Loe raamatut: «Путь с войны», lehekülg 11

Font:

7.

Напрасно Германия все это затеяла, – сказал Борис Сорокин, ставя подстаканник на толстый том с названием «Всемирная история». – Зачем им расширение страны?

– Абсолютно ясно зачем, – сонно сказала сидящая напротив Вилена.

На другом конце длинного стола Загорский и Сметана рассматривали карту. Исай Гаврилов придвинул Вилене блюдце с наколотым сахаром.

– Спасибо, – отказалась девушка. – Я сладкое вечером не ем.

– Худеешь? – поднял голову Николай Прокопьевич. – И так тоща, как вобла.

– Германия до объединения, – Борис постучал по фолианту. – Когда она была суммой маленьких княжеств, графств, ее значение было выше с точки зрения вклада в мировую науку. Лейбниц, братья Гумбольты…

– Отличные братья! Там бременские музыканты, там храбрый портняжка, – вспомнил Гаврилов.

– Это другие братья, – сказал Борис. – Но и писатели, какие были! Композиторы! Мыслители. Лучшие в то время университеты в германских городах! После объединения маленьких княжеств под Пруссией стало как-то не очень. А после начала экспансии, после гонений на вольнодумцев немецких – еще хуже. И в чем тогда выгода большой территории, если качество народа падает?

– Большая территория всегда хорошо, – без выражения сказала Вилена. – Вся история эта… А ты что, уже всю книгу прочел? Тут листов тысяча!

– Я быстро читаю, – без хвастовства сказал Борис. – Предположим, Вилена, Исай, вы родились в средние века. Есть на выбор большая и могучая Османская империя – великая держава тех времен. А рядом – Италия. Даже не Италия, а набор мелких по размеру городов-республик: Генуя, Венеция, Флоренция. Там горит эпоха Возрождения – науки, искусства, торговля процветает. Какая страна привлекательней? Где бы вы хотели жить?

– В Турции, – выбрала Вилена. – Могучая страна – завоевательница, покорительница многих народов. Там же, наверное, полиция тоже была.

– Только там баб… – сказал Гаврилов и осекся. – Прости, хотел сказать: женщин. Их до важных дел не допускали, они сидели по гаремам.

– И дружили с евнухами, – тихо вставила Вилена.

– Я бы был командиром янычар, – мечтал Гаврилов. – Бежим мы по Стамбулу, сечем направо и налево. Всем лежать! Руки за голову! Где Махмуд?! Ты Махмуд? Руки в гору, работает…– Тут Исай задумался, стало слышно, как Сметана вполголоса говорит Загорскому: «Львов предупрежден. Сюда, сюда, направлены ориентировки, – он постукивал карандашом по карте, – а сюда я ездил. Тут начальник ГОВД смешной. Непейвода его фамилия. Его прям парализовало от страха, когда мы с Вилькой зашли…». – Работает ЯПОГ! – придумал, наконец, Исай.

– ЯПОГ? – переспросил Борис, у него пурпурным пылало лицо.

– Янычарская полицейская особая группа, – расшифровал Гаврилов.

– Ты забыл самый наглядный пример, – сказала Вилена. – В одно время существовали греческие полисы и государство персов. Тут роль Афин, Спарты и прочих выше стократ, чем азиатской империи. К тому же греки потом Персию завоевали.

Загорский встал, потянулся и предложил:

– Давайте отдыхать, историки. В любой момент могут цинкануть.

– Говорят, хуже нет, чем ждать и догонять, – сказал Сметана, тоже поднимаясь. – Это я не согласен. Догонять – дюже гарно! Ждать новостей от невидомой людыны – дюже погано.

– Прокпьич уже хохляцкий выучил, – саркастически сказал Гаврилов. – А ты знаешь как по-украински называется Венгрия? Ни в жизнь не догадаешься. Угорщина!

