнь, если ее можно сохранить.

Исхак один раз кивнул, потом откинулся назад в кресле, словно обессиленный попыткой общения после столь долгого перерыва. Аммар ибн Хайран все еще держал его за руку. Теперь он отпустил ее.

– Мне необходимо время, чтобы подумать, – больше времени, чем у нас есть, – прежде чем я осмелюсь ответить на это, – мрачно произнес он. – Если мои звезды и ваши луны позволят, для меня будет честью снова встретиться с вами, сэр Исхак. Могу я вам написать?

Исхак кивнул. Через несколько мгновений Аммар снова повернулся к Джеане.

– Кажется, я уже говорил, что у меня было две причины прийти к вам, – прошептал он. – Или вы забыли? – В самом деле она забыла. Он это понял и снова улыбнулся. – Одна из них – предупредить об опасности, а другая – кое-что вам принести.

Он прошел мимо нее обратно к окну. Вскочил на подоконник, опустил руку под карниз. Не спрыгивая на пол, обернулся и протянул Джеане какой-то изящный предмет.

– Ох! – воскликнула она. – Не может быть!

Конечно, это был флакон для мочи. Флакон ее отца.

– Вы действительно покинули дом ибн Мусы в спешке, – мягко произнес ибн Хайран. – И Велас с Хусари тоже. Я подумал, что вам может пригодиться этот флакон и вы найдете ему лучшее применение, чем мувардийцы, когда явятся туда.

Джеана прикусила губу. Если бы они его нашли…

Она шагнула вперед и взяла из его руки флакон. Их пальцы соприкоснулись.

– Спасибо, – сказала она.

И замерла неподвижно, потрясенная, когда он нагнулся и поцеловал ее в губы. Аромат его духов на мгновение окутал ее. Рука Аммара чуть коснулась ее волос.

– Вознаграждение посыльному, – легкомысленно произнес он и снова отстранился. – Рагоза – это хорошая идея. Но все же назовите ибн Мусе Вальедо: возможно, ему будет лучше у короля Рамиро.

Джеана почувствовала, что краска, выступившая на ее щеках, начинает бледнеть. Затем, вполне предсказуемо, ее охватило чувство, напоминающее гнев. Отец и мать, Велас, сэр Реццони – все, кто хорошо ее знал, – всегда предостерегали ее от того, чтобы идти на поводу у своей гордости.

Она шагнула вперед и, привстав на цыпочки, в свою очередь поцеловала Аммара ибн Хайрана. И почувствовала его короткий удивленный вздох. Так-то лучше: прежде он вел себя слишком уж непринужденно.

– Вознаграждение лекарю, – мило произнесла она, отступая назад. – Мы обычно берем больше, чем посыльные.

– Я все же выпаду из окна, – произнес он, но лишь через несколько секунд.

– Не надо. До земли далеко. Вы этого не сказали, но совершенно очевидно, что в Картаде вы собираетесь осуществить собственный план мести. Выпасть из окна было бы неудачным началом. – Она с удовольствием увидела, что к этому он тоже не был готов.

После новой паузы он сказал:

– Смею надеяться, что мы встретимся снова.

– Это было бы интересно, – хладнокровно ответила Джеана, хотя ее сердце билось слишком быстро. Он улыбнулся. Через несколько секунд она уже смотрела, как он спустился по неровной стене во двор, миновал арку и вышел за ворота, не оглянувшись.

Джеана было решила, что выиграла этот последний раунд, но улыбка, которой он ее одарил перед тем, как спуститься со стены, поубавила ей уверенности.

– Осо-ож-о, Джеа-а, осо-ож-о, – произнес отец у нее за спиной, вторя ее собственным мыслям.

Снова испугавшись многих вещей, Джеана вернулась к его креслу и опустилась перед ним на ковер. Положила голову на колени отцу. И через мгновение почувствовала, как его руки начали гладить ее волосы. Этого так давно не случалось.

Так они сидели, когда Велас пришел за ней, уже собрав вещи в дорогу для них обоих. Разумеется, он самостоятельно принял решение по этому вопросу.

Некоторое время спустя после ухода Джеаны, Веласа и Хусари ибн Мусы, торговца шелком, который, как это ни поразительно, объявил себя борцом против Льва Картады, из кабинета лекаря Исхака бен Йонаннона можно было услышать странные звуки.

