Loe raamatut: «Слуги этого мира», lehekülg 19
26
Чем дальше углублялся в джунгли Ти-Цэ, тем выше в его душе поднималась тревога, подобная изжоге. Как не пытался он отвлечься от скверных дум, не мог перестать поджидать непрошенный подвох. Узнать бы уже, в чем он себя проявит, и не маяться догадками…
Помимо плохого предчувствия йакит ощущал кое-что еще: земля под ним словно плавилась от сбивающих его с толку магнитных волн. Он был уверен, что где-то в этих местах был вулкан, и та часть джунглей, которую Наставник приберегал все эти годы для одной из финальных тренировок, выросла на горной породе, образовавшейся после его извержения. Огромные залежи железной руды могли объяснить, почему его естественные навигационные способности в ужасе зарылись глубоко в носителя. Что ж, полагаться на помощь магнитного поля не приходилось.
Ти-Цэ, насколько он мог судить по указателям на карте, добрался до жирного креста и тормознул иритта. Затем слез с него, наскоро залепил жабры влажной землей и скинул с плеча мешок.
Набедренные повязки остались на берегу озера, и ученики при всем желании не смогли бы взять с собой что-то помимо того, что собрал им в мешки Наставник, так что самое время было ознакомиться с содержимым. Внутри оказалось всего ничего: тычок, охотничий нож, кусок угля для письма, уже знакомая ему карта и примитивного вида рация. Ти-Цэ изумился тому, что Наставник где-то сумел откапать такую рухлядь. Наверное, откапать – действительно самое подходящее слово: не исключено, что йакит держал в руках историческую реликвию.
На дне мешка обнаружилась также коротенькая записка, выведенная резкой, но ровной рукой учителя:
Включить рацию сразу по прибытию на оговоренное место
Ти-Цэ сглотнул, но чисто спазматически: слюны во рту не оказалось. Он присел на корточки и зажал кнопку. Острый слух резанул треск помех. Он постарался прислушаться к звукам, которые могли вырисоваться на его фоне, но не услышал ничего, кроме какофонии механики.
Ти-Цэ сел под дерево и положил руку с зажатой в ней рацией на живот.
Он стал ждать.
– «Устраиваться на одном месте с удобствами не советую», – прошептала рация.
Ти-Цэ чуть не выронил ее и вскочил на ноги. Это случилось всего через пять минут после того, как он сделал остановку, но в джунглях, да еще наедине с собой, чувство времени сильно исказилось. В тому моменту, когда заговорил Наставник, Ти-Цэ успел глубоко погрузиться в свои мысли и забыл, что рация в его руке включена.
Голос был сильно деформирован помехами, но сомнений в том, что говорил именно учитель, не было никаких. Ти-Цэ восстановил дыхание и опустился на корточки. Он наклонил голову и поднес к уху устройство под таким углом, под которым, как йакит по крайней мере старался себе внушить, помехи не так сильно резали слух.
– «Каждый из вас прибыл на свою стартовую точку. Напоминаю, что с этого момента на поиски благословленных и выкованных мною лично щитов у вас ровно сутки. Сейчас я обращаюсь к вам по общей связи, но в случае чего могу переключиться на приватную частоту. Если мне будет, что обсудить с вами в индивидуальном порядке, я это сделаю, но вам обращаться ко мне по своей инициативе запрещено. Между собой связи у вас тоже нет, так что не пытайтесь строить совместные планы – не удастся, зря изведете и без того ограниченный запас времени. Как вы наверняка уже заметили, иного способа связи, помимо рации, у вас нет, в этой части джунглей магнитное поле сходит с ума. Не благодарите за интимную обстановку. Тем более, что это не единственная приятная новость для вас. Теперь, когда все основные моменты по оборудованию вами усвоены, послушайте меня внимательно, чтобы правильно распорядиться информацией. Видите ли, у меня есть для вас сюрприз».
Ти-Цэ закрыл глаза. Ну конечно. Как же иначе.
