Loe raamatut: «Рыбалка для босса»

Незваный гость

Дождь лупил без перерыва. Начался ещё днём, а к вечеру превратился в стену из тёмной, непроглядной воды. Я загнала кур и коз, заперла их, оставив запас воды и корма.

Пробежалась по соседям. И у бабы Луши, и у влюблённого в неё Семёныча, всё было нормально. Только помогла закрыть ставни, как дождь превратился в ливень, и я убежала к себе.

Света не было. Может, провода сорвало непогодой, а может на подстанции в деревне через реку снова случилась авария, я не знала, потому что связи у нас не было. А вот генератор стоял в углу и даже был заправлен.

Всё это случалось миллион раз, и я умела справляться с непогодой своими силами. Всегда справлялась.

Но на душе отчего-то было тревожно. К ночи началась настоящая буря. Небеса грохотали так, что, казалось, что и земля разваливается на куски. В завываниях ветра мне слышались и сигнал машины, и мужские голоса.

За 5 лет проживания в отрезанной от цивилизации деревни из трёх домов, я и не к такому была готова. Лёжа в постели, уже начала проваливаться в сон, как в ставни стукнуло что-то тяжёлое. У ясеня сломало ветку?

Прислушалась. Завывания ветра, раскаты грома и треск ломающихся деревьев были ужасными, но испугалась я не их. Ставни ходили ходуном. Громко и ритмично.

Ритмично!

В них снаружи кто-то колотил тяжёлым предметом. Кто-то разумный!

Я вскочила на ноги, обула тапочки с собачьими мордами и кинулась к окну. Даже халат не успела накинуть на тонкую ночнушку, когда ставни распахнули снаружи.

Вот теперь я испугалась не на шутку. За стеклом маячил силуэт здоровенного мужика. Увидев меня, он замолотил в окно, грозя выбить его своими ручищами.

Схватив со стола фонарик, я одновременно дёрнула вверх щеколду створки и щёлкнула выключатель. Мужчина в промокшей куртке заслонил глаза рукой, и меня затрясло от увиденного.

Упрямый подбородок, резко очерченный губы, родинка у основания ровного, с крохотной горбинкой носа. Это всё мне было до боли знакомо. И испугало просто до полного отчаянья.

Это был худший кошмар из всех возможных! Мой бывший. Илья Черкасов.

Перед глазами пронеслись наши прогулка, путешествия и пробуждения в одной постели на мятых простынях. Прикосновения и поцелуи, заканчивающиеся чувственными объятиями.

И в конце, как порыв ледяного ветра с улицы, чемодан, который водитель укладывал в такси. А потом хмурое: «Пока. Теперь ты как-то сама». И больше ни слова, ни взгляда, ни намёка на поцелуй.

Убрал в карман билет в Дубай и скрылся на долгих 5 лет. Я уже перестала вздрагивать от шорохов, ловить силуэт Ильи в толпе. Окончательно переехала в бабушкин дом и даже спать ночами стала спокойно.

И вот теперь его снова принесло в мою жизнь. Ураганным ветром надуло. Но я не собиралась впускать Черкасова в свою жизнь. Только не теперь.

Пока Илья не успел меня рассмотреть, я выкрикнула:

– Уходи отсюда!

– Девушка, – начал он, но я не стала слушать.

Не прекращая светить ему в лицо, захлопнула окно. Метнулась к стоя́щему в простенке между окнами шкафу и, в приступе отчаянья, одним движением сдвинула его неподъёмную махину, закрыв стекло. Тихо прошептала:

– Пока. Теперь ты как-то сам.

Залётный

От волнения руки ходили ходуном. Ну почему? После пяти долгих лет отшельничества в деревне из 3 домов, я снова столкнулась с худшим кошмаром своей жизни?

Илья Черкасов. Генеральный директор и единственный владелец модного архитектурного бюро «Капитель». Гений и делец. Воротила бизнеса и человек, всегда выбирающий работу. Идущий по препятствиям и сердцам.

По моему́ – прошёлся катком, а потом выбросил. Я еле выползла из наших отношений. Забилась в захолустье. Едва зализала душевные раны. Почти перестала видеть во сне. И тут – вот он! Свет в окошке! Вернее, тень.

