Loe raamatut: «Безымянный роман о Месте Силы», lehekülg 4

Font:

– Вы совсем не верите в высшие и низшие силы, а так же в изначальную греховность человека? – спросил средневековый образованный француз. – Вы всё сводите к материи?

Я улыбнулся и сказал:

– Пойдёмте-ка в ад, посмотрим на Высшие и Низшие Силы.

Я сделал движение рукой, указывая на литеру М.

Сожжённый пэр Франции кивнул, и мы бодро шагнули в рукотворную преисподнюю.

– Сейчас посмотрим, была ли Жанна (подобно идее коммунизма – как Царства Божьего на земле) всего лишь символом, иллюзией: для-ради достижения поставленных элитой целей, – сказал я.

– И что будет, если Дева всего лишь символ для знатных кукловодов? – спросил сожжённый чернокнижник.

– Мы не выйдем обратно, – просто сказал я. – Тогда вера моя пуста, и мы могли бы и не распинать Христа: оставались бы в весьма комфортном аду фарисеев, где умершие лишь пребывают в безысходности такого же, но – лишённого чуда со-Бытия.

Так я подумал; быть может, зря.

На самом деле я много на себя брал.

Даже если Жанна – ложь манипуляций, сие не отрицает Невидимых Сил Бесплотных. А вот выйдем мы или не выйдем – так же зависело не от адова изволения: когда Бог отдаёт приказ, дьявол подчиняется.»

Жиль де Рэ мог бы мне возразить. Он всем видом давал мне понять это.

Мог бы сказать:

– Но я же вышел из ада (чтобы явиться вам), – но не сказал.

Тогда бы я мог предположить, что он стал слугой ада.

А он полагал себя слугой Девы. Тоже тяжёлый бред, конечно: он был слугой мифа о Деве. И явно плутал в приоритетах. Хотя это и позволило маршалу Франции стать героем. А потом и злодеем из сказки.

Перед нами был вход (в ад). Над ним литера М.

– Но это всего лишь «ваше» метро, средство коммуникации.

– Вот мы сейчас и коммуницируем с запредельем, – согласился я. – Вам это не впервой.

Мы миновали (замечу, Жиль де Рэ – совершенно бес-платно, почти как сила невидимая и бесплотная, а я приложил к сканеру проездной) металлический плетень турникетов и ступили на вполне вещественную самодвижущуюся лестницу, ведущую прямо в глотку давней истории.

Сейчас мы увидим, как Жиль де Рэ низвегался в преисподнюю.

«А между тем по всей округе вдруг пошли слухи, что у бывшего маршала и недавнего героя Франции проявились наклонности маньяка и садиста, что он, пользуясь своим высоким положением в обществе, якобы, приказывает своим слугам похищать мальчиков, которых неизменно убивает после надругательства над ними. Утверждалось, что подвалы замка завалены останками невинных жертв, и что наиболее симпатичные головы де Рэ сохраняет, как реликвии. Говорили также, что посланники Жиля под предводительством его главного ловчего де Брикевиля охотятся за детьми в окрестных городах и деревнях, а старуха Перрина Меффре заманивает детей непосредственно в замок. Народная молва связывала с Жилем де Рэ около 800 случаев исчезновения детей. Однако эта деятельность бывшего маршала не подпадала под юрисдикцию духовного или инквизиционного суда. Может показаться странным, но впоследствии эти преступления рассматривались в качестве второстепенных, вскользь, между делом, наравне с обвинениями в пьянстве и кутежах. Дело в том, что в XV веке во Франции ежегодно исчезали не менее 20 тысяч мальчиков и девочек. Жизнь ребенка бедных крестьян и ремесленников в те времена не стоила и гроша. Тысячи маленьких оборванцев, которых не могли прокормить родители, скитались по округе в поисках мелкого заработка или прося милостыню. Некоторые периодически возвращались домой, другие исчезали бесследно, и никто не мог с уверенностью утверждать, погибли они или прибились к какому-нибудь торговому каравану либо к труппе бродячих акробатов. Слишком вольное обращение с детьми на подвластных французским баронам территориях, как бы страшно это сегодня не звучало, в те времена не являлось чем-то из ряда вон выходящим, и не могло служить основанием для вынесения знатной особе смертного приговора, в котором были кровно заинтересованы многочисленные враги маршала. И потому главными преступлениями, которые следовало вменить в вину Жилю де Рэ, должны были стать богоотступничество, ересь и связь с дьяволом. Занятия алхимией также принимались в расчет, так как все еще оставалась в силе специальная булла Папы Иоанна XXII, предававшая анафеме всех алхимиков.» (Сеть)

