Loe raamatut: «В погоне за добычей», lehekülg 2

Мысли дребезжали вместе с отбойным молотком где–то на стройке рядом. Суть надписи понял сразу. Мне стоило начать бегать, как и утренний марафонец. На его лице не было тревоги и апатией не лучилось. Он был счастлив, но точно не бежал за добычей. Или все–таки бежал?

Дни тянулись неспешно, как и моё новое желание бегать. Вместо того, чтобы покинуть общежитие и попытаться пробежать, мне захотелось чего–то другого. Не готов был к чему–то грандиозному. Или не хотел что–либо менять. Пока ничего не знал. Вопрос «Что делать?» часто появлялся в мыслях, но даже там мне тяжело было ответить на него. Оттого и задавал его теперь братьям по интересам – соседям в общаге. Мысли на них изливались неустанно. Кажется, многие хотели покинуть мой нескончаемый ликбез, сменяя темы на более расслабленные. Вот она проблема вдумчивости. Мы либо что–то делаем бездумно, либо слишком много думаем и ничего не делаем. И это обыденность. Так уж заведено у каждого. И все благодаря эмоциям, которые не дают нам контролировать внутреннего себя.

Общагу я считал домом, но родных здесь совсем не было. Как и студентов. Их было очень мало. Волны отчислений каждый семестр заставляли их забирать документы, паковать вещи и уезжать топтать плац. Поэтому в некоторых блоках жили по одному. Мне, наверное, повезло однажды оказаться в одиночестве. Думал, что ко мне кого–нибудь подселят. Блок был рассчитан на два койко–места, но спал здесь один. Комната полностью принадлежала мне, как и балкон с полусферным остеклением. Там мне удавалось в тихую покурить ночью пока комендант спит. Хотя, это бесспорно запрет. У меня нет права вето на голос, но раз за разом пытался уговорить его закрыть глаза на мой ночной покур. Комендант был строг, высок и мускулист. Его руки напоминали мне греческие статуи олимпийских чемпионов. Богом клянусь, мне бы хватило одного щелчка его пальцами, чтобы пасть в ту же секунду, и акт завершён и погас свет.

Олимпийский чемпион. Звучит восхитительно. Таким теперь будет комендант Борис Пологов. Ему двадцать четыре и он на пятом курсе экономического факультета. Уже зрелый, с долей весомой ответственности, ведь на его плечах держится пятиэтажное здание общежития. Представляю его атлантом, могучим исполином, грозной горой смерти и жизни. Перед таким человеком кажешься ребёнком, словно он рос не по годам и уже с рождения был таким. Сравнивать себя с ним было бы глупо. Хоть мне и писали в больничной карточке 180 сантиметров, высоким себя не считал, потому что находились люди повыше. Они давали понимать, что моё существование не истинно.

Стук часов доносился к голове в любой части комнаты. Стрелка перевелась, перевелась снова. Эти часы стоило бы выключить, но только они заставляли меня что–либо делать. Безыдейное времяпровождение на кровати. Лень и апатия. Мне не хотелось вставать, чтобы поесть или справить нужду. Не было желания выйти освежиться осенним ветерком. Только нескончаемый поток мыслей на кровати. Пока не зазвенел телефон. Неспешно протягивая руку и поглядывая на плафон, телефон был взят. Это было тяжело. «Хёр» снова заявила о себе.

И наконец–то она позвонила, но жаль, что не вовремя. Агата – моя лучшая находка в этой жизни. Прекрасна как красная роза. Свежая и ненастная, но колкая. Её характер впивался ядовитыми клыками в моё сердце. Кого–то этот яд убивал наповал, но мне удалось выстоять. Это означало, что её атаки были бессильны против меня. Мне просто было плевать, но она видела во мне финалиста жалящей игры. Победителя она получила не самого достойного, но так казалось только мне. Страстная, объятая пламенем – она, горела наседая на мне. Чувствовал, что в эти моменты был заложником её глубинных желаний. Но только и смотрел на неё заворожённо. Мотор ревел. Топливо рвалось наружу. Она была темной ведьмой по ночам в объятьях своего ведьмака, но на утро белела.

– Приходи сегодня.

– Причина?