Буря выла и грохотала раскатами грома, а я бушевала, ворочаясь под одеялом. Нет мне больше дела до Черкасова! Не-ту! Чтобы прекратить ворочаться с боку на бок, я подошла к буфету и нашла тёмную бутыль.

Накапала себе капель бабы Луши «для сна». Слушая ветер вперемешку с криками Черкасова «откройте», запила горькую обжигающую настойку и легла спать. А утром проснулась от стука в дверь и не терпящего возражений:

– Открыва-а-а-ай! Варюха, открыва-а-а-ай!

Я вскочила и понеслась к двери, больно ударившись коленом. Но едва отодвинула засов, через порог ввалилась взбудораженная баба Луша.

– Дочка, помоги!

Я накинула халат и, стараясь не смотреть на соседку, подставила ей стул у двери.

– Что случилось?

– Да ты всё на свете проспала! Огород поваляло, ветки прямо с яблоками обломило, света нет, мостки снесло. Чистый караул!

– Ничего, всё поправим. Дом цел?

– Целёхонек! А в огороди-и-и-и! Место живого нету! Всё вповалку! Потихоньку разберёмся. Не в первый раз. Что подвяжем, что подсадим, а что вон, козам снесём.

Баба Луша мялась.

– С Семёнычем что-то стряслось?

– Да куда там! Живее всех живых! Уже с самого утра прискакал через огород. Натоптал на пороге грязюкой. Чтоб ему!

Баба Луша посильнее запахнула подбитую мехом жилетку. Зыркнула на меня исподлобья.

– Ко мне вчера залётный прибился. Ехал на рыбалку, да свернул не туда. Связи не было, вот он к нам и попал. Хороший паренёк. Только несёт околесицу.

Я сложила руки на груди. Поплотнее прикрыла дверь, чтоб не дуло.

– И что он говорит?

– Да лопочет странное! Говорит, что стучал к тебе в окно, да ты не впустила. Я ему говорю, что наша Варя не то что людей, но и зверей привечает, а он, что ты кинула его под дождём. Окно захлопнула и не впустила. Бредит же зелётный, так ведь?

Теперь и мне пришла пора присесть. Я зацепила гнутую деревянную спинку и волоком дотащила стул ближе к бабе Луше. Замоталась во флисовый халат и плюхнулась без сил на мягкое сиденье.

– Правду он говорит, Баб Луш. Не впустила я его. И окно захлопнула. Хотела и лестницу опрокинуть, да пожалела мерзавца. Знала, что живучий. И что ты его не бросишь, тоже знала. – Старушка нахохлилась, поправила платок под подбородком. – Кстати, капли твои «для сна» и правда замечательные.

Баба Луша уселась поудобнее, расправила жилетку и штаны, торчащие из зелёных резиновых сапог. Зыркнула, прикусив нижнюю губу.

– Твой, что ли, пожаловал? – поинтересовалась старушка.

Я горько хмыкнула.

– Был бы мой, был бы рядом. А этот улетел в Дубай. Значит, чужой. Залётный. А мой теперь Платон.

Кивнув в сторону мастерской, где стоял станок для резьбы по дереву, я улыбнулась бабе Луше. Но вышла печальная гримаса, испугавшая старушку.

– Значит, точно твой. Ну и ладно! – Старушка резво вскочила на ноги и рванулась к двери. – Думала его к хозяйству приспособить, да такой экземпляр нам без надобностей. Отправлю теперь же. Пусть подальше от нас держится, ирод проклятый!

От такого заступничества мне стало тепло на душе. Бабулька под 80, а туда же, в защитницы записалась. Решила заслонить меня от мощного Черкасова.

На глазах от умиления появились слёзы. Я подошла к Бабе Луше и с чувством её обняла.

Старушка тоже расчувствовалась и, стараясь скрыть слёзы, решительно отстранилась.

– Ну и пускай катится отсюдова. Нам таких подлых даром не надо!

Бабулька рванулась из дома. Быстро сбежала по ступеням. Хлопнула калиткой между нашими участками. Затопала по ступенькам крыльца.

Что творилось в бревенчатом доме бабы Луши я видеть не могла. Было ощущение, что в нём стёкла дрожат и крыша подпрыгивает. Потом на крыльцо вышел Черкасов.

Что-то отрывисто сказал, и дверь за ним захлопнулась с грохотом. Он огляделся. В какой-то момент его глаза смотрели ровно в моё окно, в щель от ставень которого я наблюдала за бывшим.