– «Это хорошая новость для тех, кто не слишком уверен в своих навигационных способностях. – В голосе Наставника явно слышалась недобрая усмешка. – У каждого из вас есть карта. На ней достаточно места, чтобы вы отметили весь свой последующий маршрут от текущего местоположения до щитов – этим и займетесь. Но, – протянул он, – в мешок одному из вас я положил полностью заполненную карту: на ней отмечены обе точки, старт и финиш. Карта подлинная, не заведет в ловушку, даю слово. Если тот, кому посчастливилось стать ее обладателем, это слышит – на здоровье, сегодня твой счастливый день. Однако, имей в виду, что если кто-то захочет отобрать у тебя карту, то запасной тебе никто не предоставит. А без сдачи заполненной карты мне в руки задание я не засчитаю.
Под шкурой Ти-Цэ будто пронесся сквозняк.
– «Если сомневаетесь, что вовремя отыщите разящие чаши, знайте: среди вас есть крыса со всей необходимой для победы информацией. Можете попробовать вычислить везунчика и отобрать карту… Но тогда он будет обречен на провал. Хотя, разве для вас это уже будет иметь какое-то значение? – Он помолчал. – Что ж, сутки пошли. Приступайте».
Его голос умолк. Ти-Цэ убрал рацию обратно в мешок, так и оставив включенной, и прижал кулак к губам.
Наставник все подстроил. Теперь у Ти-Цэ не было и тени сомнения в том, что шумиха вокруг важности не сложного по сути своей задания была лишь манипуляцией их чувствами. Чтобы в решающий момент сыграть на этом впечатляющую партию.
Браво, Наставник. Теперь джунгли кишат доведенными до предела учениками, которым предстояло решить: положиться на себя или добыть победу грубой силой.
Ти-Цэ без колебания выбрал первое. Ему было плевать, доберутся остальные вовремя или нет, честным путем или нечестным: он собирался внимать голосу разума, который, уж если открывал рот в его сознании, всегда говорил с Ти-Цэ грубым басом Наставника. Но придется и поостеречься: его самого под шумок могли оставить без карты.
Ти-Цэ перепроверил ее на всякий случай, но разумеется, если бы она оказалась «счастливой», йакит заметил бы это сразу. Как бы он ее ни рассматривал, сколько бы ни разглядывал на свету старой звезды, маршрут на карте не просматривался. Тогда он взял уголек для письма, приложил заостренным кончиком к уголку губ и призадумался.
Разящие чаши не могли быть спрятаны далеко: на поиски всего сутки, значит, добраться до них за это время было более чем возможно. Плюс-минус пару часов на отдых и еду. Но в то же время, если с самого начала выбрать неверное направление и долго метаться по тропам, отведенного времени хватить было не должно. Вот где явно был виден почерк Наставника: задание требовало четких действий, обдумывания каждого шага, поворота и развилки.
Ти-Цэ невольно улыбнулся. Интересно, догадывается ли Наставник, как хорошо ученику известны слабости учителя? К порядку и равенству группы в том числе?
Наставник преподнес все так, словно выбрал их точки старта вразброс. Но у Ти-Цэ были все основания полагать, что их жирные кресты на карте образовывали собою круг, в центре которого и были спрятаны разящие чаши. Вместе с горчинкой на кончике языка от угля к Ти-Цэ пришло понимание того, что такая схема в самом деле имела смысл. Во-первых, так расстояние до заветной цели для учеников будет одинаковым – они в равных условиях. Во-вторых, ближе к концу испытания круг будет сужаться, и возможность столкнуться с кем-то из собратьев будет выше. Стычек за «счастливую» карту будет избежать сложнее. И это тоже должно было полностью устаивать Наставника.
Ти-Цэ сплюнул горчинку и медленно поднялся на ноги. Он уже примерно решил, как будет действовать. Этот путь не самый безопасный, но наверняка верный.
