Все сады зацветают в июне

Про ковры на стене.

Бабушка бережно раскатывала для просушки свернутые в большой, длинный рулон шерстяные ковры и приговаривала; – «Вот внученька, ты у нас бедной невестой не будешь, смотри, какие мы для тебя с дедом ковры купили, полдня за ними в очереди универмага отстояли». Ковры пахли мылом и слегка похрустывали от новизны, когда по ним проводили рукой. Каждый год приезжая в деревню на каникулы, я была свидетелем одного и того же действа: бабушка доставала ковры из большого дубового сундука, просушивала, чтобы моль раньше времени не съела мое приданное и рассказывала про то, какой богатой невестой буду.

Тогда в моем далеком детстве в каждом доме обязательно должен был висеть на стене ковер. Помню взрослые, приходя из гостей, всегда начинали рассказ не про хозяев дома, а про то, сколько ковров в том доме они увидели. Ковры и хрустальный сервиз, стоящий в шведской стенке был главным признаком богатства. Так что я взрослела с убеждением, что однажды, все это бережно хранящиеся в доме станет моим. И было как-то спокойно от этой мысли – мое светлое будущее, как минимум обеспеченно сервизом и ковром.

А пока было настоящее, и маленькая Света гладила шерстяные ворсинки, повторяя узоры красно- белых нитей и представляла себя невестой, в белом платье завернутой в приданный ковер.

В гостиной моей бабушки на стене висел большой бордовый ковер. Под ним стоял диван с оранжевым, щелковым покрывалом, кресла и лакированный стол-тумба, на котором всегда лежала свежая газета и стояла ваза с искусственными цветами. В нашей с братом спальне тоже висел ковер, на котором была изображена картина Шишкина «Мишки в лесу». Сосновый лес и маленькие, бурые медведи лазают по дереву. Я каждый вечер, засыпая, смотрела на тех медведей, и кажется, сотни раз, вместе с ними лазила по тому лесу.

А еще в спальне моего дяди висел плюшевый ковер с сюжетом из восточной истории «Похищенная невеста». Всадники на резвых конях уносили принцессу все дальше от дворца, скрывая ее в ночи восточных улиц. Такой ковер, мне кажется, был почти в каждом доме и любой советский, и постсоветский ребенок знал эту загадочную историю. Да и, не зная художника Шишкина, почти каждый человек был знаком с его творчеством. Вот такая получалась культура в массах посредством одного ковра.

Со временем мода на ковры в доме прошла, уступив место простым лаконичным стенам. А бережно собранное и хранившееся годами приданное, стало обычным денежным переводом или подарком в конверте. И, наверное, можно порадоваться за теперь уже сытую моль, которую больше никто не отгоняет от старых ковров, но все-таки немного грустно…

Время не стоит на месте, время идет вперед, все безвозвратно меняется и уходит в прошлое: отцветают сады в июне, а в след, догоняя тебя, летят по улице желтые листья сентября.

Дети, вырастая – становятся взрослыми. Взрослые, постарев, становятся – бабушками и дедушками. И быть может, однажды, наши дети напишут уже свою историю из детства. Потому что вся наша жизнь – это одно большое приключение, в котором, мы становимся героями на страницах собственных книг.

Станция конечная. (Вместо послесловия)

В доме моей бабушки и дедушки было холодно, дрова в печи тихонечко потрескивали и прогорали – еще не успев прогреть весь дом, за окном было морозно и, несмотря, на утренние часы темно. Это было зимнее утро. Я проснулась, и показала свой нос из-под одеяла, вылезать из прогретой постели совершенно не хотелось, но звуки, доносившиеся с кухни, и запахи оладий заставляли мой голодный желудок урчать. Поэтому, откинув одеяло, я поспешила на кухню. Свет горел только в кухне, где во всю уже хлопотала моя бабушка, и разве что огонь из печи отсвечивал на темные комнаты. Бабушка налила мне горячего чаю и положила на тарелку оладья. Они были пышные, большие щедро смазанные маслом и сахаром. Сядь поближе к печи и не стой босыми ногами на холодном полу, скомандовала она. Был февраль месяц, я гостила в деревне, наверное, в первый и последний раз, приехав туда именно зимой. Мне было шесть лет, и в тот год я сильно заболела коклюшем, это такая неприятная болезнь, которая не дает тебе покоя многие месяцы. Поэтому решено было отправить меня на выздоровление в деревню, чтобы я там набиралась сил.

