Loe raamatut: «Ошибочная версия», lehekülg 9
– О какой неотвратимости ты говоришь! О какой справедливости! Это же еще не конец истории.
– Да, ты что?! Я уже решил, что все понятно, как дважды два. Двое избили одного. Тот умер. Есть доказательства. Я еще раз говорю, что нужно брать их за жабры и вести в суд. А там давать по – полной. И все.
– Твоими бы устами да мед пить! Слушай, что дальше было.
***
Трегубов, в отличие от предыдущих следователей, уже почти двадцать лет в следствии. До создания Следственного комитета работал следователем районной прокуратуры. Расследовал довольно сложные дела. В том числе и убийства и причинение тяжкого телесного повреждения. За что его уважали и соратники по совместной борьбе с преступностью и начальство. Отмечался и грамотами и ценными подарками. Вдумчивый, толковый следователь.
Но, как показали последующие события вокруг этого дела, и его авторитета оказалось мало. Раскрученная машина следствия очень плохо иногда управляется даже такими хорошими специалистами. Тем более, что далеко не все зависит от них конкретно. Изучив материалы дела, следователь пошел советоваться все к тому Карташову. А к кому еще? Начальник не занимался конкретными делами. Поэтому к нему обращаться было бесполезно. Он был просто лицом отдела. И общим руководителем. Администратором, одним словом. Тем более, что коллектив большой. За всеми не уследишь. Вот и занимались конкретными делами его заместители. Благо, что их было три человека. В том числе и Карташов. Не повезло тому с перспективой роста. Другого претендента назначили на ту должность, на которую он метил. Но надежда стать начальником еще не угасла в нем.
– Викентий Степанович, я изучил дело по факту смерти Жаркевича. И считаю, что его сестра с адвокатом правы. Нужно привлекать обоих фигурантов. При чем, привлекать их нужно по нескольким признакам статьи 147. В отношении хулиганства могу сказать, что у обоих надуманный повод для избиения потерпевшего. То есть хулиганский мотив налицо. Ведь Мельникайте так и не представил доказательств того, что вообще была совершена кража его часов. Да что там кража их. Он вообще не представил никаких мало – мальски понятных, кроме слов, доказательств того, что у него когда – либо были наручные часы. Никто из его окружения не видел их у него. И, тем более, что кражу совершил именно Жаркевич. А Болотный вообще никакого отношения к пропаже чужих часов не имел. О краже он узнал от Мельникайте. Поэтому не имел никакого повода для избиения Жаркевича, как, впрочем, и сам Мельникайте. И все – таки оба жестоко избивали потерпевшего. Все это подтверждается показаниями частично самих Мельникайте и Болотного, а также свидетелей – очевидцев.
– Значит, говоришь, все изучил и пришел к такому выводу? – задумчиво произнес Карташов. – Это хорошо, что у тебя есть свой подход к разрешению этого дела. Но ты не учитываешь того обстоятельства, что одного из них суд может оправдать. Ты ведь ознакомился с заключениями экспертов?
– Ознакомился. Их заключения не противоречат моим выводам. Тем более, что есть прекрасные показания свидетелей. В частности, Мокрого. Да и показания Мельникайте и Болотного не выдерживают критики. К тому же они противоречивые.
– Хм. И все-таки. Ты ведь не станешь отрицать того, что возможно оправдание одного из этих двоих?
– Если предъявить обвинение по нескольким признакам статьи…
Закончить он не успел. Карташов твердым голосом начальника, не терпящего возражений, перебил его:
– Я прекрасно знаю и понимаю, что ты имеешь в виду. Но согласиться с тобой не могу. Это дело уже в печенках у меня сидит. А ты хочешь, чтобы еще и наказан я был за оправдательный приговор, если пойду на поводу у твоей версии. Ты же понимаешь, что я на такое не решусь. Мне еще до пенсии дожить надо несколько лет. А с таким подходом, как у тебя, я до пенсии не дотяну.
