Традиционное искусство Японии эпохи Мэйдзи. Оригинальное подробное исследование и коллекция уникальных иллюстраций

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2019

Предисловие

Я отправился в Японию в качестве архитектора и декоратора, обладающего знаниями в сфере разнообразных художественных ремесел, чтобы своими глазами увидеть то, что ускользает из поля зрения рядового иностранного туриста. Предлагаю свой труд широкой публике исключительно как специалист в хорошо известной мне области человеческой деятельности. Во время пребывания в Японии я привлек к работе лучшего местного фотографа, какого только удалось отыскать, чтобы он сделал для меня снимки нужных мне видов; тем самым мне удалось добыть не только изображения архитектурных сооружений в целом, но и их самых интересных деталей. Я к тому же подобрал самого опытного декоратора Киото, сделавшего для меня зарисовки художественного храмового оформления.

Многих весьма удивит мое утверждение о том, что до сих пор западная общественность очень мало знает о японской архитектуре, и даже специалисты знакомы с ней весьма поверхностно. Без цветных иллюстраций сложно передать всю красоту буддийского изобразительного искусства. Тем не менее я надеюсь пролить свет на особенности японского зодчества, а также попытаюсь раскрыть величие архитектурной истории Японии, даже не располагая цветными иллюстрациями. Любой орнамент возникает из архитектуры. В связи с этим я предпринял попытку последовательно описать его происхождение и развитие. И впервые, насколько мне известно, мой любезный читатель получает возможность ознакомления с эволюцией японского коренного традиционного орнамента.

Мы не видим ничего нового в изображениях всевозможных цветов, птиц, рыб и насекомых. Но далеко не всем известно, что наравне с греками, маврами и прочими народами, прославившимися архитектурой определенного традиционного стиля, японцы тоже владеют национальным стилем канонического орнамента. Вот изучением их стиля мы как раз и займемся. Я об этом стиле практически не имел понятия до тех самых пор, пока не посетил эту загадочную страну, даже притом, что старательно изучал изобразительное искусство Востока на протяжении без малого тридцати лет. В настоящей моей книге я попытаюсь объяснить, каким образом корни местной архитектуры произрастали из климатических и религиозных особенностей Японского архипелага и как особенности орнаментов с изображением местных предметов, а также само искусство их доведения до совершенства восходят к местным религиозным учениям.

Как гостя из заморской страны меня не только допустили внутрь священных сооружений (в некоторые из них прежде никогда не ступала нога европейца), но к тому же предоставили возможность для изучения всех тонкостей художественного ремесла. Я навсегда остаюсь в неоплатном долгу перед чиновниками японского правительства за предоставленные мне привилегии.

Во время всего пребывания в Японии я вел дневник, в котором отмечал все сделанное и виденное мной в этой стране; и этот дневник снабжал соответствующими зарисовками. Во время путешествия я купил или отснял для себя без малого тысячу фотографий. У меня накопилось множество маленьких цветных рисунков храмового орнамента. Я посетил шестьдесят восемь гончарных мастерских и многочисленные предприятия самых разных кустарных промыслов. К тому же я собрал коллекцию образцов товаров практически со всех фабрик, на которых пришлось побывать.

Что же касается храмов и алтарей, то мне посчастливилось увидеть около сотни самых прекрасных сооружений в этой стране, не говоря уже о многочисленных храмах, расположившихся на вершине горы Коя-Сан, многие из которых мне удалось изучить во всех деталях. Для ознакомления со всеми объектами мне пришлось проехать около 3,5 тысячи километров; и это притом, что время моего посещения Страны восходящего солнца было весьма непродолжительным и ограничивалось четырьмя месяцами.

Упоминание данных фактов должно помочь любезному читателю составить свое впечатление о моих возможностях с точки изучения предмета, и теперь мне остается только предоставить свой труд его вниманию.