– Просто приходи…

Звонок закончился, как и мимолетный разговор. Мне стоило сказать больше, но, кажется, ещё есть время. На часах пробило 16:00. Стрелка перевелась, перевелась снова. Нет, пора что–то менять. Каждый день проводить время, не покидая своих покоев, было слишком странно. Стуки в дверь доносились постоянно, но она не была заперта. Каждый мог меня потревожить, и каждый знал, кто здесь живёт. Тревожили все, кому не лень, фразами: «Пошли покурим», – так говорил кореец Андрей; и «Расчехляемся!» – так говорил комендант Пологов. Ровно две фразы передавали всю суть моей жизни. Больше не было ничего. Какой ты, такие и люди. Постоянно слышал подобное. Зеркало социума. Любой пытался взглянуть в это зеркало, чтобы увидеть отражение. Но моё зеркало было тусклым и мутным. Там совсем ничего не отражалось, кроме тумана мыслей.

Плывущий в реке, как не безызвестный персонаж книги. Таким как он – был всегда. Только никто не пугал меня с берегов. Да и не было луны, как и ночи. Только туман, спокойная тихая гладь вод и тысячи окурков. Они летели через меня, переворачивались в воздухе и приземлялись на другом берегу. Пора взяться за голову.

Нужно что–то менять.

Моим пристрастиям к жизни только не хватало чего–то запретного. Хотя нет. Запретное только что звонило мне в надежде увидеть меня. Теперь был готов сорваться к ней. Своим голосом она рождала во мне пламя. Горел необъятно, уже надевая свои единственные, лучшие вещи: хлопковые брюки и черный пиджак на трех пуговицах. Под ним всегда скрывалась любая футболка. Сегодня была красная. В цвет пламени разожжённого Агатой.

2

Туманный социум братьев по интересам. Каждый здесь знал того, кто перед ним, того, кто справа, того, кто слева. Все мы были рождены, чтобы однажды оказаться здесь и теперь мы стоим вместе с безудержным желанием покурить.

– Ты уже пишешь диплом? Остался месяц.

Андрей был вторым представителем восточных стран в нашем общежитии. Мне так и не удалось понять кто он по национальности. Когда–то Дрон говорил, что его дед кореец воевал на стороне южан и дословно: «Бок о бок с бургеркингами». И в это все поверили, пока однажды его задорность не представилась якутом параллельщику в курилке. Вечный шутник. Невысокий, с шапкой на голове из угольных волос, приправленных пеплом. Казахом он представился мне, киргизом своему однополчанину Русе, коменданту Боре – монголом. Если коротко, то Дрон так и остался многонациональным. Возможно, ему не хотелось открывать правду. В паспорт ему конечно никто не заглядывал. В любом случае мне было плевать кто он, ведь Дрон мой брат по интересам, забавный паренёк и надёжный, как штык человек. Такой не даст в обиду, не побранит попросту, но и себя не даст задеть. Руслан предполагал, что безумный характер Дрона выдаёт в нём тувинца. Впрочем, это было его сугубо личным мнением. Все–таки казалось, что Дрон не соврал в первый раз, когда ответил мне на каверзный вопрос: «Кореец бля». Люди часто выдают правду за ложь.

– Уже почти готов. – ответив Дрону, мы пожали лапы и разминулись.

Похоронив бычок, проследовал на остановку. Солнце ещё светило, но тускнело на горизонте алой кровью. Меня встречал предостерегающий свет волшебной погоды. Красный на мне и красный на небе. Страстный вечер меня ждёт, как и один из автобусов, на который успешно сел и направился в центр города. Только в центре можно было забыться, смотря на бесчисленное исскуство и мастерство прошлых лет. Человеческие руки в купе с многолетним опытом способны творить, но так было раньше. Сейчас же все сменилось шаблонностью и банальностью. Жить в мире нескончаемого потока услуг страшно. Бетонные высотки ничем не отличаются друг от друга, разве что сроками строительства. Люди спешат в погоне за прибылью, напрочь забывая творить. И вот уже одним высоткам, построенным двадцать лет назад, требуется капитальный ремонт, а с дореволюционных домов лишь едва слетает штукатурка. Людям лень возвести что–то заново. Что–то поистине запоминающееся и греющее душу. Поэтому в цехах старых заводов оборудуют помещения под институты, ведь сносить дорого. Оно и правда. Пусть стоят, излучая серость, скуку и безысходность. Возможно, только такой курс не зародит в человеке творца. Творцы в этом мире больше не чтятся.

Моя остановка.

