Ведьмы быстро не сдаются

Tekst
7
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Kas teil pole raamatute lugemiseks aega?
Lõigu kuulamine
Ведьмы быстро не сдаются
Ведьмы быстро не сдаются
− 20%
Ostke elektroonilisi raamatuid ja audioraamatuid 20% allahindlusega
Ostke komplekt hinnaga 3,58 2,86
Ведьмы быстро не сдаются
Audio
Ведьмы быстро не сдаются
Audioraamat
Loeb Татьяна Красноярская
1,99
Sünkroonitud tekstiga
Lisateave
Ведьмы быстро не сдаются
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 1

– Бри, не отставай, опоздаем! – крикнул оборванный мальчишка своей сестре, такой же грязной и взъерошенной девочке, как сам.

– Ой, Гоен, больше не могу! Дышать больно!

Девочка остановилась и согнулась пополам, выравнивая дыхание. Ее пухлый рот был приоткрыт, глазёнки радостно блестели: ещё бы, впервые они с братом будут смотреть, как сжигают ведьму.

Правда, что-то смущало Бри, не давало покоя маленькому сердцу. Она хорошо знала Лиану, дочку хозяйки таверны. Девушка всегда угощала детей остатками еды и даже изредка конфетами на палочке. В голове девочки страшные истории о ведьмах, которые крадут и поедают детей, никак не соединялись с Лианой.

– Слабачка!

– Сам слабак! Догоняй!

Бри показала язык и рванулась вперёд. Дети побежали на звуки труб, которые неслись с городской площади.

Жрецы наметили обряд жертвоприношения Богам на раннее утро. Еще клубился по дорогам столицы туман, играла капельками росы мокрая трава, а солнце уже поднялось над горизонтом и готовилось затопить улицы светом.

Звуки труб разносились по площади, и их отголоски долго звенели в прозрачном воздухе и долетали до самых дальних уголков города. Люди со всех сторон торопились сюда. Хотелось поглазеть на невинную жертву и возрадоваться, что это горе коснулось не твоей семьи.

Дети, взявшись за руки, отчаянно работая плечами и расталкивая зрителей, пробились в первый ряд. Перед глазами Бри открылась невиданная картина.

Глашатаи стояли на каменном возвышении спиной друг к другу и по очереди выкрикивали обращение к народу. Каждый призыв заканчивался мелодичным звоном колокольчиков, которыми трясли служители храма в белых одеяниях, выстроившиеся полукругом возле каменного возвышения.

– Много жизней ушло из-за засухи!

– Много, – тоненько вторила Бри.

– Все смотрят на небеса, ожидая дождя.

– Смотрят…

– Он утолит жажду и спасёт посевы.

– Спасёт…

– Это ведьма виновата!

– Ведьма! – хором повторяли люди.

– Сжечь ее!

– Сжечь! Сжечь! Сжечь!

– И тогда прольются дожди!

– Дожди! Дожди!

– На кол-е-е-е-ни! – рокотом пронёсся над головами зрителей мощный призыв.

Люди, как подкошенные, рухнули на землю и склонили головы.

– Не выделяйся!

Брат дернул Бри за руку, и та упала на камни рядом с ним. Широко распахнув глаза, она смотрела, как оборванные и истощенные горожане неистово молились, словно от их веры в то, что Лиана – ведьма, будет зависеть исход этого обряда.

– Смотрите, ее везут! – разнесся по площади крик.

– Где? – оживился народ, поднимаясь на ноги.

Бри тоже вскочила и вытянула шею в направлении звука копыт, бойко стучавших по камням. И уже осветились любопытством лица горожан, загорелись возбужденно глаза.

– Красивая какая! Жалко девочку.

– Не жалей! Она же ведьма.

– Ты уверен?

– Жрецы сказали, они лучше знают.

Служители храма расступились, и Бри увидела столб, установленный на высоком каменном постаменте. Вокруг него шалашиком ждали своего часа бревна, приготовленные для костра. Здесь обычно проводили казни, и сюда же приближалась повозка, на которой стояла клетка.