Итак!

Говоря о перерождении элиты и смене парадигмы развития, мы словно бы загодя спускались в сословный (читай – чиновный, иерархический) ад.

Мы – препарировали благие порывы наших прежних большевиков-нечаевцев и нынешних душегубов-перестройщиков, видели их эволюцию (или регресс) и понимали: руководящие обществом элиты всегда упираются в этот плетень (своей делянки, с которой кормятся).

Они образовывают привилегированное сословие, устремлённое к самосохранению и воспроизводству; итак!

Когда была запущена сталинская репрессивная машина, дабы очистить от этой накипи несущие конструкции общества, сама накипь стала использовать этот механизм в своих целях.

– Так всегда бывает, – сказал пэр Франции. – Если уж кто-либо обретает статус, то редко когда исполняет другую функцию, нежели сохранения статуса.

– А ваше преображение подле Девы? – сказал я.

– Деву сожгли. А если – не сожгли, тогда – никакой Девы не было, была бесстыдная манипуляция коллективным бессознательным, – сказал сожжённый чернокнижник. – Посмотрим, поможет ли нам светлый образ её вернуться из вашего «рукотворного» ада.

– А вас ведь не совсем сожгли, – уточнил я.

– Да, меня сначала повесили, сожжён был уже труп.

– Когда бы не распяли мы Христа, – сказал я. – Посмотрим, сможет ли этот незначительный (на первый взгляд) факт сказаться на нашем будущем.

Пэр Франции усмехнулся:

– Вы об общем будущем?

Я промолчал. Речь шла не о прошлом или будущем «будущем», речь шла о настоящем. Эскалатор нас нёс вниз. Дно ада (которое – небо другого ада) уже близилось.

«Повод для открытого выступления против него дал сам де Рэ. Он поссорился с братом казначея бретонского герцога Жаном Ферроном, который имел духовный сан и на этом основании пользовался личной неприкосновенностью. Жиля де Рэ это не остановило: барон захватил свой собственный замок, проданный брату священника, в котором в тот момент находился его обидчик. Священник в тот момент служил обедню в церкви, что не помешало Жилю схватить его и, заковав в кандалы, держать потом в подвале. Это было уже чересчур, герцог Бретани приказал освободить пленника и вернуть проданный замок новым владельцам. Однако за время занятиями магией де Рэ, видимо, уже потерял всякое чувство реальности: он не только отказался выполнить это законное требование своего сюзерена, но даже избил его посланника. Результатом стала самая настоящая карательная военная операция: замок Тиффож был осажден войсками герцога, и униженный барон вынужден был покориться силе.