– Но я хотел…
– Я сказал нет, – Карташов вновь резко перебил подчиненного. – Значит, нет. Я могу согласиться только с тем, что одного из них можно привлекать в качестве обвиняемого. И точка. Если ты не согласен, иди к начальнику отдела. Езжай в управление. Кстати, из указаний наших областных кураторов не усматривается необходимость в привлечении обоих к уголовной ответственности. Ты все понял?
– Так точно, – выдавил из себя Трегубов, вставая со стула. – Разрешите идти?
– Иди. И подумай над моими словами. Если будешь делать по – своему, то и отвечать будешь ты один. Никто не подпишется под таким рискованным решением. Я уверен в этом. А без согласия моего или начальника отдела дело прокурору для передачи в суд не пойдет. Ты прекрасно это знаешь. Иди с глаз моих, – он махнул рукой, как будто отмахивался от надоевшей мухи или комара.
Вернувшись к себе в кабинет, Трегубов задумался.
С одной стороны мнение о дальнейших действиях по делу у него не изменилось. Он полностью был согласен с выводами адвоката Суворовой. Ведь он прекрасно понимал, что жалоба готовилась именно ею, а не Людмилой Жаркевич. Слишком уж профессионально все было расписано.
С другой стороны и Карташов прав.
Прав в том плане, что согласно уголовно-процессуальному законодательству он, как следователь, не имеет права самостоятельно направлять уголовное дело прокурору для передачи его в суд для рассмотрения по существу. Это может сделать только начальник РО СК или его заместитель. Идти к другому заместителю было противозаконно, да и некрасиво. Тем более, что это было бы и бесполезно. Тот не стал бы даже разговаривать, узнав мнение Карташова.
Начальник отдела после того, как переговорит с Карташовым, займет его позицию. В этом можно было не сомневаться. Такое уже бывало и не раз. Он больше доверял своим заместителям, чем следователям, пусть даже таким опытным, как Трегубов.
«Значит, придется определиться с одним из фигурантов и предъявлять ему обвинение, – на этом и остановился следователь. – И никуда я не денусь. В конце концов, зло, хотя бы частично, будет наказано».
В июле 2013 года он выносит постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Мельникайте. В нем было указано, что следствие не находит в его действиях признаков состава ни одного преступления, предусмотренного Уголовным кодексом.
Такое впечатление, что тот не избивал из хулиганских побуждений Жаркевича, не вызывал для более детальной «разборки» с потерпевшим Болотного, фактически действуя с ним в группе лиц, не бросил потерпевшего без сознания на произвол судьбы, уйдя из квартиры. Ведь он не мог знать заранее, что Мокрый останется в ней на ночь. А утром вызовет скорую. Неужели следователь не осознавал, что это все преступления, предусмотренные разными статьями УК.
Так и вообще, если признавать, что Мельникайте не причастен к смерти Жаркевича, то уж очевидно, что он избивал того из хулиганских побуждений. Значит, его нужно привлекать хотя бы за совершение злостного хулиганства. Но опять же Карташов не согласен с этим. Значит, не согласится и с привлечение Мельникайте к уголовной ответственности.
Одновременно Трегубов подготовил на компьютере, конечно, протокол задержания и постановление о задержании Болотного, постановление о привлечении того в качестве обвиняемого, а также постановление о применении к нему меры пресечения в виде заключения под стражу.
Со всеми материалами дела и подготовленными документами съездил к Селезневой. Она формально ознакомилась с делом. Больше все же слушала пояснения Трегубова. И санкционировала арест Болотного.
Вернувшись в кабинет, следователь связался с заместителем начальника РУВД по общественной безопасности и поручил доставить подозреваемого к нему в кабинет в этот же день к 16 часам.
Но еще до этого у него прошла встреча с человеком, встречаться с которым он, по крайней мере, в этот момент не хотел.
***
– И с кем это он не хотел встречаться? – Заинтересовался Иван Николаевич.
