Loe raamatut: «Сказочница», lehekülg 5
Глава 10. Дом по Гороховой улице
Утром она проснулась рано, но Альберта Геннадиевича уже не застала. Наина Романовна шепотом позвала ее к столу.
– Кирюшка опять лег в полпятого, – сокрушалась хлебосольная женщина, выставляя на стол минимум половину холодильника. – Совершенно не думает о режиме, дед уже мозоль на языке натер.
Лара подумала о том, как обходилась эти годы чашкой кофе и ржаным хлебцем, но овсянка у бабушки Крота оказалась такой вкусной, что она забыла про фигуру, диеты и умяла тарелку, обильно политую малиновым вареньем, в несколько минут, еле найдя в себе силы отказаться от добавки.
– Он действительно может пойти учиться в крутой институт, – задумчиво потянула Лара, восхищенно наблюдая за шапкой из молочной пены, которую Наина Романовна потихоньку вливала в кофе. – Сейчас ведь нужно только отнести результаты ЕГЭ.
– Кирюша думает, что придется учить много лишнего, а полезному его не научат. Не хочет тратить время на физику и лирику, а программирует он и так хорошо.
– Но без диплома…
Наина Романовна кивнула. В России твои оценки ничего не значили, но само наличие «корочки» порой являлось определяющим при приеме на работу.
Виновник беспокойства встал только к одиннадцати, зато позавтракал очень быстро, проигнорировав кашу, чем едва не довел бабушку до слез. Потом принес из комнаты планшет, который издавал непрерывную гнусавую вибрацию.
– Гороховая, четыре. Пару минут назад.
Лара и Наина Романовна уставились на него, ничего не понимая. Парню потребовалось несколько секунд, чтобы уловить замешательство.
– Телефон, – пояснил он, не поднимая глаз. – Я поставил его на пинг ночью. Думал, действительно выкинули.
Лара тихо охнула, стараясь унять бешеный стук сердца. Николя, на Гороховой… это же… это же…
– Теперь, как «Адмиралтейскую» открыли – от нас до центра двадцать минут. Вы езжайте, Ларочка… а Кирюшка вас проводит, на всякий случай.
– Но…
Крот бросил планшет на диван и поднялся. Через минуту он уже обувал огромные ботинки в коридоре.
Лара долго благодарила хозяйку за гостеприимство.
– Ларочка, да бога ради, перестаньте! – отмахнулась Наина Романовна. – Если вас домой не пустят, приезжайте и ночуйте. Мы с Аликом на дачу едем в выходные, под ногами мешаться не станем. Глядишь, Кирюшка за ум возьмется.
Парень только фыркнул.
– Пока, ба, – буркнул он, чмокая старушку в лоб. – Позвоню если что.
Они спустились в метро. Ларе нравились новые станции – например, на «Адмиралтейской», выходившей почти к самому Эрмитажу, оформление очень ненавязчиво соответствовало названию. Лара вышла следом за Кротом на Малую Морскую, немедленно погрузившись в шумную атмосферу центра Питера, наполненную объявлениями о прогулкам по каналам, иностранным говором и ревом машин.
Крот, хранивший молчание всю дорогу, заговорил только на подходе к Гороховой.
– Почему ты так хочешь его найти?
Лара ощутила едва заметное раздражение – и в ответ рассердилась сама.
– Хочу и все. Тебе не понять.
Крот не дал ей закончить.
– Зачем? Он тебя вроде как предал, дед правильно сказал.
– Твой дедушка чудесный человек, – поторопилась ответить Лара. – Но он не понимает. Тебе тоже не понять. Он моя половинка, я хочу узнать, что случилось. Должна быть причина. Может быть, у него проблемы, может быть… кто-то угрожал ему.
Она не стала распространяться о версии Дмитрия Аристарховича. Сейчас ее волновало другое:
– Это ведь незаконно, да? То, что ты сделал… пинговал? Ты взломал базу ФСБ?