Если предположить, что он прав, и ученики сейчас образовывают собой круг, значит, если найти хотя бы две-три стартовые точки, он поймет, куда загибается его дуга. Поймет, где середина, и оттуда помчится к победе практически по прямой.
Главное, не наткнуться на товарищей, которые с этих самых точек начинают свое испытание. Иначе быть беде.
Ти-Цэ огляделся, в два прыжка забрался на дерево повыше и, подтягиваясь на руках за ветки, залез на самую верхушку. Иритт внизу без интереса проводил взглядом наездника, которому приспичило вдруг полазать по деревьям, и улегся в тень.
Ти-Цэ оглядывал окрестности и ловил все ароматы, которые свободно гуляли над древесными макушками.
***
На пути к отправной точке другого йакита (по крайней мере Ти-Цэ надеялся, что идет к ней) ему практически не приходилось использовать оружие. Животных здесь водилось не так много: мало нашлось крупных видов, которые смирились с магнитным полем этой части джунглей. Куда чаще ему встречались безобидные казуары, ехидны и симпатичные вомбаты. А тропы, по которым ходили какие-никакие хищники, Ти-Цэ сознательно обходил стороной. Охотничьим ножом он рубил только густую растительность.
Ти-Цэ двигался вперед на инстинктах и здравом смысле, и честно отмечал на карте все свои плутания.
Через пару часов упрямого медлительного похода по джунглям верхом Ти-Цэ улыбнулась удача: он заметил, что здесь лианы резал кто-то еще. На страх и риск йакит погнал иритта по горячим следам и вскоре наткнулся на отходы жизнедеятельности другого иритта. Здесь же слабо, но явственно ощущался запах товарища.
Судя по тому, как много зверь и его наездник топтались на месте, это и была точка старта собрата. А еще точнее – был здесь Юн-Ан. Это Ти-Цэ мог сказать наверняка, потому как заметил на дереве несколько белых волосков и как следует приложился к ним носом.
Ти-Цэ вытащил карту, уголь и отметил свое местоположение, после чего провел черту между ним и своей собственной точкой отправления. Нужно найти еще остановку, чтобы понять, в какую сторону двигаться к центру.
Теперь Ти-Цэ передвигался по джунглям в разы быстрее и увереннее, и вскоре был щедро вознагражден за хладнокровие и ясность ума: он обнаружил следы пребывания еще одного собрата меньше, чем за два часа. Совсем скоро – так быстро он теперь несся, – еще один старт. Ти-Цэ внес маршрут на карту и не поверил своему счастью: теперь дуга была видна отчетливо, как и то, куда она загибалась.
– «Четверть отведенных вам суток истекла», – подала на мгновение голос рация из мешка.
Ти-Цэ потратил достаточно много времени на поиски ориентиров, пора было двигаться к цели напрямик. И теперь он знает, куда ехать. Он победит, он доберется!
Сердце Ти-Цэ отбивало победный марш. Он убрал карту и уголь обратно в мешок и оседлал иритта. Выгреб грязь из его жабр и погнал вперед, ни разу не дав зверю оглянуться.
***
Иритт под Ти-Цэ запыхался, да и самому йакиту уже наступала на пятки усталость. Он то и дело отмечал на карте маршрут, и, судя по записям, преодолел уже больше шестисот миль. Ти-Цэ не переживал по поводу того, что к цели так и не добрался: он был уверен, что движется правильно, и что прибудет на место, где спрятаны щиты, даже раньше времени. Не могло до него остаться больше двухсот миль, а в распоряжении у него было еще часов шесть. Все шло как нельзя лучше.
Ти-Цэ остановил иритта, спрыгнул на землю и похлопал его по толстокожему боку. На ласки зверь не обратил внимания: в качестве стоянки наездник выбрал берег у небольшого пруда, и это была лучшая для него, иритта, благодарность. Воды было по пояс, но зверь все равно радостно забежал в лужу и распугал присевших на кувшинки светлячков. Он потоптался, осмотрелся и опустил морду под воду, собирать языком тину.