Часть первая

Глава 1

Иокогама. – Гранд-отель. – Достопримечательности улиц. – Рикши. – Японское гостеприимство. – Саке. – Эдо, или Токио. – Японское письмо. – Храм. – Зима в Японии. – Храм Сиба. – Склепы сёгунов

В самый первый раз я увидел Японию в половине седьмого утра на 26-й день декабря. В такую рань эта загадочная страна выглядела окутанной легким туманом, над которым едва поднималось солнце. Но по мере того как этот туман рассеивался, перед нами открывалась покрытая радующими глаз холмами и щедро поросшая лесами земля. Где-то в долинах, разломах и ущельях приютились небольшие живописные деревни. Кое-где нашли себе место рощицы пальм, своими перистыми вершинами вознесшиеся над зданиями, прячущимися в их тени. А тем временем джонки, притягивающие внимание путешественника причудливыми обводами, бороздили прибрежное мелководье.

Со стороны японских пассажиров (их у нас на борту несколько человек) раздается восклицание восхищения, ведь слева по курсу они наконец-то должны увидеть свою священную гору Фудзияму! Я направляю свой взор в том направлении, в котором они пристально вглядываются в горизонт, но никакой горы разглядеть не могу. Холмистая суша перед нами прекрасно просматривается на фоне серо-белых туч, высоко вздымающихся над нею; однако загадочную гору разглядеть не могу. Тогда на помощь мне приходят японские друзья, предлагающие поднять взгляд над облаками. И там, в вышине, мне наконец-то открывается бесподобный вид сияющего безупречного конуса вершины символа Японии. Мне довелось видеть практически все альпийские вершины в стране легендарного Вильгельма Телля; я любовался пиком Монте-Роза с территории курортов Церматт (Швейцария), Аоста и Комо (оба города находятся в Италии); восхищался дикой красотой горы Юнгфрау и отвесных склонов Маттерхорна. Но никогда прежде не видел гору, отличающуюся такими безупречными контурами, таким поражающим воображение великолепием, такой приковывающей взор красотой, как та, что открылась в тот миг моему взору. Стало совершенно ясно, почему японцы отдаются восхищению Фудзиямой с такой невероятной силой; почему этот грандиозный конус, на склонах которого любят отдыхать облака, считается обителью дракона – демона бури, ведь эту гору с полным на то основанием можно назвать одним из величайших творений природы!

Обогнув мыс, наш лайнер в скором времени входит в залив порта Иокогама, производит ритуальный выстрел из двух орудий и бросает якорь.

Через считаные минуты у нас на борту появляются положенные в таком случае чиновники, а само судно окружают многочисленные лодки с местными жителями. В одних из них прибыли представители гостиниц, кто-то предлагает доставить пассажиров или товары на берег, на лодках прибыли служащие компании, которой принадлежит наше судно. При этом цели многих остальных визитеров в лодках не получается даже описать. Сцена жизни и суеты разворачивается вокруг нас в каком-то совсем новом, а также одновременно забавном и удивительном ключе. Тут к борту нашего величественного судна швартуется кажущийся совсем мелким паровой катерок, и главнокомандующий японской армией генерал Сайго, находящийся среди пассажиров на нашем судне, приглашает меня спуститься на катер и составить ему компанию до самого берега: этот катер принадлежит правительству, и его прислали, чтобы доставить нашего генерала на сушу. Приняв любезное приглашение, я скоро оказываюсь на катере, где нас ждет сын генерала – энергичный улыбчивый пострел возрастом пару лет от роду. Отец едва увидел своего маленького озорника, как тут же принялся ласкать его с теплой привязанностью, которую японцы обычно проявляют к своим детям. Причем никаких поцелуев не полагается, так как поцелуи на Востоке не приняты совсем, это дело здесь невиданное. Поэтому пока генерал демонстрировал любовь к своему дитяти, меня не оставляло ощущение того, что маленький шалун все-таки недополучает положенной ему нежности. И мне нестерпимо хотелось расцеловать его самому.