Лошади рассекали толпу, и она разваливалась на две части. Бри сразу представила, как нож кухарки режет парное мясо. Оно лоснится розовым соком, блестит волокнами и просится на жаровню – после обряда горожан ждёт праздничный обед.

Воображение наполнило рот слюной: они с братом сегодня еще ничего не если. А все городские таверны готовятся к торжеству. Сам король разрешил открыть дворцовые склады и лабазы и накормить людей досыта, поэтому толпа волновалась в предвкушении не только зрелища, но и вкусной еды.

– Бри, Бри! Смотри, вот она!

Лучи солнца осветили повозку и девушку в ней.

– Ох, какая красивая! – пискнула Бри. – Волосы, словно золотые.

– Ага. Ведьмы бывают только рыжие.

– А почему?

– Я почем знаю? Мамка говорит, что все рыжие красавицы – ведьмы.

– А почему они ведьмы? – голубые, как ясное небо, глазёнки стали величиной с блюдце.

– Мужчин сводят с ума.

– А-а-а! – девочка почмокала губами. – А как это?

– Не знаю.

– Хорошо, что я не рыжая, – Бри ткнула брата кулаком в бок, и тот поморщился, – Не сгорю на костре. Эх, бедняжка…, – голос затих до шепота. – Смотри, Лиана плачет.

Грязный палец показал на девушку в клетке: повозка как раз проезжала мимо.

Юное и миловидное лицо жертвы напряженно застыло, губы, искусанные в кровь, дрожали, кожа сравнялась цветом с туникой. И на этой снежной белизне сияли изумрудами зелёные глаза.

Девушка и вправду была красавицей. Рыжие волосы, заплетенные в косу, спускались по спине до талии. Немного раскосые, как у оленёнка, огромные глаза, наполненные слезами, смотрели умоляюще на толпу. Но в застывшем, напряженном взгляде не было смирения. Наоборот, там мелькали искры, зелень то вспыхивала ярко, то темнела.

– Нет! – пронзительный вопль заставил зевак вздрогнуть и заволноваться. – Лиана! Нет! Люди, смилуйтесь! Она ещё ребёнок!

Из толпы вырвалась худая женщина в темном платье, поверх которого был повязан передник, и бросилась к повозке. Кто-то попытался перехватить ее, она увернулась и вцепилась руками в клетку, но тут же потеряла равновесие и упала в пыль. Девушка прильнула к прутьям. Тонкие пальцы задрожали.

– Мама, пожалуйста… уйди… не смотри…

По щекам девушки покатились слезы. Бри сморщилась и тоже заплакала. Маленькое сердце страдало вместе с невинной жертвой.

– Пошли отсюда! – брат дернул сестру за руку. – Зря я притащил тебя.

Дети стали выбираться из толпы. Бри обернулась и как раз в тот момент, когда повозка проезжала мимо, девочка увидела, как Лиана медленно сняла с волос ленту, прижала к губам и что-то горячо зашептала. Потом она взмахнула рукой и выпустила узкую полоску из пальцев. Ветер подхватил, закружил ленту, и она пропала из виду.

Дети оказались недалеко от группы жрецов. Любопытство опять пересилило страх, и Бри выдернула руку. Разве она сможет ещё когда-то побывать рядом с такими знатными людьми.

– Я больше не буду плакать, – сказала она и уставилась на старика с длинной черно-белой бородой, переплетенной шнурком из красного граната – знаком высокого сана. Такие же четки старик держал в руках. – Это кто?

– Ш-ш-ш, – прошипел брат. – Верховный жрец.

– А-а-а…

– Лиана, нет…, – новый крик разорвал тишину.

– Кто пропустил сюда эту дуру? – процедил сквозь зубы верховный жрец.

Он стоял в окружении помощников и нетерпеливо посматривал в сторону улицы, ведущей к королевскому дворцу.

«Сам дурак! – подумала Бри. – Противный старик! Тетя Мирра хорошая».

– Простите, ваше священство, недоглядели.

– Заткните кто-нибудь эту безумную!

– Слушаемся, ваше священство! – засуетились стражники и растворились в толпе.

