Loe raamatut: «Синий Звон», lehekülg 5

ПРОПАВШИЙ МАШИНИСТ

* * *

– Антон Владимирович! – прервал размышления ротмистра вошедший Егоров. – К Вам посетительница, – и отступил, освободив дорогу неожиданно вошедшей Ланиной.

– Вы легки на помине, Елена Игоревна! – удивился ротмистр и встал, приглашающим жестом указав ей присаживаться на место для посетителей. – Я как раз листаю дело, в котором Вы приняли непосредственное участие.

– На то я и ведьма, чтобы чувствовать такие моменты, – печально улыбнулась ученица Мельничихи, присаживаясь на край венского стула. – Пришла справиться, не появилось ли за неделю чего нового? Не докопались, кто убил Настасью Яковлевну? – с искренней и трогательной надеждой посмотрела юная барышня в глаза жандарму.

– Увы, но никаких известий нет, – развёл руками Рыжков, в очередной раз про себя удивившись, как же так выходит, что из эдаких с виду наивных, лёгких и воздушных в пору ведовского ученичества особ всегда очень быстро вырастают неприятные во всех отношениях, склочные грузные бабищи. – Вы посетили отца Вениамина?

– О! Спасибо за рекомендацию! Настоятель проверил мои возможности и очень обнадёжил. Даже был настолько любезен, что набросал примерный план моего переобучения, – зарделась ведьмочка. – Теперь я днями сижу у монастырского источника и учусь чувствовать чародейскую силу.

– Какую ветвь чародейства он рекомендовал?

– Целительство. У меня к нему большая склонность, – ещё шире улыбнулась Ланина.

– В таком случае по окончании обучения можете рассчитывать на мою рекомендацию в госпиталь, помощницей моей супруги, – улыбнулся в ответ Антон Владимирович.

– Вы мне очень помогаете, господин ротмистр.

– Что только не сделаешь ради того, чтобы не получить в подопечные очередную проблемную ведьму, – с лёгким сарказмом усмехнулся Рыжков.

– Что ж, я очень жду новостей! – будто не заметив шпильки, встала со своего места девушка. Но не успев сделать и шага, неожиданно обернулась. – Найдите того, кто это сделал, и отдайте его мне! – вскрикнула Елена низким грудным голосом. Показалось даже, что в глазах резко нависшей над ротмистром Ланиной загорелись алые огни.

Ведьма ещё пару ударов сердца постояла с перекошенным лицом над командиром третьего отделения, которого, впрочем, ничуть не впечатлил этот прилив ведовской ярости. Елена Игоревна довольно быстро взяла себя в руки и отстранилась, вроде бы даже сильно смутившись такого выплеска чувств, не совсем подобающего будущей целительнице. После секундной заминки ведьмочка молча, с залитым румянцем лицом скрылась за дверью кабинета.

«Вот так всегда с этими ведьмами, – подумал кудесник. – То смеются, то без перехода плачут, и тут же взрываются лютейшим гневом, переходящим в нежное кошачье мурлыканье. Эх! Если бы не служебная необходимость, не иначе за сто вёрст бы обходил любую из них».

Посидев ещё немного в раздумьях, жандарм кликнул адъютанта:

– Рыжков, чаю мне!

– Так точно, ваше благородие! Сию секунду! – вбежал со стаканом в подстаканнике Егоров.

– Почему чуть тёплый?

– Виноват! Давно заварил, всё ждал, как кликнете.

– Ступай уже, – отпустил поручика Рыжков и по привычке щёлкнул пальцами, потратив крохи и так кончающегося духа на то, чтобы вскипятить стакан. – Хоть самовар, право слово, заводи! – в сердцах проворчал расстроенный бездумными тратами ротмистр. – Кстати о самоварах и кипятке, – вернулся к своим мыслям Рыжков и потянулся за делом, озаглавленным «Пропавший машинист».

«Сентября 5-го числа сего 1901 года к полудню нарочным от полицейского управления был передан запрос на передачу расследования пропажи машиниста экспресса, следовавшего на Москву…»

* * *

– Ваше Благородие! – крикнул Егоров в спину уже почти ушедшему ротмистру. – Тут из полиции дело нам переправили!