Винт нашего небольшого суденышка наконец-то пришел в движение. И через считаные минуты я уже ступил на землю, которую как специалист в сфере декоративного искусства страстно мечтал увидеть на протяжении многих лет, произведениями труда народа которой уже научился восхищаться. Вот я и оказался среди народа, приученного к традициям художественного совершенства, достигнутого представителями его старинной цивилизации. Для того чтобы добраться до своей гостиницы, я устраиваюсь в тележке рикши, представляющей собой транспортное средство наподобие европейского такси, только снабженного складным верхом, убирающимся назад. Конструкция тележки рикши выглядит хлипкой, оснащена она двумя колесами весьма крупного диаметра и двумя тонковатыми на вид оглоблями, соединенными на конце. Тележку тянет мужчина, встающий между оглоблями наподобие пони. Иногда в нее впрягается два или даже три человека. По двое или по трое рикши впрягаются цугом, и так называемый коренник пристегивается к транспортному средству тонкими веревками. Как только я угнездился на сиденье тележки, едва вместившем мое весьма громоздкое тело, нанятая мною пара кули (поскольку я выбрал пару) тронулась в путь со скоростью, показавшейся мне однозначно опасной, даже пугающей. И очень скоро мы оказались у входа в Гранд-отель, представлявший собой здание европейского вида, где я забронировал для себя номер.

Завтрак этим утром как-то не лез в рот из-за волнения по поводу приближения земли, к которой мы шли три недели морем. Нам совсем не хотелось тратить время на полноценную трапезу, так как по мере продвижения судна в японских водах перед нашим взором постоянно открывались невиданные до сих пор прекрасные картины. Пронзительный, свежий, волнующий воздух, безоблачное небо, яркий и бодрящий солнечный свет, а также скачка против ветра на хлипкой повозке пробудили во мне желание пополнить силы для души и тела.

Присев в гостинице к столу, я торопливо справился с поданным угощением. В должной последовательности мне принесли рыбу, закуски и мясное блюдо, как будто я сидел в Гранд-отеле Парижа; при этом мясо было из банок фирмы «Кросс и Блеквелл», а мармелад и джем доставали из банок с этикеткой торговой марки «Кейллер» из датского города Данди. Следует признать, что все эти роскошные консервированные деликатесы мне подали в безупречно сохранившемся виде и во всех смыслах ни малейших претензий они не вызывали, однако мне все-таки было грустно поглощать прекрасно известные мне блюда вместо щупальцев осьминога, сочного побега бамбука, плавника акулы или прочих подобных экзотических местных деликатесов. А ведь именно на них я рассчитывал.

Когда я покончил с трапезой, ко мне присоединился джентльмен, обещавший послужить мне секретарем на всем протяжении моего пребывания в Японии. К тому же компанию нам составили принц Лихтенштейна Анри, а также принц Монте-Нуово Альфред (с этими двумя отпрысками августейшего австрийского рода мы плыли из Сан-Фран циско). Все вместе мы вышли на прогулку, во время которой упомянутый выше секретарь указывал нам путь. Мы минуем европейское поселение Иокогамы, где красивые виллы в стиле наполовину английском, наполовину японском уютно устроились среди чудесных садов, и входим в квартал коренного населения города. Здесь все настолько ново для меня и загадочно, что не поддается пока описанию словами. У торговых лавок отсутствует привычный для европейца фасад, полы у них приподняты над землей на одну высокую ступеньку; эти полы устланы циновками, и товары выставлены на горках, внешне напоминающих пресловутые оранжерейные стеллажи. Повсюду взгляд натыкается на невиданные до сих пор съедобные дары природы, внешне отличных от нас людей, непонятные предметы. Мы то и дело останавливаемся, что-то рассматриваем, а также не устаем восхищаться и удивляться. При этом нас тоже рассматривают местные жители как некие диковинные создания: улыбки удивления по поводу того интереса, который мы проявляем к обычным для них вещам, встречают нас на каждом шагу. Мы наблюдаем за забавами детворы: маленькая девочка ударяет мяч о землю и делает поворот, пока он находится в полете, чтобы повторить это упражнение снова. По дороге нам попадается канал, выходящий из тоннеля, прорытого внутри холма, а по нему плывут невиданной конструкции лодки; мы вступаем на территорию буддистского храма, но, прежде чем переступить порог, нам следует разуться и оставить обувь снаружи. На обратном пути мы преодолеваем «утесы», с которых нам открывается великолепный вид на город и залив, и продолжаем путь по дороге, огражденной забавного вида заборами (рис. 1–15) и вьющейся среди питомников с многочисленными экзотическими для нас деревьями. Следует отметить, что это путешествие произвело на нас настолько благоприятное впечатление, что выразить его словами просто не получается. На самом деле практически невозможно описать наше впечатление от всего того нового, что мы увидели. Однако передать любезному читателю впечатление от нашей первой прогулки можно с помощью замечания, произнесенного во время нее одним из австрийских принцев. «Умри мы, – сказал он, – а потом воскресни, для окружающих японцев все это выглядело бы гораздо банальнее».