Ти-Цэ оставил иритта наслаждаться крохотным оазисом, а сам без лишней суеты умылся, сделал пару глотков и полез на дерево, отдыхать. Спать он не решался, но перекусить чего-нибудь был не прочь.
Ти-Цэ уселся на самую толстую ветку и осторожно пододвинулся к стволу, так, чтобы не сломалось под его весом хрупкое седалище: это вам не древо, а обыкновенное деревце, гнезда на котором могли вить только разве что птицы. И все-таки ему удалось устроиться с относительным удобством аккурат в тот момент, когда на ветвь повыше уселась одна из них. Пернатая сложила широкие мясистые крылья и уставилась на соседа с интересом, который мог себе позволить только хищник.
Йакит плавно протянул руку ей навстречу и издал звук, очень похожий на брачный зов этого вида. Она щелкнула клювом, слетела к нему и уселась на предплечье, но раньше, чем успела показать Ти-Цэ ряд своих светоотражающих перышек в основании хвоста, йакит выхватил нож и вонзил его ей в шею. Пернатая обмякла, не успев выдавить предсмертный вопль неразделенной любви: Ти-Цэ уже обезглавил добычу одним рывком.
Он зажал походный мешок между стволом и бедром и принялся раздирать птицу. Хорошее настроение способствовало хорошему аппетиту.
На землю сыпались перья и другие несъедобные части птицы. Ти-Цэ ел; в ночной прохладе от плоти валил пар. Он со смаком сдирал с костей теплое мясо и раз за разом проглатывал столько, сколько помещалось за щеки. События развивались так удачно, что ему самому не верилось. Хотя, тут и удивляться нечему: никто не следил за его действиями, не с кем было соревноваться. Наедине с самим собой он чувствовал себя куда увереннее и способнее.
Это произошло сразу после того, как Ти-Цэ проглотил последний сочащийся кровью кусок.
Раньше, чем он мог понять, что происходит, прямо под деревом, на котором он сидел, ожили тени. Собрат выглянул из куста, пронзил Ти-Цэ ядовитым взглядом и затерялся в густой растительности и предрассветной тиши. Мол, о присутствии предупрежден. Пеняй на себя, если вовремя не отреагировал.
Ти-Цэ едва не сорвался с дерева. Он судорожно вцепился в лямку покачивающегося на весу походного мешка, который выскользнул и уже было полетел вниз, и перекинул через плечо. Ти-Цэ вскочил на корточки и попытался высмотреть товарища, но тот будто растаял в воздухе.
Си-Тэ. Ну конечно, звезда на тебя упади, если кто и мог повестись на провокацию, то это…
– «Похоже, пяти ударов за наивность было недостаточно, – кровожадно усмехнулся Наставник на сей раз по приватной связи. – Что ж, я это учту».
Ти-Цэ отчаянно высматривал движущийся силуэт, но в ту секунду, как его взгляд поймал-таки другой – озлобленный, – в него уже летело самодельное копье.
Развернуться было негде, и Ти-Цэ, спасая мешок, в который притаившийся Си-Тэ и целился, рухнул с дерева. Он упал на спину, но не обратил внимания на ушиб. Ти-Цэ встал на ноги так быстро, как если бы отскочил от земли, и бросился бежать.
С трудом, но Ти-Цэ удалось оторваться от преследователя и затаиться в густых зарослях папоротника. Далеко от своего иритта ему отходить было нельзя, но и в укрытии отсидеться не получится: йакит уже обшаривал кусты в поисках Ти-Цэ и злобно отмахивался от листьев, когда ошибался.
У него было не больше двух минут, чтобы решить, что делать дальше.
Положение дел казалось Ти-Цэ безвыходным. Си-Тэ не уйдет от его пасущегося иритта. Разговаривать, что-то объяснять и драться не было смысла тоже: Си-Тэ не успокоится, пока не заполучит карту Ти-Цэ. Он наверняка был на пределе, не был уверен в том, что движется в правильном направлении, а Ти-Цэ уж слишком радостно и беззаботно пересекал джунгли и поедал птицу.