Последний вопрос Лара задала шепотом, пока они стояли на светофоре. Крот лишь фыркнул и качнул головой:
– Они тоже достают данные через базу сотовых операторов. Как и я.
От Лары не ускользнуло, что вопрос законности парень обошел стороной.
По небу торопливо неслись белоснежные облака – старинные здания не давали ветру как следует разгуляться в центральной части города, поэтому здесь всегда было теплее, чем на окраинах. Они свернули на Гороховую и быстро отыскали дом номер четыре. Под пронизывающим взглядом охранника из будки у соседнего здания Лара поежилась и схватила Крота за рукав. Он на охранника даже не взглянул и твердо рванул на себя старую дореволюционную дверь.
– Почитал про этот дом немного, – шепотом сообщил Крот, когда они оказались в узкой темной парадной. – Принадлежал доходному обществу «Саламандра». Стремное название, как по мне.
Лара кивнула. Это сейчас, когда мода на все фантастическое цвела пышным цветом, подобные названия уже никого не смущали. Но сто лет назад духи огня могли вызывать совсем другие ассоциации.
– Мы, наверное, не должны находиться здесь, – прошептала она. – Мне не понравилось, как смотрел охранник. Нас…
– Охранник? – Крот замер на месте, потом мотнул головой. – Это румынское посольство, он только и может, что глазеть на прохожих. Смотри.
Он коснулся дужки своих замысловатых очков и стену парадной озарили два тоненьких светодиодных луча. Внезапно сверху послышались шаги, издававшие едва заметное эхо. Прежде чем Крот и Лара успели спрятаться, навстречу им торопливо спустился высокий мужчина в темном плаще и широкополой шляпе. Чтобы протиснуться к выходу, он развернулся боком и на мгновение его взгляд задержался на Ларе.
– Прошу прощения, – тихо пробормотал незнакомец, опуская глаза.
Лара поежилась – отчего-то подобное внимание ей совершенно не польстило. Мужчина скрылся на улице, но беспокойство осталось.
Крот начал подниматься по лестнице. Лара грустно оглядывала шикарные когда-то барельефы на светло-зеленом фоне, нуждавшиеся в реставрации. Вот располагайся рядом консульство какой-нибудь Франции… хотя, возможно, им тоже было бы все равно.
Лара испуганно прижималась к стене, невзирая на обшарпанность. Ей то и дело казалось, что сейчас из-за угла появится злой румынский спецназовец и возьмет их на мушку, требуя объяснить, что они тут делают и не шпионят ли. Она не представляла, как искать Николя – стучаться в каждую дверь и спрашивать, не заходил ли на огонек ее муж? Бывший, между прочим.
На площадке сразу под ними хлопнула дверь, послышались голоса. Снизу раздались торопливые шаги, и до Лары с Кротом долетели обрывки разговора:
– Да она чистая, квартира. Никаких отпечатков. Тело в морге давно.
– А документы?
Ларе показалось, что спрашивал давешний мужчина в шляпе – но ручаться она не могла.
– Все старье. Вряд ли его из-за них убили. Можете сами еще раз посмотреть.
Голос полицейского звучал натянуто, каждое слово давалось ему с заметным усилием. Крот потянул Лару к потемневшему окну и уселся на широкий подоконник.
Лара выглянула наружу и увидела большой по питерским меркам внутренний двор-колодец, в котором было еще несколько входных дверей. У одной из них стоял черный лимузин с флажками на бампере.
– Так куда…
Договорить она не успела. Из квартиры под ними вышло еще несколько человек, топоча словно стадо бизонов. Лара попятилась и схватилась за оконную ручку, которая внезапно оказалась не закреплена. Грохот падения отозвался троекратным оглушительным эхо.
Сердце у Лары ушло в пятки – она не знала за собой никакой особенной вины, но меньше всего хотела встречаться с полицией. Внизу резко стало тихо, потом кто-то начал подниматься по лестнице.