Рис. 1–15. Подлинные рисунки оград садов Иокогамы

Мы с принцами поужинали и в половине девятого вечера снова отправились на прогулку в город; на этот раз решено было воспользоваться услугами рикш, впряженных по одному человеку на повозку, которые взяли с собой по фонарю. Итак, мы тронулись в путь со скоростью практически скаковой лошади. Мы от души повеселились под крики рикш, звон фонарей, тряску наших транспортных средств и восторг стремительной езды. Примерно через четверть часа мы прибыли к большому дому, в одну из комнат которого вошли. Здесь сопровождающий нас японец заказал для нас угощение в местном стиле, причем к трапезе предполагается сопровождение в виде музыки и танца. Мы находимся в зале правильной квадратной формы, но в окна вставлено европейское стекло, а двери снабжены европейскими запорами. Пол в ней застелен циновками, а на этих циновках стоят два бронзовых горшка-жаровни (по-японски они называются хибати), наполненные тлеющими кусочками древесного угля; и эти примитивные и маломощные печки – единственные доступные средства отопления комнат в японских домах. Нам оказали любезность тем, что предоставили китайские стулья и два маленьких столика, тогда как обслуживающий персонал из коренного населения, появившийся в скором времени с блюдами нашей трапезы, а также чтобы развлечь нас музыкой и танцем, становился перед нами на полу на колени. Приготовления еще не успели закончить, а уже внесли большой лакированный поднос, который поставили в центр группы коленопреклоненных женщин, прибывших нас обслуживать. Этот поднос заставлен блюдами с нарезанной сырой пресной рыбой, с всевозможными приправами. Все это напоминает французскоое угощение «тете де ву винегрет», если его со вкусом украсить листьями пряностей. Нам как гостям принесли европейские тарелки, но вместо ножей с вилками пришлось обходиться палочками для еды. Нам удалось попробовать блюда на вкус после, мягко говоря, неоднократных неудачных попыток донести еду до рта с помощью японских палочек, но, как это ни странно, само кушанье нам показалось очень вкусным, а приправы произвели впечатление каких-то пресных добавок. После сырой рыбы наступила очередь рыбы жареной, поданной с горячим саке.

Притом что саке в Англии всеми считается крепким спиртным напитком, на самом деле представляет собой белое пиво, полученное в результате сбраживания рисового солода. Как и все остальные спиртные напитки, саке во многом различается по его качеству; и японцы оценивают его совершенство по вкусу, запаху и прочим показателям точно так же, как мы оцениваем наш портвейн и остальные вина. Саке пьют охлажденным и подогретым, но подогревают его не добавлением горячей воды, а нагреванием непосредственно самого веселящего напитка. Как раз в таком нагретом состоянии нам и предложили саке.

Чашечки для саке обычно представляют собой маленькие глиняные сосуды диаметром приблизительно пять сантиметров, во многом напоминающие по форме мелкие чайные пиалы или глубокие блюдца. Ручка у них отсутствует, и подают такую чашечку гостю пустой после помещения ее на короткое время в горячую воду, если саке предполагается пить теплым. В эти пустые чашки вторая официантка из фарфорового графинчика изящной формы наливает теплое саке.

Вслед за рыбой с вином подали блюдо с морскими огурцами под пряностями и морскими водорослями, но они оказались жесткими, как сапожная шкура, и разжевать их мне не хватило сил. После трапезы началось музыкальное представление с участием мастеров игры на самасине (своего рода банджо) и кото (длинной цитре с подвижными кобылками), а также ряде ударных инструментов (цудзуми и тайко). Под странные звуки этих инструментов девушки исполняют свой танец, состоящий из грациозных и не менее странных движений. Танец закончился, и началось исполнение местных песен, после которых все мы покинули трапезную, расселись по рикшам, которые помчали нас домой со скоростью, как нам показалось, молнии.