Он отчаянно соображал, прикусив антенну рации. Ти-Цэ молился, чтобы Наставник не обратился к нему еще раз, не сдал его и не забрал те крохи времени, которые у него еще оставались…
Он отнял от лица рацию и рассеянно уставился на нее.
Его осенила безумная идея, но она же была его последним шансом. Иного выхода Ти-Цэ просто не видел.
Дрожащими от волнения руками он бесшумно снял с плеча походный мешок. За неимением инструментов он достал тычок. Наружу выстрелила острая спица.
Си-Тэ уже был неподалеку. Ти-Цэ зажал примитивную рацию зубами и надавил, так что та с легким треском развалилась на две части. В слабом свете просыпающейся старой звезды и пролетающих мимо светлячков Ти-Цэ всмотрелся в начинку: провода и схемы простенько переплетались друг с другом. Он вонзил между половинками рации спицу, в гущу микросхем, и принялся за дело.
С горем пополам Ти-Цэ (наверное) настроил свою частоту на приватную с ближайшим к нему сигналом. Возился с проводами он несколько секунд, но показались они ему целой жизнью, за которую Си-Тэ успел подобраться совсем близко. Он поднес рацию ко рту.
Если не получится, я…
Ти-Цэ зажмурился. Кого он пытался обмануть? Йакит не имел понятия, что будет делать дальше. На уроках они проходили куда более сложные технологии, а потому в примитивных разбираться сейчас пришлось интуитивно. Сородич между тем подходил все ближе: еще немного, и он ясно учует запах Ти-Цэ. Он попросил звезды о помиловании, набрал в грудь побольше воздуха и…
– «Какого хрена ты все еще там делаешь?»
Ти-Цэ услышал, как подпрыгнул Си-Тэ: из его рации раздался разъяренный голос Наставника. Йакит выхватил устройство из мешка и застыл в нерешительности.
До этого Ти-Цэ с успехом имитировал звуки птиц и голоса животных, хорошо говорил на других языках и копировал самые специфические акценты, но никогда не пробовал воспроизводить голоса себе подобных. Ти-Цэ и сам испугался низкого знакомого баса, который вырвался из его горла и эхом отозвался в рации Си-Тэ. Неидеальный, но за скрипом помех очень даже эффектный.
Ти-Цэ заорал в рацию не столько для того, чтобы напугать собрата, сколько для того, чтобы перекричать дрожь в собственном голосе:
– «Ты рехнулся? Кто разрешил тебе с ножами и копьями на своего кидаться? Плевать я хотел, пустил ты ему кровь или нет, но, если порвал мешок, будь готов к тому, что заплату для него я сделаю из куска шкуры с твоей жопы».
Ти-Цэ услышал какой-то скрежет: наверное, ему худо-бедно, но передавались оправдания лепечущего Си-Тэ.
– «А ну быстро вернулся к заданию, и хватит топтаться на месте! Или… ты встретил товарища, и вы договариваетесь работать сообща за моей спиной? Что это вы затеяли, скоты нерезаные, а?!»
Ти-Цэ тут же перекричал товарища, который пытался объяснить Наставнику, как обстояли дела на самом деле. Добавил для верности еще пару особенно крепких ругательств учителя и приказал ему улепетывать прочь.
– Да, Наставник! – крикнул йакит и рванул обратно к своему иритту, которого он оставил подальше от места, где обнаружил товарища.
С минуту Ти-Цэ не шевелился. Он слушал, как Си-Тэ, ломая собой ветки, пересекает джунгли. Как он вскакивает на своего иритта и пускает в галоп. Как удирает зверь, словно за ним хвостом тянулась погоня. И только после того, как воцарилась полная тишина, вжавшийся в дерево Ти-Цэ нашел в себе силы убрать ото рта рацию. Глубокий выдох облегчения сам собой сложился в очередное ругательство, от количества которых и так уже чесался язык.