Потом Черкасов мотнул головой и решительно направился на улицу. Дверьми не хлопал, но по его громким шагам было понятно, что баба Луша не церемонилась и теперь он был сердит.

Мне хотелось злорадствовать, но не получалось. Даже в зелёной одежде рыбака Черкасов выглядел мощным. А ещё родным. Человеком, от которого сжималось сердце и трепетала душа.

Перебежав к уличному окну, я следила взглядом, как Илья отворил дверь открытого, похожего на импортный уазик, джипа. Видела, как отскочил от выплеснувшейся на него воды. Выругавшись, сел за руль.

Машина завелась с первого раза. Илья ударил по газам и, подняв целую стену из брызг и мелких камешков, скрылся за деревьями. А я осела на пол, словно разом растеряв все силы.

Сколько я просидела на полу – не знаю. Ноги успели затечь, а руки замёрзнуть. Но в чувства меня привели не болезненные ощущения, а звук. За окном, со стороны мостика, раздался шум мотора.

Он приближался с такой скорость, что я едва успела вскочить на ноги и прильнуть к окну, как машина припарковалась. Черкасов выскочил наружу и решительно двинулся к дому бабы Луши.

Обиженная на всех мужиков

Он стучал в дом к бабе Луше. Та, выскочив на крыльцо, ругалась с ним самозабвенно. Она так размахивала руками, что едва не попала своим сухоньким кулачком по привлекательной физиономии Черкасова.

Тот стоял как скала. Но когда баба Луша ткнула пальцем в сторону калитки, развёл руками. Спустившись по ступеням, он не пошёл на улицу, а двинулся ко внутренней калитке к участку Семёныча. Баба Луша увязалось следом.

Это было ужасно забавно. Я даже пожалела, что не успела открыть ставни. Поэтому, когда вопящая парочка скрылась из глаз, я пошла работать. Зашла во вторую комнату, которая раньше была спальней, и начала реставрацию.

Надела защитные очки, респиратор, перчатки, косынку и мощные профессиональные наушники. Подключила генератор и начала вырезать недостающий фрагмент на станке. Работа меня моментально захватила.

Только ею я когда-то и спаслась после расставания с Ильёй и смерти мамы. Сначала просто лежала пластом, а потом вышла на улицу и увидела ветхие наличники. Решила отреставрировать.

Сейчас я с улыбкой вспоминала, как красила обрамление окна, а московские рыбаки сгрудились внизу и фотографировали. На следующий день потянулись с первыми заказами. А через неделю я ставила в очередь уже на осень.

Вот и теперь, вырезая и подгоняя витиеватые символы берегини, углубилась в историю семьи. Наличники привёз бизнесмен, сделавший капитал на куриных яйцах.

Когда бизнес разросся и он смог вернуться в семью, вспомнил, что всё детство провёл у бабушки в доме прадеда. Теперь решил реставрировать всё до первоначального вида. Не менять на новое, а восстанавливать элементы.

Получалось хорошо. Прадед заказчика был юристом, и нижняя часть обрамления окна включала свиток, как признак высокой должности. Я долго провозилась с соединением новых элементов, забыв про время.

Когда вышла на крыльцо подышать, забыла о приезде Черкасова. А вот он о моём существовании не забыл. Сидел на ступенях, и едва я открыла дверь, вскочил на крыльцо.

Это выглядело сюрреалистично. Я не сняла защиту и видела его, словно сквозь поверхность воды. И совершенно не слышала. Он что-то говорил, с экспрессией размахивая руками, а я видела немое кино.

В конце концов, он замолчал. Мы простояли несколько секунд друг напротив друга. У меня не хватало воздуха, чтобы вздохнуть. Вот он, человек из моих сладких воспоминаний и горьких снов. Мой бывший.

Илья показал на наушники, и я стянула их вниз, дрожащими руками.

– Здравствуйте, – начал он, обворожительно улыбаясь. – Я пришёл извиниться за то, что перепугал вас ночью. Я не хотел причинять неудобства. Просто не смог до вас достучаться во время бури. Дождь лил стеной, я был в открытой машине и пытался найти ночлег. Стучал в брёвна, но вы не слышали. У вас в палисаднике стояла лестница, вот я и решил открыть ставни и постучать в окно.

