Кинжал Челлини

James Hadley Chase

YOU NEVER KNOW WITH WOMEN

Copyright © Hervey Raymond, 1949

All rights reserved

Серия «Иностранная литература. Классика детектива»

© А. Е. Герасимов, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство Иностранка®

* * *

Глава первая

Мой кабинет находился на шестом этаже старого здания на окраине Сан-Луис-Бич. С рассвета и до заката в окно нескончаемым потоком врывались крики детей и шум транспорта. Сосредоточиться днем там было практически невозможно.

Поэтому умственной работой я занимался в основном после заката; последние пять ночей я ломал голову, пытаясь отыскать выход из того затруднительного положения, в которое попал. Я чувствовал себя побежденным. Надежды выкрутиться не было. После пары ночных мозговых атак я убедил себя в необходимости сматывать удочки во избежание больших потерь.

Я пришел к такому заключению жаркой июльской ночью, в десять минут двенадцатого, спустя ровно восемнадцать месяцев после моего приезда в Сан-Луис-Бич. По такому случаю следовало выпить. Подняв бутылку, которую я держал под рукой, и убедившись в том, что она пуста, как мои карманы, я вдруг услышал шаги на лестнице.

Другие кабинеты на моем и нижних этажах ночью были заперты. Люди уходили в шесть часов вечера и появлялись утром к девяти. В доме, кроме меня, остались только мыши; топот чьих-то ног разогнал их по щелям. Уже давно никто, кроме полицейских, не наведывался ко мне. Вообще-то, я не ждал визита лейтенанта Редферна в такое время, но иногда Редферн поступал странным образом; он мог внезапно изобрести способ избавиться от меня. Он воспользовался бы подвернувшейся возможностью выгнать меня из города в любое время суток.

Шаги раздались в коридоре. Человек не спешил, он был явно грузен и двигался размеренно.

Я нащупал в кармане окурок, чиркнул спичкой и закурил. Это был мой последний «бычок», я приберегал его на подобный случай.

В коридоре горел свет, он проникал через матовое стекло двери; настольная лампа отбрасывала яркое пятно на поверхность письменного стола, но остальная часть комнаты оставалась темной. За полупрозрачной дверью появилась тень, возле порога замер великан. Его плечи заслоняли стекло. На голове размером с большую тыкву сидела шляпа, подобная той, что носили киношные рыцари плаща и шпаги в те времена, когда я пешком под стол ходил.

Постучав, незнакомец повернул ручку и распахнул дверь. Человек, остановившийся у порога, напоминал своими габаритами двухтонный грузовик. Под носом у него торчала тоненькая щеточка усов, а уставившиеся на меня маленькие, заплывшие жиром темные глазки напоминали дикую сливу в сахаре. На вид ему было лет пятьдесят, не больше. Он страдал одышкой, свойственной тучным людям. Тулья его шляпы находилась чуть выше края дверного проема, и ему пришлось пригнуться примерно на дюйм, чтобы пройти в комнату. На нем было длинное тесноватое пальто с воротником из каракуля и начищенные до блеска туфли на полуторадюймовой подошве.

– Мистер Джексон?

Скрипучий, высокий голос мужчины не гармонировал с его габаритами.

Я кивнул.

– Мистер Флойд Джексон?

Я снова кивнул.

Он шагнул в комнату и, не оборачиваясь, захлопнул дверь.

– Вот моя визитная карточка, мистер Джексон.

Он бросил карточку на мой стол. С его появлением комната стала тесной, в ней уже не хватало воздуха.

Не двигаясь, я посмотрел на карточку. Там значились лишь его имя и фамилия. Ни адрес, ни профессия не были указаны. Только два слова: Корнелиус Горман.

Пока я разглядывал карточку, он пододвинул стул к столу. Крепкий, добротный стул, сработанный на века, жалобно заскрипел под весом Гормана. Теперь, когда гость сел, в кабинете образовалось немного свободного пространства и воздух снова зациркулировал.

Он положил пухлые пальцы на конец трости. Бриллиант размером чуть поменьше круглой дверной ручки сверкнул на мизинце гостя. Кем бы ни был Корнелиус Горман, деньжата у него водились. Я явственно ощутил их запах. Мой нос великолепно улавливал аромат банкнот.