– Знаешь подробности? – обернулся Рыжков.

– Нарочный только передал, что на вокзале какое-то происшествие по нашей части. Очень ждут. Даже коляску прислали.

Снаружи, в пролётке, исходя нетерпением, ждал городовой.

– Ваши Благородия, ну что так долго-то? – честь по чести козырнув, заторопил он жандармов.

– Ты, Казанкин, ещё поторопи мне тут господ офицеров! – вступился Егоров, забираясь в коляску.

– Виноват, господин поручик! – отчеканил с ко́зел полицейский и хлестанул вожжами по бокам клячи, лишь только жандармы устроились на сидении.

Дорогой Егоров всё пытался вызнать подробности у, как оказалось, знакомого ему городового. Казанкин же и так и эдак отнекивался, что, дескать, ничего он не знает, и отправили-то его за Рыжковым, не введя в курс дела, только потому, что на сегодня именно ему выпало управляться с разъездным экипажем. Так или иначе, полицейский довольно быстро доставил ротмистра с помощником на привокзальную площадь, прямо к неприметной двери служебного входа в вокзал, после чего они и распрощались.

Пройдя техническими коридорами, окрашенным до уровня плеч казённой масляной краской, жандармы вышли на пути и, увидев часового, слонявшегося у отцепленного от состава паровоза, поспешили в его сторону.

Остывающая громада локомотива мерно потрескивала клёпаными боками котла и лишь лёгкое марево слегка клубилось над трубой, показывая, что жар в топке уже окончательно пропал.

– Ваше Благородие, час уже ждём! – воскликнул участковый пристав, вынырнувший из-за тендера и жестом успокоивший часового, взвившегося было на жандармов.

– Да что ж такое, – слегка взбеленился Егоров. – Нынче все взялись жандармерию поторапливать!

– Доложите обстановку, – прервав тираду адъютанта останавливающим жестом, Рыжков обратился к полицейскому.

– Участковый пристав, коллежский секретарь Глухих! – представился тот. – Осмотрел место происшествия. Понял, что тут замешаны потусторонние силы. Незамедлительно отослал вестового в третье отделение жандармерии. Выставил часового и принялся ждать Ваших Благородий! – отчеканил он и уже обычным тоном продолжил: – Даже не сомневайтесь, господин ротмистр, тут всё по Вашей части. Извольте осмотреть, прошу за мной.

Антон Владимирович, вслед за приставом поднялся в паровозную будку и, ещё даже не оказавшись внутри, ощутил стойкий запах прелой травы.

– Дело пахнет стелламином, – скаламбурил протиснувшийся следом Егоров.

– Скорей колдовством, – заметил ротмистр, с брезгливым выражением рассматривающий один из комков неприятной на вид голубоватой слизи, щедро облепившей всё вокруг. – Видите этот оттенок? Как есть, что-то с нежитью связано. Ну и стелламин, как водится, использовали. Куда колдунам без него!

Пахнувшая прелью гадость свисала с многочисленных рычагов, кранов и манометров, а особенно обильно покрывала пол под откидным сиденьем справа.

– Тут как раз и работает машинист, – указал Глухих и уточнил опустившимся голосом: – Работал…

Рыжков глубоко вдохнул и отработанным жестом направил вспыхнувшую на его ладони изумрудную чародейскую искру в сторону ближайшего потёка слизи. Тот, сперва нехотя запылав, начал с негромким шипением испаряться, однако довольно быстро поглотил огонь, не потеряв и трети своего объёма.

Егоров хотел было потрогать мерзостную субстанцию, однако быстро отдёрнул руку, так как ротмистр, заметивший опрометчивость помощника, громко на него цыкнул.

– Вы бы ещё в рот это потянули, право слово! – И обернулся к приставу. – Теперь, начните, пожалуйста, сначала и подробнее.

– Может быть, давайте из первых уст? – предложил полицейский. – Паровозная бригада давно ждёт в станционном околотке.

* * *

Спустившись на землю с высоты будки, жандармы последовали за приставом к перрону, у которого стояли отцепленные вагоны экспресса и суетилась небольшая толпа пассажиров, которым явно наскучило долгое ожидание во время незапланированной остановки.