Ти-Цэ возвращал каналы связи на место почти вслепую, потому что в глазах у него было все еще темно. Попытался вновь настроиться на общую связь, чтобы не пропустить в случае чего сообщения Наставника, но все было тихо. Даже слишком.
Похоже, где-то Ти-Цэ напортачил и повредил рацию вовсе. Теперь с ним не мог связаться никто, и сигнал с радаров Наставника наверняка пропал тоже. Возможно, учитель уже это заметил и теперь пытался до него докричаться. Шерсть на загривке встала дыбом: впереди его ждал серьезный выговор.
Сказать по правде, Ти-Цэ не мог теперь решить, что будет страшнее: остаться без разящей чаши на обряде инициации или попасть сейчас прямиком к Наставнику с поломанной рацией в руках.
Шансов выжить в том и в другом случае было мало.
27
Ти-Цэ добрался до цели за час с небольшим до завершения задания.
После случившегося в кровь Ти-Цэ словно бросили шипучую таблетку адреналина, и почти весь оставшийся путь йакит преодолел на своих двоих. Иритт был не прочь пробежаться за обезумевшим наездником. Несся Ти-Цэ с такой скоростью, будто кто-то дал ему для разгона хорошего пинка.
В очередной раз Ти-Цэ остановился, чтобы отметить на карте маршрут, когда на глаза ему попался еще один собрат. Однако Юн-Ан лишь вскользь глянул на Ти-Цэ и промчался мимо. Он и сам уже напал на четкий след и не желал тратить время на его карту, за что последний был ему сердечно благодарен. И в тот же момент он понял, насколько глупо выглядел со стороны, бегущий бок о бок с ириттом, а не на нем.
С иритта он слез, когда уже почти добрался до цели, и последние шаги до победы и приза проделал медленно, тяжело переводя дыхание и едва переставляя ноги. Радость при виде щитов, аккуратно сложенных в центре выжженной поляны, к которой он вышел, почти его не тронула. Он не мог не думать об ожидающей его расправе. А возможно, его успех и вовсе признают недействительным: сказано же было не пытаться связаться друг с другом.
А он не просто связался. Это был откровенно грязный прием, чтобы избежать стычки. Ни понимания, ни милости от Наставника ждать не приходилось.
Ти-Цэ не ответил ни на один обращенный к нему взгляд. Он подвел иритта к остальным зверям, заткнул жабры грязью и угрюмо уселся чуть поодаль от успешно выполнивших задание учеников. Не хватало пока всего троих, но и у тех еще было время, чтобы присоединиться к ним.
Ти-Цэ не мог отказать себе в мучении и покосился на Ку-Ро. Важный и гордый вид красноречиво говорил о том, что он добрался до разящих чаш первым, либо одним из первых. Ку-Ро стоял чуть поодаль от остальных, чем ясно давал понять, что не желает точить лясы с кем-то из товарищей.
Щиты никто не брал. Наверное, Наставник уже дал им команду, чтобы сперва дождались его. Ти-Цэ оставалось только подражать поведению других: его рация по-прежнему хранила молчание.
Спина и плечи Ти-Цэ зудели от пристальных взглядов, но он тоже не был готов вступать с кем-либо в разговоры. Он сделал вид, что перепроверяет свою карту, но его хмурый взгляд до дыр стирал одну точку. Ти-Цэ сильно сомневался, что теперь карта ему вообще пригодится.
Ти-Цэ тяжело размышлял, и даже не поднял глаз, когда за несколько минут до конца испытания один за другим к победителям присоединились и все остальные за своей порцией лавров и почестей, в том числе и Си-Тэ. Но вынырнуть из своих мрачных мыслей ему все же пришлось: из джунглей верхом на иритте показался и Наставник.
