Вайль и Генис дарят радость встречи с хорошей литературой даже тогда, когда рассказывают о кулинарии или географии. А если речь идет о литературе, это двойное удовольствие. Тройное, потому что "Уроки изящной словесности" посвящены произведениям из школьного курса. с которыми мы давно знакомы: кому-то сочувствовали, читая, кого-то осуждали, в кого-то влюблялись, других ненавидели. "Уроки изящной словесности" не просто свежий взгляд на программную классику, но глубокий серьезный литературоведческий анализ, поданный с мейнстримовым уровнем занимательности. В исполнении Игоря Князева, известного как давний и горячий поклонник Петра Вайля, аудиовариант книги превосходен.
Написать патриотическую книгу очень легко. Написать хорошую патриотическую книгу - почти невозможно.
Вайль и Генис дарят радость встречи с хорошей литературой даже тогда, когда рассказывают о кулинарии или географии. А если речь идет о литературе, это двойное удовольствие. Тройное, потому что выбор предмета в рамках заявленной темы определяет отношение. Наградой за рассказ о неизвестных вещах будет вежливый интерес, разговор о знакомом с детства - заденет за живое.
"Уроки изящной словесности" посвящены произведениям из школьного курса. с которыми давно случился импринтинг. Кому-то из героев мы сочувствовали, читая, кого-то осуждали, влюблялись, ненавидели (не за то, что надо читать клятую классику, но потому что барыня гадина и Герасим тряпка-как-он-мог!) Всякий наполнял эти сосуды своим содержанием, но были они для всех.
То, что предлагают соавторы - не просто свежий взгляд на программную классику, но глубокий серьезный литературоведческий анализ, поданный с мейнстримовым уровнем занимательности. Не то, чтобы поворот на 180 градусов от методичек РОНО, скорее взгляд на школьную классику чуть сбоку и по касательной.
Карамзин "Бедной Лизой" не только доказал, что бедные тоже могут любить и открыл в русской литературе эру сентиментального романтизма, но сделал ее отличительной особенностью гладкопись. Положительные герои фонвизинского "Недоросля" блеклые и неинтересные, в то время как грубияны и невежи, над пороками которых надобно смеяться - живые и узнаваемые.
Кем был первый русский писатель-диссидент, о котором императрица Екатерина сказала: "Бунтарь хуже Пугачева" и в самом ли деле "Путешествие из Петербурга в Москву" задумывалось как гневное обличение крепостничества. Вы удивитесь, но с не меньшим пылом Радищев на страницах своего травелога осуждает привычку светских девиц чистить зубы (подумать только!) порошком.
В чем секрет немеркнущей популярности крыловских басен, которые входили в школьную программу при всех монархах, не были упразднены победившей революцией, советский режим почил в бозе и вновь возрождается на волне новой имперскости, а басни дедушки Крылова все так же востребованы, отчего? Может потому, что воз и ныне там?
От чего горе в самой, пожалуй, разбираемой на цитаты пьесе в русской литературе? В самом ли деле от ума или от того, что Чацкий демонстрирует не то качество ума, какое могут понять и оценить в отечестве. В наших палестинах испокон веку для слова один смысл, а для дела другой и расходиться они могут по диаметру. А он, вернувшись из своих Заграниц, пытался соединить то и другое. Ну не сумасшедший ли?
Вольнолюбие лирики Пушкина давно стала общим местом, примерно как "лошади кушают овес" и "после осень бывает зима". Но мало кто задумывается какие этапы проходил пушкинский стих по мере становления. "Евгений Онегин", о котором кто только из столпов отечественной словесности ни писал и образы как только ни препарировали, но объяснить, отчего так сладостен нам онегинский стих, никто не сумел.
Лермонтов открыл русской литературе прозу и подарил первый приключенческий роман, превзойдя рамки жанра. "Герой нашего времени", при всех чертах мейнстрима, на порядок превосходит авантюрный роман. Может оттого. что начало было так немыслимо хорошо, жанр, как таковой, в русской литературе не получил серьезного развития - трудно превзойти идеал. Александр Дюма, кстати, весьма ценил Печорина и даже перевел его на французский.
Неистовый Виссарион, который бестрепетно приступал к анализу произведений золотого века русской литературы и навек отравил отечественную литературную критику вирусом занимательности - сухой, академичной, безымоциональной критики у нас и читать не станут. Белинскому же мы обязаны традицией суда над персонажами, столь любимым школярским литературоведением.
Гоголь как русский Гомер и создатель нового эпоса. "Мертвые души" современники дружно окрестили русской Одиссеей, в пару нужна была Илиада, и НВ изрядно подправил написанного прежде "Тараса Бульбу", добавив русского патриотизма, отравленные плоды которого, парадоксальным образом, мир и нынче жует, морщась от горечи (PS. ненавижу "Тараса Бульбу", но Гоголя обожаю).
Страшно хочется рассказать обо всем: Овальное совершенство Обломова, "Гроза" Островского как антитеза "Госпожи Бовари". Красивые герои мужского мира Толстого, уничтожаемые войной и бедный Родя, обреченный безжалостным Достоевским на жетвоприношение. Игрушечные люди Салтыкова-Щедрина и Чехов, не написавший романа, но создавший жанр микроромана некоторыми из своих рассказов, как "Дама с собачкой" или "Ионыч". Хотела бы я, но и без того много всего понаписалось. Лучше почитайте об этом у авторов.