– Я наводил о вас справки, мистер Джексон, – сказал он, изучая мое лицо. – Говорят, вам палец в рот не клади.

Во время последнего визита лейтенант Редферн заявил мне примерно то же самое правда в более резких тонах.

Я молчал. Любопытно, что ему обо мне известно.

– Вас считают умным и хитрым; очень, очень хитрым и ловким, – продолжил толстяк. – У вас есть голова на плечах, и вы не страдаете от избытка честности. Вы человек отчаянный, мистер Джексон, но вам не откажешь в мужестве, выдержке и силе характера.

Он посмотрел на меня поверх своего бриллианта и расплылся в улыбке. Почему-то, без видимой причины, кабинет показался мне парящим высоко в воздухе, а ночь – тихой, прозрачной. Я представил себе кобру, притаившуюся в зарослях, – жирную, гладкую, но опасную.

– Мне сказали, вы провели в Сан-Луис-Бич восемнадцать месяцев, – еле слышно продолжил он. – До этого вы работали детективом в одном из нью-йоркских банков. Сыщику, служащему в банке, легко преуспеть в шантаже. Возможно, именно поэтому вам предложили уволиться. Обвинение не было предъявлено, но вы жили явно не на одну лишь зарплату. Ваш босс призадумался, мистер Джексон, и решил проявить осторожность.

Он смолк, его маленькие глазки буравили меня.

– Вы ушли оттуда, – продолжил он после паузы, – и вскоре стали сотрудником фирмы, занимающейся охраной гостиниц. Вскоре на вас пожаловался хозяин одного отеля. Вы, кажется, взимали плату с гостиницы в обход вашего работодателя. Вы отвергли обвинение, компания сочла свидетельства вашего мошенничества недостаточными для возбуждения дела, но вам предложили покинуть фирму. Затем вы жили на средства вашей подруги, точнее, одной из ваших многочисленных подруг. Но ей надоело давать вам деньги, которые вы тратили на других молодых женщин, и она порвала с вами.

Спустя несколько месяцев вы решили стать независимым частным детективом. По поддельному удостоверению личности вы получили у прокурора штата лицензию. Вы выбрали местом жительства Сан-Луис-Бич, потому что здесь обитают богачи, а конкурентов мало. Вы специализировались на разводах и некоторое время процветали. Но и в такой области есть возможность заниматься шантажом. В полицию поступила жалоба на вас, и началось расследование. Благодаря врожденной изворотливости вам удалось избежать серьезных неприятностей. Но теперь фараоны хотят выгнать вас из города. Они здорово осложняют вам жизнь. Ваша лицензия аннулирована; власти оставили вас без работы – точнее, они полагают, что им удалось это сделать, но мы-то с вами знаем правду.

Потянувшись вперед, чтобы погасить окурок, я приблизился к бриллианту. Он тянул тысяч на пять, если не больше. Шишки поважнее толстяка Гормана оставались без пальцев из-за таких камушков. Перстень волновал меня.

– Сейчас вы пытаетесь работать как частный детектив, не имея возможности рекламировать свои услуги и повесить табличку на двери. Полицейские следят за каждым вашим шагом; обнаружив, что вы выполняете чьи-то поручения, они привлекут вас к ответственности. Хотя вы оповестили своих приятелей, работающих в барах, о вашей готовности принять любого клиента, никто пока к вам не обратился, и вы сидите на мели. В течение последних пяти ночей вы мучились вопросом, остаться вам здесь или уехать. Вы решили уехать. Я прав, мистер Джексон?

– Проверьте, – сказал я, откинувшись на спинку кресла.

Я испытывал любопытство. Толстяк Горман заинтриговал меня. Возможно, он мыльный пузырь, решивший пустить мне пыль в глаза своим бриллиантом; но все же его шляпа и камень ценой в пять штук казались мне декорацией, за которой скрывается нечто значительное. Подвижные черные глазки Гормана свидетельствовали о быстром уме. Форма рта тоже говорила многое. Поставьте лист бумаги на ребро, и вы получите представление о толщине его губ. Он явно был из тех парней, для которых самый сладостный миг во время корриды – тот, когда рог входит в тело лошади. Видеть, как кишки вываливаются из конского брюха, явно доставило бы ему удовольствие. Несмотря на полноту, в нем угадывалась страшная сила, я чувствовал: стоит Горману сомкнуть пальцы на моем горле, и из ушей у меня тотчас брызнет кровь.