В этот момент Лиану вытащили из клетки, и внимание Бри опять переключилось.

Длинная белая туника, завязанная тесемками на плечах, не скрывала тоненькой фигуры девушки. На обнаженных руках розовели царапины. Она шла, неловко переступая босыми ногами, и с напряженно всматривалась в толпу. Красавица пыталась поймать взглядом знакомое лицо, найти сочувствие, но люди прятали глаза: многие знали Лиану, как ласковую и послушную девушку, а тут вдруг ее объявили ведьмой…

Бери опять захотелось плакать, а еще… ударить мерзкого старика, который решил обидеть Лиану. Девочка наклонилась, нащупала рукой камень и зажала его в ладони. Осталось только дождаться удобного момента.

– Ты предупредил его величество? – верховный жрец повернулся к помощнику.

– Да, он скоро будет.

– Странно, почему задерживается? Пора начинать обряд, народ волнуется.

– Драконокот видел плохой сон, не хочет пускать короля на площадь.

– Ох, этот Брысь! Сверну ему шею когда-нибудь! – проворчал жрец и знаком показал на девушку. – Привязывайте!

Стражники бросились к жертве, подтянули ее к столбу и начали опутывать веревками. И тут Лиана подняла голову. Покорность и смирение исчезли с лица. Она удивленно огляделась, ударила солдата по рукам и завопила во все горло:

– Твою ж мать! Куда ручонки тянешь, урод?

Глава 2

Сегодня день не задался: я попала в чужое тело. А начиналось все обыденно.

Только открываю дверь в университет, как слышу:

– Слушай, Скорость… Ха-ха!

Однокурсник Женька Кольцов стоит в группе друзей и показывает на меня пальцем.

– Кольцов, отстань, по-хорошему прошу.

Но Жеку, единственного парня на нашем филологическом потоке, остановить невозможно. Вот уже год он потешается над моей фамилией, каждый раз придумывая новые шуточки. Я чуть ли не бегом несусь мимо.

– А почему тебя родители не Светланой назвали? Было бы прикольно: Скорость Света.

– Отвали! – я останавливаюсь и сгибаю ногу в колене. – Хочешь без наследства остаться?

– Да ладно тебе! Пошутить уже нельзя! Наташка, выходи за меня замуж, будешь Кольцовой.

– Нет уж! Проваливай!

Женька хмыкает и исчезает за поворотом коридора. Я на него не обижаюсь, привыкла. Эта идиотская фамилия сопровождает меня вот уже девятнадцать лет и даже приносит пользу: преподаватели в школе и в вузе обходят ее стороной, не хотят быть смешными в глазах учеников и студентов.

– Плюнь ты на него! – Инна, моя соседка по столу, включает планшет. – Готова?

– Не знаю. Странный герой. Не понимаю я таких людей.

Сегодня на семинаре мы разбираем рассказ Василия Шукшина «Чудик». Ничего особенного, история мужичка не от мира сего из шестидесятых годов двадцатого века, но преподу Карпову все не нравятся наши ответы. Он раздражается, нервно перебирает бумаги на столе, теребит бороду. Обычно профессор работает со старшими курсами, которые привыкли к его необычной манере ведения предмета. А сегодня ему достались желторотые перваши.

 

– Иванова, пальцем в небо!

– Хусаинова, о таких, как ты, говорят: «Смотрит в книгу, а видит комбинацию из трёх пальцев».

– Хорошо, что не букв, – шепчу я.

– С него станется. Может и на три буквы послать, – отвечает Инна и тут же привлекает внимание профессора к себе.

– Игнатенко, вглядись в контекст, подумай, что хотел сказать автор!

Я медленно закипаю. Привычка препода звать всех студенток по фамилиям, злит и вызывает чувство протеста.

– Ничего не придумывается, – расстраивается соседка и поворачивается ко мне: – Слушай, Натаха, чего ему от нас надо, а?

– Вот и я не знаю.

– Что вы не знаете, госпожа… э-э-э… Скорость?

Слух у старика отменный, выработанный десятилетиями работы со студентами. И тут меня словно кто-то за язык дёргает:

– Мы высказываем свои мысли, а вы нас унижаете!

