Тихая светлая ночь.
Ничего не может быть лучше,
чем ходить босиком в темноте,
где давно уже не было солнца.
Фонари заменяют его
вдалеке, освещая дорогу.
Просвещая мысли людей
тем, которым не спится сегодня.
Впереди густой слой темноты,
страха нет –
телом движет влечение.
Что же скрыто там?
Что ждёт впереди?
Возможно, все та же дорога,
если только это не смерть,
уходящая от нас на рассвете.
А ночь всё также прекрасна,
даже листик не хочет шуршать.
Тишину соблюдает природа,
ей ведь тоже иногда нужно спать.
Бесконечная нить сновидений
точно связкой прошла по домам.
В них покоятся взрослые и дети,
и только жизнь кипит в головах.
До того, как зайдёт солнце,
я хотел бы увидеть лица:
счастливые, светлые лица.
Сидящие в тени на лавке
с обласканными сердцами.
А ещё, среди солнца
и его тепла вездесущего,
я хотел бы увидеть старуху
не просящую, но дающую.
До того, как взойдёт солнце,
я хотел бы услышать шум ночи,
её тишину и спящих,
крепко и тихо храпящих –
новый день устало ждущих,
но не скорбящих.
До того, как уйдёт в закат
моя жизнь – моё дыхание,
я хотел бы увидеть лица:
счастливые, светлые лица…
Говорят – человек грешен.
Да. Он грешен,
часто бывает жестоким,
немилосердным.
Под напором соблазнов
забывает человек,
как быть человеком.
Не зверем.
Чьё главное отличие –
мысли, рассуждения.
Стабильный откат –
мне больно.
Человек может больше,
чем просто бывает.
В парафиновой свече
горит души-остров,
но огонь ослабевает.
Любой отрезок замкнут
с разных сторон – хвостов.
Любой цикл прекрасен –
даже с плохим концом.
Изгибы отрезков сложны
в своём многообразии,
но по сути (по конструкции)
внутри –
они линейно прямы.
Да и нет – аксиома бесспорна,
проще некуда, на ней всё стоит.
Но как же хочется чуда:
волнистых, кривых, запятых.
Перо –
бритва на листах,
что являются
полем для битвы.
Слова в доспехах
с заточенными
чернилами-пиками,
пробегая строчку за строчкой,
оставляют на полях
заметки – оборванный табун!
Совсем молодые мысли
кричат свои лозунги громко
и быстро!
Авангардная линия – их стихия.
Кишит разгром
Зачёркнутые слова
словно кратеры бывшего
[только что взрыва]
разлились чернилами,
кляксами-крысами.
Листок за листком
завоёвывается ниша,
мысли и смыслы
становятся чище.
На сон грядущий прочти их,
только не быстро.
Уже давно пропала гордость.
Из глубины души слышу я…
совесть.
Она съедает эмоции,
настроение в целом,
и всё разум вторит:
«исправь это, ты не бесполезен!»
Разве? Руки в крови
собственного невежества!
Белеют костяшки от злости,
но не более
и кожа рвётся,
но на этом всё вроде.
Греется у костра лицо, лишенное навязчивой идеи
к трансформации.
Тело – лёд, словно и ненастоящее – падает в огонь,
воспламеняясь, как сухое полено.
А далее, лёгкий дымок затухшего костра.
Лицо перерождения должно быть в копоти, да в ожогах.
Без одежд. Ускользает тень под брешью меж вишнею,
соблюдая дистанцию выученного танца. Скоро рассвет,
и все бездари наплывом притащат своих дам, а так уже
не попляшешь, не поводишь хоровод сложных,
умозрительных событий.
Танго тени под светом луны – это ослепительный
и одинокий воитель своей правды
сложно скомбинированной чистоты.
После дождя в багровом небе
собираются мысли огней,
разговоров, улыбок.
Как дети –
приступ вожделения невозможного
всегда уступает зрелости.
И в меткий час кажется,
что всё оправдано,
попадание по цели.
Но жертва
всегда платится своею кровью,
своим телом: а значит,
что мы цели. Все мы жертвы.
Телесный компас желаний
горит огнём страсти.
Юность создана для сгорания;
для перерождения
внутренних страданий.
За углом в провинции…
так неспешен циферблат
часов.
А улицы пусты,
так тихо и так спокойно.