– Не уезжайте, мистер Джексон. У меня есть для вас работа.

Ночной воздух, врывавшийся в распахнутое окно, холодил мне спину. Появившаяся из темноты бабочка заплясала вокруг настольной лампы. На потолке играли яркие «зайчики» от бриллианта. Мы смотрели друг на друга. Паузы хватило бы на то, чтобы дойти до конца коридора и вернуться обратно.

Наконец я произнес:

– Какая работа?

– Хитрая, мистер Джексон. В вашем вкусе.

Я проглотил его слова. Он знал, с кем имеет дело. Пусть пеняет на себя.

– Почему выбор пал на меня?

Он дотронулся до усов толстым пальцем.

– Его определил характер поручения.

Ему это показалось достаточным объяснением.

– Пожалуйста, подробнее, – сказал я. – Готов выслушать ваше предложение.

Горман перевел дух. Наверно, он боялся, что я быстро выставлю его; он не знал, что ссориться с обладателями крупных бриллиантов не в моих правилах.

– Позвольте сначала обрисовать вам ситуацию, а после я объясню, в чем состоит моя просьба.

Обдав меня струей воздуха, выпущенной из легких, Горман продолжил:

– Я театральный агент.

Это походило на правду. Кто еще напялит широкополую шляпу и пальто с каракулем в такую жару?

– Я представляю интересы нескольких звезд первой величины и несметного числа звездочек рангом пониже, – сказал он. – Среди последних – одна молодая женщина, которая развлекает гостей на холостяцких пирушках. Ее зовут Веда Ракс. Она артистка стриптиза. Причем артистка талантливая – иначе я не имел бы с ней дела. Это подлинное искусство.

Он поглядел на меня поверх бриллианта. Я постарался сделать вид, будто верю ему, но вряд ли мне это удалось.

– Вчера вечером мисс Ракс выступала на приеме, устроенном мистером Линдсеем Бреттом для группы бизнесменов.

Маленькие черные глазки, прикованные к бриллианту, внезапно уставились на меня.

– Вы о нем слышали?

Я кивнул. Я считал своим профессиональным долгом знать хоть что-то о каждом жителе Сан-Луис-Бич, чей годовой доход выражался более чем пятизначной цифрой. Бретт владел большим домом, расположенным в нескольких милях от города, – ему принадлежало здание в самом конце Оушн-Райз, бульвара, где жили миллионеры. Утопающий в зелени Оушн-Райз тянется до предгорья. Дома там окружены просторными угодьями и обнесены высокими заборами. Жить там было дорогим, очень дорогим удовольствием. Но Бретт не знал, что такое финансовые трудности. Он имел яхту, три автомобиля, пять садовников и питал слабость к молоденьким блондинкам. Когда Бретт не принимал гостей, не пьянствовал и не баловался с блондинками, он выкачивал доллары из пары нефтяных скважин и сети магазинов, протянувшейся от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

– Когда Веда Ракс закончила свое выступление, Бретт пригласил ее остаться с компанией, – сказал Горман. – Позже он стал демонстрировать гостям коллекцию антиквариата. Недавно он приобрел кинжал, изготовленный Челлини. Чтобы показать его гостям, Бретт открыл сейф, вмонтированный в стену. Мисс Ракс сидела возле сейфа; когда хозяин вращал ручку замка, девушка бессознательно зафиксировала в памяти код. Должен отметить, у нее удивительно цепкая память. Кинжал произвел на Веду Ракс сильное впечатление. Она сказала мне, что не видела более красивой вещи.

Пока что мне было непонятно, причем здесь я. Мне захотелось выпить. А еще – лечь в постель. Но мое бедственное положение вынуждало меня слушать толстяка. Я снова принялся любоваться его бриллиантом.