– Что? – профессор снимает очки и смотрит на меня с прищуром. – Кто кого унижает?

Разумный человек прислушался бы к грозной интонации преподавателя, насторожился, но только не я. Меня уже несёт по бездорожью, даже не притормаживаю на поворотах, оправдываю, так сказать, фамилию на все сто.

– Ну, не понимаем мы, Игорь Дмитриевич, что вложил в рассказ Шукшин! Не жили в советское время! Мы – другие!

В аудитории наступает мертвая тишина. Кажется, мы даже не дышим. Профессор дёргает себя за черно-седую бороду, жуёт ус, потом начинает разглядывать меня как экспонат на витрине.

– Другие, говоришь? Хм! Мысли, говоришь? Ну-ну! – он неожиданно резко встает с места.

Мы замираем и сжимаемся: чувствуется приближение грозы, даже в воздухе пахнет озоном, хотя на улице ещё только начало марта и снег лежит.

– А что? – я задираю подбородок: отступать некуда, в груди сжимается неприятный комок.

– Это у меня, лингвиста, доктора наук и автора нескольких учебников есть мысли. А у вас…, – заскорузлый палец взлетает вверх, – чушь! Вон из аудитории!

Естественно, меня вызывают в деканат, долго пеняют на невоспитанность и отсутствие уважения к светилу науки, а заканчивается этот дерьмовый день постулатом.

– Учиться, учиться и ещё раз учиться! – заявляет вдруг декан факультета. – Иначе, Скорость, вылетишь из университета к чертям собачьим со скоростью света! Ох! Ну и фамилия!

– Очень мне нужна ваша филология, – злюсь я по дороге домой. – И зачем поперлась в этот вуз?

От конфликта в универе мысли плавно перетекают в другое русло. Домой ноги не несут. Нет, меня не будут ругать: я единственная и ненаглядная дочка и внучка. Мама просто посмотрит глазами обиженного щеночка и вздохнёт. Дедушка уйдёт к себе в кабинет, а бабуля – в кухню. Я почувствую себя полным дерьмом и запрусь в комнате.

Потом в доме запахнет пирогами, и семья соберётся за столом. Но это будет потом, а сначала нужно переварить неприятности, перешагнуть их и начать жизнь заново.

Заново! Сколько иронии в этом слове! Если бы я только знала!

Я топаю по весенним лужам и думаю о своей ближайшей перспективе. Скоро сессия. Зачёт по литературе второй половины двадцатого века мне не светит. Профессор Карпов оторвётся на мне по полной программе, вот только смиренно получать наказание я не стану. А значит… еще глубже провалюсь в конфликтную яму.

На самом деле я ничего не имею против литературы, профессора и университета. Академические знания ещё никому не помешали. Книги я люблю, анализировать прочитанное тоже. Но… в этом пресловутом «но» и заключается все дело. Чувство протеста во мне сильнее голоса разума.

И что делать?

Топать домой и расстраивать родных не хочется, подружки, поступившие на экономический факультет, сейчас далеки от Шукшина и вообще литературы в целом. Мимо меня шуршат шинами автомобили, торопятся куда-то прохожие, все заняты делом, только мое сердце раздирает тоска.

– Эй, красавица! Поехали с нами!

Рядом тормозит роскошная иномарка, рука, украшенная дорогими часами, открывает дверь. Ее хозяин прячется в глубине салона, но по легкому акценту и манере небрежно растягивать слова я понимаю: с такими субъектами лучше не связываться.

– Поезжай, дядя, своей дорогой.

– А грубить зачем?

Автомобиль резко трогается и с ног до головы осыпает меня мокрым снегом, вырвавшимся из-под задних колес.

– Черт! Черт! Козел!

Я грожу кулаком удаляющимся огням и испуганно оглядываюсь: вдруг кто-нибудь из знакомых заметит. Мне даже стыдно немного становится за свое поведение. Девушка из интеллигентной семьи ругается, как сапожник. Хорошо, что бабуля не видит. Точно бы корвалол побежала капать.