– Эй! – Крот спрыгнул с подоконника и потянул ее за рукав. – Только ментов не хватало. Переждем в мансарде, они туда не заглянут.
Они быстро преодолели последний пролет и поднялись по железной лесенке под самую крышу. За потрепанной дверью с проржавевшей замочной скважиной скрывалась большая комната с тремя окнами в человеческий рост и балконом. Состояние пола внушало опасения, но Крот ловко провел Лару по брошенным поверх доскам вглубь мансарды.
– Дверь тут не запирается, но внутрь они не сунутся. Небезопасно и все такое. Подождем минут двадцать и спустимся. Фанаты Арбениной в этот дом все время ходят, они уже привыкли. Тут типа счастливая крыша, на которой надо загадывать желания.
Он презрительно скривился. Лару все это мало успокаивало. Она бы с радостью оказалась внизу, пусть даже это потребовало бы от нее небольшой беготни по старой дореволюционной лестнице.
– Брехня это все, – добавил парень. – Глупый мистический бред для заманивания туристов.
– Но ведь желание может исполниться, если очень верить, – возразила Лара, не понимая его горячности.
– Тихо!
Он схватил ее за плечо и потянул вниз. Они присели на корточки, скрючившись за выступом стены. На лестнице послышались осторожные неторопливые шаги. Сначала только одна пара ног. Один человек. За ним поднялся второй, и донеслись едва различимые голоса.
– Да какие шаги, кошка, наверное…
– Пойду крышу проверю. Совсем ополоумела школота. Или сначала здесь посмотреть…
Голос первого Лара узнала – тот самый, в широкополой шляпе. Второй говорил басом и немного запинался.
– Да тут замок заело в прошлом веке еще, – кто-то подергал за дверь, но та не отворилась. – Крыша вероятнее. Идем уже.
Лара от волнения задержала дыхание, ожидая, что сейчас полицейский сделает несколько шагов по хлипким строительным доскам и обнаружит их.
Но звуки вместо этого только удалялись, пока совсем не стихли. Она выдохнула, выпуская воздух наружу маленькими порциями. Крот уже поднялся и двинулся к выходу. Лара задумчиво смотрела ему вослед – ее не оставляло ощущение, что мужчина в шляпе прекрасно знал, что не было никакой кошки. И, скорее всего, знал, где именно они прячутся.
Почему же он их не разоблачил?
Крот толкнул дверь плечом, но та не открылась.
– Вот старая хрень! – выругался он, нажимая сильнее.
Пару раз дернул за ручку. Снова налег плечом. Но дверь даже не шевельнулась.
– Кирилл… – пробормотала Лара, но он не слушал ее, сражаясь с замком. – Кирилл! Крот!
Парень обернулся.
– Нас заперли, – Лара прислонилась к стене и закрыла глаза. – Отсюда не выбраться.
Глава 11. Начало охоты
Верный Василич разбудил его в полвосьмого, осторожно приоткрыв дверь кабинета. Маэстро поднялся – разбитое тело отказывалось повиноваться, голова гудела, перед глазами витали мушки. Молча кивнув секретарю, он прошел в уборную, умылся и кое-как пальцами пригладил остатки поседевших волос. Мушки исчезли, но гул в затылке остался. Убрался ли он в лаборатории? Он едва не побежал вниз, чтобы проверить, но потом воспоминания начали возвращаться. Да, он все сделал правильно, и никаких следов не осталось.
Вместе с воспоминаниями вернулась ярость.
Бешеная, неподконтрольная ярость, которую Маэстро выплеснул вчера в кабинете, едва не повалив на пол кульман с чертежами. Но чертежи стоили дорого, и он ограничился тем, что свалил на пол пару цветочных горшков в приемной. Василич не сказал ни слова. Маэстро прошел к себе и запер дверь, нарушив традицию утреннего чая. Была мысль нарушить и традицию утренних совещаний, но время еще оставалось, и он решил потерпеть.