За окном автобуса прошло будущее поколение, взросшее в широких брюках клёш и футуристичных очках, и они точно знают, как выглядеть приемлемо. Моё мнение о таких было довольно приземистым. Выглядеть вызывающе вполне может каждый, главное, чтобы люди вели себя адекватно в социуме и уважали законы социума. Невооруженным взглядом проглядывалось счастье на их лицах, под граммами макияжа, кремов и лосьонов. Цепями обремененные кисти, косухи на плечах. У девушек повязаны хвосты модными гребешками. У парней «фулл блэк» лонгсливы с кричащими надписями на груди. Только человек с синдромом утёнка повертел бы у виска при виде таких. Раньше было лучше… Носители этих фраз в головах не любят что–то менять. Им точно стоит хоть раз в жизни чем–то восхититься. Возможно, их восхищение чему–то поспособствует в будущем.

Вышел из автобуса и проследовал за будущим поколением. Было как раз по пути. Квартира Агаты находилась в квартале от остановки и почти рядом со стадионом местной футбольной команды. Иногда здесь было многолюдно, когда мячик пинали мальчики с полумиллионными окладами. Скука на самом деле. Лучше бы здесь развернули гладиаторские бои за право что–то получить. На такое представление собрался бы весь город, ведь люди любят что–то острое. А пинать мяч уже весьма обыденно.

В звуках города прослеживалась вечерняя оживленность сотен машин и байков, смех больших компаний и детские задорные крики. Ко всему добавлялась трель городских птиц парящих где–то на небесах в страстных алых лучах пронзающих листву тополей. От окон свет отражался волнительным тоном и сверкал в моих глазах, мешая наблюдать за толпами. Где–то велось бурное обсуждение недельной повестки. Там же обсуждался последний свежак новостных лент. Где–то слышалась негодование по поводу работы, но в некоторых группах всё же преобладало восхищение от нескончаемого труда. Кому–то это действительно приносило счастье и радость. Возможно, у таких была цель или толика мнимой мотивации, позволявшей им двигаться. Впрочем, мои ноги тоже идут и как же странно это осознавать… Ноль интересов. Малая доля какой–то вовлеченности. Безликая апатия, может даже сезонная, но всё же стойкая. Но сегодня мне в голову не приходили мысли о жизни! Начинаешь двигаться – начинаешь жить. Очень значимый порыв для меня, долго доходивший к разуму. Все ведь идут куда–то. Цель же нуждается в их движении. И куда только бегут утренние марафонцы? Возможно, просто живут бегом? Пока этого не понять.

– Молодой человек! – окликнул кто–то у остановки.

Грязный доходяга. Он с трудом перебирал ноги, но как ему удалось остановить мои? Надпись на курточке зарубежными литерами «Sport». Неужели один из утренних марафонцев?

– Простите меня, что тревожу вас…, – прохрипел бомж с застоялым этиловым амбре. Лицо его было смуглым. За отреченными темными волосками сложилась усталая от выпивки кожа. Она вот–вот бы пустила слезы. Остановившись, сам чуть не пустил слезинку. На таких было больно смотреть, так как жалили своей потерянной жизнью. Что у него есть, кроме сотни рублей на чекушку? Только пакеты с каким–то шмотьём: грязным, как и сами пакеты. Дырявые спортивные штаны и запылившаяся куртка поверх. Было жаль, конечно, пока не заметил схватку его нижней и верхней губы. Нижняя закатывалась чаще, поэтому верхняя проигрывала. Никогда не понимал, почему бухие в мясо облизывают губы, но, может это их единственное развлечение.

– У вас не будет закурить?

В его глазах проглядывалась последняя надежда, словно ему отказывали до этого весь день. Под его ногтями пряталась земля, вероятно, с улицы Карла Маркса. Там таких было больше обычного и устраивались они за гаражами. Пили, ссали и там же спали.

– Да найдется. – Достал из кармана синюю книгу с надписью «самоуничтожение» и улыбчиво протянул. Но как только увидел ручки–трясучки побиравшегося, достал сигарету самолично.

– Спасибо. – Прохрипел старец. Столп алхимии. Мастер переливания и откапывания. Гуру в мире нищенского пойла и убийца своей судьбы. Хотя, возможно, и не только своей.

