"Мама, мы все тяжело больны…" (с) – эту строчку цоевской песни можно сделать эпиграфом к книге. Почему? Сейчас расскажу. У дилогии есть несомненные плюсы: проработанный мир, хорошо выписанные герои, интересная интрига. Ну и, конечно, язык. Язык у Деминой прекрасный и богатый. И вот в этом богатстве кроется обратная сторона медали. Замечательно, когда чувства и мысли героев передаются через описание окружающей действительности. Прекрасно, когда они не просто пошли-сели-встали. Но ужасно, когда весь роман от первой до последней строчки написан вот таким вот богатым описанием каждого шороха вокруг и тем, как герои эти шорохи через себя пропускают. Демина – визуалист. Каждая сцена в романе – это как кадр диафильма, к которому автор написала «сочинение по картине». Действие невозможно затягивается. Съемка замедленна почти до полной остановки. Пленку зажевало в магнитофоне, батарейки не выдержали и сели. Представьте себе, например, что вся «Война и мир» написаны в стиле сцен «неба над Аустерлицем» и «Наташа у постели умирающего князя Андрея».
В «Механическом сердце» герои в своей обычной жизни мыслят примерно так же и с такой же скоростью, как герои в больничном бреду. Они словно мухи в янтаре. Причем все в одном и том же. Вязкость, постоянная вязкость.
Добавим к этому слегка надрывную манеру чтения Татьяны Черничкиной – и вот вам «мы все тяжело больны».
Очень сложно дотянуть, дожить до конца читателю. Вся история, весь сюжет – он на самом деле динамичный, острый, держащий в постоянном напряжении. То есть он должен таким быть. Но автор размазывает его, и вместо напряжения остается одна сонливость. Медленно ползут герои от завязки к развязке. Им плохо. Они устали. У них нет сил. Ни у кого нет сил. Даже у главного злодея.
Увы, можно увеличить скорость чтения (хотя скорость в данном случае нормальная). Нельзя увеличить скорость текста. В общем, да, раза в два все можно бы сократить.
Из-за этого – только «тройка».
Arvustused
9