Его жена Элиана стояла в коридоре у закрытой двери и слушала, как ее муж, четыре долгих года хранивший гробовое молчание, тренируется, выговаривая буквы алфавита. Потом он начал сражаться с простыми словами, как ребенок, проверяя, что он может произнести, а что – нет. К этому времени на улице совсем стемнело. Их дочь, их единственный ребенок, находилась где-то вне надежных стен цивилизации, там, куда почти никогда не ходили женщины, на просторах опасного мира. Элиана держала в руке высокую горящую свечу, и при ее свете посторонний наблюдатель мог бы увидеть глубокое страдание на ее все еще прекрасном лице.

Она долго стояла так, потом постучалась и вошла в комнату. Ставни были по-прежнему открыты, а окно распахнуто, как их оставила Джеана. В конце дня смерти, когда горестные звуки еще раздавались за воротами квартала, звезды, как обычно, безмятежно сияли в темнеющем небе. Скоро взойдут луны – сначала белая, потом голубая, и ночной ветерок, как всегда, принесет прохладу и облегчение опаленной летом земле, на которой люди дышат и ходят. И разговаривают.

– Эиа-а? – произнес ее муж, и Элиане бет Данил эта попытка произнести ее имя показалась музыкой.

– Ты разговариваешь, как болотная лягушка, – сказала она и подошла к его креслу.

В колеблющемся свете она увидела его улыбку.

– Где ты был? – спросила она. – Мой дорогой. Ты был так нужен мне.

– Эиа-а, – снова попытался он и встал. Его глаза были черными впадинами. Теперь они всегда будут такими.

Он развел руки в стороны, и она вошла в пространство, которое они создали для нее в этом мире, опустила голову ему на грудь и позволила себе почти непредставимую роскошь – отдаться горю.

Примерно в то же время их дочь находилась у самых стен города и вела переговоры со здешними проститутками о покупке трех мулов.

Джеана знала несколько тайных лазеек, позволяющих незаметно покинуть город. Некоторые из них были слишком узкими для человека комплекции Хусари, но было еще одно место в самом квартале, в его северо-западном конце, где дерево скрывало низкий проход сквозь камень городской стены. С превеликим трудом, но Хусари все же сумел протиснуться в него с помощью Веласа.

 

Когда они вышли наружу и остановились на поросшем травой берегу у реки, женский голос – причем очень знакомый – весело произнес в темноте:

– Добро пожаловать, странники. Позвольте мне проводить вас в сады Наслаждений, какие Ашар предлагает лишь мертвым.

– Киндатам он не предлагает ничего подобного, – ответила Джеана. – Сегодня ты почти могла бы соблазнить меня, Джасинто.

– Джеана? Лекарь? – Женщина, надушенная и увешанная безвкусными украшениями, подошла поближе. – Прости меня! Я тебя не узнала. Кто вызвал тебя сегодня?

– На самом деле никто. Сегодня мне нужна ваша помощь. Возможно, за мной охотятся ваджи и еще мувардийцы.

– Чума их всех побери! – воскликнула женщина по имени Джасинто. – Разве им мало сегодня крови? – Глаза Джеаны уже привыкли к темноте, и она могла различить перед собой стройную фигурку, одетую в тончайшие, ничего не скрывающие одежды. – Что вам нужно? – спросила Джасинто. Джеана знала, что ей четырнадцать лет.

– Три мула и твое молчание.

– Вы их получите. Пойдем, я отведу вас к Нунайе.

Этого она ожидала. Если кто-то и управлял этим сообществом женщин и мальчиков у стен города, то это была Нунайа.

Нунайа не любила терять зря ни времени, ни слов. Спешащие мужчины это знали или быстро узнавали. Клиент, пришедший к ней с визитом, через очень короткое время оказывался снова в стенах Фезаны, удовлетворив некоторые потребности и облегчив кошелек.

Покупка мулов оказалась несложным предприятием. Уже несколько лет Джеана – единственная женщина-лекарь в Фезане – была доверенным врачом городских блудниц. Сначала в их квартале у восточной стены, а потом здесь, на севере, после того как ваджи выселили их за городские ворота в один из пригородов у реки.