Он утратил всё до конца и оконфузился вместе со своими новообретенными побратимами. Это их группа по интересам. Ограниченное общество ограниченных во всём людей. Алкоголь поспособствовал уничтожению миллионов рабочих рук. Редчайшие представители человеческого рода. Ископаемые останки прежнего величия цивилизации. А над трубами всё ещё курится дымок. И теперь курится между его потерянных, стеклянных глаз. Как бы жалко не было человечество из–за таких индивидов, в любом случае каждый такой двигается дальше. Даже за чекушкой. Даже за сигаретой. В их жизненном пути самоуничтожения не осталось ничего кроме самоуничтожения. Проблема лишь в том, является ли такая жизнь верной. Хотя, верно лишь то, что вскоре за ним придёт смерть и её брат вечный сон.

Оставив редчайшего представителя, ускорил шаг и снова поймал волнительные алые лучи. Послушал радостные возгласы мимо проходивших людей и вот, встречайте меня у калитки. Не был здесь уже больше двух недель. Последняя встреча с Агатой стала чуть ли не роковой. В тот день мы сильно поссорились на почве ревности. Она думала, что я гуляю где–то на стороне, ведь нас разделяли километры. Да и мой апатичный вид вселял в ней уверенность к догадкам. Наверняка думала, что мне на неё плевать. Хотя, она это и говорила…

– Ты законченный мудак! Я ради тебя стараюсь, забочусь, проявляю интерес к твоим тупым историям, а ты только и показываешь безразличие. Так, как относишься ко мне ты, не относится никто. – Запищала Хёр со слезами на глазах в прошлых картинках.

Стыдно. Мне следовало проявлять к ней больше уважения. И теперь уж точно, ведь до звонка почти запамятовал её. Мы не общались две недели. Может Агата давно всё забыла, раз посчитала позвонить.

Пока стоял и думал у калитки, её уже отворил мужчина с доберманом. Грозная собака. Может мне не стоит входить. Странный день. Неожиданный звонок Агаты, алые лучи заката, черный доберман… И легкий ветерок, почти что штиль. Что–то затаилось в материи. И пачка сигарет с надписью «самоуничтожение». Стоит ли мне войти?

Может передо мной врата в ад? Стальные, черные прутья с остроконечными пиками сверху. Они точно не встречают меня, указывая на предостережение и возможную опасность впереди.

– Рядом Джеки. – грубо приказал хозяин добермана и ушел по кварталу налево.

Это уже паранойя. Мне кажется, что всё вокруг сменилось подсказками. В кармане брюк крепко обхватывал зажигалку и прокручивал барабан от волнения. Что это? Люди объединившись группами разом смеялись, но никто на меня не посмотрел. Словно меня здесь не было. Никто не замечал моего присутсвия, кроме одинокого бомжа у остановки. Алые лучи заката словно кричали цветом. Это цвет опасности или страсти? На мне красная футболка, в цвет пламени разожжённого Агатой. Моё сердце обволочено пламенем и горит неустанно. Волнительно так, что ноги переняли уникальную способность ручек–трясучек редчайшего экземпляра. Достал сигарету. Может, сейчас самое время вдуматься.

Звук подачи газа. Легкий пшик. Завораживающий дух искрящийся огонёк. Треск табака. Второй вдох. Дым полил изо рта нервно, а пальцы, что держали сигарету, подрагивали, словно находились в заложниках гладких волн дыма. Бестелесные бело–серые щупальца удерживали, а пальцы пытались вырваться. Неужели все проходящие мимо ждут моего входа в это царство неведения? И стоит мне только войти, как тут же все звуки пропадут. Уйдет смех социальных групп по интересам. Птицы усядутся на карнизах и крышах, и обратят свой взор на входящего во врата. Машины остановятся и водители медленно повернут головы в мою сторону. Словно все видят сквозь стены. Они чувствуют. Они знают, слышат и только ждут. Мир замрёт на мгновение и только черный, пугающий доберман будет так же сидеть и смотреть в мои глаза. Как и сейчас. В глазах пса возник интерес ко мне, но намордник, вероятно, сдерживал его. Пёс не смог бы предупредить меня грозно полаяв. Только и смотрел, склоняя голову то влево, то вправо.

– Пойдем Джеки!