– Ну, было, в общем – то, два человека, с которыми он именно сейчас не хотел встречаться. Это – Людмила Жаркевич и ее представитель Суворова. И не потому, что они ему не нравились, как люди. Просто он не хотел тратить время и нервы на ненужные, как ему казалось, споры с этими женщинами. А то, что они будут не согласны с его решением по Мельникайте, Трегубов не сомневался.
– И я бы не сомневался на его месте.
– Но они обе пришли к нему без предварительной договоренности.
***
Дело в том, что Жаркевич узнала от соседей, что милиция разыскивает только одного Болотного.
Со слезами на глазах она сразу же побежала с этой новостью к Татьяне Васильевне. А куда ей еще было обращаться?!
Та позвонила в ИВС (изолятор временного содержания) и выяснила, что действительно Мельникайте не задерживался.
Поэтому они и устремились в РОСК.
На их счастье Трегубов был на месте.
– Так, чем обязан Вашему визиту? – Спросил следователь, как только женщины переступили порог его кабинета.
Хотя при всем при том, прекрасно понимал, с чем пришли к нему эти женщины. Понимать – то понимал. Но все – таки надеялся, что они не явятся к нему. По крайней мере именно сейчас.
– Наш визит, как только что Вы отметили, – стараясь говорить спокойно, хотя в груди у нее все трепетало от негодования, сказала Суворова, усаживаясь без разрешения на стул рядом со столом следователя, – связан с Вашим решением, привлекать к уголовной ответственности только одного Болотного. Или мы не правы? Развейте наши подозрения.
– По крайней мере, Вы, как адвокат, должны понимать, что я не обязан отвечать на подобные вопросы. Такое понятие, как тайна следствия, еще никто не отменял. Повторю, что я мог бы, конечно, не отвечать на Ваши вопросы. Но не стану идти на конфликт, который никому из нас не нужен. Да, я и мое руководство решили привлекать только одного Болотного. Ведь Вы понимаете не хуже меня, – Трегубов обращался практически только к адвокату, а Людмилу игнорировал полностью, – что доказать виновность Мельникайте в причинении смерти Жаркевича мы не сможем.
– В причинении смерти? Интересно же Вы интерпретируете часть 3 статьи 147 УК. Кроме причинения смерти, кстати, по неосторожности, а иначе была бы квалификация совершенно иная, в статье говорится о причинении тяжких телесных повреждений. Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь. Но установить, что Мельникайте причинил потерпевшему тяжкие телесные повреждения, невозможно. Об этом прямо говорят судебно-медицинские эксперты. Не доверять им, у меня оснований нет.
– А как же с фактическими обстоятельствами дела? Куда же девать противоправные действия Мельникайте в отношении Жаркевича? Или он ничего не совершал?
– Не надо утрировать мои слова. Я не говорил, что он ничего не совершал. Да, из материалов дела видно, что он избивал потерпевшего. Но установить тяжесть причиненных Жаркевичу телесных повреждений лично им мы не можем. Надеюсь это Вы понимаете?
– Нет, не понимаю. Ведь он совершил, в самом лучшем для него случае злостное хулиганство. Это бесспорно. И в этом случае не важно, какие именно он причинил повреждения потерпевшему. Кстати, Вы вменяете Болотному совершение преступления из хулиганских побуждений?
– Конечно.
– А почему в таком случае Мельникайте остается в стороне? Ведь, он тоже избивал Жаркевича из хулиганских побуждений. Почему Вы не усмотрели в его действиях хотя бы злостное хулиганство? И как Вы оговорите тот факт, что это он вызвал Болотного на расправу с Жаркевичем? Ведь это подтверждают все свидетели. Значит, они оба ко всему прочему действовали группой лиц.
– Руководство отдела по согласованию с прокуратурой решило так, как решило. И я не могу прыгнуть выше своей головы.
Суворова сидела вся обессиленная. Она стала понимать, что все ее старания добиться справедливости бесполезны.