Сердце радуется благодати,
но ум всё мечется
в поиске сражений.
Крик сонной боли
вызывает вопрос
причастности окружения;
вопрос предательства,
либо ошибки не всех,
но Нас,
что не доглядели, не
приласкали в тревожный
час.
Если я не вернусь,
пусть знают:
я не был сломлен.
Пусть видят гордый
профиль мой,
что знамя «человек»
пронёс над головою,
не став из него
делать тёплый кров.
Но если
я вернусь с опущенной
головою и буду сломлен,
знайте –
хоть я и сломлен был,
но не лишен отваги.
Говоря простым языком:
все мы люди, все мы грешны.
Неся общее знамя,
все мы уповаем на волю божью.
На деле, что же имеем?
Разные судьбы и разные смерти.
Каждый, –
как остров одинокий в заливе,
стоит твёрдым камнем
на изменчивой нише.
И если,
мы часть божественной плоти,
то значит,
что все мы немного боги,
а значит – творим судьбы.
В наших силах – менять теченье.
По реке можем плыть украдкой,
легко можем плыть, да гладко.
Либо махать руками, пополняя дно
телами.
Если в нас есть частичка бога,
значит вместе – являемся целым.
(Со вздохом последнего
на Земле человека – падёт и царство)
Все боги смертны, все мы вечны.
Цвет улиц –
серый.
Тюльпаны в саду
свежие.
Прохожие зачастую
бездушные,
а улыбка ребёнка –
нежная.
Человек пьёт воду
прозрачную,
а в жилах течёт кровь
багровая.
Ночью,
из светящихся
окон домов
льются потоки –
мысли людей,
но в основном это
слёзы.
Среди руин бетона,
пирамид свалок;
Через промоченные
спиртом лавки…
Я иду меж разбитых
стёкол.
Мне тепло под эгидой
сумасшедших судеб.
Ты слишком влюбчива,
слишком доверяешь
своим гормонам.
Есть вероятность попасть
в ловушку зверя.
Тогда,
опьянив тебя, речами
сладкими заговорив,
он заберёт сердце твоё
в заколдованный лес,
отняв избирательно память.
Волны! Всплеск!
Волнуется Каскад
в своих границах.
Кипи сильней,
бурли через пролом.
Развей тоску
моих границ!
В тишине, наедине с мебелью,
слышен гул шагов подобный хороводу.
Время подумать, расставить на места
предметы быта.
Сказать: кто ты сам, и почему в тишине
ощущаешь тревогу?
Почему желанное уединение,
стремление остаться только с мебелью,
воплотившись – стало пороком иного веса.
Где форма мышления потеряла логику
построения, и: «как быть дальше?»
звучит вопрос.
Наши мечты обречены
попадать в меланхоличную бездну.
Время –
бескорыстный кнут,
что ударом своего созидания
определило
весь срок мироздания.
Ставшее всем определение
радостных улыбок и скорби.
Молчаливо третирующее,
пассивно изживающее
заложников твоих –
тварей разных таких.
Так неси нас
в пучину бытия
и его противолежащего!
Белеет над челом кнут,
удара твоего все ждут,
но не верят.
Ветер – последнее, что осталось на Земле.
И немного речек, и немного холмов.
Немного природы, так мало природы!
И немного земли, но ее всё меньше.
Деревья пляшут под ветер,
деревья танцуют танго.
Податливы их шевелюры –
танцующие кроны деревьев.
Бушует в пространстве ветер,
разгоняя пыль и скуку.
Пропадает статичность эта,
а домой бегут весёлые дети.
Дождь играет с ветром,
его капли подобны свету.
Он даёт еду деревьям,
он даёт человеку прохладу.
Он знает, когда это надо.
Солнце – гость наземный,
воспитанный и незаметный.
Лучами протыкает он небо,
тепло дарует и лето.
Лучи его светятся ярко,
лучи его светятся ясно,
освещая вокруг пространство.
А ветер играет в прятки,
а ветер играет в гонки.
Он любит играть в салки,
он любит бежать без оглядки!
И вот время проходит.
Ветер устало шагает,
возвращается ветер обратно
и на улице снова всё гладко.
Дождь уходит следом,
Оставляя работу солнцу,
которое всё освещает,
про тепло оно помнит,
секрет свой держа молча,
несёт свой крест нежно,
но не обещая.