Все мои зимние дни, в деревне проходили одинаково: я просыпалась рано утром, шла на кухню, немного болтала с моей бабушкой, ела оладья или блины, которые неизменно подавались на завтрак. А после садилась возле теплой печи, доставала из бабушкиного шкафа большую круглую шкатулку, в которой лежало множество, разноцветных пуговиц и не спеша рассматривала свои сокровища. От печи шел жар, и так вкусно пахло дровами. На печной плите стояли чугунки с томившейся кашей и картошкой для домашних животных, которые жили во дворе. Наш рыжий кот, свернувшись клубом, спал неподалеку, не проявляя ни малейшего желания выходить на улицу. Все мои деревенские друзья разъехались по своим городам и на нашей Коммунальной улице в домах остались жить только бабушки и дедушки. Дядя Стася с утра до вечера крутил свои пластинки, наполняя наш дом музыкой. Так что все дни текли однообразно спокойно.

В обед, часиков так в двенадцать с работы приходил мой дедушка, ел сваренными бабушкой щи из кислой капусты, потом пил чай из большой стеклянной кружки, в которой сахара было больше чем самого чая, немного отдыхал и снова возвращался до вечера на работу. А мы с бабушкой оставались дома. В такие дни она садилась у окна доставала все свое рукоделье и что-то начинала шить. Чаще всего это была пряжа, которую она сама лично соткала из купленной на базаре шерсти, на старой прялке, которая стояла в углу дома. Вязала носки, варежки, или свитера со сложными узорами. А еще она умела вышивать гобелены, стегать одеяла. Ее руки всегда были заняты.

Но в ту зима бабушка задумала пошить мне шубу, из искусственного теплого меха. Шуба в моем детстве была роскошью, которую не всегда можно было найти в магазине. Она разложила все свое шитье на столе, поставила швейную машинку и стала снимать с меня мерки. Я же крутилась рядом, мне интересно было наблюдать за ее работой, как ловко она управлялась, рассматривала нитки, иголки, наперстки, но особый мой интерес представляли большие, тяжелые ножницы, которые всегда были острыми и могли отрезать любую ткань. Этим ножницам, кажется, было, лет сто не меньше, насколько они выглядели старыми. Так проходил день до вечера, а вечером мы выходили на улицу прогуляться и встретить дедушку возвращавшегося с работы. На улице было холодно, темно и очень тихо, только кое- где был слышен лай дворовых собак. В окнах соседних домов горел свет, а из трубы на крыши клубился дым от печей.

Один такой вечер я запомнила очень хорошо, бабушка, наконец-то, дошила мою шубку и одела мне ее на прогулку. Она была мягкой, коричного цвета с большими помпонами возле капюшона. Я когда ее одела, то почувствовала себя настоящей принцессой, как из сказки о снежной королеве.

«Пойдем деда встречать» – сказала мне бабушка, и я, от нетерпения подпрыгивая на месте, пошла за ней. И вот, за поворотом показался мой дедушка. «Дедуля, посмотри, какая на мне новая шубка» – воскликнула я, подбегая к нему. А мой дедушка идет, как не в чем ни бывало, и даже не смотрит на меня. «Дедуля! Ты что меня не видишь? Это же я внучка твоя!» – кричу я ему. А он мне отвечает – «Нет, ты не моя внучка, у моей внучки нет такой шубки»,– и продолжает идти до дома. Я уже с обидой: – «Да, что ты, дедушка, не видишь, это же я твоя внучка Света!». Тогда он разворачивается, смеется своим добрым смехом и подхватывает меня на руки, – «Правда, моя внучка Светочка, а я иду и думаю, чья это такая красивая девочка!» – смеется, делает удивленное лицо мой дедушка, продолжая нести меня на руках. И я смеюсь вместе с ним и чувствую себя самой любимой девочкой в мире.

Уже позже, все тем же вечером к нам в дом приходят соседи, пьют с нами чай, ведут беседы и играют за столом в карты. А за окном все так же идет снег и до лета еще очень далеко…