«Этот такой, приятный на первый взгляд, человек на должности следователя либо не хочет, либо не может понимать простые азбучные для юриста истины. Судя по его опыту следственной работы, он, скорее всего не хочет понимать этого. Неужели, мне не удастся достучаться до его разума и ».
– Хорошо. Давайте подойдем к этому вопросу с другой стороны, – при этом она повернулась в сторону стоявшей у дверей Людмилы. – Садитесь, Людмила, сами. От следователя – мужчины, как я вижу по его поведению, Вы, как девушка, не дождетесь такого приглашения даже из вежливости.
– Да, да. Садитесь, пожалуйста, – спохватился хозяин кабинета.
По выражению его лица было заметно, что он смущен по всем статьям замечанием адвоката.
После того, как Люда села на стул, Татьяна Васильевна продолжила:
– Я прекрасно понимаю, что по роду своей деятельности следователи и даже старшие следователи по важнейшим делам не очень часто обращаются к постановлениям Пленума Верховного Суда Беларуси. А жаль! Ведь там даются конкретные указания нижестоящим судам по рассмотрению уголовных дел и разъяснения по некоторым спорным моментам в судебной практике. Повторю судам. Но суды рассматривают уголовные дела, которые расследуют следователи разных рангов. В том числе, и нашего РО СК. И, направляя дело в суд, следователь, на мой взгляд, должен придерживаться тех требований, которые предъявляются Верховным судом. Так вот.
Она достала из сумочки папку, а из нее несколько листов бумаги с текстом.
– Хочу обратить Ваше внимание, а Вы, надеюсь то же самое сделаете в отношении Вашего руководства на определенное постановление Пленума Верховного Суда. Так, в пункте 14 постановления от 29 марта 2006 года за № 1 с изменениями и дополнениями, внесенными позже, говорится, я читаю текст: «По пункту 9 части 2 статьи 147 УК подлежат квалификации действия лиц, умышленно причинивших тяжкое телесное повреждение группой лиц без предварительного сговора, и по предварительному сговору. Умышленное причинение тяжкого телесного повреждения признается совершенным группой лиц в том случае, когда два или более лица, действуя совместно, с умыслом, направленным на причинение такого повреждения участвовали в его совершении в качестве соисполнителей».
Суворова остановилась и взглянула на следователя.
Тот сидел и смотрел на нее. Ни одна жилка не дернулась на его лице. Оно оставалось таким же каменным, как и тогда, когда женщины вошли в его кабинет.
«А все – таки интересно, понял он хоть что – либо из того, что я зачитала? – Мелькнуло в голове адвоката. – Или ему все равно, какие разъяснения дает Верховный Суд страны. Главное, что говорит начальник?».
– При этом необязательно, – продолжала адвокат, – обращаю Ваше внимание на это, необязательно, чтобы телесные повреждения были причинены каждым из них (например, один из участников группы подавляет сопротивление потерпевшего, в то время как другой причиняет повреждения). Подобное преступление следует признавать совершенным группой лиц и тогда, когда в процессе совершения одним лицом действий, направленных на причинение тяжкого телесного повреждения, к нему с этой же целью присоединились другие лица.
Уварова остановилась, чтобы увидеть реакцию Трегубова на ее слова.
Не дождавшись этого, она продолжила:
– На мой взгляд, разъяснения и указания Верховного Суда нужно трактовать так, что выяснение того, чей удар был смертельным, допускал ли каждый из двоих напавших причинение смерти Жаркевичу, представляется излишним. Ведь их действия следует рассматривать в единстве. В этом единстве они оба выступают в качестве исполнителей причинения потерпевшему тяжкого телесного повреждения, из хулиганских побуждений, группой лиц, способом, носящим характер мучений или истязания, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего. И вообще в теории имеется такое понятие, как «Кумулятивная причинность». Наиболее простым примером этого является совместное и одновременное либо через небольшой промежуток времени, но причинение преступного результата лицами, действующими по согласованию между собой, то есть в соучастии: А и Б, совместно, пусть даже по очереди, но действуя с единой целью, избивают В, отчего тот умирает. В этом случае, А и Б виновны в убийстве. Точно также это распространяется и на наш случай. Правда, не убийства. Как я понимаю, доказать то, что они собирались убить Жаркевича, мы не сможем. Но результат одинаковый.