Осматриваю себя и опять начинаю заводиться: моя белая дубленка покрыта темными разводами грязи. По кожаным лосинам и новеньким ботфортам скатываются капли воды. С досады я топаю ногой по луже, прикрытой тоненьким ледком. Почему-то мне непременно хочется его разбить, а он не поддаётся.

– Достало все! Достало! Достало! Вот бы оказаться там, где нет проклятого экзамена, профессора Карпова и таких ублюдков, как эти мажоры!

Лёд неожиданно трещит и идет мелкой сетью морщинок. Я заношу каблук, чтобы разнести, наконец, хрупкую пленку вдребезги, и тут прямо мне на ногу опускается красная лента. Я смотрю на нее и не верю своим глазам. Откуда она взялась? Беру в руки, и вдруг лед взрывается брызгами воды. Я едва успеваю отскочить.

– Твою ж мать! Что б тебе провалиться!

Мир, и правда, проваливается в тартарары. Я от неожиданности захлопываю веки, а когда их распахиваю, оказываюсь… в незнакомом месте, и какие-то люди тащат меня к столбу.

Глава 3

Я настолько шокирована, что даже не сопротивляюсь. Вокруг творится что-то невероятное: вместо снега – пыль, вместо холода – страшная жара.

– Эй, парни, вы откуда взялись?

В голове мгновенно проносится картина: это мажор на иномарке затащил меня в салон и везёт куда-то.

– Топай, разговорилась!

– А повежливее нельзя? – вспыхивает в голове раздражение.

Толпа оборванцев охает одним долгим выдохом и подаётся назад, смяв ряды. Паника волной прокатывается над площадью.

– Превращается!

– Ужас какой!

– Точно, ведьма!

– Сжечь ее! Сжечь! – кричит кто-то, и множество глоток подхватывает:

– Гори! Гори! Гори!

Мать ети! Я не верю своим глазам. Сдурели эти люди, что ли? Кого сжечь? Кто превращается? А это что? Смотрю перед собой и словно прозреваю.

Зачем в центре города кострище? Какой идиот придумал такое развлечение? Для кого?

Кто-то сзади перетягивает меня палкой по спине, озарение молотом бьет по мозгам, и мощный выброс адреналина в кровь буквально подкидывает в воздух.

– Руки убери, чмо огородное! – вырывается из глотки крик.

– Стой на месте, ведьма!

– Кто? Я ведьма? Ну, толстоморденький, ты у меня попляшешь!

Я дергаюсь изо всех сил, и тут же перед моим носом со звоном скрещиваются мечи. Опасность? Да ну, ерунда!

– Мальчики, – меняю скандальный тон на просительный: кажется, пора немного притормозить, пока не разберусь в ситуации. – Ну, что вы мне под нос свои игрушки суете! Давайте поговорим как цивилизованные люди.

Я хватаюсь за лезвия, чтобы их отодвинуть и вскрикиваю: на пальцах выступают капли крови.

– Хочешь без головы остаться?

Но я уже его не слышу. Смотрю на порезы и ничего не понимаю. Неужели это настоящее оружие? И зачем для съёмок фильма их используют? Это же опасно.

– Ладно, ладно. Парни, отпустите! Буду паинькой.

И все равно смысл происходящего не доходит до моего сознания. Я даже не успеваю испугаться по-настоящему и с вытаращенными глазами наблюдаю, как мои руки и ноги, почему-то голые (и куда новенькие ботфорты пропали?), вонючие незнакомцы обматывают веревкой. И тут наконец начинает доходить очевидное: вокруг что-то происходит странное.

– Эй, парень? – обращаюсь я к человеку в одежде средневекового стражника. – Исторический фильм снимаете?

– Чаво?

– Молодцы! Максимально достоверно. Какая киностудия? «Стар Медиа»? Нет, «Арт Пикчерс Студия»?

– Чаво? Грин, – стражник поворачивается к напарнику, – она по-нашему не говорит?

– Вроде говорит. Надо доложить его священству.

Оба бросают стремительный взгляд на группу в белых одеждах.