Однако положение Жиля де Рэ было настолько высоко, что даже теперь его светские враги не решались привлечь барона к суду. А вот духовные власти действовали более решительно. Первым выступил епископ Нантский Малеструа, который в конце августа 1440 года во время проповеди сообщил прихожанам о том, что ему стало известно о гнусных преступлениях «маршала Жиля против малолетних детей и подростков обоего пола». Епископ потребовал, чтобы все лица, располагающие существенной информацией о таких преступлениях, сделали ему официальные заявления. На самом же деле, Жан де Малеструа опирался на единственное заявление об исчезновении ребёнка, которое было подано в его канцелярию супругами Эйсе за месяц до этого, никаких фактов, изобличающих Жиля де Рэ, в этом заявлении не содержалось. Тем не менее, проповедь Малеструа произвела впечатление в обществе и скоро в его канцелярию поступили заявления о пропаже еще 8 детей. 13 сентября 1440 г. епископ вызвал Жиля де Рэ на духовный суд, где ему были предъявлены первые обвинения в служении дьяволу и ереси. Двое наиболее доверенных и близких слуг де Рэ (Силье и Брикевиль) бежали, но сам барон смело явился на суд, где неосторожно согласился признать за епископом право судить его. Давая согласие участвовать в процессе в качестве ответчика, Жиль де Рэ, почему-то, забыл о своей неподсудности светскому суду города Нанта и суду епископа. Он легко мог избежать разбирательства, апеллируя к своей неподсудности любой власти, кроме королевской. Худшее, что ему грозило в этом случае – суровая епитимья и денежный штраф за оскорбления, нанесенные Церкви в лице ее служителя. Но барон, словно ослепленный самоуверенностью (а может быть, надеждой на заступничество демона Прелати), согласился ответить на все обвинения епископа, тем самым добровольно отдав себя в руки врагов.» (Сеть)

Так же и «старые большевики»-подвижники (с их реальными «грехами» – жертвователи своей и чужих жизней) легко подпадали под массовый психоз – их оказывалось просто обвинить в чём угодно; и (даже) – не обязателен был наличествовать «первый пропавший ребёнок», вовсе не привязанный к обвиняемому.

Пэр Франции (замечу) – католик, ни с того ни с сего процитировал мне «нашего» (православного) святого:

– «Не оскорбись, друг мой, на мои предостережения, внушаемые желанием тебе истинного блага. Отец, мать, добрый воспитатель не будут ли страшиться за невинного, неопытного младенца, когда он захочет невозбранно входить в комнату, где между съестными припасами множество яду?

Смерть души бедственнее смерти тела: умершее тело воскреснет, и часто смерть тела бывает причиною жизни для души; напротив того душа, умерщвленная злом – жертва вечной смерти. Душу может убить одна мысль, содержащая в себе какой-нибудь вид богохульства, тонкий, вовсе не приметный для незнающих.» (святитель Игнатий Брянчанинов)

На что я ответил ему словами англосакса (противного его – героя Столетней войны – естеству):

– «Нельзя правильно любить человека, пока не любишь Бога. Естественные чувства не высоки и не низки, и святости в них нет. Она возникает, когда они подчинены Богу. Когда же они живут по своей воле, они превращаются в ложных богов. Если любовь не преобразить, она загниёт, и гниение её хуже, чем гниение мелких страстей. Это – сильный ангел, и потому – сильный бес.» (К. С. Льюис.)

Мы друг друга стоили.

Он возлюбил Деву – превыше Бога и богопротивными деяниями возжелал уподобиться Богу («изнасиловать» тонкие материи» своей чёрной магией); я – «пронзал взором» всю глубину страданий репрессированных и измышлял закономерности в человеческой и социальной природе людей.

Куда, как не в рукотворную преисподнюю нам отправиться; продолжим!

Вот один (предыдущий) судебный процесс: «Однако в окружении слабого и безвольного Карла VII такие люди, как Жиль де Рэ и Ла Гир, были не правилом, а исключением. Высокомерные аристократы не могли простить безродной провинциалке Жанне ни военных успехов, ни влияния на короля. Первый тревожный сигнал прозвучал уже менее чем через два месяца после коронации Карла: 8 сентября 1429 года во время неудачного штурма Парижа Жанна д'Арк была ранена в ногу стрелой из арбалета и до наступления темноты оставалась без помощи, хотя рядом находились войска герцога Алансонского Ла Тремуайя.

Развязка наступила 23 мая 1430 года, когда перед отступающим отрядом Жанны д'Арк были закрыты крепостные ворота, почти все ее воины были перебиты на глазах злорадствовавших французских баронов. Сама Жанна попала в плен к бургундцам, которые в то время были союзниками англичан. Историки до сих пор спорят: посмел бы комендант замка закрыть ворота, если бы рядом с Жанной находился безмерно преданный ей маршал и пэр Франции Жиль де Рэ?

