Loe raamatut: «Просто няня», lehekülg 6

Глава 7

Ужин после его фразы «я не знал» скоропостижно скончался. Мы доковыряли остатки еды в гробовой тишине и разбежались по углам. Андрей Игоревич, удалился в кабинет – наверное, продолжил вершить судьбы мира или хотя бы своей строительной империи. А я поплелась на кухню. Мне срочно требовалось совершить что-то простое, понятное и очень терапевтическое. Например, заварить чай. С тремя, нет, с четырьмя ложками сахара. И закусить это дело печенькой. Одной. Ну, может, пачкой.

Кухня, огромная, как футбольное поле, встретила меня тишиной и мерным гудением холодильника размером с небольшой сарай. Я щёлкнула кнопкой на чайнике, извлекла из своей сумки любимую кружку в весёлый и совершенно дурацкий горошек и прислонилась бедром к прохладной столешнице. В голове роились мысли, как пчёлы в улье. Этот его уставший вид, этот странный разговор, это тихое признание… Всё это как-то не клеилось с образом Соколова – железного человека, который, казалось, завтракает гвоздями, а на обед ест конкурентов.

Не успела вода в чайнике даже как следует возмутиться, как на кухне нарисовался и сам хозяин жизни. Без пиджака, в белоснежной рубашке с расстёгнутым воротом. Рукава небрежно закатаны до локтей, открывая сильные руки с дорогими часами. Он выглядел… по-человечески. И от этого казался ещё более инородным элементом в этом царстве стерильной чистоты и хай-тека.

– Тоже не спится? – его голос был лишён привычных стальных ноток. Просто голос уставшего мужчины.

– Решила чайку бахнуть, – пожала я плечами, стараясь казаться невозмутимой. – Нервы успокаивает. Вам сделать?

Он молча кивнул и опустился на стул за столом, который был таким огромным, что за ним можно было проводить заседания ООН. Я, стараясь не греметь, заварила два пакетика чая. Себе – в свою родную кружку в горошек, ему – в идеально белую, безликую чашку, будто только что сошедшую с конвейера. Поставила перед ним. Он обхватил её ладонями, словно грелся у костра, и уставился внутрь. Наверное, пытался разглядеть там своё будущее. Или прошлое.

– Вы и правда думаете, что вся эта… самодеятельность сработает? – наконец выдавил он, не поднимая глаз. – Носки, грядки для садовника…

– Я не думаю, я уверена, – ответила я тише, чем хотелось бы, но твёрдо. – Андрей Игоревич, детям не нужны акции вашей компании в золотой обёртке. Им нужно почувствовать, что они не потребители контента и дорогих вещей, что они могут что-то сделать сами. Что-то настоящее. Даже если это будет криво связанный носок или косо посаженная морковка.

Он горько усмехнулся, и уголок его губ дёрнулся.

– Я пытался купить им всё. Думал, это будет лучшей компенсацией.

– Компенсацией за что? – спросила я и тут же прикусила язык. Кажется, полезла не в своё дело.

Но он, на удивление, поднял на меня глаза. Серые, как небо перед грозой. И я поняла, что сейчас услышу то, чего знать не должна. Секрет на миллион. Или на миллиард.

– За неё, – выдохнул он. Одно слово, а прозвучало, как выстрел. – За Ангелину. Мою бывшую жену. И мать моих детей.

Он отхлебнул чай, наверняка обжёгся, но даже не поморщился. Железный человек, точно говорю.

– Наш брак – это не сказка про любовь до гроба. Это была сделка. Чистый бизнес. Как говорят у нас, слияние и поглощение. Она – из знатной, но обнищавшей семьи с громкой фамилией. Я – простой парень из ниоткуда, но с тугим кошельком. Мы были идеальным стартапом друг для друга. Я был уверен, что этого хватит. Что семью можно построить по бизнес-плану: нанимаешь правильных людей, вкладываешь ресурсы и ждёшь дивидендов.

