Raamatu kestus 3 t. 31 min.
2012 aasta
Несвоевременные размышления: «О пользе и вреде истории для жизни»
Raamatust
История есть узаконенное враньё», – сказал когда-то Наполеон. Великий немецкий мудрец принадлежал к числу его поклонников, и эта мысль не могла не отразиться в его книге, посвящённой коварной науке. Ницше различает три типа истории и отдаёт предпочтение живому отображению прошлого. Как всегда отвергая устоявшиеся каноны, он мыслит творчески и в древнейшем стремится найти неизведанное, новое, нечто такое, что может послужить современности, нынешней стремительно летящей жизни. Разумеется и эта книга полна парадоксов. Но не называем ли мы парадоксами гениальное умение смотреть на мир незамутнённым взором, смело доводить до логического вывода любую мысль, просто не бояться и радоваться самому существованию в грозной реальности бытия!
Žanrid ja sildid
Текст раннего Ницше – «романтического» периода. Более спокойный и размеренный, чем работы последующих лет. Работа оптимальна для начала знакомства с философией Ницше. К недостаткам можно отнести слишком торопливый темп чтения исполнителя.
Каждый человек именно настолько тщеславен, насколько ему не хватает ума.
Веселость, спокойная совесть, радостная деятельность, доверие к грядущему – все это зависит как у отдельного человека, так и у народа от того, существует ли для него линия, которая отделяет доступное зрению и светлое от непроницаемого для света и темного, зависит от того, умеет ли он одинаково хорошо вовремя забывать, как и вовремя вспоминать, от способности здравого инстинкта определять, когда нужно ощущать исторически и когда – неисторически
История, поскольку она сама состоит на службе у жизни, подчинена неисторической власти и потому не может и не должна стать, ввиду такого своего подчиненного положения, чистой наукой вроде, например, математики. Вопрос же, в какой степени жизнь вообще нуждается в услугах истории, есть один из важнейших вопросов, связанных с заботой о здоровье человека, народа и культуры. Ибо при некотором избытке истории жизнь разрушается и вырождается, а вслед за нею вырождается под конец и сама история.
даже величайшие и гениальнейшие представители нашего человеческого рода не сознают, насколько случайно их глаз принял ту форму, через которую они не только сами смотрят, но и насильственно заставляют смотреть всех других, – насильственно потому, что интенсивность их сознания необыкновенно велика.
Человек же, напротив, должен всячески упираться против громадной, все увеличивающейся тяжести прошлого; последняя или пригибает его вниз, или отклоняет его в сторону, она затрудняет его движение, как невидимая и темная ноша, от которой он для виду готов иногда отречься, как это он слишком охотно и делает в обществе равных себе
Arvustused, 1 arvustus1