Но Жанну д'Арк ещё можно было спасти. Согласно обычаям того времени, в случае предложения справедливого выкупа воюющие стороны не имели право удерживать у себя попавшего в плен неприятельского воина. Существовала даже своеобразная шкала, по которой производилась оценка военнопленных, согласно которой никто не мог требовать за рядового рыцаря выкуп как за знатного барона, а за барона – как за герцога. Но Карл VII не проявил ни малейшего интереса к судьбе Жанны д'Арк и даже не попытался вступить в переговоры с бургундцами. А вот англичане предложили за Жанну цену, равную выкупу принца крови. Право судить Жанну д'Арк они благоразумно предоставили самим французам, и те весьма успешно справились с поставленной перед ними задачей. Пытать народную героиню они все же не решились, но подвергли искренне верящую в бога, но не искушенную в вопросах богословия юную девушку жесточайшему моральному давлению. Они обвинили её в отрицании догмата Unam Sanctam etc и кощунстве во многих других положениях католической веры, в сквернословии, идолопоклонстве, в нарушении завета о почитании родителей, выразившемся в самовольном оставлении своего дома, а также в том, что она «бесстыдно отринула приличия и сдержанность своего пола, приняла без стеснения позорное одеяние и обличье воинское». Объявили подстрекательницей к войнам, «злобно жаждущей крови людской и понуждающей к её пролитию». Заявление Жанны о том, что «святые говорят по-французски, ибо они не на стороне англичан», было признано кощунством по отношению к святым и нарушением заповеди о любви к ближнему. Уверенность Жанны, что она попадет в рай в случае сохранения девственности, было признано противоречащим основам веры. Также она была признана суеверной, идолопоклонницей, вызывающей демонов, обвинена в ворожействе и предсказаниях будущего. Высшие иерархи французской католической церкви и самые авторитетные профессора Сорбонны «установили», что голоса, которые призывали Жанну д'Арк к защите отечества принадлежали не архангелу Михаилу и святым Екатерине и Маргарите, а демонам Велиалу, Бегемоту и Сатане. Наконец, её обвинили в том, что она не желает положиться на суд церкви и подчиниться ему. Давление на Жанну не прекращалось даже во время её болезни, вызванной отравлением рыбой. Покинутая всеми, испуганная, усталая и разочарованная Жанна согласилась подписать отречение и согласиться с приговором церкви. 24 мая 1431 года она была приговорена к вечному заточению на хлебе и воде и переоделась в женское платье, но уже 28 мая она вновь надела мужской костюм и заявила, что «плохо осознавала смысл её отречений». 29 мая те же судьи подтвердили факт рецидива ереси и вынесли постановление о передаче Жанны светскому правосудию. 30 мая Жанна была отлучена от церкви и в тот же день приговорена к сожжению на костре. Перед казнью она попросила прощения у англичан и бургундцев, которых приказывала преследовать и убивать.» (Сеть)

– С вами вышло наглядней, – прокомментировал я вышесказанное. – Хотя и менее трансцендентно.

– Там была чужая подлость, а со мной – мои глупость и самодовольство.

И здесь я впервые устрашился: не слишком ли я самодоволен, чтобы так о себе судить?

Чего уж!

Ни в недавней беседе с пожилыми людьми, видя заштампованность (быть может, более чем оправданную) их мнений о т. н. репрессиях (это очень сложное явление, и его начинал не Сталин – скорей, машина кровавая тридцатых годов была создана большевистской номенклатурой – для его устранения), ни увидев средневекового призрака (более чем: ещё и созвучен моим мыслям) во плоти, я не боялся попробовать договорить до конца вопрос:

Что было бы, если бы не распяли мы Христа?

Забудем, что – убийство Агнца предсказано ветхозаветными пророками.

