С привкусом пепла

Светка пыталась уехать в Москву, но не смогла, немцы наступали стремительно. Какая-то мразь, выслуживаясь перед новым порядком, выдала семью красного командира карателям. Светку изнасиловали и закололи штыками, детей бросили в яму вместе с матерью и закопали живьем.

Финны примотали бойцов к нарам колючей проволокой и забросали землянки коктейлями Молотова. Сто двадцать скорченных, обугленных тел посреди жаркого июля, пахнущего мертвечиной и чабрецом…

Думали, как в Польше: могучим ударом, малой кровью, на чужой территории, ну и вляпались по самые помидоры. Стужа встала жуткая, а мы в буденовках. Замерзшие солдатики вдоль дороги торчали, как статуи в инее, поднять пытаешься – руки с ногами хрустят и отваливаются. Я этот хруст до сих пор слышу. Финны пленных добивали и на деревьях кусками развешивали.

Немцы притащили тяжелораненых и сбросили живой шевелящейся кучей. Зотов поморщился при виде расплющенных прикладами голов и вспоротых животов. Добивали штыками, ногами, палками, камнями, просто глумились. В глаза забиты винтовочные гильзы, на лицах и спинах ножами вырезаны звезды, которые не успело скрыть разложение.

Баба утопла и плывет себе в Черное море. Ну мы испужались сначала, а потом палками ее к берегу подогнали. Вот жуть. Белесая, распухла вся, и раки кишат. – Но ты не растерялся, оприходовал бедняжку тайком, – поддел Шестаков. – Надо больно, – возмутился Колька. – Милицию вызвали. А раков с нее сняли целую кучу. – Сожрали? – брезгливо осведомился Капустин. – А то как, не пропадать же добру. –