Loe raamatut: «Демон Вершинина», lehekülg 5

– Как ты рассказал о Марии? – У меня в голове началась паника от холодного и всепроникающего взгляда Бори. – Если бы она сама не позвонила, я бы так и гнил в своей каморке, слушая твоё нытьё. Почему, Алан?

Пришлось вытолкнуть из себя признание:

– Из-за Роберта умерла Соня. – Тихая фраза прошелестела по комнате и вылетела за дверь, унося лежавший на сердце груз. Я скривил улыбку и пожал плечами. – Личная драма, понимаешь?

Борино лицо редко выражало эмоции, которые он испытывал в момент разговора. Его взгляд не поддавался прочтению, но я надеялся, что в моём он увидит сожаление и искреннее желание помочь.

– Сто лет прошло с тех пор. Сто, Алан.

– И ни одна сотня лет не уймёт это стремление, – вспомнил я Борины слова.

– Ясно. Скажи спасибо, что позволил тебе участвовать в испытаниях.

Из груды ящиков в углу он достал автомат. Одноглазый взор дула – случайно или нет – устремился мне в грудь. Я инстинктивно закрылся руками, но Боря спокойной прошагал мимо, чтобы позвать всех внутрь.

– Вставайте перед призмой, – сказал он военному, а остальных отвёл в наблюдательную. – Нет, не напротив, чуть сбоку. Теперь подальше. Вот, отлично. Можно начинать.

Он вышел в центр основного помещения и стал оглядываться, задерживая внимание то на стене, то на потолке. Только сейчас я заметил чернеющие глазки камер, налепленных по всей площади.

– Детская мечта очень въедлива, – начал он неторопливо. – Она, как демон, который сидит на плече и что-то нашёптывает. Когда мечта возникает в неокрепшем сознании, то не имеет под собой ничего, кроме фантазии. Ребёнок не осознаёт сложностей, потому что жизнь впереди ещё длинная, можно всё успеть. Раньше, когда смерть подступала слишком быстро, человеку приходилось отказываться от своих воздушных замков, рушить их, иначе они могли разрушить судьбу. Летя за мечтой, ты оказывался нищим стариком на обочине жизни. И, казалось бы, неглисен должен был всё изменить. Но нет! Теперь жизнь слишком длинная, и торопиться вообще некуда. Люди закисают в своих креслах. И моя мечта рисковала так и остаться мечтой, если бы не Министерство.

Боря указал на военного и пару раз хлопнул в ладоши.

– Хоть кто-то меня услышал и позволил демону простого человека стать реальностью.

Я дёрнулся, как от пощёчины. Это всё на камеру, для Министерства, уверял я себя.

Боря встал перед призмой зеркально военному и взял автомат наизготовку.

– Представляю вам своего. Демона Вершинина.

Загрохотали выстрелы, полетели по стенам горохом. Отдача толкала Борю, но он держался на месте, поливая центр призмы градом пуль, которые рикошетом метили в сторону военного, но пролетали в миллиметрах от него. В какой-то момент он даже сменил позу, но так и не получил ни одного ранения.

Воздух будто застыл в груди от происходящего. В тот день на крыше выстрелить даже не получилось, но Боря обошёл этот блок, добавляя испытанию зрелищности. Рикошет от призмы позволял создать вероятностное облако, не выводя оружие из строя.

Обойма опустела. Боря опустил автомат и с ликованием вскинул свободную руку.

– Да!

А дальше произошло то, о чём я подсознательно догадывался, но верить не хотел. Под шлемом оказался Роберт Генри. Взбудораженный и вдохновлённый.

– Да, Борис, ощутить неуязвимость на своей шкуре многого стоит.

На негнущихся ногах я вышел из наблюдательной.

– Здравствуйте, Алан, – улыбнулся Роберт. – Как вам?

Я не ответил и стал пристально разглядывать стены. Ровные, белые, только мутные какие-то, будто в глаза водой брызнули, будто мне до слёз обидно.

– Ну бросьте это ребячество, ведь столько лет прошло, – он расстегнул куртку, под которой чернел бронежилет. – Не мог же я остаться в стороне, раз комитет дал добро. И забудьте то совещание. Тогда мне показалось, что вы посягаете на святую случайность, но после долгих раздумий я пришёл к выводу, что не каждая случайность – это божественное вмешательство. Я же не фанатик, в самом деле. Признаю, что Он не всесилен, иначе не допустил бы смерти вашей жены. Мне правда жаль её. Но не позволите же вы своим давним обидам мешать человеку двигаться в будущее? Вот Борис точно не позволит, он прекрасно меня понимает.