Джеки прервал зрительный контакт. Как странно… Стоит только задуматься, что весь мир это симуляция, одна большая система двоичных чисел, сразу кажется… Хотя нет. Нет–нет. Может мира и вовсе не существует в чужих головах, и существует только в моей? Тогда все люди лишь проекция, а мой мозг утопает в колбе наполненной вязкой жижей. Подключенный к некоему аппарату, машине или нейросети. Значит всё всегда существовало только в моём сознании и существует по сей день. А ведь стоит только задуматься и можно насовсем потеряться в мыслях. Доказать себе, сделать выводы и вот ты уже совсем другой человек. Доктор меня уже заждался и как же хорошо, что лечить мне нечего.

«24» – номер её домофона. Все–таки вошёл во врата, уже нажимая кнопку вызова. Думаю, что в этот вечер ничего не приключится, ведь мир не замер. Он движется со мной параллельно. Биллионы нейронных связей в мозгах людей не прервались после моего входа. Болеть солипсизмом – отрицать реальность. Только законченный эгоист будет верить, что всё вокруг это результат его индивидуального опыта. Проекции в миг перестают быть проекциями, а иллюзии сразу испаряются туманным дымом наполняющим мозг после взаимодействия с человеком.

– Привет. – растеряно проговорил смотря на её гладкие темные волосы, аккуратное лицо с веснушками на бледноватой коже. Тонкая, песочная фигура. Небольшой рост. В своих вечерних образах она была притягательна и страстна. Образы её были утончены, а иногда излучали своенравность. Читая её как открытую книгу, никогда не думал, что под текстом скрывается пламенная жрица. Во мраке её глаз можно было утонуть, а взгляд всегда заманивал и искушал. Сейчас же она выглядела сонной и слегка потрепанной. В черных, атласных в клетку, пижамных штанах и белом облегающем топе. Стрижка каре придавала ей ещё больше красоты. С шеи спускался кулон в виде женской руки держащей полумесяц. Она проекция всех моих прошлых желаний и мечтаний. Внутри всё горело. Сердце билось неустанно, а в голосе прослеживалась легкая дрожь. Стоило не видеть её две недели и меня снова хватила любовь.

– Привет, – она встретила меня смущенно и явно неожиданно, – Не думала, что ты придёшь так рано. Не прошло и часа. – голос Агаты трепетал.

А ведь и правда. Стрелка часов перевелась на 16:46.

– Я войду? – нервно сглотнув, переступил порог в ожидании ответа, но в любом случае знал, что ответ и не нужен.

Она смущенно улыбнулась смотря на меня снизу вверх. Один локон вальяжно спустился и прикрыл под собой игривый взгляд, словно её организм что–то пытался скрыть.

Агата радостно засмеялась.

– Ты уже почти вошел.

– Ну так… Не стоять же в проёме, когда передо мной такая… – с трудом выдал слова, застревающие в горле.

– Какая? – она закрыла дверь и снова встала передо мной, сложив руки на груди. Черт, лишь бы не сорваться.

– Закрой глаза.

– Зачем? – она смутилась ещё сильнее, но я видел. Видел, что её нутро кипит подобно моему. Чтобы уравновесить напряженный момент, встал за ней и закрыл ей ладонями глаза.

Она лишь расхохоталась в ответ и схватилась за мои руки.

– Не бойся. Не боишься? – мой голос дрожал, как и всё тело. Кажется, она всё чувствовала. Мне никогда не получится что–либо скрыть от неё.

– Не боюсь. Что ты задумал? – она не переставала улыбаться.

Стоя в коридоре, слева от нас находился шкаф с вешалками, ящиками и зеркалом, к которому я повернул её. Агата должна была раскрыть глаза и увидеть кое–что. Мы стояли в полумраке и неровно дышали. Моё тело полностью соединилось с ней и казалось, что сердце сейчас пробьет спину Агаты. Оно желало выпрыгнуть.

– Ну что ты делаешь?

– Каждый день смотря в зеркало, ты представляла кого–нибудь рядом с собой?

Она снова смущенно рассмеялась.

– Нет.

– И даже меня?

– Зачем представлять нас в зеркале, когда мечты можно воплощать в реальность? – её руки крепче сжимали мои, а черные ногти пытались впиваться.

Вот незадача, она полностью раскрыла мою следующую фразу.

– Тогда взгляни на нас. О такой реальности ты мечтала? – мои руки открыли для неё отражение в зеркале и томно спустились к бедрам. Я приобнял её так, словно снова не хотел отпускать. Моя апатия закончилась здесь же, открыв пространство для творений. Готов был сделать всё, чтобы никогда не отпускать.