Он говорил это так ровно, будто читал биржевую сводку. Но я видела, как напряглись мышцы на его скулах.

– Дети… дети в этот бизнес-план не входили. Точнее, они были чем-то вроде побочного эффекта. Необходимый атрибут для статуса. Наследники. Ангелина их никогда по-настоящему не хотела. Это я сейчас понимаю. А тогда мне казалось, она просто… такая вот холодная. Настоящая Снежная королева. Идеальная, красивая, отполированная до блеска. Она никогда не обнимала их, когда они плакали. Не читала им на ночь. Она их почти не замечала. У неё была своя жизнь: приёмы, вернисажи, благотворительность… А дети были помехой. Они пачкали её дизайнерские платья, оставляли отпечатки пальцев на стерильных поверхностях и мешали ей быть идеальной женщиной с обложки журнала.

Я молчала, вцепившись в свою тёплую кружку, как в спасательный круг. В голове рисовалась картина: красивая кукла и трое маленьких детей, которые отчаянно пытаются докричаться до неё, а в ответ – только ледяное молчание. И мне стало так больно за них, что захотелось пойти и съесть не только пачку печенья, но и весь торт из холодильника.

– А потом… потом наш «проект» стал убыточным. У меня начались проблемы в бизнесе. И она просто… свалила, выгребла всё, до чего дотянулись её идеальные ручки. Деньги со счетов, драгоценности… Просто испарилась. Как утренний туман. Оставила мне троих детей и короткую записку: «С меня хватит».

Он замолчал.

– Я тогда чуть не рехнулся. Не из-за её ухода. А из-за того, что я увидел в глазах детей. Особенно у Киры. Она ведь всё поняла. Поняла, что её просто выкинули. Как старую, надоевшую игрушку. И в тот момент я поклялся себе, что они больше никогда и ни в чём не будут нуждаться. Я завалю их лучшими игрушками, лучшими шмотками, отправлю в лучшие школы. Я куплю им весь мир, лишь бы они не чувствовали себя… ошибкой. Побочным продуктом неудачной сделки.

Он закончил свой монолог и уронил голову на руки. И в этот миг вся его броня из дорогих часов, властного голоса и стального взгляда рассыпалась, как карточный домик. Всемогущий Соколов, по щелчку пальца превратился в уставшего, измученного чувством вины мужика. Отец-одиночка, который пытался завалить деньгами огромную дыру в душах своих детей, не понимая, что от этого она становится только больше.

Я молча встала, взяла чайник и подлила ему кипятка. Потом снова села. Что тут скажешь? Любые слова были бы фальшивыми и глупыми. Иногда лучшее, что ты можешь сделать, – это просто молча сидеть рядом и дышать в унисон.

Кажется, работка мне предстоит посложнее, чем я думала. Придётся быть и няней, и спасателем МЧС. Отогревать три замороженных сердца. Включая и сердце их отца-миллиардера. Что ж, Дарья Потапко, засучивай рукава. Похоже, зима в этом доме будет долгой. Но мы, ростовские, холодов не боимся. Прорвёмся!

* * *

Свой первый официальный выходной за всё время работы в этом доме-музее я ждала так, как, наверное, не ждут даже амнистии. Мечтала о нём, видела его в сладких снах, где я, как тюлень, лежу на огромной кровати, смотрю глупые комедии и ем жирную, вредную, божественную пиццу прямо из картонной коробки, пачкая пальцы в соусе.

Но реальность, как обычно, решила, что мои мечты – это слишком просто. Будильник в моей голове, натренированный за недели ранних подъёмов, сработал ровно в семь утра. Я покорно встала, побродила по своей комнате, и поняла, что совершенно не знаю, чем себя занять. Тишина давила на уши. Огромный дом казался пустым и гулким. В итоге, после часа бесцельных шатаний и попыток заговорить с фикусом в углу, я не выдержала и схватилась за телефон.