Эта бабенка поплатится за все, что натворила. Подумать только – имела наглость прийти к нему в кабинет, в его Институт, в святая святых и разыграть спектакль! Несмотря на то что мысли бежали по уже привычному кругу, Маэстро не давал себе труда прервать их. Мерзавка! Сначала окрутила Николя, потом сжила со свету, а теперь и к нему подбирается!
Не на того напали!
Увлекшись, Маэстро что есть силы ударил кулаком по столу. Стол – еще старый, советский – выдержал, но жалобно крякнул. За стенкой Василич встал было, но сел обратно, и Маэстро мысленно похвалил секретаря. Знает, когда соваться, а когда лучше оставить начальника одного.
Первым делом он позвонил Шурикам, как всегда теряясь в догадках, кто из двоих берет трубку.
– Найдите ее, – прохрипел Маэстро, уже жалея, что не начал утро с чая. – Найдите и не спускайте глаз, вам ясно?
В трубке раздалось невнятное бормотание, которое означало некоторые трудности, связанные с тем, что после обыска дамочка сбежала из квартиры и не вернулась.
– Вы меня слышали, – процедил Маэстро, не особо вслушиваясь. – Найти и не спускать глаз. Сообщать о любом подозрительном визите и контактах. Отбой.
Он прервал звонок, чтобы не слушать дальнейшее нытье. Шурики любили поиграть в театр, но Маэстро быстро раскусил их и сразу фиксировал цену и условия. Слежку он им заказывал не в первый раз, такса была стандартной. Маэстро вытащил из ящика стола чистый лист бумаги и проверил, пишет ли дорогой «Монблан», подаренный коллегами на юбилей. Обычно подарки от коллектива не вызывали ничего, кроме зубной боли, но в тот единственный раз они угадали. Монблан вытеснил остальные ручки, и Василичу было поручено следить за тем, что в нем не кончались чернила.
Маэстро посмотрел в окно и начал писать. Буквы выходили ровными строчками из-под пера, он привычно выводил знакомые обращения и формулировки, отточенные годами общения с канцелярскими крысами всех уровней. Адресат и на этот раз был крысой, хоть и носил погоны и требовал от подчиненных отдавать честь. Маэстро перечитал написанное и остался доволен – впрочем, он писал грамотно и крайне редко нуждался в новом листе бумаги.
За окном бежали тучи – дождь то собирался, то в нерешительности отступал. Маэстро вспомнил, как радовался, что ему достался кабинет с окнами на проспект Стачек, а не во внутренний двор, тогда еще не закрытый куполом. С тех пор многое изменилось. Теперь он бы предпочел окна на парк Девятого января, но при мысли о переезде с насиженного места подступала меланхолия.
Впрочем, если сообщница колдунов выведет его на всю банду, можно будет праздновать победу и в новом кабинете. Маэстро взглянул на часы – до совещания оставалось каких-то десять минут. Как раз достаточно, чтобы сделать один звонок и отправить факс.
Маэстро быстро пролистал телефонную книгу и остановился на букве В. На противоположной стене кабинета ему отсвечивали стекла дипломов и сертификатов, аккуратно развешенные усердным Василичем. Ответа пришлось ждать очень долго – но Маэстро предпочитал подождать несколько секунд вместо того, чтобы продираться через бесконечных секретарш и заместителей. Он давно усвоил – чем выше шишка, тем больше препон на пути к ней. Маэстро любил преодолевать преграды за одно усилие.
– Дмитрий Аристархович? – ворвался в ухо приятный с едва уловимым кавказским акцентом баритон. – Слушаю вас.
– Доброе утро, Арсен. Решил вас загрузить стариковской нудятиной с утра, чтобы день точно прошел хорошо.
Собеседник хмыкнул, но не слишком весело.