– Это возмутительно! – вещал смахивающий на приказчика дородный господин высоким манерным голосом. – Меня знают в Москве! Да что там в Москве, я вхож во многие дома в самой столице! Сколько можно держать нас в этой глуши?

– Я ещё раз Вам повторяю, – скучным голосом увещевал возмущённого пассажира начальник станции, титулярный советник Филиппов, – как только произошёл этот досадный инцидент, я сразу же дал телеграмму на узловую станцию, чтобы они срочно выслали резервный локомотив, который вот-вот прибудет.

– Да зачем гнать паровоз с другой станции? Вот же стоит наш, на котором мы сюда приехали! – театральным жестом указал манерный господин.

– Что вообще за станция у вас такая, что своих резервов не держите?! – раздался из толпы скандальный женский голос, а остальные загудели, поддерживая обоих.

– Спокойствие, господа! Только спокойствие! – Кругленький начальник станции снял форменную красную фуражку, вытер вспотевшую лысину и отступил на полшажочка в сторону подошедших жандармов. – «Ваш» паровоз обследуется полицией, а никакого другого я вам выделить не могу. Его у меня в наличии просто нет!

– Отговорки! – снова прозвучало из толпы.

– Я буду жаловаться! – процедила чопорная гувернантка, держащая под руку маленького гимназиста со шкодливым лицом.

– Мы просто так этого не оставим! – волновались пассажиры.

– У меня есть знакомые в Министерстве Путей Сообщения! – прошамкал отставной полковник в битом молью кителе фасона позапрошлого царствования.

– Да поймите же вы! Я ещё и ещё раз повторяю: машинист пропал! – распалялся начальник станции. – Даже если полиция прямо сейчас даст разрешение на использование локомотива, у меня всё равно нет машиниста! Господа! Вы же следуете экспрессом. Для разгона высокоскоростных паровозов требуется опытный кудесник высокого класса, с большим резервом духа. А даже если такой вдруг сейчас случайно оказался бы в Н-ске, локомотив уже остыл! Заново разводить пары в нём – дело двух, а то и трёх часов! Давайте спокойно дождёмся резервного паровоза с узловой!

– Нет, вы послушайте! Что только не станут городить, – вновь послышался тонкий голос давешнего манерного приказчика.

– Мы три часа уже на жаре тут сидим, имейте совесть! – истерично заверещала скандальная дама.

– Попрошу минуточку внимания! – внезапно прогремели над платформой слова ротмистра, наложившего чары усиления своего голоса. – Я прекрасно понимаю, что все утомились в ожидании отправления. У многих из вас сорваны планы, кто-то перегрелся, возможно, вы голодны. Но, к сожалению, вынужден сообщить, что до выяснения всех обстоятельств я никак не могу дать разрешения на использование паровоза, так как он является уликой. Мало того, он может оказаться опасен! – Антон Владимирович перевёл дух и продолжил: – Сейчас в помещении вокзала состоится допрос свидетелей происшествия. Начальник станции Филиппов даст показания сразу после локомотивной бригады. Пассажиры, желающие дополнить протокол, приглашаются по очереди в станционный околоток.

После слов начальника третьего отделения жандармерии толпа выдохнула и замолчала. Над платформой повисла звенящая тишина.

– Прошу за мной! – повторил Рыжков.

Задние ряды пассажиров начали потихоньку отступать. Некоторые счастливчики, не отошедшие от дверей вагонов, сделали вид, что им что-то срочно понадобилось на своих местах, у остальных внезапно нашлись неотложные дела, которые требовали их присутствия подальше от вагонов. Ещё минуту назад сплочённая общим возмущением толпа довольно быстро разбрелась в разные стороны и превратилась в отдельных пассажиров, избегающих смотреть в сторону ротмистра.

– Так Вы свидетелем-то будете? – грозно уставился Антон Владимирович на главного возмутителя спокойствия.