***

Начальник городского отдела внутренних дел Ефим Лукич Непейвода выдвинул ящик стола и незаметно полюбовался на себя в маленькое зеркальце, лежащее в тумбочке. Подкрутил вверх кончики усов, не уступающих ни в чем усам маршала Буденного. Пришла фраза: «Маршал Буденный во время войны сыграл выдающуюся роль – он, в общем, ни во что не вмешивался». Неплохо. Последние сорок лет своей жизни Ефим Лукич занимался литературным трудом. Четыре чемодана рукописей, к неудовольствию супруги Степаниды Андреевны, он возил за собой в каждый новый район или город, к каждому новому месту службы. И хотя ни один его роман не был опубликован, ни одна пьеса не поставлена, ни один сценарий не экранизирован, Непейвода не оставлял литературного поприща. Он посылал черновики критикам и писателям. Ему отвечали: «Как-то у вас все простенько. Буднично как-то». Ефим Лукич возражал: «Если автору есть, что сказать, он хочет донести до многих. Чтобы донести до многих, надо писать проще. Надо интересно, в тоже время знакомо, и с веселинкой».

Конечно, Непейвода как законспирированный писатель мирового уровня не мог не затрагивать в своих произведениях и вечных экзистенциальных тем. Он считал себя обязанным, он старался. Но лет шесть назад произошел творческий переворот. Ефима Лукича назначили в Западную Украину, недавно с восторгом вступившую в Советский Союз, где он получил возможность познакомиться с книгами, которые у нас не издавались. Вот же! Вот! Комиссар Мегрэ! Вот тот герой – в смысле литературный, реальных героев и так прорва – герой, который нужен русскоязычному читателю. В этом направлении Ефим Лукич и начал работать, сочиняя рассказы и пьесы о нашем советском Мегрэ. Прототипом главного героя стал, конечно, сам подполковник Непейвода, только без тяжелого живота и многоскладчатого подбородка, напоминающего мокрого удава, обвившего шею человека.

Ефим Лукич еще раз погладил усы – семейная гордость – и ласково посмотрел на Бардина, который сидел за столом и жадно хлебал из судка борщ, приготовленный Степанидой Андреевной – это она умела, как никто. Она же постирала изношенную форму красноармейца, сильно пострадавшую за те пять дней, которые он прошел по лесным дебрям, убежав из бандитского плена.

Подполковник Непейвода, как и многие другие сотрудники органов, знал о бандеровских группах, которые дислоцируются в укромных местах Украины, но никто не мог сказать определенно об их численности и конкретном размещении. До вчерашнего дня! Вчера появился в отделе изможденный солдат, который сказал, что он сбежал из банды и может, хотя и с трудом, показать, где скрывается нацистский отряд. На карте солдат обозначил примерно окружность – в этом районе они. Конкретнее пояснить не смог, сказал, что на местности легко найдет дорогу в лесное поселение. Непейвода незамедлительно доложил вышестоящему руководству, получил указания, теперь оставалось ждать. Взять отряд фашистских недобитков – умопомрачительный сюжет! Но есть одно обстоятельство…

Как бы это сказать?

Действие первое. Кабинет начальника отдела. Из больших окон падает дневной свет. На стене портрет товарища Сталина. За столом сидит сыщик Водохлебов. Он быстро пишет.

Входят пожилой мужчина (увалень, но по необходимости хваткий) и миловидная девушка (с виду – шалава на диете). Мужчина представляется: оперуполномоченный Сметана! И подходит ближе. Девушка остается возле дверей.

Сметана. Вот мои полномочия (протягивает лист бумаги). Есть поручение особой важности.

Водохлебов. Слушаю вас.

Сметана. Нами разыскивается дезертир Бардин Ырысту Танышевич, четырнадцатого года рождения. Вам предписывается при появлении в зоне вашей ответственности…

Да нет, не так, подумал Ефим Лукич и мысленно перечеркнул мысленные же строчки.

Сметана. Вы подполковник Водохлебов? Очень рад. Очень рад. Дело в том, что у нас к вам просьба. Бардин Ырысту Танышевич разыскивается как дезертир. Но поймать его мы никак не можем.

Водохлебов (грубо). Я дезертирами не занимаюсь!

Сметана. Это дело государственной важности.

Водохлебов. Изощренные убийцы, лютые грабители, расхитители социалистической собственности – вот дело государственной важности! А дезертирами я не занимаюсь.

Сметана (понизив голос) Личная просьба наркома. А главное (доверительно) сам Бардин нас интересует лишь как носитель одного предмета. Нам его вещи изъять нужно.