– Чем могу – помогу, Дмитрий Аристархович.
Маэстро расслышал и то, что глава Петербургского МВД вслух не произнес. «Только побыстрее, пожалуйста, не до вас сейчас». Впрочем, это было понятно и простительно.
– Я тут заявление написал, Арсен. На этот раз все по закону, ничего предосудительного. У меня помощник исчез, два месяца уже. Я думал сначала загулял парень, за границу рванул или просто лег на дно, но теперь вижу, что нет, дело серьезное. У меня подозрение есть, кому бы это было выгодно. Беспокоюсь только, чтобы под сукном не оказалось. Стоящий парень, золотые руки. Знаю, что не в больнице и не в морге – но это все слабое утешение для старика.
На том конце раздался едва слышный выдох. Арсен Виноградов явно рассчитывал на что-то более замысловатое.
– Я позвоню в УВД по вашему району, Дмитрий Аристархович. Кировский, правильно? Отправляйте им заявление – факсом или письмом, рассмотрят и откроют дело. Это я вам обещаю.
Повисла небольшая пауза, и внезапно Арсен добавил:
– Вы там не усердствуйте слишком сильно, Дмитрий Аристархович. Лучше меньше, да лучше, так, кажется, у нас говорят? Понимаете меня?
Маэстро скрипнул зубами.
– Говорили с нашим общим знакомым?
– Есть моменты, которые не нужно проговаривать, – мягко возразил мвдешник. – Ветер перемен не всегда попутный. А заявление присылайте, как я сказал.
– Спасибо, дорогой, – Маэстро добавил проникновенных интонаций, с трудом сдерживая раздражение. – Спасибо, факсом отправлю. Бывай, дорогой.
В трубке щелкнуло.
Значит, у него мало времени – меньше, чем Маэстро рассчитывал. Кольцо сжималось, нужные люди теряли позиции или поворачивались спиной. Он должен был это предусмотреть – но человеческий фактор всегда самый непредсказуемый. Привычка полагаться только на себя была неотъемлемым условием выживания.
Маэстро вышел в приемную – там уже постепенно собирались начальники подразделений, невыспавшиеся и явно накрученные Василичем. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь раскрыть и рта.
– Вот это отправь в Управление, – Маэстро сунул заявление секретарю. – И чаю всем сделай. Заходите, чего топчетесь?
Пока те рассаживались, в дверь просунул голову Жека – институтский старожил, лентяй и мастер на все руки. Василич бросил на непрошеного гостя подозрительный взгляд, но Маэстро опередил его.
– Только вчера тебя вспоминал, – он распахнул дверь, наступая, вытолкнул схемотехника обратно в коридор и сам вышел следом.
Ничего, подождут немного. Все свои.
– Марат сказал, тебя Коля искал накануне своего… внезапного отъезда. Нашел?
Жека поморщился, словно от приступа зубной боли.
– Было дело, – признал он. – Но мы и покалякать толком не успели, так. Языками почесали – и все.
– А что ему надо было, помнишь?
Маэстро задал вопрос таким тоном, чтобы у Жеки не осталось сомнений – вспомнить ему придется.
– Да про давнишние дела расспрашивал, – Жека старательно воротил голову к окну. – Про экспериментальный отдел и про… Игоря. Ну я ему сказал, что все давно быльем поросло, а остальное в архиве. Все, что по монитору осталось. Но он все допытывался, как же пропали бумаги… он откуда-то знал, что они до вас… то есть нас…
– Ясно, – оборвал его Маэстро поспешнее, чем следовало.
По коридору торопливо двигался им навстречу начальник лаборатории Вениамин Исаакович – невообразимо худой, в синем поношенном халате и с растрепанной клинообразной бородкой.
– Коллеги, приветствую!
Маэстро досадливо крякнул, пожимая сухую, испещренную морщинами и пигментными пятнами руку. Изнутри поднималось горячее желание распустить совещание к ядреной матери и как следует подумать, запершись в кабинете.