– Ох, Ваше Благородие, да что я там видел-с? Я всю дорогу спал-с! Сквозь сон вижу-с: стоим-с… Всё-с… – начал мелко пятиться оставшийся перед глазами жандарма дородный приказчик, подрастерявший весь свой запал и от волнения к месту и не к месту употреблявший устарелый словоерс. – Я свободен-с? – И, с облегчением увидев отмашку ротмистра, моментально скрылся в своём вагоне второго класса.

Начальник станции, в восхищении взиравший на то, как быстро жандарм смог урезонить уже, казалось бы, собиравшуюся разорвать его толпу, обозначил аплодисменты в сторону Рыжкова.

– Не благодарите, Сергей Игнатьевич! Это было не так уж и сложно, – ответил ротмистр.

– Однако же, Антон Владимирович, я всё равно пребываю в восхищении.

– Да и мне позвольте присоединиться, – вклинился в разговор пристав.

– Что же, господа, нас ждёт опрос свидетелей. – Вроде бы даже чуть смутившийся, Антон Владимирович повернулся и пошёл в сторону вокзала.

* * *

Офицеры и присоединившийся к ним начальник станции прошествовали вдоль длинной пустой платформы, свернули в совершенно пустой зал ожидания для простого люда и, протиснувшись мимо нагромождения лавок, вошли в неприметную дверь околотка, служебного обиталища пристава Глухих.

Внутри небольшого, но очень высокого кабинета, крашенного прокуренной охрой и разделённого резной деревянной стойкой, под наблюдением яростно что-то записывающего городового сидели два пригорюнившихся молодых человека в железнодорожной форме.

Один, детина весьма крупный, судя по въевшейся в кожу угольной пыли – кочегар. Второй, долговязый и худощавый, застёгнутый на все пуговицы, с новеньким значком академии на лацкане и при очках – видимо, помощник пропавшего машиниста.

– Итак, господа жандармы, это, собственно, и есть бригада, работавшая под началом исчезнувшего Петра Пахомова, – начал представлять вскочивших с лавки пристав. – Этот крепыш – кочегар Павел Краснухин, длинный же – помощник машиниста Владимир Зябликов.

– Сами Вы длинный, господин пристав, – огрызнулся под нос молодой человек, нервно поправив очки.

– Они уж слинять хотели, Ваше Благородие! – отвлёкся от писанины седоусый городовой. – Помянуть начальника собирались, стервецы. Всё просились отпустить до буфету. А как потом допрашивать-то соколиков, ежели они лыка вязать не будут?

– Молодец, Василич! – похвалил подчинённого Глухих.

– Рады стараться, господин пристав! – пробухтел тот и продолжил усиленно скрипеть стальным пером, записывая что-то в сером журнале.

– Что ж вы, сынки, мундир-то позорите? – взялся увещевать начальник станции. – А ну как господа жандармы решат, что это вы с пьяных глаз от Петра Валентиновича-то и того-с, избавились?

– Да с каких пьяных глаз-то? – вступился кочегар, сжав не слишком чистые от сажи кулачищи. – Все же видели, что мы в околоток трезвыми пришли! На своих ногах!

– Так они-то самолично этого не видели! Поту́пились? Вот то-то же! Э-эх, стыдо́ба.

– Присаживайтесь, господа, – прервал воспитательную беседу Рыжков и уселся напротив допрашиваемых, достав бумагу для записей и карандаш. – Позвольте представиться, ротмистр Рыжков, командир третьего отделения уездной жандармерии. Расскажите мне кратко, что произошло.

– А я сразу сказал, что тут по третьему отделению дело! – воскликнул молодой помощник машиниста. – Господин ротмистр, я приставу все уши прожужжал, что стелламином же в будке пахнет!

– Давайте с самого начала, – улыбнулся ротмистр.

– Да тут, собственно, рассказывать-то особо и нечего, – начал Зябликов. – Всё, как всегда. Остановились в Н-ске. Валентиныч развеял щиты и остался в будке. Собирался перекусить, пока Пашка, – тут помощник показал на приятеля-кочегара, – на тендере воду из колонки будет принимать. А я, как и положено помощнику машиниста, пошёл заниматься текущим обслуживанием машины: потряс колосники для сброса шлака, постучал по буксам да долил масла в те, что позвонче отзывались, проверил смазку ползуна. Начал проверять затяжку гаек…

– Погоди, погоди! – остановил Рыжков увлёкшегося паровозника. – Ты нам, чую, сейчас всё устройство паровоза перескажешь. Скажи-ка лучше, а почему Пахомов вместе с тобой не занимался всей этой машинерией? Вдвоём-то дело быстрей бы пошло.