– Когда гости начали расходиться, Бретт проводил мисс Ракс в предоставленную ей комнату. Согласно договоренности девушка должна была переночевать в доме Бретта, поскольку утром веселье предполагалось продолжить. И тут Бретт начал приставать к мисс Ракс. Наверно, он решил, что она будет легкой добычей. Мисс Ракс отвергла его домогательства.

– Неужто она ждала другого обращения? – раздраженно сказал я. – Если девушка выступает со стриптизом, ее считают доступной.

Проигнорировав мое замечание, он продолжил:

– Веда принялась отбиваться, Бретт рассвирепел, и дело могло кончиться скверно, если бы двое гостей, услышав шум, не заглянули в комнату. Бретт просто взбесился, он пообещал Веде рассчитаться с ней за то, что по вине девушки он предстал перед друзьями в смешном виде. Бретту удалось испугать Веду. Он явно собирался исполнить обещанное.

Я поерзал в кресле. По мне, пусть бы делал с ней что хочет: девица, которая раздевается перед пялящимися на нее полупьяными мужчинами, не вызывает у меня сочувствия.

– Заснула Веда с трудом. Ночью ей приснился сон, – сказал Горман и замолчал.

Он вытащил из кармана портсигар, раскрыл его и положил на стол.

– Я вижу, вы хотите курить, мистер Джексон.

Я поблагодарил его. Он держал руку на моем пульсе. О сигарете я мечтал еще сильнее, чем о выпивке.

– Ее сон тоже относится к делу? – спросил я и добавил к валявшимся под столом спичкам еще одну.

– Ей приснилось, что она спускается вниз по лестнице, открывает сейф и забирает из него футляр с кинжалом, оставляя там свою пудреницу.

Мурашки пробежали по моей спине. Я замер. Выражение смертельной скуки осталось на моем лице, но в голове зазвенел сигнал тревоги.

– Когда она проснулась, часы показывали шесть утра. Мисс Ракс решила покинуть дом, не дожидаясь пробуждения хозяина. Быстро собравшись, она ушла, никем не замеченная. Только днем, разбирая сумку, она обнаружила на дне ее кинжал Челлини.

Я взъерошил пальцами шевелюру и испытал сильное желание выпить. Тревожный колокольчик звенел не умолкая.

– Бьюсь об заклад, ее пудреница исчезла, – произнес я, демонстрируя Горману, что я ловлю каждое его слово.

Он сердито посмотрел на меня:

– Совершенно верно, мистер Джексон. Она тотчас поняла, что случилось. Будучи чем-то встревожена, Веда становится сомнамбулой. Ночью она действительно взяла кинжал Челлини. Это был не сон, это произошло в действительности.

Он долго приближался к сути, но наконец выложил ее. Мы посмотрели друг на друга. Мне было что ему сказать, но я сдержался. Сегодня его вечер; я только фыркнул. Пусть он поломает голову над моей реакцией.

– Почему она не отнесла кинжал в полицию и не объяснила там ситуацию? – спросил я. – Они бы уладили инцидент с Бреттом.

– Все не так просто. Бретт угрожал ей. Если его задеть, он становится опасен. Мисс Ракс почувствовала, что он может возбудить против нее дело.

– Не может, если она явится в полицию по собственной воле. Нет состава преступления.

Горман снова выдохнул воздух в мою сторону. Его узкие губы искривились.

– Бретт может сказать следующее: совершив кражу, мисс Ракс поняла, что продать кинжал невозможно. Тогда она решила пойти в полицию и рассказать там сказку о своем лунатизме.

– Но наличие пудреницы в сейфе подкрепило бы ее заявление. Находясь в бодрствующем состоянии, она не оставила бы пудреницу в сейфе.

– А если Бретт не подтвердит, что пудреница лежала в сейфе?

Я с сожалением погасил окурок. Я давно не курил таких сигарет.

– Почему она не может продать кинжал, если он такой ценный?

– По простой причине: он уникален. Челлини изготовил только два таких кинжала. Один из них хранится в Уффици, другой – собственность Бретта. Это известно каждому антиквару. Поэтому без личного участия Бретта сделка не состоится.

– О’кей, пусть Бретт выдвигает обвинение. Устроив перед присяжными стриптиз, она сразит их наповал. Готов спорить, они ее оправдают.