Она хотела уточнить у собеседника, понимает ли он то, что она сказала и согласен ли он с ней.
Но задать вопрос не успела. Потому, что внезапно высказался Трегубов:
– Ну, и что Вы хотите этим сказать? Тут ведь ситуация совершенно иная. Один избивал потерпевшего. А затем через некоторое время то же самое стал делать другой. Где же здесь группа лиц?
Уварова от негодования даже голову наклонила, отведя взгляд от собеседника.
«Спокойно! Не волнуйся. Он, скорее всего, хочет вывести тебя из себя. Чтобы я сказала такое, что он смог бы использовать против меня и Людмилы. Говори спокойнее».
– Мне, почему-то, кажется, что Вы в свое время заканчивали не то высшее учебное заведение, где растолковывают нюансы судебной практики по уголовным делам. Или, – она запнулась и подняла глаза на Трегубова, – извините меня за прямому, Вы во время лекций по расследованию преступлений против личности спали и не слушали лектора. Иначе я не могу объяснить Ваше дилетантство в данном вопросе.
Лицо следователя стало не просто каменным. Оно начало сереть. Создавалось впечатление, что будь его воля, он причинил бы такие же телесные повреждения адвокату.
– Знаете, это уже переходит всякие границы дозволенного! – Чувствовалось, что Трегубову трудно было сдерживать себя.
Он откинулся на спинку кресла, в котором восседал. И прямо – таки ненавидящим, все испепеляющим взглядом уставился на собеседницу.
– Вы не имеете никакого права оскорблять меня. Думаю, что Вам вместе с Вашим клиентом следует удалиться, чтобы мы не перешли на обоюдные упреки и оскорбления. Ни к чему хорошему это не приведет.
– Во – первых, я Вас никоим образом не собиралась обижать. Я только высказала предположение. А, во-вторых, неужели я ошиблась, и Вы заканчивали юридический факультет Белгосуниверситета?
– Это не имеет никакого значения в данном случае, – чувствовалось, что следователь разнервничался и может сейчас взорваться от негодования. – До свидания. Я Вас не задерживаю. Обеих.
При этом он выразительно посмотрел на Людмилу, которая тихо сидела в сторонке и не понимала толком, что происходит у нее на глазах. Слишком это все было мудрено для нее.
Но она встала вслед за Суворовой.
Уже направляясь к дверям, Татьяна Васильевна с горечью в голосе, обращаясь к девушке, но так, чтобы это слышал следователь, сказала:
– Мир становится несовершенным, когда за него берутся или двоечники или перестраховщики! Но еще хуже, если это и те, и другие.
Трегубов не сообразил сразу, как можно возразить этот всезнайке. А, когда сообразил, то дверь за женщинами уже закрылась. Не догонять же их, в самом деле!
– Вы видите, что на данном уровне мы ничего не добьемся от следствия, – все это говорила Суворова Людмиле, направляясь на выход из здания РО СК. – Это истукан какой-то. Прикрывается мнением начальства. А своего у него нет никакого. Пещерный нигилизм! С учетом сложившейся ситуации будем продолжать борьбу за справедливость. Хотя, по правде сказать, сделать нам будет это очень сложно. Раз они приняли решение, то не отступят от него никогда. Тем более, что их прикрывает прокуратура. Но я Вам обещаю, что складывать руки и сдаваться я не собираюсь. Будем надеяться на лучшее.
– Мы с мамой будем молиться за Вас. Только бы все получилось. И оба изверга понесли наказание то, которое заслужили. Ничего лишнего. Только то, что заслужили.
На этом они расстались, каждая думая о своем.