Водохлебов (в сторону) Почему я один во всей правоохранительной системе? Отчего меня все используют? Понимаю: кто везет, на том и возят, но такой ерундой заниматься – страх, как не хочется. Розыск должны делать ищейки. Мой профиль все-таки тонкая работа, работа мысли, умозаключения. Если бы не просьба Лаврентия… Высоко взлетел дружок, а как прижало, вспомнил. Вспомнил приятель старый. Соглашусь.

Девушка. А вы тот самый Ефим Водохлебов?

Водохлебов. Какой тот самый?

Девушка. Ну, знаменитый сыщик.

Водохлебов. Тот самый.

Девушка (с восторгом) А можно ваш автограф?

Водохлебов. Можно. Но только после того, как найду вашего (смотрит в документ) Бардина Ырысту Танышевича.

Девушка. А вдруг вы не найдете. Может, сейчас. Или вечером (принимает соблазнительную позу, смотрит похотливо) я бы послушала о ваших приключениях из первых уст.

Водохлебов. За сорок лет, что работаю детективом, осечек не случалось, а потому найду я дезертира с его вещами. А теперь прошу извинить, мне пора отобедать. Супруга, любимая и верная жена, не любит, когда я задерживаюсь.

***

Ырысту съел борщ, допив остатки бульона через край посуды, и принялся за кашу. Оголодал.

Когда у сумасшедшей старухи случилось обострение – не иначе, полнолуние повлияло – и она, не соображая, выпустила пленника, Ырысту помчался, не имея ни плана действий, ни даже примерных догадок о направлении бега. Решив, что убрался на безопасное расстояние, а этот вывод он сделал, когда небо уже посветлело утренней зарей, нужно было понять, что делать дальше. Самым верным ходом виделось продолжение пути на родину, то есть скрытно выйти из леса и шагать на восток. Придется где-то украсть обувь. Босой солдат вряд ли будет убедителен с историей о демобилизации. Документы остались у командира повстанцев, да и документы эти палевные. Даже пан полковник без труда узнал, что Бардина ловит НКВД. Нормальный вариант – пошляться по лесу несколько дней, покушать сладкой ягоды, поспать на перине сухого мха, а попозже, через несколько дней вернуться, как ни всем не бывало, к ребятам-бандеровцам. Рассказать все как было, а я виноват, что у бабки съехала крыша? И бес ее дернул замки все и дверки открыть – и ставни, и в избу, и в погреб? А я убежал, но вернулся. Я – свой. Повысит ли это доверие к Бардину Ырысту? Ну как сказать, повысит. Повысит – значит, какое-то было уже, был небольшой индекс доверия.

Еще в институте Ырысту придумал такую штуку – индекс доверительности между людьми. Правда, субъективный и односторонний. Берешь бумагу и пишешь на ней десять своих секретов. Лучше двадцать или больше, так надежнее. И не только секретов, а таких случаев, которых стыдишься. Мыслей, которые гонишь, желаний позорных. В общем, фиксируешь все то, что составляет темную сторону твоей личности, то, что не расскажешь первому встречному. Получается, допустим, сорок пунктов, на основании их вычисляешь индекс доверительности. Есть человек, прикинул, поставил галочки. Профессор Григорьев, ему бы доверил два случая из сорока – индекс доверия пять процентов. Леха Урбах ему можно рассказать двадцать позорных моментов, он поймет и не растреплет – пятидесятипроцентное доверие. В отношении супруги доверие процентов двадцать пять, а от нее очень хочется полного раскрытия. Самый высокий показатель – дедушка Чинат, и не потому, что Ырысту ему рассказывал все свои тайны, а потому что шаман, если захочет, сам все увидит. Чинат-таада… помер давно, а все шатается по срединному миру. Является. Последствия контузии лечить научил, да не пригодилось. С полной луной – это да! Тут попадание. Сейчас бы мимо проходил, совет какой бы дал. Когда надо, его нету.

Ырысту, ничего не решив, пошел в сторону рассвета. Питался подножным кормом, спал, где попало. Спустя несколько дней вышел к людям. То есть, сначала почуял, после увидел дома, понял: впереди – городок. Можно его обойти. Обогнуть, продолжая свой путь.