Даже на это у него имелся ответ:

– Мисс Ракс не может позволить себе такой публичный акт. Пресса непременно проявит интерес к делу, в котором участвует Бретт. Это погубит ее карьеру.

Тут я сдался:

– Так что же происходит? Бретт возбуждает дело?

Горман улыбнулся:

– Теперь мы добрались до самого интересного, мистер Джексон. Сегодня рано утром Бретт отправился в Сан-Франциско. Вернется он послезавтра. Он не знает о пропаже кинжала.

Я догадался, что последует за этим, но хотел, чтобы он все выложил сам.

– И что же мы делаем? – произнес я.

Моя тактика принесла результат. Он извлек из внутреннего кармана пачку денег, которой можно было заткнуть глотку лошади. Горман отсчитал десять стодолларовых купюр и разложил их на столе веером. Они были новенькие, хрустящие, еще пахнущие краской. Я и раньше подозревал, что Горман пришел не с пустыми руками, но не рассчитывал увидеть такую внушительную сумму. Я подвинул кресло вперед и присмотрелся к банкнотам повнимательней. Они показались мне настоящими. Но вот только лежали деньги на его половине стола.

– Я хочу воспользоваться вашими услугами, мистер Джексон, – тихо сказал он. – Такая сумма вас заинтересует?

– Да, заинтересует, – ответил я, не узнавая своего голоса, и дрожащей рукой провел по волосам, желая убедиться в том, что моя голова на месте. При виде такого числа сотенных мое давление стремительно подскочило.

Из другого кармана Горман вытащил красный кожаный футляр. Он раскрыл его и подтолкнул ко мне. Я растерянно уставился на сверкающий золотом кинжал; он лежал на белом атласном ложе. Кинжал, длина которого составляла примерно фут, был украшен резными изображениями цветов и животных, а эфес увенчан изумрудом. В общем, красивая игрушка, но на любителя. Я к подобным безделушкам равнодушен.

– Это кинжал Челлини, – медовым голосом произнес Горман. – Я хочу, чтобы вы положили его обратно в сейф Бретта, а пудреницу оттуда забрали. Я понимаю, эта процедура выглядит несколько неэтично, вы сыграете роль взломщика, но вам не придется ничего красть, а гонорар соответствует риску. Вы получите тысячу долларов.

Я знал, что мне не следует прикасаться к этим деньгам и двадцатифутовым шестом. Тревожный звоночек предупреждал меня о том, что этот торговец женской наготой считает Флойда Джексона простофилей. То, что его рассказ про кинжал Челлини, артистку стриптиза, страдающую сомнамбулизмом, пудреницу в сейфе – ложь, догадался бы и ребенок. Мне следовало послать Гормана куда подальше. Теперь я жалею, что не сделал этого. Я мог избежать многих неприятностей, в том числе – обвинения в убийстве. Но стремление получить десять сотенных жгло мою душу; я решил, что сумею извлечь выгоду из ситуации и выйти сухим из воды. Если бы я не сидел на мели и Редферн не преследовал меня, я бы принял иное решение. Но что толку говорить об этом теперь?

Я ответил Горману согласием.

Глава вторая

Поняв, что я клюнул, Горман принял все меры к тому, чтобы я не передумал. Он предложил мне тотчас отправиться к нему домой. Не стоит заезжать на мою квартиру, сказал Горман; он обещал предоставить мне все необходимое для ночного туалета. Внизу стоит машина, живет он рядом, там есть спиртное, еда и условия для спокойного делового разговора. Похоже, он собирался держать меня под колпаком, чтобы я не мог воспользоваться телефоном и проверить правдивость его истории, сообщить кому-то о нашей договоренности. Услышав о предстоящей выпивке, я согласился поехать к нему.

Но перед тем, как отправиться к Горману, мы обсудили вопрос оплаты. Он хотел вручить мне деньги после завершения операции, но я не соглашался. Наконец я вытянул из него две сотни и уговорил Гормана расстаться еще с парой таких же банкнот до выполнения работы. Остальное я получу, когда передам ему пудреницу.