Предположим, что – Господь бы прожил человеческую жизнь, излагая и дальше невиданные притчи красоты, умер бы от старости и (уже после земной дряхлости) сошёл во ад освобождать ветхозаветных праведников, и через три дня воскрес, но – не искупив нечеловеческими страданиями все грехи мира.

Тогда Апокалипсис начался бы ещё до его описания Иоанном Богословом на острове Патмос.

А что было бы, если бы Деву действительно не сожгли?

Здесь и предполагать не надо: Франция всё равно была бы спасена благодаря умелым манипуляциям над коллективным бессознательным.

А что было бы, не будь сталинской ротации кадров и смены парадигм развития страны? Признаюсь: мне страшно договорить ответ (хотя бы потому, что правильно заданный вопрос и сам есть ответ на самое себя).

Не было бы ни страны, ни меня, ни Русского мира… Чего уж, иногда бояться следует не того, «что было бы, если», а того – чего бы не было.

Но путь наш – в сторону страха: давайте увидим, что будет (было бы) – дальше; это и есть сошествие в ад: бесконечные манипуляции над коллективным бессознательным, а так же всяческие телесные трансформации (нынешние гендерные кульбиты – это ещё цветочки).

На этом пути – в сторону страха (не только Данте с Вергилием пройденном), нам предстоит услышать долгое эхо долга, отразившееся от Свода не-бес (это и есть искус искусства); нам предстоит называть вещи по имени – до самого последнего обозначения какой-либо сущности; дальше – только первый шаг в преисподнюю (узнать, что это такое и возможно ли менять участь на участь).

Итак – всё для происходящее более чем неслучайно, как и то, что для меня роль Вергилия собрался выполнять патентованный герой и злодей Синяя Борода.

А это значит: мне предлагается описывать круги нынешнего ада.

И всего-то – спустившись на несколько метров (пусть даже их с пару десятков) под землю; а так – почему бы мне (жителю Земли) не описать ад?

Казалось бы, ни фактическим материалом не владею, ни должным прозрением.

Хотя с последним утверждением могу и не согласиться.

Ладно, глаза боятся, а «руки души» (если у неё есть руки) делают. Начинаем продолжать спуск (ногами души)!

Вот «следующий» судебный процесс: «С этой минуты Жиль де Рэ был обречен. Прелаты и некоторые слуги барона были арестованы и отправлены в Нант. Там их подвергли пыткам, выдержать которые обычный человек просто не в состоянии. В результате были получены признательные показания, в которых ужасная истина причудливо переплеталась с чудовищным вымыслом.

Первоначально Жиль де Рэ держался твердо, отрицая все пункты обвинения. Опомнившись, он подверг сомнению полномочия духовного суда, утверждая, что все приписываемые ему преступления подпадают под юрисдикцию суда уголовного. Однако церковные власти и инквизиторы не собирались выпускать из своих рук столь драгоценную добычу, Жиль де Рэ был отлучен от Церкви и прокурор, разобрав пункты обвинения, пошел навстречу духовным властям. В его заключении о распределении подсудности, преступления против детей уже даже и не рассматривались, зато фигурировали дебош в церкви и оскорбление святынь, которые были отнесены к суду епископскому, и служение дьяволу, богоотступничество, ересь, которые отходили в ведение суда инквизиционного. Жиль де Рэ был сломлен. В обмен на снятие отлучения, 15 октября он покаялся во всех приписываемых ему преступлениях. В своих показаниях барон утверждал, что брал пример с правителей Древнего Рима, о чьих варварских извращениях он прочел в иллюстрированных манускриптах, хранящихся в семейной библиотеке. «Я нашел книгу на латинском языке о жизни и обычаях римских императоров, написанную ученым-историком Суэтонием (Светоний – Suetonius), – сказал Жиль де Рэ, – Книга эта содержала прекрасные рисунки, изображающие поведение этих императоров-язычников, и я смог прочесть захватывающий рассказ о том, как Тиберий, Каракалла и другие «цезари» забавлялись с детьми и находили единственное удовольствие, терзая их. Я решил походить в этом на упомянутых императоров и в тот же вечер начал делать то же самое, что и они…»