Если бы не Сырый! Этот палач, вырезающий пленным глаза! Он не должен сидеть в безопасной деревне, жрать самогон и хрустеть огурцами. Скоро созреет картопля, и Сырый будет счищать тонкую кожицу с вареного клубня. Тем же ножом, тем же ножом. Так быть не должно. Значит, явиться в органы, сдать бандеровское логово, себя принеся в жертву лагерным идолам, советским богам.

Что делать? Бросил бы жребий, орел или решка – нету монеты. Как-то же жили первые люди без денег. Жребий бросали. В воду два камня, черный и белый, и тащишь. Нету горшка. Нету воды.

Ырысту сломил ветку с кустарника, острым концом начертил на земле прямую. Отошел от линии на три шага, загадал: в левую сторону, в сторону сердца – это домой, в правую – мочим повстанцев. Набрал воздуха полную грудь и плюнул. Харчок приземлился прямо на линии. Еще раз. Теперь улетел правее прямой. Жребий брошен.

Бардин вошел в город, первой увиденной жительнице проговорил: «Здрасьте – будь ласка – дайте воды – где тут у вас – милиция?».

***

Действие второе.

Прошло пять суток. Кабинет начальника отдела. Из больших окон падает дневной свет. На стене портреты товарища Сталина и наркома Берии. Водохлебов и Бардин.

Бардин (вылизывая миску). Спасибо вам огромное. И супруге вашей! Очень вкусно.

Водохлебов. Будь ласка, мил человек. Чаю налить? (Бардин отрицательно качает головой, хлопает себя по округлившемуся животу). Послушай, Ырист, ты уверен, что вспомнишь на местности.

Бардин. Только туда попасть. Мгм. Сразу вспомню.

Водохлебов. С минуты на минуту должны прибыть смершевцы. Хотелось бы оперативно выехать, и чтобы без проволочек. Капитан Блинов руководит. Перевелся с третьего белорусского. Я его знаю немного.

Бардин. Блинов, так Блинов.

Водохлебов (задетый равнодушием Ырысту). Да ты знаешь что…! Андрей Блинов – волкодав! В двадцать лет капитан СМЕРШ, это не фунт изюма. В августе сорок четвертого он взял матерого шпиона Мищенко. Дело было на контроле Ставки, то есть архиважное. Что такое «момент истины» знаешь? Группа Блинова филигранно сработала. Блинову – орден и внеочередное. Там еще Таманцев такой был, тоже профессионал. Упился до смерти.

Бардин. Бывает.

Входят два офицера. Один представился: капитан Блинов, назвал второго: лейтенант Белькевич. Блинов – светлоголовый с заметным румянцем, Белькевич – брюнет с ранними залысинами.

Блинов (заикаясь) Ефим Лукич! А м -мы ведь с в-вами з-знакомы, помните? Очень рад. Большая ч-честь с вами пораб-ботать.

Белькевич. Я тоже, кажется, слышал о вас.

Водохлебов. Присаживайтесь.

Все расселились за столом.

Блинов (Бардину) Я в курсе в-ваших дел. В общих чертах. Детали – после. Письменно. Взгляните на эти фотокарточки…

***

Неплохой дядька, подумал Ырысту о подполковнике Непейводе. Только очень уж суетливый. Когда появились офицеры СМЕРШ, Ефим Лукич вскочил, бросился навстречу, давай руки жать, лепетать подобострастно: «А меня помните? А мы ведь знакомы! Андрей Степанович! Это большая честь и удача!».

А этот Блинов, видно, ни хрена не помнит Лукича. Не знаю, каких маститых шпионов он брал, но апломба у заики-капитана явный перебор – без церемоний уселся в кресло начальника, с ходу начал фотокарточки совать. Даже чаю не попили.

Ырысту Бардина ищут особисты, СМЕРШ – другое ведомство, но неприятный Белькевич чего-то смотрит, многозначительно водит носом, бухтит: «Я что-то слышал о вас». Разгромим бандеровскую базу – попытаюсь смыться. Что там «попытаюсь»? Надо.

Блинов разложил пять фотографий.

– Кого-н-нибудь узн-наете?

Ырысту склонился над столом, отодвинул одну карточку.