– Свєтка, родная, спасай! – взмолилась я в трубку, едва подруга ответила. – Умоляю, приезжай! У меня тут холодильник ломится от еды, хватит, чтобы накормить полк голодных солдат, а я тут одна-одинёшенька. Ещё немного, и я начну вести светские беседы с позолоченными ручками на дверях.

Света, моя единственная боевая подруга в этом громадном и чужом городе, долго ломаться не стала. Видимо, мой голос звучал достаточно жалко. Через полтора часа, которые я провела, наводя порядок на кухне просто от скуки, в дверь позвонили.

Я пошла открывать сама, потому что у нашей экономки, суровой Валентины Ивановны, тоже был законный выходной. На мне были мои самые удобные, но уже изрядно потрёпанные джинсы, растянутая футболка с дурацким котом и фартук. Фартук я забыла снять после того, как мы вчера с Алиной битый час ваяли из пластилина какую-то фантастическую гусеницу-мутанта, поэтому он был живописно украшен зелёными, синими и фиолетовыми кляксами.

На пороге стояла Света. И я поняла, что мы с ней выглядим как две разные вселенные. Она была при полном параде: на высоченных шпильках, в облегающем платье, которое стоило как три моих учительских зарплаты, и с таким боевым раскрасом на лице, будто она приехала не ко мне на чай, а на вручение «Оскара».

Света замерла, как вкопанная. Её идеально очерченные губы удивлённо приоткрылись, а огромные глаза медленно начали изучать холл. Холл, к слову, был размером с приличный спортзал в нашей ростовской школе. Мраморный пол блестел так, что в нём можно было увидеть своё отражение, витая лестница уносилась куда-то на второй этаж, а с потолка свисала люстра, похожая на гигантскую хрустальную медузу.

– Матерь божья… – наконец выдохнула Света, обретая дар речи. – Дашка… Ты что, банк ограбила? Или тайно вышла замуж за нефтяного магната, а лучшей подруге и слова не сказала?

Она осторожно шагнула внутрь, и её тонкие каблучки испуганно зацокали по холодному мрамору. Она вертела головой во все стороны, как турист, впервые попавший в Эрмитаж, и её рот так и не закрывался.

– Даш, это что, реально жилой дом? Это же дворец! Самый настоящий! Тут же можно на гироскутере гонять из комнаты в комнату! Дашка, ты в сказку попала! Ты что, теперь принцесса, а я не в курсе?

Я посмотрела на её ошарашенное лицо, потом на свой фартук, перепачканный пластилином, и меня прорвало на смех. Громкий, искренний и, наверное, немного истеричный.

– Ага, – я вытерла руку о фартук, добавляя к палитре ещё и жёлтый цвет. – В сказку. В самую что ни на есть. Только роли у меня тут, знаешь ли, меняются по десять раз на дню.

Света, наконец, смогла оторвать свой восхищённый взгляд от потолка и уставилась на меня.

– Это в каком смысле?

– А в самом прямом! – я махнула рукой, приглашая её в гостиную. – Вот, например, каждое утро я – Баба-яга. Злая, коварная и неумолимая. Я влетаю на кухню на своей воображаемой метле и отбираю у несчастных деток их волшебные светящиеся яблочки. Ну, в смысле, планшеты и телефоны. Они на меня шипят, как маленькие дракончики, топают ногами, но я кремень. Потому что нечего за завтраком пялиться в свои эти интернеты, когда перед тобой сырники стынут.

Я провела её в гостиную, где она снова застыла, увидев окна от пола до потолка с видом на идеальный сад.

– Днём, – продолжила я свой трагикомичный рассказ, опасливо присаживаясь на краешек белоснежного дивана, на который до этого боялась даже дышать, – я превращаюсь в эдакую Василису Премудрую. Многопрофильного специалиста. Я то шью бальные платья из старых папиных носков для тряпичных кукол Алины, то составляю подробное техническое задание для юного гения Марка, который снисходит до того, чтобы написать простенькую программу для садовника. А ещё я могу за три минуты сочинить сказку про бегемота, который боялся щекотки, чтобы выманить из своей комнаты принцессу-молчунью Киру.

