Зульфия Талыбова
Лейси. Львёнок, который не вырос
Предисловие
Лейси
Привет, милый друг!
Меня зовут Лейси, и я самое безбашенное и подавленное «я» шизанутой, о которой написано в книге. Чудным образом мне удалось свистнуть ее дневник, который я сейчас и хочу тебе представить. Оговорюсь: перед тобой художественное произведение в виде дневника. Вот такая чудесатая форма!
Здесь будет много жутко-тоскливого треша, и рейтинг на обложке 18+ – соответственно, а не выпендрежа ради. Подбешивают хомы, которые лезут напролом, минуя ограничения, и визжат: фууу, что за дичь, какого ху-у-у-дожника, аффтор пси-и-и-х, и прочее.
Хочется спросить, а что ты, голубец мой (я прост люблю голубцы), ожидал от такой книги? Кого хотел здесь увидеть? Е*****о из сказки «Морозко»?! Прости хоспаде, сказка-то шедевральная, просто к слову пришлась!
Восемнадцать плюс размывает границы! Не готов – без обид – иди в поле – собирай ромашки!
Короче, я предупредила: особо впечатлительным меланхоликам не лезть (хотя моя «шизанутая» сама из тех же)! Никаких сюси-пуси и ванильных кексов здесь не завалялось, только хардкор. Перед тобой артхаус дикий, и если решился читать – читай, а не ной.
Ну, что, погнали! Выход моей хозяюшки!
Хозяйка
Есть у меня один смешной стикер ВКонтакте, там скелетик, вальяжно развалившись в открытом гробу, приветливо машет костлявой рукой: доброго жития! Я осмелилась написать понравившемуся парню, и отправила ему этот злосчастный стикер, а парень удалил меня из друзей (видимо, испугался), а я ещё несколько дней думала о причинах его поступка, пока не спросила у коллеги по работе, что бы она подумала, если бы ей послали такой стикер? А она, скажу я тебе, дама экстравагантная (немного «того», не совсем, как я, конечно, но с причудами). И даже она сказала, что это крипово, и жесть, короче. Но человек в хронической меланхолии (я) находит это забавным, милым и даже родным…
Я в очередной раз удручённо вздохнула: мои странности за пределами привычного, человеческого, стандартного, и мне очень тяжело уживаться в «пределах нормы». Маленькие примеры: когда-то я плакала под песню КиШ «проклятый старый дом», потому что очень понимала героя, и вообще эта песня до сих пор причиняет мне боль.
Первый рассказ Лавкрафта «зверь в подземелье» вызывает во мне подобные ощущения: при первом прочтении я навзрыд разрыдалась в самом конце и долго не могла успокоиться…
А вообще причём тут стикеры? Если бы можно было поставить здесь тот стикер со скелетом в гробу, я бы поставила, дорогой дневник, и не испугалась, если бы однажды тебя кто-то прочитал и в ужасе сбежал, не оценив злосчастный стикер. Что ж я пойму, не обижусь, но, может, его наоборот привлекли бы мои странности, и он решил почитать меня?
В таком случае – здравствуй и живи, невидимый читатель!
Я люблю рассуждать о смерти, извращенцах и первертах (изучать их мотивы), жестоких убийствах, маньяках, и на Ютубе мой любимый канал «дневник криминалиста».
Мой любимый персонаж (именно персонаж: в жизни я не поклонница таких э-э-э особенных мужчин) – Ганнибал Лектор. Мне сносит крышу от такого адского замеса: безумия, интеллекта, невероятной харизмы и, вместе с тем, способностью сопереживать главной героине (но мы-то знаем, что психопаты ещё те актёры).
В душе я шизанутый циник-меланхолик, но меня всегда считали жизнерадостной. В детстве мамаша любила наряжать меня и фотографировать.
«Улыбайся, улыбайся!» – велела она.
Я научилась улыбаться и засмеивать все подряд. Единственная эмоция, которой потворствовала мамаша – радость. Остальные – фу.