Зачем Коленька полез туда, куда начальник его не посылал, и, главное – что он успел узнать? Маэстро боялся не за реноме, а скорее, безотчетно старался сократить до возможного минимума число знавших о его давнем поражении. Именно по этой причине он до сих пор не выкинул лентяя Жеку на улицу, хотя давно мог нанять на его место парочку расторопных молодых сотрудников. Внезапно он сообразил, что Жека и начальник лаборатории обсуждают что-то отличное от институтской рутины:
– … да соберемся часиков в пять, помянем. Что за паршивая жизнь, а? И пожить толком не успел, и с работой не сложилось. А голова была – огого.
Маэстро напрягся, пытаясь понять, о ком идет речь. В этот момент дверь приоткрылась, из приемной высунулась голова Василича:
– Там эта, Дмитрий Аристархович… собрались все уже.
Волна злости поднялась и тут же погасла. Дела прежде всего.
– … у меня еще пара стендов, что Игорь собирал, до сих пор пашут, как часы! Светлая была голова, никакой задачи не боялся… – Вениамин Исаакович, скорбно тряся бородкой, прошел в зал для совещаний. – И пятидесяти еще не стукнуло, вот ведь напасть. И дело свое бросил тогда, не довел. Глядишь, мы бы сейчас на коврах-самолетах уже летали. Или мысли могли читать.
Маэстро открыл было рот, но передумал.
Игорь Руничев умер и унес тайну, которую так мечтал отыскать Коленька, с собой в могилу. Маэстро прислушался к себе и не нашел в этой новости ничего утешительного.
Глава 12. Инженерный замок
Калидас торопливо пересек набережную Мойки, поминутно оглядываясь. Подсветка в центре города работала исправно, но архивариус все равно чувствовал себя неуютно. Он знал, что даже фобия такая есть – боязнь темноты, но в собственной комнате отсутствие света его совершенно не волновало. А вот в чужом, хоть и исхоженном вдоль и поперек районе города она всегда накатывала и каждый раз неожиданно. Калидас в два шага проскочил пост охраны у Нижнего Лебяжьего моста, по привычке запорошив глаза и без того сонному полицейскому.
Он обогнул замок с востока, но к центральному входу не пошел. Там, конечно же, заперто в такой поздний час, и это правильно. Кому надо – тот войдет без лишнего шума и суеты. Входов, в том числе подземных и тайных, в Инженерном замке императора Павла хватало с избытком!
Для старомодного архивариуса, хоть и не замеченного в поклонении царской фамилии, Михайловский замок всегда принадлежал только одному человеку. Не потому, что император в нем жил – и умер – только один, а потому что этот самый император в буквальном смысле вложил в замок душу. Сложную душу и подчас весьма несговорчивую.
Калидас поднялся по ступеням в небольшую пристройку, где дверь запиралась снаружи на изящный, но совершенно бесполезный замок. Впрочем, нежеланных визитеров отпугивала уже сама дверь – тяжелая, старая, с проржавевшими петлями. Любой воришка побрезгует таким входом, ну а туристы на задворки не попадали вовсе, об этом заботились охранники, регулярно перегораживая лентами и решетками какую-нибудь сторону замка. Калидаса решетки не смущали, а дверь, если как следует попросить, открывалась совершенно бесшумно.