Как мы помним, народная молва приписывала Жилю де Рэ убийство 800 детей, однако судом доказана была его причастность к 140 исчезновениям. При этом признавалось, что в магических целях был убит лишь один из этих детей. Данное обстоятельство очень разочаровало судей и потому признательные показания барона не удовлетворили инквизиторов, которые «в интересах истины» потребовали подвергнуть его пытке. Обескураженный таким поворотом дела Жиль де Рэ крикнул обвинителям: «Разве я уже не взвел на себя таких преступлений, которых хватило бы, чтобы осудить на смерть две тысячи человек!». В конце концов, Жиль де Рэ был приговорен к повешению и сожжению трупа. С ним были осуждены также и двое его слуг. Приговор был приведен в исполнение 26 октября 1440 г.» (Сеть)

– Моё предыдущее следование за Девой очистит меня от последующих преследований, – уверенно заявил (напомню: удавленный и сожжённый) пэр Франции.

Имел ли он в виду наше путешествие, не знаю.

Я не стал говорить, что былые заслуги – пустое: Крест нам дан на сегодняшний день (на следующий день – следующий Крест, как и силы на него); к примеру, у Иосифа Виссарионовича очень хорошо с этим было поставлено.

Но сожжённый пэр сразу же возразил (бы):

– Время (ваше или моё) – вообще не имеет значения; речь о провиденциальности тех или иных решений (для судьбы страны), а так же о святости Девы.

Но(!) – сожжение имело значение.

Даже если Деву не сжигали (а была ли тогда святость?), то труп Жиля де Рэ сожгли; быть может (для лишившегося кумира и бес-помощно прибегнувшего к чёрной магии) – это было для него наилучшим исходом.

Для меня – точно к лучшему: иначе кого столь же инфернально-романтичного мне было бы ожидать в проводники?

Вергилий (которого я не слишком-то читал) явно не годится.

Но сказал я другое:

– «Даже и добрые дела только тогда имеют цену пред Богом, когда делаются ради Бога, потому что такова воля Божия, иначе сказать, такова заповедь Божия. А если добрые дела делаются по другим причинам, то они не угодны Господу Богу.» (игумен Никон Воробьёв)

– Это ваш очередной схизматик (т. е. православный, прим. автора) написал, – ответил мне осуждённый за чернокнижие католик (для него все, кто не католик, лишены прав на Слово о Боге) – Тем более что сам этот схизматик – не из моего и даже почти не из вашего (для меня грядущего) времени.

– В (почти) наше время он тоже был репрессирован.

– За чернокнижие?

– За веру.

Мы почти достигли «своего» дна ада.

Это был самый обычный человеческий путь: поставить человека на место Бога (да простит меня сам Алигьери: даже при сошествии в ад).

А потом уповать лишь на милость Бога (человеки – не пощадят).

Я понимал соблазн француза, наследника куртуазности провансальцев, воскресить кумир даже ценой души: так легко подменить почитание вожделением, весьма изысканно оформленным.

Понять – не значит не судить: все мы подлежим суду (даже и человеческому, который именуют судом Истории).

Но я не случайно помянул провансальскую куртуазность: ведь оказалось возможным поставить на место Пречистой Божьей Матери – человека (женщину), и это не вызвало никаких возражений у просвещённого общества.

К тому же: Дева Мария (и это усиливало куртуазность) – на ней сошлись всё упования смирения, чистоты и праведности человеческой (точно так, как в Образе Жанны Девы сошлись все упования французов на чудо).

Более того, считалось: куртуазность подвигает рыцаря и его Прекрасную Даму на вершину любовной чистоты и открытости.

Знакомо: любострастие оказывается облечено в одеяния доблести.