– Пан полковник, – сказал. Как его было не узнать?

– Он такой же полковник, как я генерал! – воскликнул Белькевич.

Непейвода, примостившийся на уголке, громко рассмеялся.

– Этого не знаю, – Бардин отмел снимок Ракицкого.

Почему он не стал опознавать Михаила Ракицкого? Какой-то внутренний голос подсказал. Скрытая симпатия повлияла? Ведь из всех бандеровцев Ракицкий один отнесся к нему по-человечески.

– Сырый, – Ырысту взял карточку, где красовался бравый эсэсовец на фоне виселицы. Остальных не видел.

– Очень хорошо, – сказал Блинов и изобразил поощрительную улыбку.

– Тоже известен? – спросил Ырысту.

– Конченая тварь, – заявил лейтенант Белькевич.

– Это я знаю, – согласился Ырысту.

Блинов достал лист бумаги и карандаш, предложил Бардину:

– Насколько возможно, насколько вспомните, изобразите план деревни.

Ырысту взялся за чертеж, по ходу дела, давая пояснения: «Здесь у них дозор, два бойца – точно. Тут землянки, сарайки. Это – дом полковника, рядом дом лесничего, где я в погребе сидел… снова жилье… тут поле, там картошка посажена. Я убегал по полю… с краешку… начинается лес.… В нем меня не заметили. Возможно, с этой стороны охраны нет».

– А возможно, что есть, – сказал Белькевич.

– В-вы говорите, что отсюда д-дорогу не помните. И м-можете показать от границы, – Блинов развернул карту. – Где примерно?

– Не знаю, – Ырысту пожал плечами. – Старый пограничный пункт со шлагбаумом. Будка пустая.

– Паша? – требовательно бросил Блинов лейтенанту.

– Знаю два таких, – сказал Белькевич.

– Там еще речушка есть, – добавил Ырысту.

– Возле обоих – речушка.

– З-значит так. Сейчас девять сорок две. В полдень выдвигаемся. Сначала один пункт. Если не то – второй. Паш, сообщи в управление.

До того молчавший Ефим Лукич Непейвода откашлялся и произнес:

– Я с вами поеду. Можно?

– Не думаю, что это целесообразно, – сказал Блинов.

– Товарищ капитан! Андрей, это моя земля, – Ефим Лукич как-то трогательно сделал брови домиком. – Анрюш…, я обязан. Мне надо это.

– Говорят – нецелесообразно, – сказал Белькевич. – Мы профи. А там неизвестность. Нам обуза не нужна. И так… – он не договорил, но Ырысту понял, что лейтенант имеет в виду именно его, и что ему он не доверяет.

– У вас спина больная, Ефим Лукич, – сказал Блинов, а Ырысту с радостью понял, что смершевец не забыл, помнит подполковника Непейводу. – А мы едем машинами только до границы. Оттуда маршем. И ночевка в лесу. Лучше бы вам поберечься.

– Андрей… – умоляюще начал Ефим Лукич.

– Собирайтесь, – сказал Блинов и с доброй улыбкой добавил. – Только учтите! В походе никаких поблажек ни к возрасту, ни к здоровью не будет.

– Я только жене позвоню, – Непейвода взялся за телефонный аппарат. – Домой телефон провели. Чтобы всегда найти можно. Я только жене…

Ефим Лукич отошел в дальний угол кабинета. Такое сладкое тихое счастье он излучал! Идет на важное дело! А еще телефон проведен домой! И есть, кому домой позвонить. Дома ждут, и будут волноваться.

– Алло, Стеша… – Лукич шептал в трубку, а Ырысту сказал Блинову:

– Пару слов бы. По личному.

– Паша, иди. С-слушаю.

– Могу убрать последствия контузии. Вашей контузии, товарищ капитан. Головные боли, заикание, бессонница. Есть же?

– Есть. Н-но я л-лечился.

– Дело семи минут, – сказал Ырысту.

Блинов нахмурился, посмотрел в угол, где по телефону оправдывался перед Стешей подполковник: «…в соседний район…там карманника взяли, еще довоенного… никаких рисков… мазь возьму… ну, кто-нибудь натрет… не в пустыне, среди людей… самому страх не хочется, надо…».