Глава 5. Болотный
А в это время, несколько успокоившись, Трегубов по телефону сообщил заместителю начальника РУВД о том, что в 16 часов он будет задерживать по подозрению в совершении преступления Болотного. В связи с этим они договорились, что к этому времени к нему в кабинет должны прибыть двое конвойных для этапирования задержанного в ИВС РУВД.
Появившись в кабинет следователя, Болотный, уже привычно стал рассказывать свою версию случившегося. При этом делал упор на то, что он вообще не избивал потерпевшего. А делали это Мельникайте и его сожительница. И делали они это с помощь оголенных электропроводов, которыми водили по телу потерпевшего.
Трегубов спокойно смотрел на Болотного и старался не вслушиваться в его слова. Он был уверен, что тот врет.
Через некоторое время вкабинет заглянул милиционер:
– Мы на месте.
– Заходите. Присаживайтесь на стульях. Подождите не много.
Увидев в кабинете двух милиционеров при полном вооружении и с наручниками в руках, Болотный на некоторое время замолчал. Похоже, он догадался, для чего в кабинете появились вооруженные милиционеры. Но потом продолжил свое выступление. Правда, уже спокойным тоном без всякого пафоса.
Выслушав эту, по его мнению, ахинею, Трегубов неожиданно для Болотного спросил:
– Есть у тебя защитник или мне вызывать дежурного?
– Не понял! Зачем мне защитник?
– Я тебя задерживаю в порядке статьи 108 УПК. Вот, ознакомься с протоколом и постановлением.
Прочитав документы, которые ему протянул следователь, Болотный удивленно сказал:
– Ничего не понимаю. Меня, что обвиняют в смерти Жаркевича?
– Там все написано по – русски. Тебе все понятно? Или ты не знаешь русского языка? А, может, и читать не умеешь?
– Понятно, что творится беспредел. Я этого так не оставлю, – голос Болотного крепчал и наливался злостью. – Я буду жаловаться прокурору, – неожиданно Болотный перешел на крик. – Прокурора сюда! Прокурора! Я без него слова не скажу! Прокурора!
От его крика милиционеры встали и уже направились в его сторону.
Но хозяин кабинета остановил их жестом руки.
После этого он, спокойно глядя на этот «спектакль» заметил;
– Будет тебе и дудка, будет и свисток. Кричать не надо. А то конвой волнуется. Сделают тебе больно. А тебе это нужно? Расписывайся лучше об ознакомлении и забирай копии документов. Так, что на счет защитника?
– Я не Рокфеллер, чтобы иметь своего защитника, – все еще громко, но уже без особого надрыва и истерики буркнул Болотный, косо поглядывая на милиционеров. – Вызывайте мне бесплатного защитника, да – получше. Я еще посмотрю, кого именно мне подсунете.
– Так. Сейчас ты пойдешь в камеру. А я буду связываться с адвокатами. Понятно?
– Понятно. Но я так это дело не оставлю! Нашли козла отпущения!
– Нашли, нашли. Долго искали, но нашли. Ступай. Конвой, забирайте его. Вот необходимые документы на него.
После того, как Болотного увели, Трегубов стал звонить адвокату, который дежурил в этот день по следствию. Им оказалась Байкевич.
– Раиса Владимировна? Следователь Трегубов. Вы сегодня дежурите по следствию?
– Да. А что, я понадобилась?
– Я сейчас задержал по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью 3 статьи 147 УК такого Болотного Андрея Юрьевича. Он помещен в ИВС РУВД. Планирую через час поехать к нему и допросить в качестве подозреваемого. А потом сразу же предъявить обвинение.
– Хорошо. Через час я буду в ИВС. Ордер я выпишу. Скажите, он сам меня назвал или это вы постарались?
– Он сказал, что ему все равно кто будет его защищать, только, чтобы это был опытный защитник.
– Опытный? Интересный субъект. Деньги платить, как я понимаю, не хочет. А защитника требует опытного. Хорошо. Разберемся по ходу дела. Не он первый, не он последний.