Со следующего утра я начал вести наблюдения с гораздо большим усердием. Вчера мне все казалось настолько новым, что в памяти откладывались в основном общие впечатления или забавные происшествия, тогда как подробности дня прошли почти незамеченными. Однако теперь у меня, как кажется, появилась способность к более добросовестному восприятию всего происходящего вокруг нас. Выйдя на ступени нашей гостиницы, я взглянул вверх, чтобы запечатлеть природу здания, в котором в настоящий момент обрел временный приют. К своему удивлению, то, что я вчера посчитал прочным каменным зданием, оказалось всего лишь деревянным каркасом, облицованным тонкими каменными плитками, подвешенными на простых гвоздях, продетых в специально высверленных углублениях.

Гостиница расположена в очень красивом месте, фасадом выходит на море, от которого ее отделяет широкая и мастерски обустроенная дорога. Справа от гостиницы пролегает канал, несущий воды прямо в океан. Надо мною, стоящим на ступенях гостиницы, простирается темно-синее безоблачное небо, а перед собой я вижу океан в мельчайшей ряби волн с отражением лазури небес. От белых парусов колоритных лодок отражаются лучи солнца, скрытого от моего взора соседним домом. Тем временем в воздухе ощущается свежесть легкого морозца японской ночи, вселяющего в мое тело неожиданную бодрость. На завтрак мне подали рыбу, ветчину, яйца и чай. Наслаждаясь такой трапезой, я почувствовал, как будто сижу за своим собственным обеденным столом в Лондоне, а не за 19 тысяч километров от дома. Покончив с завтраком, я отправился посмотреть местные торговые лавки и их товары. Во время прогулки мне попадается множество забавных вещичек, которые, не устояв против соблазна, покупаю, хотя и осознаю, что на самом деле поступаю опрометчиво. В четверть шестого вечера возвращаюсь в свой гостиничный номер немного усталым, ведь этот прекрасный «урожайный день» мне пришлось провести в походе по магазинам.

Пока я одевался, в мою комнату вошел принц Анри. Он попросил меня составить ему компанию на ужине с принцем Монте-Нуово. Так закончился мой второй день в Японии.

В своем дневнике я нашел следующие пометки, датированные 27 декабря. Здесь обычным делом считается пойти в магазин, чтобы выбрать несколько товаров, а затем попросить их владельца прислать все отобранные предметы к вам на дом или в гостиницу, где вы на досуге еще раз все их рассмотрите и примете окончательное решение.

Народ здесь отличается предельной вежливостью и обходительностью; в одном месте, пока мы делали покупки, нам предложили выпить чаю. Чай в Японии пьют совсем жидкий, бледно-желтого (почти янтарного) цвета, причем совсем без молока или сахара. Его подают в маленьких чашках без ручек, причем без блюдец.

Городские районы Иокогамы, где проживает коренное население, в темное время суток освещаются газовыми фонарями, тогда как улицы квартала европейцев остаются совсем темными. Иностранные поселенцы отказываются платить за газовое освещение.

Следующим утром, как и договорились заранее, я выехал в Эдо (Токио, или северную столицу) поездом, отправившимся по расписанию в 9 часов 34 минуты. Железнодорожную ветку, соединяющую Иокогаму (порт Токио) с городом Токио, протяженностью без малого 30 км, построили со всем старанием, и она числится одной из двух железных дорог, существующих в Японии в настоящее время. Вторая железная дорога соединяет Хёго (Кобе) с Киото (южной столицей этой страны). Железная дорога Иокогамы имеет особенно узкую колею, и вагоны на ней больше напоминают омнибусы, чем вагоны на наших железнодорожных направлениях. Посадка в такие вагончики производится с торца. Поезд отправляется из Иокогамы в Токио и из Токио в Иокогаму круглый год ежедневно каждый час, и в каждом составе везут почту; таким образом, притом что Эдо и Иокогаму разделяет 30 км, почту в оба города на протяжении дня доставляют каждый час.

Эти населенные пункты, как, разумеется, и все города Японии, соединены телеграфными проводами, посредством которых сообщения можно переправить в виде японских иеро глифов или шрифтом практически всех европейских языков; но передача сообщений на иностранных языках вполне справедливо производится за дополнительную плату.