– Да как же это? – удивлённо уставился на жандарма молодой железнодорожник. – Это всё и есть дело помощника. У машиниста своя задача: обтекательные щиты установить; чародейский огонь в топке поддерживать так, чтобы на одной лопате угля локомотив вёрст пять пролетел; за скоростью следить; держать чары на буксах, чтоб на скорости масло не выкипало, а то же оси вмиг расплавятся; ментальная связь с диспетчером опять-таки. А вся механика, она на мне: и температура в котле; и уровень воды; давление в магистралях; предварение впуска…

– Снова ты про технические детали! – опять прервал Антон Владимирович Зябликова. – Экий ты фанатик своего дела.

– А у нас другие и не служат, – с гордостью вставил слово начальник станции. – Орлы!

– Тем не менее, – продолжил ротмистр, – я всё равно не понимаю. Ты же кудесник, окончил академию. – Тут Рыжков указал взглядом на начищенный значок в петлице формы. – А занимаешься механикой. Для этого и дара-то никакого не нужно. Научился в реальном училище гайки крутить, да и готов работник. Для чего академия?

Тут помощник машиниста переглянулся с начальником станции, и оба понимающе ухмыльнулись друг другу, будто бы говоря: «Что с него взять – угля с мазутом не нюхал».

– Такое тут дело, милейший Антон Владимирович, – вступился за начинающего паровозника начальник станции. – Для того, чтобы из кудесника в нашем деле толк вышел, он машину должен с закрытыми глазами чувствовать. Каждый винтик, каждая заклёпка должна в нём отзываться. Иначе, представьте – летит эта махина как бы не триста вёрст в час, а за спиной восемь, а то и десять сотен пассажирских душ. Одна промашка, и все всмятку – даже родственникам хоронить нечего будет. Так вот. Для того, чтобы стать машинистом, кудесник должен лет десять покататься со старшим товарищем. Вжиться в машину, начать дышать вместе с ней паром. Нутром ощущать, как ходит золотник. Чуять каждый подшипник своего стального мамонта, несущего тебя с бешеной скоростью сквозь ночь, туман, дождь и снег. И вот как станет машина частью тебя, а ты станешь частью машины, только тогда, и никак не раньше, сможешь ты взять на себя чародейскую часть вождения паровоза. И только тогда сможешь зваться машинистом.

– Вы никак тоже были машинистом? – удивился ротмистр, такой вдохновенной речи.

– Ну а как же? У нас на железной дороге высокие карьеры только с самых низов делаются, никак иначе не начинаются они, – ответил Филиппов и с укоризной глянул на кочегара Краснухина, от скуки выковыривавшего угольную пыль из-под ногтей.

– Ну а всё же, – продолжил допытываться Рыжков, которому неожиданно стала очень интересна эта грань работы кудесника, о которой он, собственно, и не догадывался, никогда не вникая в работу железной дороги. – Если работа машиниста так сложна и тонка. Взять, к примеру, силовой щит. Как я понимаю, он рассеивает встречный поток воздуха, образующийся на высокой скорости. Почему бы его установку и поддержание не доверить молодому помощнику, чтобы не тратить силу духа и не отвлекаться на лишнее заклятье? – Жандарм на секунду задумался, будто что-то про себя вычисляя, а затем резко сделал круговое движение кистями обеих рук, и тут же пред ним возникла уменьшенная копия щита, такая же, какую он не раз видел летящей впереди локомотива.