Ку-Ро уже приклонил колено и надменно косился на менее внимательных сородичей, которые только сорвались со своих мест учителю навстречу. В числе последних присоединился к приветствию Наставника Ти-Цэ. От волнения ему едва удавалось сохранять неподвижность. Он видел, как Наставник ходит взад-вперед, и чувствовал себя так, будто вновь выпил приготовленное им снадобье много лет назад. Того и гляди, вывернет наизнанку.
…И даже несмотря на то, что лицо Наставника было почти таким же довольным, как в тот день, когда он узнал, что успевает принять участие в сезоне спаривания, Ти-Цэ не сомневался: когда глаза учителя выцепят его, начнется публичная расправа.
Наставник встал перед шеренгой учеников, оглядел приклоненные головы и живо кивнул им. Ученики встали на ноги; как на казнь следом за ними выпрямился Ти-Цэ. Они сложили руки за спинами в ожидании его слов.
– Сдайте ваши походные мешки с картами и оборудованием, – сказал он.
Ученики стащили с плеч мешки и по очереди подошли к Наставнику. Ти-Цэ отдал свой не глядя и тут же отвернулся, втянув голову в плечи, как нашкодивший мальчишка.
Наставник уселся прямо на землю, скрестил ноги и пододвинул к себе первый мешок. Проверил все вещи на целостность, быстро проглядел карту, удовлетворенно кивнул и приступил к следующему.
Работа двигалась быстро. Ти-Цэ очень старался не смотреть в сторону Наставника, но все же не мог противиться мазохистскому желанию видеть, как в глазах Наставника вспыхнет искра, которая распалит кострище предстоящей ему трепки.
Наконец, Наставник схватился за лямку его мешка. Сердце Ти-Цэ пропустило удар: в первую очередь он схватил рацию и тут же ее разобрал, чего с другими рациями не делал ни разу.
Какое-то время учитель рассматривал искаженную начинку устройства, а когда Ти-Цэ показалось, что его взгляд вот-вот метнется к нему, резко отвернулся.
Но Наставник так его и не позвал. Более того, когда Ти-Цэ осмелился обернуться, он уже был занят проверкой оборудования и карты другого ученика. Ти-Цэ тупо моргнул. Он никак не мог понять, почему до сих пор стоит в ряду его подопечных как свой.
Наставник встал. Ученики вновь выстроились в линейку. Учитель улыбнулся от уха до уха и обвел их гордым взглядом.
– Поздравляю вас с успешным выполнением задания, – сказал Наставник. – Эти сутки выдались для вас не простыми, и вы заслуживаете того, чтобы хорошо выспаться. Это я вам организую. Но сначала – да, объект нашего повышенного внимания. Ваши законные призы…
– Для каждого? – вырвалось у Ти-Цэ, и все взгляды устремились на него. – Для каждого, Наставник? – Он неуклюже вскинул руку.
Если бы не приподнятое настроение, учитель наверняка здорово бы выругал его за то, что подал голос без разрешения. Но Наставник ограничился кивком, и Ти-Цэ даже показалось – немыслимо! – что он едва сдерживает смех.
– Для каждого. Есть возражения?
– Н-но я…
– Ах да. У меня пропал твой сигнал в связи с поломкой рации. И поэтому ты не мог выйти на связь, – его глаза блеснули, – а иначе был бы вынужден как остальные слушать мой гогот добрых несколько минут.
Ти-Цэ вытаращил глаза, жар охватил все его тело. И только сейчас он заметил странную оценку в глазах товарищей. Оценку, которая появлялась во взгляде того, кто не ожидал от товарища розыгрыша, тем более, что тот был не к месту.
– Я прошел? Не понимаю, вы не…
– Будь я проклят, если это не было гениально, – расхохотался Наставник. – Но одну оплошность ты все же допустил: вместо того, чтобы выйти с нападающим на приватную связь, ты вышел на общую. Так что в какой-то момент хвосты едва не загадили все разом. Знал бы, что это так весело, орал бы на вас, бестолочей, еще чаще.