Это событие стало результатом одной из тех спорадических вспышек праведного гнева, которые возникали в отношениях между городом и теми, кто торгует плотской любовью. Женщины были уверены, что вернутся обратно в город в течение года и, возможно, снова окажутся за его стенами через год-другой.

Однако, учитывая то, что женщины и мальчики, которых можно было купить, теперь находились в основном за пределами Фезаны, неудивительно, что появились тайные выходы из нее. Ни один город, вне стен которого живет часть его обитателей – законных или незаконных, – невозможно запереть полностью.

Джеана к этому времени знала довольно много блудниц и не один раз выскальзывала из города, чтобы провести с ними веселый вечер за едой и выпивкой. Из почтения к Джеане, которая принимала у них роды и лечила их от болезней или ран, в такие часы они не привечали клиентов. Джеане общество этих женщин и умудренных жизнью саркастичных мальчиков нравилось больше, чем общество почти всех ее знакомых из города, как в самом квартале киндатов, так и за его пределами. Иногда она задавала себе вопрос, как это характеризует ее саму.

Жизнь в этом мире убогих хижин возле рва и реки протекала далеко не безмятежно, и часто Джеану срочно вызывали для лечения ножевой раны, которую одна из женщин нанесла другой. Но хотя здесь были представлены все три религии, ей было ясно, что, когда возникали ссоры, они не имели никакого отношения к почитанию солнца, лун или звезд. И ваджи, которые выдворили изгнанниц сюда, были их общими врагами. Джеана знала, что эти люди ее не предадут.

Нунайа продала им трех мулов без единого вопросительного взгляда сильно подведенных глаз с тяжелыми веками. В этом месте не задавали нескромных вопросов. У каждого были свои тайны и своя боль.

Джеана села на одного из мулов, Велас и Хусари взяли остальных. Женщине полагалось сидеть в седле боком, но Джеана всегда считала это глупым и неудобным. Врачам позволялось быть эксцентричными. Она ехала верхом по-мужски.

Стояло лето, река текла медленно и лениво. Переправляясь через нее и крепко натянув поводья, Джеана вдруг почувствовала удар тяжелого предмета, плавающего в воде. Она содрогнулась, понимая, что это такое. Мул резко отпрянул, и она чуть не упала, пытаясь с ним справиться.

Беглецы выбрались из воды и двинулись на север, к деревьям. Джеана оглянулась лишь один раз. Позади горели фонари в сторожевых башнях вдоль стен, в замке и в высоких домах Фезаны. Свечи, зажженные мужчинами и женщинами, укрывшимися за этими стенами от опасностей темноты.

В крепостном рву и в реке плавали обезглавленные тела. Сто тридцать девять тел.

Сто сороковой человек сейчас ехал рядом с ней, испытывая сильные мучения, но не издавая ни единого жалобного звука.

– Посмотрите вперед, – тихо сказал Велас. Вокруг них царила темнота под звездами.

Джеана посмотрела туда, куда он указывал, и увидела красный отсвет огня вдалеке. У нее екнуло сердце. Наверное, не таящийся костер на лугах мог означать множество разных вещей, но Джеана не способна была определить, каких именно. Сейчас она находилась в чуждом мире, на этой открытой взорам равнине, ночью, вместе с пожилым слугой и толстым купцом. Все, что она знала и в чем разбиралась, осталось позади. Даже убогое предместье у стен города вдруг показалось безопасным, надежным местом.

– Мне кажется, я знаю, что это за свет, – через мгновение сказал Хусари. Голос его звучал спокойно, его твердая, уверенная манера все еще удивляла. – Собственно говоря, я в этом убежден, – продолжил он. – Поехали туда.

В тот момент Джеана слишком устала, чтобы думать о чем-то или возражать. Она благополучно вывела их из города и достала мулов, и теперь была рада подчиниться мнению спутника. У нее промелькнула мысль, что это приключение, это совместное осуществление мести может закончиться гораздо быстрее, чем они полагали. Она пустила своего мула следом за мулом Хусари в сторону костра, горящего на равнине.

Вот так и случилось, что они втроем, вскоре после того как взошла белая луна, подъехали прямо к лагерю Родриго Бельмонте и пятидесяти солдат, которых он привел с собой для сбора летнего париас. И Джеана поняла, что эти очень долгие день и ночь еще не закончились.