Железная дорога из Иокогамы до Эдо огибает большую часть дуги портовой бухты. Причем виды, открывающиеся на протяжении пути, выглядят забавно, но содержат совсем немного местных достопримечательностей, способных вызвать к себе живой интерес. Однако платья селянок, нарядившихся по-праздничному, выглядят для меня причудливыми и привлекательными, а просторные струящиеся одежды мужчин очень выгодно отличаются от наших костюмов и лишенных художественного вкуса платьев.

В Токио меня встречали генерал Сайго с мистером Сэкисава, с которым мы тоже плыли вместе из Сан-Франциско до Японских островов. Генерал Сайго приехал в своем экипаже европейского изготовления на конной тяге в одну лошадиную силу; но перед нашим экипажем поспешал специальный слуга, как это было принято в старинной Англии. Такой порядок, при котором впереди экипажа высылали быстроногого конюха, внедрили в силу того, что кареты в Японии вошли в моду совсем недавно. На протяжении многих веков обитатели японских городов приобрели привычку шагать посередине улиц. Поэтому ни в одном японском городе, запомнившемся мне, никто не позаботился о сооружении настоящих пешеходных дорожек по обеим сторонам дорог; зато очень часто напротив торговых лавок можно встретить колодцы, кое-как обозначенные.

Генерал Сайго располагал солидной внешностью и величественной манерой поведения мужчины тридцати семи лет отроду. Как многие японские южане (генерал родился в провинции Сацума), он был человеком весьма высокого роста. Свой деревянный дом, до которого мы в скором времени доехали, хозяин построил в английском стиле. Полы комнаты, в которой меня принимали, покрывал ковер с коротким разрезным ворсом, а на нем стояла американская печь, назвать красивой которую язык все-таки не поворачивался, хотя пользу она вполне могла приносить. Меблировка этой комнаты выполнена была в европейской манере, и завезли ее предметы явно из Америки. Изготовили их там по образцам английской мебели по моде, существовавшей еще до 1862 года.

Когда мы сели на европейские стулья, нам подали чай в соответствии с местным обычаем. Мы договорились о моем визите к одному из министров японского правительства по имени Сано; но правилами японского этикета предписывалось непосредственно перед посещением чиновника послать уведомление, чтобы все было готово к приему; поэтому генерал Сайго пишет первое увиденное мною письмо на японском языке.

Он пользовался шкатулкой для письменных принадлежностей шириной около 28, длиной 30 и глубинной 5 см, в которой находился рулон волокнистой, легко впитывающей влагу бумаги, палочка туши, плитка для смешивания чернил, сосудик для воды и несколько кисточек из растительных волокон. Из этой шкатулки он достает рулон, отматывает от него 5–10 см бумаги и разглаживает ее для удобства письма. Затем он намешивает небольшое количество чернил, берет рулон бумаги в левую руку и приступает к письму на расправленной части бумаги кисточкой, предварительно смоченной тушью. Первый иероглиф появляется в верхнем правом углу, затем строго под ним генерал изображает второй иероглиф. И так далее, пока не заканчивается вертикальная колонка, за которой слева составляется вторая колонка, третья… В каждом случае новая колонка японских значков начинается наверху и заканчивается у основания листа бумаги, а колонки выстраиваются справа налево. Когда составление письма завершается, часть рулона бумаги, заполненную иероглифами, отрывают от рулона и сворачивают. Само письмо помещают в лакированную шкатулку, вокруг которой автор послания повязывает шелковый шнурок. Слуга несет эту шкатулку домой к адресату, который лично вынимает письмо из шкатулки. Посыльный к письму даже не прикасается. Ответ поступает в точно таком же виде с сообщением, что к встрече все готово. Итак, мы отправляемся к дому мистера Сано и видим перед собой восхитительное здание старинной японской архитектуры, построенное ближе к городским предместьям. Как минимум две комнаты этого полностью японского жилища обставлены были по европейской моде, и среди резиденций, принадлежащих японским министрам или высокопоставленным лицам, которые мне пришлось посетить, дом мистера Сано являл собой самый удачный образец европейской меблировки.

Мистер Сано служил специальным уполномоченным чиновником, представлявшим японское правительство на Венской международной промышленной ярмарке 1873 года. И во время его пребывания в Европе в этот период времени он, как сразу было видно, подробно познакомился с художественными отраслями Запада и характером наших ремесел, так как соображения, которыми он поделился со своим собственным народом после возвращения на родину, однозначно представляли большую ценность для руководства предприятий Японии.