– Вы не медик. Вы из знахарей, я знаю. Но в это не верю, – сказал Блинов.

– Так поверьте.

– Почему?

– Потому, например, – с каменным спокойствием сказал Ырысту. – Что у вас в кармане лежит письмо, которое начинается словами: «Здравствуй, мамочка, извини, что давно не писал». А кончатся приветом бабушке.

Блинов весь словно затвердел, письмо он написал пару часов назад, никто его не мог увидеть.

– Ф-фокусы!

– У бабушки гайморит и орден за трудовое отличие, – напомнил Ырысту.

– Хорошо, – после недолгих колебаний согласился капитан. – Можно поп-пробовать.

– Лукич! – окликнул Бардин. – У вас есть зеркало?

Ефим Лукич забавно смутился, подошел к столу и, стеснительно пряча глаза, достал карманное зеркальце.

***

Действие третье.

Служебный Кабинет. Под портретами В.И. Ленина и главы НКВД Украинской ССР В.Т. Сергиенко сидит Водохлебов. Блинов и Бардин – за столом.

Блинов. В-вы говорите, что отсюда д-дорогу не помните. И м-можете показать от границы (Блинов развернул карту) Где примерно?

Бардин. Там был старый пограничный пункт со шлагбаумом. Будка пустая и речушка.

Водохлебов. Знаю это место. Сейчас девять сорок две. В полдень выдвигаемся. Готовьтесь!

Блинов. Ефим Лукич! Вы же после ранения! Может вам поберечься?

Водохлебов. Отставить! Сейчас указания дам (поднимает трубку телефона)

Бардин (Блинову тихо). Могу помочь с заиканием. Есть одно средство.

Блинов (недоверчиво). Знахарство? Знаем мы эти фокусы!

Бардин. Если это фокусы, пусть меня сразит гайморит! У вас есть зеркальце? (Блинов достает маленькое зеркало, передает Бардину) Могут быть побочные эффекты, но они скорее приятные.

Блинов. Например, какие?

Бардин. Мощная интуиция, предвидение опасности. Память может обостриться невероятно – раз глянул на текст и запомнил навсегда.

Бардин достал спички и приступил к ритуалу. Водохлебов вышел из кабинета.

Действие четвертое

Коридор в отделе милиции. Водохлебов смотрит в окно.

Водохлебов (сам с собой). Две машины бойцов на операцию. Не мало? Справимся. Страх не люблю я эти перестрелки – дуболомная работа. Но кто еще очистит Родину от банд?! Бардин говорит, бандитов не больше двух десятков. Шестерых-семерых я на себя возьму, а уж с остальными солдатики справятся как-нибудь.

Подходит Белькевич.

Водохлебов. Бойцов не мало? Хватит для положительного исхода операции, ваше мнение?

Белькевич. Вы же с нами, а это уже, как взвод головорезов. Справимся. И еще. По обнаружению лежбища бандитов есть указание доложить в штаб, и оттуда сразу будет развернута пехотная часть. Прочешем весь лес, (с оптимизмом) всех выловим. А где Андрей Степанович?

Водохлебов. Заперлись с Бардиным в кабинете. То есть я их оставил вдвоем, приказал капитану тщательней прокачать азиата. На всякий случай.

Из кабинета в коридор выходит Бардин.

Белькевич. А товарищ капитан?

Бардин. Спит. Час будет спать. Не надо тревожить.

Белькевич. Что?! Он никогда не спит.

Водохлебов открыл дверь кабинета и увидел: там за столом, положив светловолосую голову, на сложенные руки спит Андрей Блинов.

***

«Оперативная обстановка в западных областях Украинской ССР, граничащих с территорией Польши характеризуется следующими основными факторами: освобождении частями Красной армии областей, свыше четырех лет находившихся под немецкой оккупацией; засоренностью освобожденной территории многочисленной агентурой контрразведывательных и карательных органов противника, его пособниками, изменниками и предателями Родины, большинство из которых, избегая ответственности, перешли на нелегальное положение, объединяются в банды, скрываются в лесах и на хуторах;

наличием в тылах фронта сотен разрозненных остаточных групп солдат и офицеров вермахта и СС;

наличием на освобожденной территории различных подпольных националистических организаций и вооруженных формирований.