– Слушайте! – вскрикиваю я, а парни вздрагивают и отодвигаются. – Неужели сам «Нетфликс» снимает? То-то я смотрю, что у вас максимальный достоверность. А я вам зачем? Поиграли и хватит.

Я резко дергаюсь, и незакреплённые веревки сваливаются на доски помоста.

– Заткнись, ведьма! – яростно шипит стражник и бьет меня палкой по руке. Теперь я вижу, что она больше похожа на копье или пику.

На коже мгновенно вспыхивает красный рубец, от боли я ору во всю глотку:

– Спятил? Больно же!

Ну, уж нафиг эти съемки! Пора отсюда ноги делать!

Я первая бросаюсь на стражников. Инстинкт самосохранения заставляет яростно бороться. Одного кусаю, другого бью коленом в пах, подбежавшего третьего – локтем в живот. Курсы самообороны не прошли даром. Тренер мною бы точно гордился.

Стражники не ожидают внезапной атаки от слабой девушки (на что и расчёт), теряются, поэтому я вырываюсь изо всех сил и бегу к людям.

Толпа от меня шарахается в сторону, словно я прокаженная.

– Ведьма! Не прикасайся! Ведьма!

– Люди! Спасите!

Те, у кого я ищу спасения, щиплют меня, дергают за волосы, отталкивают. А потом и вовсе начинается ад. Первый камень попадает в плечо, второй в ногу. В лоб бьет что-то вонючее и липкое. Гадкая слизь застилает глаза. Я отчаянно мотаю головой и закрываю лицо. Сквозь пальцы вижу, как со всех сторон поднимаются руки, готовые растерзать меня на клочки.

Тогда я красной лентой, невесть откуда взявшейся у меня в руке, вытираю лицо, отбрасываю грязную полоску и несусь к людям в белых одеждах. Они кажутся более цивилизованными. Уже через несколько шагов соображаю, что высокий старик выглядит чертовски знакомо.

– Игорь Дмитриевич, простите меня! Спасите!

Бросаюсь к профессору Карпову и…

Снова стою на тротуаре возле лужи и таращусь на разбитый лёд. Вокруг по-прежнему спешат по своим делам прохожие, мелькают мимо машины, пиликает близкий светофор.

«Я спятила? – мелькает мысль. – Что это сейчас было?»

В таком шоковом состоянии и добираюсь до дома. Даже не помню, как села в поезд метро, как вышла и пробежала путь к родному двору.

– Наташа, – мама выглядывает из комнаты, где она занимается с учеником, я слышу, как он выбивает одним пальцем гаммы, – бабушка испекла чудный пирог. Мой руки и иди ужинать.

Но мне не до еды. Я запираюсь у себя в спальне и хватаю телефон.

– Инна, слушай, со мной сейчас такое было! Такое!

Я, захлебываясь словами, рассказываю подружке о своём приключении.

– Может, это тебе почудилось? – недоверчиво спрашивает Инна. – Поссорилась с Карповым, переживала, вот у тебя фантазия и разыгралась. И потом, наш профессор вряд ли в кино снимается.

– Согласна. Погоди, но есть же такие кружки или команды, которые устраивают демонстрацию исторических событий. Вдруг я попала на одно из таких представлений.

– Как? Прямо с тротуара и в массовку?

– Не массовка! У меня была главная роль. Представляешь, меня хотели сжечь.

– Не придумывай. И потом, Карпов же не историк.

Да, он не историк. Я очень хочу верить словам Инны, но пережитое не отпускает, слишком все казалось реальным.

– Думаешь, глюки? Но с чего бы? Не пью, травку не курю, даже сладким не балуюсь.

– Перезанималась, – резюмирует подруга и оживляется, – а красавчики актёры хотя бы были?

– Не знаю. Некогда было разглядывать. Те парни, что меня связывали, воняли, как скунсы. Такое впечатление, что они никогда не моются.

– Эх, Натаха, Натаха! Явно не туда смотрела.

Мы договариваемся назавтра вместе сходить к той луже и провести эксперимент.