Желая продемонстрировать Горману, как мало я ему доверяю, я вложил две купюры в конверт, написал на нем адрес моего банка и по пути бросил его в почтовый ящик. Если он попытается надуть меня, до этих денег ему уже не добраться.

Возле подъезда стоял «паккард» устаревшей модели. Большие размеры были его единственным достоинством. Я рассчитывал увидеть нечто под стать бриллианту – черное, сверкающее, обтекаемое, и эта колымага удивила меня.

Я подождал, пока Горман втиснется на заднее сиденье. Он не сел в автомобиль, он надел его на себя. Мне показалось, что шины лопнут под тяжестью Гормана, но они выдержали. Убедившись, что сзади свободного пространства почти не осталось, я сел рядом с водителем.

Мы выехали из города по бульвару Оушн-Райз и покатили в сторону предгорья.

Мне не удавалось разглядеть физиономию водителя. Натянутая на нос шоферская кепка скрывала часть его лица. Он сидел, склонившись над рулем и глядя прямо перед собой. Всю дорогу он молчал.

Попетляв по предгорью, мы свернули в долину и оказались на грунтовой дороге, вдоль обочин которой тянулись густые заросли. Мне не приходилось бывать здесь прежде. Нас окружал мрак.

Скоро я оставил попытки запомнить наш маршрут; мысль о двух сотнях долларов, брошенных в почтовый ящик, грела мне душу. Кое-что я уже вырвал у этого хищника.

Я не тешил себя иллюзиями в отношении этой работы. Меня наняли, чтобы я обчистил сейф. Несчастная артистка стриптиза, напуганная злым миллионером, кинжал Челлини – все это было липой. Я не поверил ни единому слову Гормана. Он хотел завладеть чем-то, лежавшим в сейфе Бретта. Возможно, пудреницей. Эта вещь была нужна ему позарез; свою фантастическую историю он придумал как легенду на тот случай, если я его заложу. У него не хватило смелости открыто заявить мне, что я должен обворовать Бретта. Но платил он именно за это. Я взял у него деньги, но это еще ничего не значило. Он назвал меня хитрым и ловким. Возможно, он прав. Я решил временно подыгрывать ему, но я не собирался идти на авантюру, не поняв, чем она может закончиться. Во всяком случае, я успокаивал себя подобными мыслями.

Мы добрались до края долины. Воздух был влажный, над землей стлался туман. Он поглощал свет автомобильных фар, сильно ухудшая видимость. Из мрака доносилось кваканье лягушек. Луна, затянутая мглистой пеленой, казалась лицом мертвеца, а звезды – бриллиантами, приклеенными к небосводу.

Автомобиль въехал в узкие ворота. С обеих сторон дорогу обступала живая изгородь. Наконец я увидел освещенные окна, словно повисшие в воздухе, очертания дома в темноте были неразличимы. Мертвая тишина и безветрие нагоняли тоску – такую можно испытать, сидя в «одиночке» Сан-Квинтона.

Фонарь, забранный решеткой из стальных прутьев, вспыхнул над входной дверью; автомобиль остановился, хрустнув гравием. Вход в дом украшали каменные львы. Передняя дверь была прошита медными гвоздями и, казалось, могла выдержать удары стенобитного орудия.

Водитель вылез из машины, подошел к задней дверце и помог Горману выйти. Свет фонаря упал на лицо шофера. Его крючковатый нос и узкие губы показались мне знакомыми. Я уже где-то видел этого человека.

– Убери машину, – рявкнул Горман. – И приготовь нам сэндвичи, только не забудь сперва вымыть руки.

– Хорошо, сэр, – отозвался водитель, метнув в Гормана взгляд, способный свалить человека с ног.

Я понял, что он ненавидит Гормана. Это меня обрадовало. В подобной игре всегда полезно знать, кто на чьей стороне.

Горман открыл дверь, втиснулся в образовавшийся проем. Я последовал за ним. Мы оказались в просторном холле с широкой лестницей, которая вела на второй этаж. Слева виднелись двойные двери гостиной.