Сопутствующие факторы:

– обилие лесистой местности, в том числе больших чащобных массивов, служащих хорошим укрытием для остаточных групп противника, различных бандформирований и лиц, уклоняющихся от мобилизаци;

– большое количество оставленного на полях боев оружия, что дает возможность враждебным элементам без труда вооружаться;

– слабость, неукомплектованность восстановленных местных органов советской власти и учреждений, особенно в низовых звеньях;

– значительная протяженность коммуникаций и большое количество объектов, требующих надежной охраны.

Подпольные националистические организации и формирования

Армия Крайова (АК) – подпольная вооруженная организация польского эмигрантского правительства в Лондоне, действовавшая на территории Польши, Южной Литвы и западных областей Украины и Белоруссии. В 1944 – 1945 годах, выполняя указания лондонского центра, многие отряды АК проводили подрывную деятельность в тылах советских войск: убивали бойцов и офицеров Красной Армии, а также советских работников, занимались шпионажем, совершали диверсии и грабили мирное население.

Организация украинских националистов (ОУН)– действующая, начиная с 20-х годов, на территории западной Украины террористическое формирование, декларирующая своей целью создание независимого украинского государства. В результате конфликта между главарями ОУН А. Мельником и С. Бандерой формирование разделено на две противоборствующие фракции.

Украинская повстанческая армия (УПА) – военная организация украинских националистов, сформированная из дезертиров вермахта, СС и Красной армии. С 1943 года лидером УПА является Роман Шухевич, заочно приговоренный к смертной казни. По сообщению источника «Зоркий»  немцы в рамках сотрудничества передали УПА около 10 тысяч станковых и ручных пулеметов, 26 тысяч автоматов, 72 тысячи винтовок, 22 тысячи пистолетов, 100 тысяч ручных гранат, 300 полевых радиостанций.

За 1 полугодие 1945 года количество операций по ликвидации банд составило 9 238 в результате которых было убито 34 210 и захвачено 46 059 участников ОУН-УПА среди которых было 1 008 руководящего состава – от командира сотни и выше по УПА и от районного работника и выше по ОУН. Среди них были уничтожены – командир УПА-Север, начальник штаба УПА «Карпович», захвачены в плен – члены Центрального Провода ОУН – «Орест» и « Гарматюк» и многие другие. Среди вооружения, захваченного у ОУН-УПА, было 6 орудий, 125 минометов, 74 ПТР, 125 минометов, 2 292 пулемета, 4 968 автоматов и 17 030 винтовок и прочее вооружение.

Следует особо отметить эффективность действий спецгрупп из бывших членов ОУН-УПА – на 12 июля 1945 года силами спецгрупп было ликвидировано около двух тысяч членов УПА и СБ и 72 члена ОУН; захвачено живыми – 1 142 УПА и СБ и 93 члена ОУН. Кроме того, ими было передано властям 211 бандпособника и 639 человек уклоняющихся от службы в Красной Армии.

Согласно имеющейся информации 21 мая 1945 года в Руде-Ружанецкой представители Замойской АК и УПА при посредничестве католических и православных священников подписали соглашение, решив «сотрудничать перед лицом общей угрозы со стороны польских коммунистов и советского НКВД». Территории деятельности были разграничены, было решено прекратить акции против гражданского населения и обмениваться разведывательной информацией. С польской стороны соглашение подписал комендант Замойского округа АК Мариан Голембиевский, а с украинской – уполномоченные Главным командованием УПА и Украинской главной освободительной радой Юрий Лопатинский, Сергей Мартынюк и Николай Винничук. В сентябре действие подписанного в Руде-Ружанецкой соглашения было распространено на Холмщину и Подляшье. Таким образом, перемирие и сотрудничество между УПА и АК охватило все этнически смешанные территории.

Намерение объединенных националистических групп состоит в проведении активной подрывной деятельности на освобожденной от немецко-фашистских захватчиков территории, для чего сохраняется на нелегальном положении большая часть отрядов, оружия и все приемопередаточные радиостанции. Предполагается, что подпольем будет проводиться деятельность с целью саботировать мероприятия военных и гражданских властей, совершать диверсии и террористические акты в отношении советских военнослужащих и гражданских лиц. А также с целью ведения разведывательной деятельности в пользу спецслужб заинтересованных стран».