Очень страшная насмешка судьбы (если она существует): родиться в семье психопатов. Вернее, не совсем страшная, если ты сам психопат, я же настолько чувствительная и ранимая, что, кажется, родилась без кожи. Иногда мне даже бывает телесно неприятно от яркого света или громких звуков. Моя же бабка по материнской линии (царствие ей небесное) была женщиной э-э-э, мягко говоря, странненькой. Очень красивой, эффектной, любвеобильной, и, вместе с тем, будто не от мира сего. Именно от нее мне и досталась леворукость, за что я ей бесконечно благодарна, но речь не об этом. Бабуля не очень любила животных. У нас была кошка Анфиса – необычайной красоты пятицветка. Анфиса была очень неприхотливой, послушной, и удобной, даже для моих родителей-психопатов, кошкой. Но бабке она почему-то мешала, и однажды она засунула ее в мешок и утащила далеко-далеко в какой-то сад и выпустила. Дорогу домой Анфиса не нашла. Я тогда очень горевала и скучала по ней.
Зачем бабка сделала это?
Я жаловалась на нее матери, а та особо не сокрушалась…
Ещё помню одну жуткую историю (она тоже в копилке моих психотравм, благодаря которым я и стала писать дневники).
Бабуля снова в главной роли.
Не помню, какая у нас тогда жила кошка, наверное, это было после Анфисы, короче, она родила котят. Мне тогда было лет тринадцать. Котята были никому не нужны, и бабуля живенько от них избавилась. К слову, она это делала всегда, и это был не первый ее помёт.
Что же делала бабуля?!
Она брала большой носок и запихивала в него визжащих, только что родившихся малышей. Потом завязывала его и шла в огород. Там закапывала новорожденных котят, как картошку… Так вот то захоронение живых котят оказалось судьбоносным для меня. Конечно, я не видела, как бабка закапывала их, но в тот же день, чуть позже, я гуляла в саду и услышала жуткий писк, который доносился от гигантской кучи навоза. Я замерла, а потом подошла ближе и вообще оцепенела: один котёнок наполовину выбрался из-под навоза и оглушительно мяукал. Оцепенение прошло, я быстро откопала малыша и, прижав к груди, побежала домой, чтобы отдать кошке. До сих пор помню, какой он был холодный… Я подложила его кошке, но вскоре он умер…
Жуткая история.
А ещё помню, как у нас появился щенок. Мне тогда было лет шесть, а младшему брату четыре. Мы игрались с щенком полдня. Как счастливы мы были!
К вечеру пришёл отец и басом велел вышвырнуть щенка в сарай…
Мы с братом очень грустили. На дворе была зима. К утру щенок замёрз до смерти. Боже, мое сердце разрывается от боли…
Да, страшно родиться живой и ранимой в семье психопатов.
Мысли о смерти меня забавляют и даже веселят (из той же оперы криповые стикеры Вконтакте: смерть с косой, скелетики).
Однажды я ударилась на работе о стол, и у меня появился синяк. Я рассматривала его и усмехалась: интересно, если я помру, что бы о нём подумал патологоанатом, делающий вскрытие моего тела? Или в очередной раз нарастив ресницы, я гляжу на себя в зеркало и удручённо думаю, зачем мне в гробу наращённые ресницы?! Хотя, я хочу, чтобы мое тело кремировали, но уже фиолетово: пусть закапывают. Или представляю, как тот же патологоанатом открывает мои веки и обнаруживает линзы на глазах. Или гляжу на удачное селфи и думаю, что оно хорошо бы смотрелось на моей могильной плите. Только вряд ли именно ее бы выбрали: меня как всегда не спросят, скорее всего, выберут какую-нибудь неудачную, ну, знаешь, как фото в паспорте…
Звучит дико, но я люблю об этом фантазировать, и мне хочется поделиться, но как ты уже догадался, друзей у меня нет. Честно говоря, мне очень хочется обсуждать это с близким человеком, который не станет дичиться. Эта потребность в безопасном близком друге-любовнике, а потом и муже, настолько велика, но я сомневаюсь, что встречу его когда-нибудь…
Мой внутренний мир ужасен, страшен, жуток. Кто добровольно захочет познакомиться с ним?