– К концу обучения так и происходит, но… – Тут молодой помощник немного зарделся. – Валентиныч мне пока не доверял его установку. Тут же такое дело. Я недавно выпустился из академии. Пока только обвыкаюсь. Учусь обращаться с приборами. А с ними-то тоже глаз да глаз нужен. Вот не уследишь, к примеру, за уровнем воды в котле, вскроется свод топки на спуске, и пиши пропало – расплавится предохранительная перегородка и уголь зальёт водой. Мало того, что убытку на многие тысячи, так и поезд с пассажирами встанет на перегоне, и хорошо, если не зимней ночью! Или вот наоборот…

– Всё, всё! – Антон Владимирович понял, что увлечённый молодой человек может часами говорить о любимом деле, а потому поднял руки, будто сдаваясь. – Давайте всё-таки продолжим разговор о том, что случилось с машинистом Пахомовым.

– И рассказывать нечего тут, – вмешался хмурый кочегар, до этого не проявлявший никакого интереса к разговору. – Рассусоливаете битый час уже. Вы же в будке были? Так вот, он на моих глазах-то и истаял, как кусок сала в печке. Не сходя со своего места. Я ж как колонку повернул, пустил воду да вижу, что забыл чайник с антинакипином. А без него никак нельзя: вода в Н-ске больно жёсткая. Только по угольку обратно пробежался, гляжу, а Пётр Валентиныч, как тот снеговик, оплывает. Прозрачный уже. Глаза закатил и хлюпает. Я-то грешным делом думал, с устатку чудится, глаза закрыл, перекрестился. Открываю, а от машиниста-то от нашего только лужа и осталась. Так она потом ещё вспучилась пузырём да лопнула. Вся будка теперь не пойми в чём. И прелой травой так несёт, что аж выворачивает. – Краснухин сглотнул, закрыл глаза и обхватил голову руками. – Мне теперь эта картина до конца жизни мерещиться будет. А вон Ирод ваш даже нервишки не дал успокоить, супостат окаянный! – Кочегар бросил злой взгляд на Василича.

– Науспокаиваешься ещё, – буркнул городовой, так и продолжавший вести свой журнал.

– А Вы мне, дяденька, не ехидствуйте. – набычился Краснухин, – я-то по всему вообще – главный свидетель!

– Ишь, свидетель! – цыкнул Василич.

– Так! Заканчиваем перепалку! – вмешался пристав Глухих.

В помещении околотка повисла обиженная пауза.

– Что-нибудь ещё заметили? – продолжил опрос Рыжков, обращаясь к Краснухину.

– Да я особо-то и не разглядывал, – смутился кочегар, – рвало меня.

– Вот Их Благородию-то интересно слушать про слабость твоего желудка, – укоризненно прервал его начальник станции.

– Вот, пожалуй, что, – вспомнил кочегар. – Не знаю, привиделось ли мне, но перед тем, как пузырь лопнул, я увидел, что внутри него… – Тут молодой человек на несколько секунд замялся. – Мне показалось, что внутри него что-то бьётся. А потом будто серое дымное облако мелькнуло.

– Ну а я услышал сперва негромкий хлопок, – вмешался в рассказ помощник машиниста, – а потом понял, что Пашке на тендере заплохело. Но я пока паровоз обошёл, пока по приступкам в будку поднялся, ничего, кроме этой пахнущей стелламином гадости, и не увидел. Трогать ничего не стал, чары, от греха, не использовал. Сразу побежал на вокзал доложить начальнику станции о происшествии и что экспресс никак движение продолжить не может. Ну а дальше Сергей Игнатьевич нас с Краснухиным в околоток к вашему сатрапу и отвёл.

Василич, не отрываясь от бумаг, громко хмыкнул на «сатрапа».

– А Вы, Зябликов, – обратился ротмистр к помощнику машиниста, – серого облака не увидели?

– Да он с другой стороны был, – ответил за товарища кочегар.

– Жаль! Очень жаль! – опечалился Рыжков. – Ваш профессиональный взгляд кудесника мне бы не помешал.

– Увы, но и правда не видел. А вот запах стелламина, его же если знать, то ни с чем не спутаешь. Вот что Пашка про прелую траву говорит – он и есть. Я потому сразу Сергею Игнатьевичу говорю, что третье отделение жандармов звать надо. А он разве слушает? Знай себе орёт, что, мол, если сейчас же экспресс дальше не отправится, уволит без выходного пособия, а как – ему, мол, и не интересно вовсе. Хоть, говорит, сами впрягайтесь, но чтобы состав вовремя со станции ушёл!