Напоследок обернувшись, он скользнул внутрь через небольшую щель – большего и не требовалось. Чувство страха немедленно исчезло, стоило оказаться между старых, изъеденных трещинами стен. Двигаться дальше в непроглядной темноте архивариус не рискнул. Чтобы не щелкать пальцами через каждый шаг, Калидас порылся в складках длинного плаща и вытащил свечу, которая вспыхнула, стоило ему провести над ней ладонью. Хорошо, когда простые хасты удаются с первого раза. Он усмехнулся собственной глупой мысли и двинулся по коридору мимо комнат, занятых под склад ненужного барахла. Некоторые и вовсе стояли заколоченные. У замка императора Павла была не такая уж плохая администрация, но то ли они не умели выбить денег, то ли плохо расходовали те, что получали с туристов. Кроме парадных зал и пары временных выставок, замок стоял не при делах, и Калидас каждый раз раздражался, видя былое великолепие в таком упадке. Ему хотелось блеска – начищенные воском полы, мерцание тысячи свечей в огромной люстре, шуршащие бальные платья, оркестр, робкий шепот влюбленных в темных углах и громогласный бас какого-нибудь отставного генерала. Калидас давал волю воображению, перемещаясь во времена, которых на самом деле Инженерный замок никогда не знал.
Павел прожил в нем только сорок дней.
Черных лестниц в замке было много, и Калидас выбрал ту, что вела в тронный зал императрицы. Ему нравились выполненные в виде арок проходы, которые вели к полукруглой нише, а также ровное, идеально выверенное сочетание белого и красного, который в мерцании свечи отливал благородным, истинно царственным багрянцем. Перед встречей надо было подготовиться – хотя страх темноты улетучился, а свеча горела ровно, он все равно старался держаться подальше от окон. Ему чудились шорохи, которые на поверку оказывались всего лишь сквозняком или играми привидений. В замке было целых пять тронных залов, и Калидас никогда еще не встречал императора в других, кроме двух его собственных. А, может, правду говорят, что Александр знал о заговоре и все одобрил? Впрочем, Калидас давно усвоил правило – быть призраком и знать правду совсем не одно и то же. Он выскользнул из приемной императрицы и поспешил миновать огромный и пустой Столовый зал. Хоть бы стол поставили, раз уж оставили прежнее название.
Калидас еще раз напомнил себе, что затеял прогулку до Замка не потому, что не услышал от Глостера ответов. Мастеру было не до него, к этому архивариус давно привык. Тени прошлого служили неплохими оракулами – во всяком случае получше обычных шарлатанов и гадалок, обводивших простаков вокруг пальца. Калидас поморщился – в Артели не терпели самозванцев, дуривших народ и зашибавших кругленькие суммы гаданием на картах, хрустальными шарами, чтением ладоней и прочими сомнительными средствами. Доступ к истинной магической силе давали только правильно выполненные хасты – сложенные особым образом пальцы и движения рук. Остальное было от лукавого.
Калидас растерянно миновал очередные покои.
В Георгиевском зале – последнем перед Круглым тронным – ему как-то привиделся призрак графа Литты, по неизвестной причине предлагавший Калидасу вступить в орден Госпитальеров и получить указания, где зарыт тайный клад. Как призрак графа вообще заблудился в замке, Калидас понятия не имел и твердо предложил вельможе вывести его отсюда, но граф переполошился и умчался сквозь стену, поминая нехорошими словами и Павла, и почему-то свою прекрасную жену Екатерину Скавронскую. Калидас запоздало вспомнил, что забыл спросить, действительно ли у графа был роман с собственной падчерицей.
– Старый слепой дурак… – прошелестел голос где-то совсем рядом.
Калидас вздрогнул. В Инженерном замке – как и в любом старом доме – в избытке водились обычные бессловесные привидения, но постоянный призрак обитал всего один, и все о нем знали. Не в обычаях Императора было сыпать оскорблениями за спиной.
– Слепой дурак, не видящий дальше собственного носа… – снова прошептали где-то совсем рядом.
Калидас нахмурился и помотал свечой в разные стороны. Обычно это простое движение прогоняло морок, если кто-то вздумал бы его навести. Пальцы сами собой сложились в защитную хасту, но c годами левую руку то и дело сводило судорогой.