«Словно утонченная субстанция, полученная неведомым алхимиком, куртуазная любовь, несомненно, явилась продуктом соединения различных материй, произошедшего на основе христианского феодализма, впитанного опаляемой солнцем и овеваемой ветрами землей юга и претерпевшего изменения при дворах тамошних сеньоров. Среди этих материй и мистическая драма любви Бернара Клервосского, утверждавшего в своих проповедях, что «мера любви заключена в любви без меры», и восточная роскошь, пришедшая из Испании и увиденная во время Крестовых походов, и чувство греховности в христианской культуре, ведущее к восхвалению аскетической жизни; это и продолжительное отсутствие мужей, отправившихся в Крестовый поход, и повышение роли женщины, оставшейся дома и получившей в свое распоряжение огромные владения, и притягательность и одновременно боязнь земель, лежащих за далекими морями, откуда везут дурманящие своими ароматами пряности, и тяга к торговле для скорейшего и верного обогащения, для обретения благосостояния и почета, и музыкальные изыски лимузенских монахов, и музыкальные инструменты, привезенные очаровательными пленницами-мусульманками… Разного рода влияния должны были сыграть свою роль, внести свою лепту, чтобы в результате прозвучал гармоничный, неслыханный прежде аккорд, получивший за свое совершенство название fin’amor (букв.: «изысканная», «истинная», «утонченная любовь»), fin’amor подобна острому концу меча, которым посвящают в рыцари молодого оруженосца, изысканна, словно легкий восточный шелк, в который закутываются очаровательные мусульманки, чиста, словно совершенная любовь, соединяющая тех, кто любит телом и душой, любит той любовью, которая сама есть Бог. Ибо, если верить святому Иоанну, наиболее почитаемому – в соответствии с новыми тенденциями в христианстве – евангелисту, «Бог есть Любовь», даже когда любовь эта, приходя к своему завершению, оказывается вполне плотской.» (Сеть)

Тонкие черты лица Синей Бороды исказились.

– В присутствии Девы даже грубая солдатня переставала скабрезничать, сие зафиксировано в показаниях трибунала инквизиции.

Помолчал и добавил:

– Деву не вожделели. Во всяком случае, при ней не было никаких таких помыслов.

– Что как не вожделение есть это ваше желание её воскресить? А если её всё-таки не сжигали? Что тогда представляет из себя ваша магия?

Мы достигли «дна» и сошли с ленты.

Что такое представляет из себя эта наша реабилитация (предположим) заведомого русофоба Бухарина или патентованного убийцы (и почти наверняка использованного троцкистской оппозицией – это уже наша история) заговорщика Тухачевского, как не желание магически овеществить эти персоны в совсем ином (удобном для нас) формате?

– Но ведь есть же и совсем простые люди, например, те самые дети, которые в расчёт французским правосудием не принимались, – мог бы подумать я. – Их обязательно надо бы реабилитировать.

– А были ли (в моём случае) хоть какие-то дети? – мог бы сказать злодей Синяя Борода. – Особенно, если Деву не сжигали.

Действительно, мы достигли ада: что если Деву не сжигали? И что было бы, когда бы не распяли мы Христа?

А вот это и было бы. То, что мы увидели в аду.

Увидели, что кармические потоки душ (в водопадах невидимых и бесплотных сил), переходящие с поезда на поезд и с линии на линию, поступили совершенно как многонациональный советский народ: люди в массе своей никаких репрессий вовсе не заметили.

Репрессировалась (в основном) обладающая возможностями репродуцировать свое мнение в общественное сознание элита, которая впоследствии постаралась создать эту страшную сказку о репрессиях.

Что вовсе не означало, что репрессий с их издержками не было.

А вот то, что (повторю) основные массы народа их не приметили – наверное, это было правильно (не только для рукотворного ада метро, но и для рассудочного понимания: помимо рукотворного, никакого другого ада нет).

При сходе с ленты я не стал задерживаться.

Следом за мной с ленты сходили мужчины и женщины, юноши и девушки, старики и старухи; о сопровождавшем меня герое и злодее я вовсе не беспокоился, не смотря на его экстравагантный вид.

Скорей всего, для ощущающей плоть плоти (и почти не видящих душу души) пассажиров метро некто барон Жиль де Рэ, маршал и пэр Франции являл себя чем-то невидимым и бес-плотным.