Никто из прислуги нас не встретил. Похоже, никому в этом доме до нас не было дела. Горман снял шляпу, выбрался из пальто. И без своего головного убора Горман сохранял внушительный и опасный вид. На макушке у него блестела круглая проплешина, но она не бросалась в глаза, потому что весь его череп был обрит почти наголо. Под короткой растительностью виднелась розовая кожа, поэтому резкая граница между волосами и лысиной отсутствовала.

Я бросил свою шляпу на кресло, стоявшее в холле.

– Проходите, мистер Джексон, – сказал Горман. – Чувствуйте себя как дома.

Идя в гостиную рядом с Горманом, я казался себе маленьким буксиром, снующим около океанского лайнера. Два больших мягких дивана, обтянутых красной кожей, и три кресла стояли возле громадного камина. Лакированный пол устилали персидские ковры яркой расцветки; у стены находился резной буфет с богатой коллекцией бутылок и бокалов.

В одном из кресел сидел стройный элегантный человек.

– Доминик, это мистер Флойд Джексон, – произнес Горман и, повернувшись ко мне, добавил: – Мистер Доминик Паркер, мой партнер.

Мое внимание было поглощено бутылками, но я из вежливости кивнул. Мистер Паркер не соизволил ответить. Он поглядел на меня, презрительно искривив губы.

– А, сыщик, – с усмешкой сказал он и посмотрел на свои ногти так, как это делают женщины, когда они хотят избавиться от вашего общества.

Остановившись возле одного из диванов, я принялся изучать рослого, худощавого Паркера. Он зачесывал свои гладкие каштановые волосы назад. У него было длинное узкое лицо с блекло-голубыми глазами и по-женски мягким подбородком. Морщинки под глазами и складки на шее говорили мне о том, что Паркеру перевалило за сорок.

Одевался он с дамской тщательностью. На нем были серый с перламутровым отливом костюм из фланели, бледно-зеленая рубашка, бутылочного цвета галстук и такого же тона сапоги из телячьей кожи. В петлице у Паркера торчала белая гвоздика. Он держал в своих алых губах толстую овальную сигарету с золотым концом.

Горман сел лицом к камину. Он вдруг посмотрел на меня без интереса, словно я надоел ему.

– Хотите выпить? – спросил он и перевел взгляд на Паркера. – Ты не нальешь мистеру Джексону?

– Пусть сам нальет, – резко ответил Паркер. – Я не привык ублажать слуг.

– Это я слуга? – спросил я.

– Раз мы тебе платим, значит ты слуга, – надменным тоном пояснил он.

– Слуга так слуга.

Я подошел к буфету и щедрой рукой налил себе виски.

– Вроде того парня, которому велели вымыть руки, – добавил я.

– Сделай одолжение, не раскрывай рот, когда тебя ни о чем не спрашивают, – произнес Паркер.

Лицо его перекосилось от злости.

– Не кипятись, Доминик, – сказал Горман.

Скрипучий голос толстяка подействовал на Паркера. Нахмурясь, он уставился на свои ногти. Возникла пауза. Я поднял бокал, глядя на Гормана, и выпил. Виски соответствовало бриллианту.

– Он займется делом? – сказал вдруг Паркер, не поднимая головы.

– Завтра ночью, – произнес Горман. – Объясни ему все. Я ложусь спать.

Он ткнул в мою сторону своим пальцем-бананом.

– Мистер Паркер вас проинструктирует. До свидания, мистер Джексон.

– До свидания, – ответил я.

Дойдя до двери, он обернулся и посмотрел на меня:

– Найдите общий язык с мистером Паркером. Я ему всецело доверяю. Он знает, что надо сделать. Выполняйте его распоряжения.

– Не беспокойтесь, – сказал я.

Мы услышали, как заскрипела лестница под тяжестью Гормана.

– Валяйте, – сказал я, плюхаясь в кресло. – Я тоже вам всецело доверяю.

– Не кривляйся, Джексон.

Паркер сидел в кресле прямо и неподвижно. Он стиснул кулаки.

– Тебе платят, и весьма щедро. Я не потерплю от тебя наглости. Понял?

– Пока я получил всего двести долларов, – сказал я, улыбаясь ему в лицо. – Если я вам не по душе, отправьте меня домой. Задаток возместит потерянное время. Я вам не навязываю свои услуги.