Боже, как мне одиноко!
Ладно, хватит самокопания, вернусь к дневнику.
Эта книга-дневник о жизни, и ты, мой милый воображаемый читатель, здравствуй и живи! Как я счастлива, что ты читаешь меня (или нет)!
Перелистывай страницу, пора знакомиться с Лейси! Я ее очень люблю, но она довольно вспыльчивая, и у нее хронический словесный понос – заранее прошу за нее прощение. Но догадываюсь, что она уже успела с тобой познакомиться: в груди вдруг стало тепло. Надеюсь, она не материлась.
Пролог
Хозяйка
Самое страшное – умирать в одиночестве. Хоть кто-нибудь был бы рядом, хоть муха или комар пролетели, хоть солнце бы показалось из-за облака, хоть птица бы примостилась на подоконнике. Но все тихо и пусто. Вокруг стерильная холодная пустота процедурного кабинета. И я жалостливо забормотала:
– Только не в одиночестве, только не в одиночку, не оставляйте меня одну, будьте со мной, до конца, до последнего, не бросайте, сжимайте руку, пока теплится, говорите, а я отвечу, пока отвечается, гладьте лоб, пока теплый, глядите в глаза, пока светятся… Только не бросайте меня, никогда не бросайте. Жизнь моя была в одиночестве, умирать же в нем ещё страшнее. И помните меня, всегда помните, читайте, любите… Только не сокрушайтесь, не говорите пустых бестолковых фраз «такая молодая, как же так?! Зачем?!»
Я не прошу понимать меня, вы не поймёте. Лучше плачьте, если плачется. И любите меня.
Речь моя лилась ручьём, я будто много раз репетировала, но это был экспромт на последнем издыхании.
О чем думают люди в предсмертной агонии? О ком они говорят, кого зовут? Может, просят прощение? Я же паниковала. Мне было так страшно, что хотелось обнять что-то большое, теплое и живое и раствориться в нем.
Мне удалось кое-как приподняться и стянуть с манипуляционного столика резиновый валик. Я жадно обхватила его и стала медленно покачиваться на холодном кафеле.
В горле хрипело, я почувствовала, как изо рта потекла густоватая горькая слюна. Она залила весь валик. Жутко тошнило. Почему же я не засыпаю?
Так больно, когда сначала умирает тело, а сознание остаётся ясным. Я думала все будет наоборот: я бы уснула и не проснулась. Странно ощущать, как ноги перестают быть твоими, а потом и туловище, и руки, а глаза открыты… Это сравнимо с маленькой комнаткой, в которой ярко горит свет. Он освещает каждый уголок, каждую пылинку, но вот он постепенно гаснет, углы темнеют, их совсем не видно, а свет, будто окружность, уменьшается и уменьшается и сосредотачивается на середине. Так и тело «гаснет», но пока сознание-свет ясно, ты не умер… И вот я не ощущаю ничего: у меня нет тела.
Может, вот она и осталась – моя душа? Может, я наконец узнаю, что будет после смерти?
Только бы свечение в комнате не погасло. Я назвала его пламенем:
– Пламя, пламя нам нужно успеть!
Я должна, я должна узнать, что будет после! Пламя, не подводи, не бросай меня, прошу, мне так страшно, очень страшно! Я не хочу исчезнуть в безызвестности…
Свет уже уместился у моей груди и проник в неё. Сердцу словно стало тесно в грудной клетке. Казалось, оно сейчас выскочит, а в воображении представился мешок с котёнком, который скулит и карабкается внутри, пытаясь выбраться, но жестокая хозяйка решила-таки утопить его…
Я кричу, но крик вылетает сипло и скребёт горло. Я задыхаюсь – пламя подергивается. Я в панике. Что происходит? Моя душа покидает мертвое тело? Но почему мне так страшно?
Потому чт