Во время пребывания мистера Сано в Вене министры японского правительства поручили ему приобрести все промышленные изделия, которые покажутся способными вызвать интерес среди японцев, чтобы в перспективе поместить их в музей, открывавшийся в Токио после того, как появились планы создания нашего Музея Виктории и Альберта в районе Южный Кенсингтон. К несчастью, приобретенные им товары пропали в заливе Эдо вместе с зафрахтованным для их перевозки в Японию судном, ушедшим там на дно. Несмотря на такую великую драму, прекрасный музей в Токио появился. И директором в нем назначили мистера Сано, хотя он теперь передал свои полномочия Матида-сан, побывавшему в Европе, а также сносно владеющему английской речью и письмом.

Мистер Сано считается человеком аристократического происхождения и высокого для японца положения в обществе. Особый интерес он проявляет к отрасли художественного производства своей страны, которую в значительной степени удалось спасти от тлетворного влияния европейской моды, навязанной японцам.

После того как я принял решение отправиться из Англии в Японию, мой старый приятель Филипп Канлифф Оуэн (теперь носящий титул сэра Филиппа) посоветовал мне постараться восполнить утрату, понесенную японцами из-за крушения судна с образцами изделий европейских ремесел. Поэтому я бросил клич своим занимающимся товарным производством друзьям. Они откликнулись, и в результате я повез с собой к Токио коллекцию экспонатов, достойных показа в Императорском токийском музее. Сэр Филипп Оуэн вручил мне рекомендации для его превосходительства мистера Сано, генерала Сайго и прочих японских министров, и именно ему я обязан многочисленными дорогими мне друзьями, приобретенными среди влиятельнейших сановников Японии.

Целью своего визита к мистеру Сано я видел представление привезенного мною дара наших товарных производителей чиновникам японского правительства.

Мистер Сано оказал мне самый радушный прием. На протяжении всей нашей беседы (которую мы вели через доброжелательного и добросовестного переводчика по имени Сэкисава) по местной традиции нас угощали чаем. После роскошного обеда, устроенного в европейском стиле, а также с европейскими винами, генерал Сайго пригласил меня в замок, где нас ожидали господа Сано и Асами (еще один представитель нашей американской компании, которого мистер Сано привлек в качестве переводчика на японский язык европейских трудов, имеющих отношение к производству товаров).

Этот замок, построенный в 1355 году, раньше представлял собой грандиозное сооружение с садами на его территории. Теперь он располагается в центре города Токио, основанного в 1600 году и целиком построенного вокруг этого замка. Притом что в ходе последующих гражданских войн большую часть древнего замка их участники разрушили, самые мощные башни и зубчатые стены, возведенные из каменных блоков необычно крупного размера, сохранились. Огороженная часть замка окружена широким рвом, на внутренней стороне которого высятся мощные стены крепости; и если судить по его внешнему виду, то своей неприступностью он превосходит все замки Европы. Наполненный водой ров выглядит весьма широким препятствием, а огибающая его с внешней стороны дорога проходит значительно выше ее уровня. Внутри стен находится очаровательный сад, служащий местом отдыха и развлечений высокопоставленных лиц правительства в летние месяцы. В этом саду созданы искусственные озера и ручьи, над которыми нависают живописные мосты, а также густые кроны деревьев с затейливо закрученными садовниками стволами; и здесь же можно посетить парочку очаровательных небольших чайных павильонов. Хотя в текущее время года территория замка обычно закрыта, генерал Сайго распорядился отпереть для нас не только ворота, но и чайные павильоны и приготовить чай, чтобы мы смогли восстановить там свои силы.

Все происходит в 28-й день декабря; однако во время нашей прогулки по территории прекрасного сада я любуюсь камелиями в бурном цветении, выглядящими такими свежими, как будто здесь как раз в разгаре лето. Генерал Сайго собирает букет из этих красивых цветов и вручает его мне, после чего мои спутники отправляются по домам, и я иду в британское посольство, где мистер Маунси (первый секретарь дипломатической миссии) представляет меня сэру Гарри Паркесу и настаивает на том, чтобы я остался поужинать с ним. Я возвращаюсь в Иокогаму десятичасовым поездом.