Упомянув Соню, Роберт перешёл черту, до которой ещё были силы слушать его лицемерную чушь. Я ушёл в наблюдательную.

– Остальных позови, – сказал Боря вдогонку.

На экране вычислителя все семь моделей, включая мою, были отмечены зелёным, сигнал сети не прерывался. Меня тоже словно окутала сеть, связала по рукам и ногам, обжигая кожу.

Прислонившись лбом к стеклу, я наблюдал за мельтешением бродяг, воодушевлённых увиденным. Боря выстроил их пирамидкой, как кегли, и объявил о начале второй фазы испытания. Он передал Роберту автомат, поставил его на своё место, а сам спрятался за бездомными.

С оружием в руках Роберт ещё сильнее выгнул спину. Не снимая с лица высокомерной маски, он произнёс пафосную речь про прогресс, про гуманизм, про светлое будущее, про смерть, как болезнь и демона, как лекарство от неё. Комитетская пиявка, паразит, который пытается попасть в струю в самый последний момент, чтобы не остаться на обочине.

– Министерство спасёт вас. Я спасу вас, – каждое слово, как выстрел.

Роберт вскинул автомат и открыл огонь, а во мне вмиг стало пусто. Возможно, в другой вселенной Алану Бертичу удалось заполнить эту бездну светлыми чувствами, удалось простить Роберта и принять от него помощь. Но это был совершенно иной Алан.

Прости, Боря, у тебя всё получится, только не в этот раз.

Не думая о последствиях, я подхватил со станка разводной ключ и с размаху ударил по чёрной коробке вычислителя. Наблюдательная наполнилась электрическим и механическим треском, но из-за шума выстрелов его не было слышно. В стороны полетели осколки сенсорного экрана. Я молотил, пока блок вычислителя не превратился в уродливый металлический тюльпан. И сразу стало легче, сеть исчезла, повисла тишина.

Есть что-то уютное в темноте закрытых глаз. Кажется, что на обратной стороне век рождаются звёзды, распускаются цветы салюта. Вот бы без конца смотреть на яркие вспышки, ни о чем не думать, не возвращаться к безумию реальности, но пришлось открыть глаза, и от представшей картины, у меня всё внутри похолодело.

На полу перед призмой лежало пять бездыханных тел, кровь тонкой лужицей растекалась вокруг. Слишком красная в ярко белом свете, она быстро добежала до Бориных ботинок. Он был невредим и, как и я, глупо смотрел на тела, не моргая. Потом заметил меня, стоящего в дверях с ключом в руке.

Повисла долгая пауза.

– Да уж, – сказал он и начал смеяться. Сначала медленно, потом по нарастающей. Истерика рвала его изнутри, и он пытался заглушить её, обхватив себя руками и повалившись на бок.

Роберт что-то бормотал себе под нос. Мне показалось, что я увидел, как поседели его волосы. Мерзкое бульканье вырвалось у него из глотки, и рядом с лужей крови появилась лужица рвоты. Нетвёрдой походкой он вышел в коридор.

К потолку поднялся густой металлический запах.

– А ведь в какой-то момент я поверил, что всё получится. – Боря успокоился, уселся на колени. – Но ты бы не позволил, да? Ведь только Алан важен, только его проблемы требуют решения.

– Нет.

– Алану нельзя и на минуту забыть о своих чувствах. И вот результат.

– Я не хотел… – голос дрожал, было страшно опустить взгляд на пол. – Я не знал, что так… Если бы только не он. Почему он, Боря? Ему же не важен демон, он тот самый денежный мешок. Из-за него София не дождалась лекарства!

– Да плева-а-ать! – простонал Боря, схватившись за голову. – Из-за тебя теперь миллион таких Софий умрут. Тебе нормально вообще говорить о морали, стоя над трупами невинных людей?

– Это Роберт стрелял, – попытался оправдаться я, но самому стало противно.

Боря меня не слушал.

– И я бы тоже тут лежал, если бы не встал последним. Попал бы в квантовый хаос, и пуля, от которой спасся один, угодила бы мне в лоб. А может и хорошо, если бы угодила? Не пришлось бы расхлёбывать кашу, что ты сейчас заварил. Но ты и тут всё испортил.

Я медленно подошёл к Боре. Несколько минут назад плюнул бы ему в лицо за такие слова, потому что без меня никакого демона бы не было, потому что он для меня важнее, чем для самого Бори. Не игрушка, не повод потешить эго, а единственный шанс на искупление за бессилие в прошлом. Но сейчас всё это было неуместно.