– Договорились. Встречаемся у входа в ИВС.
Трегубов напечатал постановление о привлечении в качестве обвиняемого и постановление о применении меры пресечения в отношении Болотного. Собрал нужные процессуальные бланки. И, созвонившись с Селезневой, поехал в прокуратуру.
Там он пробыл буквально несколько минут. Поскольку Селезнева была в курсе этого дела, то довольно быстро санкционировала арест Болотного на два месяца.
Через час адвокат и следователь встретились у входа в РУВД, где находится ИВС. Кто не знает, что это такое, то могу объяснить: ИВС – изолятор временного содержания. Люди постарше могут вспомнить, что раньше его называли КПЗ – камеры предварительного заключения. Но в связи с тем, что там обычно содержатся не только задержанные по подозрению в совершении преступлений или арестованные за их совершение, а также обвиняемые, числящиеся за судом, но и задержанные за совершение административных правонарушений, это подразделение в системе МВД переименовали. А может и по другой причине. Но какая, в общем, разница, как его называют. Главное, что в настоящее время Болотный находился там.
Уже в кабинете для допросов Байкевич заявила, что перед допросом ей необходимо будет переговорить с подозреваемым наедине. Трегубов не возражал. Тем более, что такое право у защитника закреплено в УПК. Поэтому, когда в кабинет ввели Болотного, он сообщил ему:
– Вот, ты хотел опытного адвоката – защитника. Познакомьтесь. Защитник заявила ходатайство переговорить с тобой наедине. Ты не возражаешь?
– Нет, конечно. Хоть в этом следак идешь мне на встречу.
Трегубов собрал со стола документы по настоящему уголовному делу и вышел в коридор.
– Я – адвокат юридической консультации Байкевич. Имя и отчество в данном случае не обязательны. Называйте меня просто – адвокат или защитник. А Вы, как я понимаю, – она взглянула мельком в свои записи, – Болотный Андрей Юрьевич?
– Все верно.
– Вы не против того, чтобы Ваши интересы защищала я?
– Согласен, – мельком взглянув на закрытую дверь кабинета, как будто убеждаясь, что никто, кроме защитника его не слышит, Болотный продолжил. – Чтобы не было между нами непоняток, сразу скажу, что я ни в чем не виновен. Меня подставляют эти волки и хотят сделать паровозом по делу. Я этого Ивана вообще пальцем не тронул. Это литовец со своей шмарой на меня наезжают. Нужно провести очные ставки с ними. Обязательно. И я докажу, что они оговаривают меня.
– Успокойтесь. Все проведем в свое время. Значит, Вы не причастны к причинению смерти Жаркевича?
– Так я же все время это талдычу. Но мне не верят. Слушают этих недоносков.
– Скажите, Вы были на месте происшествия?
– Был. Но Ивана не избивал. Это сделали Мельникайте и его ухажорка.
– Хорошо. Пока мы будем исходить из этого. Но я, как Ваш защитник, хочу посоветовать сейчас, по крайней мере, в начале следствия, не давать никаких показаний.
– Как в начале следствия? Это уже тянется больше года. Меня несколько раз допрашивали. Я давал показания. А теперь, что, отказаться от них?
– Так Вас уже допрашивали? И без защитника?
– Ну, так я об этом и говорю. Правда, меня допрашивали, как свидетеля. А у свидетеля нет защитника.
– Почему нет? У всех участников процесса, кроме следователя, конечно же, может быть защитник или представитель. Но вернемся к нашему делу. Так расскажите коротко, какие показания Вы давали.
– Я же говорю, что пришел к Ивану в гости. А там разборки начались между ним и Мельникайте. Потом вмешалась и его ухажорка, Эльвирка – задирка. Они вдвоем били Жаркевича. А потом еще голыми проводами водили по телу Ивана. Я же его пальцем не тронул. И ушел оттуда.
– Так это было в доме у потерпевшего?
– Ну, да. Только не в доме, а в квартире.