Стук в дверь спас его от унижения.

– Входи, – сказал он своим злым, жестким голосом, пряча кулаки в карманы брюк.

Шофер держал в руках поднос. Он успел переодеться в белый костюм, который был ему великоват. Бутерброды готовились неопытной рукой.

Теперь, когда на нем не было кепки, я тотчас узнал его. Этого смуглого грустного человечка с крючковатым носом и печальными влажными глазами я видел в гавани. Любопытно, как он попал к Горману? Несколько недель тому назад он на моих глазах красил лодку у воды. В роли слуги он, как и я, оказался совсем недавно. Входя, он посмотрел на меня. В глазах у него мелькнуло удивление.

– Это еще что такое? – Паркер указал пальцем на поднос.

– Мистер Горман велел приготовить сэндвичи, сэр.

Паркер встал, взял тарелку и уставился на бутерброды. Потом поднял один из них большим и указательным пальцами.

– Ты полагаешь, это можно есть? – негодующе спросил он. – Когда ты запомнишь: бутерброды должны быть тонкими, как бумага, болван? Переделай!

Резким движением кисти он швырнул всю тарелку коротышке в лицо. Кусок цыпленка застрял в волосах водителя. Он замер, сильно побледнев.

Паркер подошел к окну, раздвинул шторы и посмотрел в ночь. Шофер навел порядок. Паркер повернулся.

– Мы не хотим есть, дружище. Не возвращайся, – сказал я.

Шофер вышел, не взглянув на меня. Я почувствовал, что внутри у него все кипит.

Паркер бросил через плечо:

– Не смей отдавать приказы моим слугам.

– Если вы будете вести себя как истеричная женщина, я лягу спать. Хотите мне что-то сообщить – говорите.

Он отошел от окна. Ярость старила его, делала некрасивым.

– Я предупреждал Гормана, что поладить с тобой будет трудно, – сказал он, едва управляя своим голосом. – Я советовал ему не связываться с тобой, мелким жуликом.

Я усмехнулся:

– Меня наняли для того, чтобы я выполнил работу, и я выполню ее, но оскорблений не потерплю. Ни от вас, ни от толстяка. Если вам нужны мои услуги, так и скажите, и хватит молоть языком.

Он неожиданно взял себя в руки. Я даже удивился.

– Хорошо, Джексон, – с мягкостью в голосе сказал он. – Нам не стоит ссориться.

Паркер подошел к буфету, открыл его и извлек оттуда бумагу, свернутую в трубку. Он бросил ее на стол.

– Это план дома Бретта. Взгляни.

Я плеснул себе еще виски и взял из пачки, что лежала на буфете, овальную сигарету. Затем развернул бумагу и принялся изучать синьку. Склонившись над столом, Паркер показал мне вход в дом и место, где находится сейф.

– В доме есть два охранника, – сказал он. – Они бывшие полицейские, с оружием обращаться умеют. На окнах и в сейфе – датчики сигнализации. Ты проникнешь в помещение через боковую дверь.

Он ткнул длинным пальцем в план.

– Далее пройдешь по этому коридору и поднимешься по лестнице в кабинет Бретта. Место, где расположен сейф, отмечено красным крестом.

– Постойте-ка, – перебил его я. – Горман ничего не говорил насчет охранников и сигнализации. Почему она не сработала в ту ночь, когда мисс Ракс взяла кинжал?

Он, видно, ждал этого вопроса, потому что ответил на него без промедления:

– Когда Бретт положил кинжал обратно в сейф, он забыл включить сигнализацию.

– Она до сих пор бездействует?

– Возможно, но рассчитывать на это не стоит.

– А охранники? Как ей удалось не попасться им на глаза?

– В то время они находились в другом крыле дома.

Новые сведения не прибавили мне энтузиазма. Бывшие полицейские – ребята серьезные.

– У меня есть ключ от боковой двери, – небрежно обронил он. – Об этом можешь не беспокоиться.

– Есть ключ? Вы не теряете время даром.

Он промолчал.

Я подошел к камину, оперся о каменную полку.

– А что меня ждет в случае провала?

– Мы бы не остановили наш выбор на тебе, если бы сомневались в твоих способностях.