Света смотрела на меня во все глаза, и в них плескался дикий коктейль из восторга, зависти и абсолютного недоумения.

– Даш, я вообще ничего не понимаю. Ты так говоришь, будто тебе тут плохо. Ты оглянись, где ты живёшь! Да любая девчонка из нашего города душу бы продала за такое!

– А вечером, моя дорогая, – я проигнорировала её возглас и театрально подняла вверх указательный палец, – начинается самое интересное. Вечером я переквалифицируюсь в личного психотерапевта и жилетку для местного короля. Он возвращается со своих рыцарских турниров, то есть из офиса, устало плюхается в кресло напротив и начинает жаловаться, как ему нелегко в одиночку управлять этим огромным королевством. А я сижу, понимающе киваю и подливаю ему чай с чабрецом. Бесплатно, заметь.

Я замолчала и посмотрела на подругу. Она тоже молчала, пытаясь переварить полученную информацию. Кажется, до неё потихоньку начало доходить, что моя «сказка» – это не та история, где прекрасный принц в конце целует Золушку, и они живут долго и счастливо.

– Погоди-ка, – наконец произнесла она, нахмурив свои идеальные брови. – То есть ты не просто няня, которая с детьми сидит? Ты ещё и ему… этому твоему Соколову… мозги на место вставляешь?

– А то! – усмехнулась я. – У меня тут, Светик, полный пансион. Система «всё включено»: трёхразовое питание, проживание во дворце и круглосуточная психологическая поддержка для всей скорбящей семьи. И всё это за одну зарплату, между прочим.

Света вдруг посерьёзнела. Она решительно села рядом со мной на этот диван, который стоил, наверное, как её машина, и взяла меня за руку своей холёной ручкой с идеальным маникюром.

– Дашка, а он… он к тебе как относится? Ну, ты понимаешь, о чём я…

– Как к очень полезной функции, – честно ответила я, пожимая плечами. – Как к новому швейцарскому ножу, у которого внезапно обнаружилось много дополнительных лезвий. Или как к кухонному комбайну последней модели, который умеет не только шинковать капусту, но ещё и сказки рассказывать, и выслушивать жалобы на тяжёлую миллионерскую жизнь.

Этот разговор с подругой вдруг заставил меня посмотреть на всё происходящее со стороны. Всю неделю я, как белка в колесе, крутилась в этом огромном аквариуме, пытаясь выжить, наладить быт, найти подход к этим трём маленьким ёжикам. Я была так погружена в ежедневные проблемы, что у меня не было ни секунды, чтобы остановиться и подумать: а что, собственно, происходит со мной? И вот сейчас, глядя в обеспокоенные глаза Светы, я вдруг увидела всю картину целиком. Увидела себя – простую учительницу из Ростова-на-Дону, которая ввязалась в какую-то безумную авантюру с богачом и его несчастными, покинутыми детьми. Игроком, которого в любой момент могут выкинуть из игры, если он перестанет быть полезным.

– Слушай, а может, оно того не стоит? – тихо спросила Света. – Ну, деньги это, конечно хорошо, но ты же себя в гроб загонишь с такой «сказочкой». Ты же не железная.

Я посмотрела в огромное окно, на идеальный, без единого сорняка, газон. На нём, под раскидистой яблоней, валялась забытая нами вчера пластилиновая гусеница. Кривая, нелепая, но сделанная с таким детским восторгом. Я вспомнила удивлённые и чуть потеплевшие глаза Киры, когда она всё-таки вышла из своей комнаты на мою сказку. Вспомнила, как Марк, фыркая и делая вид, что ему всё равно, утащил к себе в комнату листок с моим «техзаданием». Вспомнила растерянное и бесконечно уставшее лицо Андрея, который впервые за долгое время говорил с кем-то о своих детях, а не о биржевых сводках.

– Не знаю, Свєт, – я покачала головой. – Может, и не стоит. Но, знаешь, что самое странное во всей этой истории? Мне кажется, я впервые в жизни на своём месте.