– Так меня-то с тех новостей чуть удар не хватил, – развёл руками начальник станции. – Вам-то молодым сам чёрт не брат, а меня либо разжалуют в стрелочники, или сошлют каким-нибудь дальним разъездом заведовать. На южном побережье. Белого моря.

Тут в околоток заглянул какой-то мелкий железнодорожный служащий.

– Сергей Игнатьевич! Резервный локомотив на подходе! – обратился он к начальнику станции.

– Господа, я вынужден вас покинуть. – Филиппов натянул форменную фуражку и торопливо покинул околоток.

Снаружи сквозь приоткрытые пыльные окна околотка послышался протяжный гудок тифона паровоза и натужный скрип тормозов останавливающегося локомотива.

– Ну что же. К бригаде у меня пока вопросов нет, – свернул опрос Рыжков. – Владимир, ступайте, вам ещё паровоз очищать. Постарайтесь слизь голыми руками не трогать, чарами выжигайте. Запасов духа хватит?

– Должно. У меня резерв большой, – с долей хвастовства ответствовал молодой помощник.

– А Вы, Павел, – продолжил Антон Владимирович, – после хорошенько водой пройдитесь по всей будке.

Хмурый кочегар кивнул.

– Василич, проводи ребят в буфет, – обратился к подчинённому пристав, – и шепни Лизке, чтоб за казённый счёт полуштоф водки на помин души поставила, да закусить, а то не емши как бы не развезло их.

– Ну что, соколы? Пошли? – отложивший писанину городовой, с кряхтением встал и повёл к выходу значительно повеселевших молодых паровозников. – А то ишь: Ирод, Сатрап…

– Сам не прикладывайся, ты на службе! – прикрикнул вслед Глухих.

– А то я не знаю, – донеслось из коридора.

– Не нравится мне всё это, – задумчиво сказал Рыжков адъютанту, покидая околоток.

– Хорошо, что дело не по нашему ведомству, – с облегчением отметил участковый пристав, запирая опустевший околоток. – Честь имею, господа!

– Да, спасибо, господин Глухих! – козырнул Рыжков. – До встречи!

Полицейский быстрым шагом направился к выходу из зала ожидания и скрылся на улице. Рыжков же в сопровождении адъютанта двинулся в сторону платформы.

* * *

Зал ожидания тем временем начал заполняться редкими посетителями, то ли по извечной провинциальной привычке, заранее пришедшими к ожидавшемуся не раньше чем через три четверти часа экспрессу из Москвы, то ли встречающими кого-то, то ли просто решившими праздно поглазеть через большие вокзальные окна на так и не отправившийся утренний поезд. Проходя мимо буфета, ротмистр увидел за одним из столиков уже знакомого ему старика нотариуса, у ног которого стоял небольшой саквояж.

Красновский внимательно слушал собеседника, седого господина с блестящими глазами. Он сидел, положив руки на отполированный сотнями касаний столик вокзального буфета, и, очевидно, очень волновался: на щеке его вздрагивал мускул, а лицо его было красно.

– …Да всё про то же: про любовь эту ихнюю и про то, что это такое… – уловил часть разговора тихо подошедший жандарм.

Собеседник нотариуса шумно отхлебнул глоток чаю и продолжил:

– Я помещик и кандидат университета и был предводителем…

Тут Красновский, наконец, заметил Антона Владимировича.

– Здравствуйте, господин жандарм! – прервал собеседника старик и широко улыбнулся шапочному знакомцу. – Позвольте представить моего весьма интересного собеседника. Ранышев. Помещик Василий Ранышев.¹⁹

– Очень приятно, – вздохнул седой господин с видимой обидой, скукожился, вперившись в столик и будто бы сразу потеряв ко всему интерес.

– Добрый день, Лев Михайлович! Хорошего дня, господин Ранышев, – улыбнулся обоим Рыжков, словно старым знакомым. – Быстро ли, господин нотариус, Вы нашли давеча дорогу к поместью? Вижу, Вам удалось закончить свои дела с наследством несчастного Кистенёва и Вы уже в нетерпении ждёте, когда отправитесь в обратный путь?