Умная, изящная, ироничная, в высшей степени компетентная и замечательно оригинальная интерпретация. А если вы уже научились слушать аудиокниги, то в исполнении Игоря Князева, известного как давний и горячий поклонник Петра Вайля, аудиовариант книги превосходен.
В исполнении Игоря Князева, наверное, даже прочтение конфетного фантика будет звучать значительно, литературно и логично. Впрочем, этот анализ творчества русских писателей- классиков и сам по себе хорош.
прекрасная книга! спасибо всем! спасибо авторам за лёгкий стиль, эрудицию, любовь к литературе и читателям! спасибо как всегда почти музыкальному исполнению чтеца!
жаль , что познакомилась с книгой слишком поздно. она разбивает стереотипы и позволяет смотреть на героев, сюжеты, поступки под другим углом зрения.
Классное литературоведение. Тонкое, умное, глубокое и при этом увлекательное исследование, проникновение вглубь смыслов русской литературной классики. Всем думающим непременно читать!
Мы растем вместе с книгами – они растут в нас.
Книга «Родная речь» состоит из двадцати двух эссе, посвященных русской классике, составляющей школьную программу и знакомой каждому читателю. Авторы предлагают заново прочесть главные книги русской литературы - от «Бедной Лизы» (1792) Карамзина до «Вишневого сада» (1903) Чехова, чтобы проверить насколько они заслуживают своей славы и насколько «выросли в нас» за годы нашего жизненного и читательского опыта. Авторы представляют свой краткий, но довольно глубокий анализ произведений, свободный от идеологических установок и школьных трактовок.
В простой, на первый взгляд, и «слезливой» «Бедной Лизе» как в эмбрионе русской литературы уже обнаруживаются идеи, получившие дальнейшее развитие и актуальные до сих пор - идеализация народа, взращивание вины интеллигенции, изображение «лишних людей».
Фонвизину удалось создать живых и запоминающихся отрицательных героев. Но жуткие официозные речи его положительных героев сегодня напоминают нам тексты Кафки.
Радищев стал первым диссидентом, обличавшим власть и разбудившим декабристов, Герцена, Ленина и далее по списку. Именно этим авторы объясняют славу Радищева, ведь его «Путешествие в Москву» довольно «посредственное произведение, написанное варварским слогом».
Басни Крылова стали моральным кодексом и камертоном добра и зла, избавившим многие поколения россиян от хлопот альтернативного мышления и утомительной многослойности сознания.
Грибоедов придумал нового героя, похожего на шекспировского датского принца и стилистически чуждого обществу, что означает различие более глубокое, чем идейное.
Пушкин двадцать лет исследовал все виды свободы: от вольности и страсти до природы, мира и космоса. А его «Евгений Онегин» стал метатекстом, лежащим между романом в стихах и читательскими усилиями, сложным для любого критического осмысления.
Жандарм от словесности Белинский всю жизнь искал выверенный эталон, с которым можно сравнивать произведения. Чуждый любой метафизике, он хотел видеть в русской литературе лишь «учебник жизни» и «двигатель просвещения», поэтому и остался жить там, в школьной программе.
Лермонтов, чьи стихи, по мнению авторов, слабы и полны штампов, задумал создать первый русский приключенческий роман. Но его Печорин, благодаря способности к самоанализу, оказался сложнее обычного авантюрного героя. К сожалению, вопрос – как сочетать свободу личности с восточной покорностью? - писатель так и оставил без ответа.
Гоголь попытался создать эпос, подобный гомеровскому. Он переписал «Тараса Бульбу», создав первое высококачественное патриотическое произведение, но вылепить нового человека, строителя третьего тома и Третьего Рима из мелкого подлеца Чичикова писателю не удалось.
Катерина из «Грозы» Островского – сестра «Госпожи Бовари» Флобера, но между ними есть существенная разница, определяемая отношением к деньгам: для Эммы деньги – это свобода, потребности Катерины лежат сугубо в религиозно-мистической области.
Роман Тургенева «Отцы и дети» - о поражении цивилизаторского порыва культурному укладу и порядку.
«Обломов» Гончарова – о людях-машинах и людях-статуях, и о том, что мир настолько прекрасен, что его нельзя улучшить.
Роман Чернышевского «Что делать?», хоть и слаб художественно, стал первым авангардистским произведением, сочетающим все стили и жанры одновременно.
«Печальник горя народного» Некрасов пытался писать «по-народному», но народ так и остался для него братом меньшим.
Салтыков-Щедрин мог бы на целый век опередить «Сто лет одиночества» Маркеса, если бы в «Истории одного города» до конца развил фантастическую опись градоначальников.
В «Войне и мире» Толстой показал принципиальную неспособность человека охватить и осознать множество источников происходящих на земле явлений, его беспомощность и жалкость перед лицом хаоса.
В романах Достоевского, созданных «из обломков дешевой мелодрамы и другого сора», высшая справедливость – это прерогатива только Страшного суда. Герои Достоевского должны пройти через все мучения и искушения мира, дойти до последних ступеней падения и выйти к другой, высшей морали.
Чеховские рассказы, которые условно можно разделить на рассказы и микророманы, всегда о несвершившихся людях и неслучившейся жизни. Персонажи его драм ненавидят настоящее, они живут в полную силу только когда грезят о будущем.
Мой первоначальный скепсис сменился в процессе чтения восхищением и желанием проверить выводы авторов, перечитав все эти книжки. В первую очередь, конечно, безусловные шедевры - «Евгения Онегина» и «Войну и мир».
Arvustused audioraamatule «Родная речь. Уроки изящной словесности», 7 arvustust