Калидас и сам уже не помнил, сколько книг и свитков перечитал на тему главной «Ахиллесовой пяты» чудотворцев, даже сам по молодости считал, что стремительное развитие технологий должно принести свои плоды. Однако годы шли, а пальцы так и не становились быстрее, сложные движения по-прежнему давались с трудом, а защемления нервов случались все чаще.
У всего была своя цена.
– Эй! – окликнул архивариус. – Кто-нибудь слышит меня?
Нехорошо, конечно, так орать при работающей сигнализации и видеокамерах по углам. Простая хаста, придуманная, кстати, его предшественником в Артели для самых обычных пленочных фотоаппаратов, до сих пор прекрасно работала, стирая изображение и звук даже с цифровых носителей. Встречи лицом к лицу с кем-нибудь живым Калидас опасался меньше всего.
Какого черта кто-то обзывает его дураком и боится показаться, Нострадамуса им поперек глотки! Калидас еще раз помахал свечой, но никого не увидел. Настроение испортилось окончательно, и архивариус решил пройти через Круглый Тронный побыстрее, а там спуститься к другому выходу. Не сложилась встреча – значит, не сложилась, и нечего тут убиваться. Захоти Император поболтать, давно бы явился.
Легкий порыв ветра и едва заметное глазу движение портьеры привлекли его внимание.
– Тоже поглумиться пришел? – на пороге тронного зала маячила низенькая хмурая фигура императора Павла в неизменной треуголке.
Калидас пожал плечами и отвесил легкий поклон.
– Если у вас, Ваше величество, очередной период депрессии, извините покорно вашего нерадивого слугу. Хотел посоветоваться, без вашей мудрости порой тяжко. Но не стану тревожить по пустякам…
– Что вам живым, до нас, жителей той стороны? – император поплыл к окну и принял еще более трагическую позу. – Вам нет дела до тех, кто ушел раньше срока.
Калидас вздохнул. Чтобы выслушать обычные причитания Павла, без которых не проходила ни одна беседа, требовалось не так уж много терпения. Но сегодня ему уже хватило.
– Кто новый магистр ордена де Бирса? – брякнул он в лоб, не уверенный, что император вообще его услышит.
– Опять дворовые сплетни? – уточнил Павел, поправляя треуголку и заинтересованно косясь в его сторону. – Все ставишь карету впереди лошади?
– Да уж скажете! – с досадой выпалил Калидас, намереваясь уйти. – Не знаете, так не морочьте голову. И без вас этим куча народу занимается. Людей похищают среди бела дня, недавно, вон, мертвым одного нашли. Полиция с ног сбилась, а результата нет. Хотите – чутьем называйте, хотите еще как. Но некроманты вернулись, а значит – у них новый магистр. Поэтому и жертвы.
Он вспомнил девяностые – последнюю вспышку яростной деятельности ордена. Тогдашние некроманты не заморачивались с похищениями – проводили свои ритуалы прямо на месте, не церемонились. Времена были голодные, без работы осталось огромное количество людей – а потому и в жертвах, и в адептах недостатка не было. Не проходило и недели, чтобы на берегу Обводного или под каким-нибудь мостом не находили свежее капище и обугленные кости. Чем страшнее магия – тем выше цена. Магия смерти доступна любому – если тот осмелится переступить черту.
К тому, что император отнесется к новости с равнодушием, Калидас готовился – но, очевидно, не сильно преуспел. Он открыл было рот, чтобы еще раз воззвать к призраку, но вспомнил, что совести у того не было по вполне очевидным причинам.
Павел проплыл мимо него с насупленным видом и прежде чем пройти сквозь стену, мягко заметил:
– Я бы на твоем месте волновался о более насущном. Предатели всегда найдутся. Ты подумай, старик, подумай – все ли у тебя под носом так, как тебе кажется? Самые страшные замыслы рождаются из самых хороших побуждений. Прощай.
Растерянный Калидас торопливо спустился на первый этаж, безуспешно отгоняя гнилостный запах и дурные предчувствия.