Лекция профессора назначена по расписанию на раннее утро. Мне всю ночь снилось, что я стою, привязанная к столбу, а стражники поджигают под ногами хворост. И вот уже дым тянется к небу, огонь маленькими всполохами разбегается по сухим веткам и начинает приближаться ко мне. Ещё секунда, и вспыхнет лёгкая туника.

– А-а-а…

Я просыпаюсь с ужасом и ощупываю себя. Облегчение волной прокатывается по телу. Слава богу! Я дома, в своей постели, а рядом, на тумбочке, верещит будильник.

По дороге в университет я немного прихожу в себя. Нужно спросить у профессора, был ли он вчера на той площади. Карпов идёт по коридору размашистым шагом, приближается ко мне, но смотрит в сторону. Все понятно: хочет меня наказать. И плевать! Нам не детей крестить!

День проходит без приключений, но мысль, расспросить Карпова, сверлит виски, думать больше ни о чем не могу. Я все-таки дожидаюсь его возле деканата и бросаюсь навстречу.

 

– Игорь Дмитриевич, я вас вчера видела на площади.

– На какой?

– Там, где готовились сжигать ведьму.

Карпов смотрит озадаченно, так и кажется, что сейчас покрутит пальцем у виска.

– Барышня э-э-э Скорость, это новый способ протеста?

– О чем вы?

– Разыгрывать преподавателя безумными шутками. Где-то ведётся съемка?

Он подозрительно оглядывается.

– Но… какая съемка? – теряюсь я. – Я серьезно.

– Идите, барышня Скорость, своей дорогой! Иначе…

Что будет, когда наступит это «иначе», я не жду. Киваю на прощание и бегу к Инне, которая ждёт меня у выхода.

– И чего ты добиваешься? – набрасывается она. – Хочешь, чтобы тебя из универа выкинули?

– Не хочу, но я должна разобраться.

– Карпов, знаешь, какой вредный! Он же теперь тебе жизнь испортит.

От нравоучений Инны становится вообще плохо. Придётся принять, что вчерашнее приключение было всего лишь игрой моего воображения.

– Пойдем к луже. Если и там ничего не сработает, тогда я пойму, что это глюки, и отправлюсь прямиком в психушку.

Лужу я нахожу не сразу. Таких, как она, великое множество. Мы внимательно разглядываем асфальт, словно потеряли драгоценность, но все ямки и бороздки кажутся одинаковыми.

Мимо проезжает иномарка и вдруг тормозит возле нас. Рука, украшенная дорогими часами, открывает дверь.

– Девушки, не хотите прокатиться?

Я ошарашенно смотрю на часы. Черт! Той же марки, что и вчерашние. День Сурка или новый глюк?

– Поезжайте, дядя, своей дорогой! – отвечает за меня Инна.

– Лужа…, – шепчу я помертвевшими губами.

– Что лужа?

– Нет ее.

– Так, может, не причина не в ней?

– Как же. Место тоже, иномарка такая же, а лужи нет.

– Это ни о чем не говорит. Мужики на тачке могут каждый день в это время на обед ездить, вот и совпало. Вспоминай, что еще было.

– Красная лента.

– Приехали! – Инна всплескивает руками. – А она откуда взялась?

– Леший знает. Просто спустилась с неба и прямо мне на ногу. И в другом мире тоже она была.

– Как интересно! Слушай, ты говорила, что тебя хотели сжечь на костре как ведьму так?

– Ну…

– А вдруг та девушка Лиана действительно ведьма? Почувствовала опасность и быстренько сделала переклад.

– А Боже! А это что такое?

– Так ведьмы от себя беду отводят. Заговаривают какую-нибудь вещь и выбрасывают. Тот, кто поднимает, на себя берет судьбу.

– Но я не поднимала, она сама…

И вдруг мимо носа мелькает красный цвет: лента опускается мне на плечо.

– Видишь! – с омерзением смотрю на зловещую полоску и уже заношу над ней руку, чтобы смахнуть ее.

– Не смей! – кричит Инна.

Поздно.

Рефлексы срабатывают быстрее предупреждения подруги, и… широкий, оживлённый проспект исчезает: опять сижу в клетке, и меня везут мимо зрителей к постаменту.