– Хорошо. Я поняла. Тогда давайте только такие показания. И не меняйте их. Это может быть не правильно понято потом.
– Понял. Я же так и говорю все время. А мне следаки не верят.
– Так, что это не первый следователь по делу?
– Конечно. Это уже, если я не ошибаюсь, третий. Меняются они довольно быстро. Наверное, не справляются.
– Значит, мы договорились. И не волнуйтесь. Все будет хорошо. Как я понимаю, следователь будет предъявлять Вам обвинение по тяжкой статье. А это означает, что прокурор арестует Вас. Поэтому будьте к этому готовы.
– Не понял. Какое обвинение? Какой арест? А для чего тогда Вы здесь?
– Я здесь для того, чтобы помочь Вам выпутаться из этой неприятной ситуации. Но сразу сделать это мы не сможем. Такова наша судебная и следственная практика. Ничего не поделаешь.
– Что за практика такая, чтобы невиновный парился на нарах, а те, кто совершил преступление, гуляли на свободе!?
Адвокат сделала вид, что не слышит бормотания подзащитного, и делала какие-то записи на листе бумаги.
Болотный некоторое время посидел молча, тупо уставившись в пол. Потом как-то отрешенно сказал:
– Хорошо. Какое – то время я посижу. Но потом меня должны будут выпустить. А тех двоих уродов посадить на мое место.
– Посмотрим. Про них я ничего не могу сказать. Но Вам я постараюсь помочь. Верьте мне.
С этими словами Байкевич поднялась и подошла к двери, чтобы позвать следователя. Но дверь сама открылась. На пороге стоял Трегубов.
В голове у адвоката даже мелькнула шальная мысль о том, что тот стоял и подслушивал ее разговор с Болотным. Но она отогнала ее, как совсем уж несуразную.
«Зачем это ему?».
– Ну, что все в порядке? Мы можем продолжать?
– Да, конечно. Мы готовы к бою. И не забудьте ознакомить меня с предыдущими показаниями моего подзащитного. Ведь Вы не сказали мне, что его уже допрашивали по настоящему делу.
– Так уж и к бою? Может, все-таки правду будешь говорить, а, Болотный? – Обращаясь к задержанному, спросил Трегубов, усаживаясь за стол и раскладывая на нем документы. – А с показаниями его я Вас ознакомлю обязательно, – сказал он, обращаясь уже к защитнику. – Могу ксерокопировать их.
– Было бы не плохо.
– Я и так говорю правду, – заверил Болотный. – Только мне, я смотрю, не очень – то верят. А верят этим извращенцам.
– Хорошо. Начнем.
После допроса Болотного в качестве подозреваемого, в ходе которого тот повторил свои показания, которые давал ранее, Трегубов предъявил ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного частью 3 статьи 147 УК, то есть ознакомил с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого с вручением копии его и допросил в качестве обвиняемого.
Болотный виновным себя, конечно же, не признал. И, не послушав совета адвоката, повторил свои прежние показания. Иными словами дал показания.
После этого следователь предъявил ему постановление о применение в отношении него меры пресечения в виде заключения под стражу, санкционированное Селезневой.
Повозмущавшись не много для вида, обвиняемый подписал постановление и взял его копию себе.
Следователь покинул кабинет, оставив защитника и обвиняемого поговорить наедине.
Разговор между ними также не занял много времени и свелся к тому, что Болотный детально описал, каким образом защитник может связаться с его родителями и что именно они должны передать ему в камеру.
Вернувшись в РО СК, Трегубов доложил о последних событиях Карташову. Тот выслушал его. И дал, фактически, указание о вынесении постановления о прекращении уголовного преследования в отношении Мельникайте и Маханьковой. При этом посоветовал обязательно сослаться на заключение СМЭ о том, что на теле потерпевшего при доставлении его в больницу не было обнаружено никаких следов воздействия электротоком. А также на показания самих указанных свидетелей вместе с Мокрым.