Я смотрела на Черкасова, как на произведение искусства. Даже в мятом костюме для рыбалки он был хорош. С чёткой линией подбородка, с ровным носом, точёными губами и глазами неизвестного цвета, глядящими в сердце.

– Вы меня слышите?

Илья внимательно на меня посмотрел, словно боясь, что я проглотила язык.

– Да, – ответила я хриплым после работы с мельчайшей древесной пылью голосом.

– Я прошу у вас прощения.

– Я поняла.

Он нахмурился. Рассматривал меня внимательно, словно ища подвоха, и меня осенило! Он меня не узнал! В респираторе, очках, косынке и перчатках, я была для него неизвестным чудовищем женского рода.

– Если с ночным недоразумением мы всё решили, я прошу у вас ночлег. Мост, по которому я приехал, смыло водой. Выше по течению прорвало дамбу и теперь мне здесь у вас загорать дня три, как минимум. – Я молчала. Илья решил повторить вопрос. – Ну, так что? Пустите к себе на ночлег?

– Нет, – прокаркала я грубым от волнения голосом.

Черкасов на секунду растерялся. Ему никогда и никто не отказывал. Даже в мелочах. Тем более, девушка из какого-то захолустья. Он нахмурился и сделал ко мне шаг, я отстранилась.

– Погодите, вы меня не поняли. Я оплачу проживание по цене гостиничного номера.

– Нет, – я была непреклонна.

– Вы меня не поняли, – начал раздражаться Черкасов, – я могу оплатить и больше, скажите, сколько вы хотите за ночь, и я не буду торговаться.

– Нет.

Илья сложил на груди руки. Осмотрел меня с головы до тапочек с собачьими мордами. Сдвинул челюсть вбок.

– Уважаемая, это какое-то недоразумение. – Он поджал губы, сдерживая гнев. Спорить на пустом месте Илья не любил больше всего. Теперешний разговор считал глупым и мелочным. – Мне всегда говорили, что в Заречье гостеприимные люди. И что бы ни случилось, у вас можно было найти пристанище. Но меня буквально выгнали из одного дома, не впустили во второй, а к третьему даже не дали подойти. Это какой-то заговор?

Он впился в моё лицо хмурым взглядом, а мне стало весело.

– Нет, – снова ответила я.

– Вы ко всем так безжалостны? Удивлённо спросил он.

– Нет.

– Послушайте, уважаемая, – начал выходить из себя Илья. – Я не знаю, что у вас тут произошло, кто вас обидел и почему вы не можете войти в положение человека, временно оставшегося без крова, но это не по-людски, вы понимаете?

– Нет, – уже из весёлой вредности ответила я.

– Вы вообще хоть какие-то другие слова кроме «нет» знаете?

– Да.

– Значит, и согласиться впустить меня на ночлег тоже можете? Я не прошу даже пускать меня в дом. У вас есть постройки для скота и хранения припасов. Наверняка в них найдётся для меня место?

– Нет.

Черкасова порвало.

– Послушайте! Я не стесню вас ни на секунду. Готов даже не попадаться вам на глаза. Но пока не починят мост, или хотя бы связь, я прошу вас предоставить мне любое место под крышей.

Я ухмыльнулась и закашлялась в респираторе.

– Нет.

– Уважаемая, не знаю, вы ненавидите весь сильный пол разом или какого-то конкретного мужчину, но так не делается!

У меня внутри всё заледенело. Нервы сжались в тугой пучок. Откуда-то из глубин души и памяти подкатило желание отомстить. Высказать всё то, что я мечтала ответить Черкасову долгих 5 лет, проведённых без него.

Я резко шагнула вперёд, Илья отшатнулся от неожиданности.

– А как делается, – прошипела я, – Ты знаешь, как по-людски? – На лице Черкасова снова отразилось непонимание. Глаза забегали по моей голове, плечам, фигуре, ища ответа. Но я не дала ему времени собраться с мыслями. – А я тебе скажу. На ночлег не пущу.

Злорадно улыбаясь, я развернулась обратно к двери. Вошла в прихожую, и стоя в доме, развернулась к Черкасову. Он выглядел как человек, встретивший привидение.

И я решила добить его морально тем же оружием, которым он уничтожил меня 5 лет назад.

– И, да, Илья. Пока. Теперь ты как-то сам.

А потом с силой захлопнула входную дверь и задвинула тяжёлый железный засов.