– Но разве… – У Ти-Цэ перехватило дыхание. – Разве я не нарушил правила?
– Уже забыл, что имэн нападать по правилам тоже не будут, а? – Он усмехнулся. – Подбери челюсть, ты меня услышал. К слову, знаешь, о чем не забыл я? Обещал тут одному оболтусу добавить ударов кнутом, чтобы недостаток внимательности и переизбыток наивности скорректировать.
Теперь смеялись ученики. Ти-Цэ неуверенно улыбнулся. Вряд ли он шутил, но десять ударов кнутом казались ему сейчас наказанием куда более гуманным, чем он того заслуживал.
Наставник посерьезнел. Он усмирил подопечных взглядом и повел рукой в сторону разящих чаш.
– Я горд, что среди моих учеников уже который поток подряд не нашлось ни одного йакита, кто провалил бы это задание. Но не расслабляйтесь. Вы сделали уверенный шаг к тому, чтобы стать мужчинами, но главное испытание еще впереди. Я попрошу каждого из вас взять по щиту, выкованному мною лично двадцать два года назад с мыслями о благословлении ваших жизней. Вы их заслужили. И вскоре они послужат сырьем для вашего собственного оружия.
Как во сне Ти-Цэ поднял с земли свою разящую чашу. Когда он был ребенком и взирал на щиты в северной башне, не мог даже представить, как близок день, когда рукоять одного из них придется ему впору.
Ти-Цэ провел языком меж пересохших губ и надел щит на левую руку. Детский восторг вновь ожил в его сердце: он взвесил тяжесть настоящего оружия.
***
После того, как ученики разобрали щиты, Наставник велел им седлать ириттов. Весь путь до лагеря почти все клевали носами, хотя Наставник громко пел старую песню, одну из тех, перевод которых не могли бы вспомнить даже древние.
– Как уже было сказано, – заговорил Наставник, когда они прибыли в лагерь, – все вы заслуживаете отдых. Занять койки. Выполнять.
Ученики благодарно приклонили колена, сложили добытые щиты в теоретическом классе и поволочили ноги к амбару. Ти-Цэ тоже валился с ног от усталости, но огромным усилием воли заставил себя задержаться.
Он подождал, когда большая часть собратьев скроется из виду, и нагнал Наставника, который медленно семенил к своей хижине.
– Что, хочешь получить обещанное наказание перед сном? – осведомился Наставник прежде, чем Ти-Цэ успел заговорить.
– Нет, Наставник. Разрешите говорить?
– Нет. Прочь спать.
– Наставник, я только хотел…
Он резко развернулся и наградил ученика таким злым взглядом, что Ти-Цэ врос в землю.
– Я – запретил – говорить, – процедил Наставник. – Я засчитал тебе задание, но могу передумать, если продолжишь из кожи вон лезть, чтобы выделиться. В тот раз, с рацией, виной тому была твоя находчивость, и я это простил. Но сейчас не намерен тратить на тебя одного время. Знаешь, что бывает с теми, кто хочет казаться «не таким, как все»? Они не выживают там, в открытом мире, и не думай, что сможешь стать исключением. Хотел, чтобы я обратил на тебя внимание? Обратил. Ничего особенного. Я дал приказ занять койку и спать. Напомни-ка завтра к обещанным десяти ударам еще пять накинуть. За чрезмерную разговорчивость.
Ти-Цэ проглотил слова под испепеляющим взглядом Наставника. Наконец он отвернулся от притихшего ученика и, ссутулив плечи, нырнул в свою хижину. Ти-Цэ молча отправился спать.
Он только хотел сказать спасибо. За то, что разрешил много лет назад тренироваться с ним и своим сыном, что не поскупился дать ему знания, которые очень даже помогали ему все последующие годы. Да и просто за то, что сделал его таким, каков он есть.
Невысказанная благодарность встала у него поперек горла. Он улегся на свою койку, отвернулся от товарищей и закрыл глаза.