А если бы видели?

Решили бы, что Ленфильм (после перестроечного разворовывания) всерьёз воскрес.

А вот я – не причислял его к сонму невидимых сил бесплотных, скорей – он был той самой застрявшей в т. н. инферно (безысходности своего бытия) личностью, чей астральный вопль пронесся со дна своего ада, пробил тамошние небеса и оказался на дне следующей (более «высокой») преисподней.

Он помнил о своей «былой» чистоте.

Он думал, что лишь потеряв Жанну, он утратил её («былую» чистоту).

Не воскресив Жанну, он с помощью тех самых невидимых сил бесплотных перенёсся в вероятность, где Деву (быть может) и не сжигали вовсе.

Но(!) – перенёсся, не обретя при этом явной (ощутимой) плоти, зато – предъявляя мне некую мою же иллюзию. То самое моё плотоядное эго, которое есть в каждом; то самое его плотоядное эго, посредством которого он когда-то стремился наделить «новой» плотью саму идею Орлеанской Девы.

Не зависимо, была ли она сожжена или же (по одной из неканонических версий её истории) через какое-то время после «сожжения» даже вышла замуж за некоего благопристойного аристократа.

Наша страсть ко плоти (и её «усовершенствованию»-модефицированию – посредством плотоядного эго) – это тоже ад; и вот здесь я понял: станете как боги (сказал змий) – согласитесь, некая разница со словами Господа: разве не сказано вам, что вы боги? (цитата по памяти)

Это тонкая материя.

Надо уметь её чувствовать: вы – уже боги, или вы – ещё только «станете№ богами (съев плод с Древа); вот как раз о богах ада и рая эта история.

Мы сами выбираем, в аду мы или в раю.

А ведь «боги» – это лишь ещё одно слово среди других наших наименований (самих себя).

Я вошёл в пневматическую дверь вагона. Вагон был из новых, подземный мир метрополитена вполне рукотворно развивался. Радовало, что мир меняется прямо на глазах (вот и метро преобразилось); одно «но» – меняется его рукотворная внешность.

Обо всём остальном, когда я был на ещё платформе, я вполне мог бы сказать:

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Банальностей из серии «земную жизнь пройдя до половины» я не бы произносил вовсе: не я отмеряю сроки!

И если внезапно появятся новые технологии, и мы действительно перекинемся в нано-боги (читай, демоны) – кто удержится от соблазна вернуть молодость и обрести сверхспособности?

Вот и я сейчас поеду в ад в новеньком вагоне электропоезда метро.

При этом я совершенно не знаю, новый ли у состава локомотив? И действительно ли разные вагоны соответствуют тем или иным моим прижизненным реинкарнациям?

Но – это отвлечение от происходящего.

Я вошёл в вагон, а мой иссеня выбритый псевдо-Вергилий замер на платформе и спросил:

– Вы уверены, что нам по этой дороге?

Я вспомнил: «По этой дороге, мастер, по этой», – говорил некий Воланд.

– Не уверен, – сказал я. – Но иногда верю, что любые дороги в аду (не) ведут в рай.

Но – это так же означает, что рая на земле (якобы) нет.

Что противоречит Евангелиям: Царство Божье внутри человека;. а ведь там же находиться и ад… Куда ещё можно отправиться, если во мне бродят подобные умозаключения.

Только дальше (по этой дороге). Тогда любые дороги из ада – в сторону рая (а не к другому кругу ада).

Когда бы не распяли мы Христа,
То тщетною была бы красота!

Когда бы после смерти не воскрес,
То не Христос он был, а просто бес!

Как смутный свет в том сумрачном лесу,
Где ветви словно души на весу,

А выхода и нет! Но распинать?
Уж лучше мне рождения не знать.

Но коли распинал и не узнал
В самом себе во исполнение воли

Своей и не своей… Звезда полей!
Или звезда морей и кораблей!

Укажет мне простая красота
Единственный из множества путей.

(Niko Bizin)