Капитан Блинов проснулся. Первым ощущением была необычайная легкость с избытком энергии. Он уже долгое время спал только по три-четыре часа в сутки, и усталость давала о себе знать. Но задремав буквально на (Блинов посмотрел на часы) на сорок пять минут, он, кажется, отдохнул за все месяцы и сил набрался на полгода вперед. Еще недоуменное удивление от того, что во сне он увидел справку- меморандум об оперативной обстановке от двенадцатого июля. Эту бумагу он видел третьего дня, но мельком, проглядел по диагонали – не мог дословно запомнить. А во сне справка воспроизвелась, как выученная наизусть, и даже цифры, даже западающую букву «м» – деффект пишущей машинки – видел так же отчетливо, как наяву. Знахарь предупреждал о необычных эффектах, которые могут проявиться, в том числе о связанных с памятью.

«На дворе –трава, на траве – дрова», – прошептал Блинов.

«На дворе –трава, на траве – дрова», – повторил и засмеялся. Невидимый штопор в виске, который был вкручен в голову в сорок четвертом году,… исчез. Исчез! Андрей подпрыгнул даже. Бардин, Бардин, что теперь с тобой делать?

«На дворе –трава! – крикнул Блинов. – А траве, а на траве, а на траве, дро-оуо-ва, – пропел он».

В кабинет вбежал Белькевич.

– Все готово? – строго спросил Андрей. Но тут же заулыбался, он не мог сейчас быть командиром, он – выздоровел.

– Так точно, все готово к отправке, – доложил Белькевич. – Андрей, по поводу дезертирства Бардина…

– Наш приоритет банда, – сказал Блинов. – Пока знахарь помогает, он находится под нашей защитой. Шкурные интересы других ведомств не должны тебя, Паша, волновать. Я говорил: в своей работе мы иногда будем вынуждены нарушать инструкции, не получать своевременно приказы. Без этого работа чистильщика невозможна. Поэтому забудь. Тем более, я доложил Егорову о том, что Бардина разыскивает спецгруппа НКВД.

– Он что?

– Сказал, пусть на хуй идут со своими проблемами.

– Тогда?..

– Через полчаса стартуем.

***

Действие пятое.

Вечер. Бывшая советско-польская граница. Водохлебов, Блинов и Бардин стоят возле пограничного перехода. Около машин толпятся солдаты.

Бардин (уверенно). Здесь. Дальше дорога, там мост. Но я не здесь пошел, а выше по течению вброд.

Блинов. По мосту переедем? Не рухнет?

Бардин. Не знаю.

Водохлебов. Надо попробовать. Сначала один (кричит) Хижняк! Давай за баранку.

Мимо медленно проезжает полуторка. Водохлебов и Бардин пешком идут следом. Когда они подходят к старому мосту, грузовик уже находится на противоположном берегу реки. Водитель машет, показывая, что мост выдержит.

Блинов. Славненько. Через мостик перейдем. А то страх не хочется в воду лезть.

Бардин (с иронией). И жена не велела ноги мочить.

Блинов. Точно так.

Водохлебов. Первая группа следует по дороге. В то место, где бандеровцами был ограблен красноармейский фургон. Вторая машина остается здесь. Мы с отделением идем по вашему пути. Вспомните, Бардин?

Бардин. Пройдем выше по течению и – в лес. Определимся. Километрах в семи сушились мои портянки. По запаху найду.

***

Капитан Блинов отправил лейтенанта Белькевича с солдатами к месту боя в лесу, где бандеровцы разграбили интендантский грузовик, и где – этой картины ни в жизнь не забыть – Сырый пытал советского офицера. Часть бойцов, в том числе Блинов и Непейвода двинулись за Ырысту по берегу вдоль речки.

Жалко смотреть на пожилого подполковника, он уже устал и мучился одышкой. А идти далеко, и по дебрям. Не сиделось ему ровно, думал Ырысту, как бы и впрямь обузой не стал.

Ырысту остановился.

– Тут я вброд и перешел, и туда – сказал он и показал на лесную звериную тропку.