– Здравствуйте, дорогой ротмистр! – приветливо улыбнулся в ответ Красновский, цедивший крепкий, как пиво, чай из железнодорожного стакана в подстаканнике. – Да, конечно, весьма быстро добрался, благодарю Вас! С духовной же грамотой почившего хозяина Лютичева вскрылись существенные обстоятельства в виде наследника, неожиданно для всех упомянутого в завещании. Его-то я и вызвал телеграфом и очень быстро получил ответ, что приедет он-де вечерним экспрессом. Так что я, скорей, – встречающий.

– Ну что же, удачи Вам, господин нотариус! До свидания, господин Ранышев!

– И Вам, Ваше Благородие! – раскланялся с Рыжковым приятный во всех отношениях старик.

Ранышев же отделался невнятным то ли пожеланием удачи, а может, и вовсе проклятьем.

– Чудной этот Красновский, – тихо, вроде как про себя отметил Егоров, когда жандармы уже вышли на платформу.

– Отчего так считаешь? – с небольшой долей удивления осведомился ротмистр.

– Ну как же? Вроде и нотариус. Не абы кто, а большой человек, – начал рассуждать адъютант, – а чай тем не менее в людской части вокзала пьёт. Буфет-то, может, и один, да по статусу мог бы и на барской половине, в красоте и благолепии наследника встречать.

– А ты разве не заметил лёгкого чухонского акцента?

– Заметил, но при чём тут акцент?

– Всё дело в том, милейший Дмитрий Иванович, что немцы, из которых в основном-то и состоят помещичьи круги Остзейского края вообще и Эстляндской губернии в частности, хоть и отменили крепостное право раньше всех в Империи, однако же крестьян-чухонцев, да и тех остальных, кто там живёт (любые податные сословия), за людей вообще не держат. Видимо, наш господин нотариус давно покинул родной Ревель²⁰ и занял относительно высокое положение в обществе, однако привычки сторониться всего барского не оставил.

– Хм. А фамилия-то у него не больно на чухонскую похожа, – заметил Егоров.

– Мог сменить для благозвучия при переезде.

* * *

Стоящие на платформе жандармы всё время неспешного разговора наблюдали за осторожными манёврами свежего локомотива, который вынужден был сперва откатить на запасные пути своего невезучего, лишившегося машиниста собрата и лишь потом прицепить состав с утомлёнными долгим ожиданием пассажирами.

– Внимание! Внимание! Просьба занять свои места! – послышался многократно усиленный рупором, а потому ставший металлическим голос начальника станции. – Экспресс на Москву отправляется через пять минут. Прошу прощения за незапланированную стоянку! Счастливого пути!

Машинист резервного локомотива наложил на паровоз чары, позволяющие поезду разгоняться до неимоверных скоростей: вспыхнул энергетический щит перед самым его «носом»; где-то в глубине топки взвыло чародейское пламя, а над трубой взвилось мощное облако зелёного дыма. Помощник продул свежим паром цилиндры, отчего из-под машины вырвалась струя перегретого пара, тут же превратившаяся в клубы белого тумана, окутавшего огромный чёрный силуэт. Где-то внизу зашелестели тоненькие струйки песка, не дающие огромным колёсам проскальзывать на зеркальной глади рельс, и под звон вокзального колокола опоздавший на полдня поезд наконец тронулся от платформы, всё ускоряя мерное пыхтение обеих машин и звонко постукивая на стыках рельс.

И вот когда наконец за поворотом скрылись красные огни хвостового вагона, ротмистр сошёл на рельсы и очень энергично зашагал в сторону приземистого пакгауза, у закрытых ворот которого на запасных путях оставили уже полностью остывший локомотив.

– А теперь, поручик, не провести ли нам небольшое исследование? – Рыжков, широко улыбаясь, в явном предвкушении посмотрел на адъютанта, с трудом поспевающего за ним.

– Будем вызывать призрачного охотника? – догадался Егоров.

– Именно!

Ротмистр отошёл от адъютанта на несколько шагов. Закрыл глаза, глубоко вдохнул пахнущий углём и мазутом воздух, подобрался и начал нараспев читать какой-то неразборчивый речитатив, помогая себе плавными взмахами рук.