Raamatu kestus 34 t. 31 min.
Прокляты и убиты
Raamatust
Виктор Астафьев писал: «…ненавижу смерть, в любом проявлении, отрицаю войну в любом виде, и пока живу, буду на том стоять…» – и имел на это полное право, потому что в 1942 году ушел добровольцем на фронт и до победы служил рядовым бойцом.
Выстраданный неоконченный роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты» – «первое христианское прочтение той войны» (В. Курбатов), попытка взглянуть на войну с точки зрения христианства, с точки зрения того, что война – дело Богу не угодное и гордиться ею нельзя. Прямая перекличка с неприятием войны Львом Толстым. Эпиграфы к книгам и цитата из стихир в самом тексте романа: «Писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты», – говорят сами за себя.
События первой книги «Чертова яма» разворачиваются осенью 1942 года. Один из резервных полков Сибири, в котором собрались необученные разношерстные бойцы с непростыми характерами и сложными судьбами, многие – после заключения. Подготовка к боевым действиям на фронте, в ходе которых подчас кипят даже бытовые страсти… Вторая книга описывает события, происходящие в ходе форсирования Днепра в 1943 году, в котором принимал участие сам В. Астафьев.
Первой книге была присуждена премия «Триумф», вторая стала номинантом на «Русский Букер».
Эту книгу прочитала еще в «Роман Газете» более 30 лет назад, а сцену расстрела близнецов помню до мельчайших подробностей, до сих пор душу выворачивает. Страшное время, пушечное мясо из сибирских мальчишек-новобранцев. Виктор Астафьев – глыба, мощь советской-русской литературы, каждое слово – бездонный мир. Особенно сейчас это понимаешь, когда море авторов-однодневок.
Ell, а в публикации в "Роман Газете" тоже были все нецензурные слова и выражения или их вырезали?
Потрясающая книга, но тяжелая и очень нужная книга. Не представляю себе русскую литературу без Виктора Астафьева. Великолепно написано, замечательный живой язык. Ну, и неудобная правда о войне, которую надо знать. Низкий поклон. Хорошая работа чтеца, за что отдельное спасибо.
Страшная книга. Рассудок отказывается воспринимать ТАКУЮ правду о великой войне. Столько страданий и смертей вчерашних мальчиков и где? – в тылу! Безжалостность войны всеобъемлюща, она не только на передовй, но и втылу, и поэтому еще страшнее. Спасибо Литрес за аудиокнигу и чтецу Вл.Князеву – очень хорошая работа.
Я получила ответ на свой немой вопрос. «Почему папа, призванный в армию в 1939 году и демобилизованный в 1946 году, никогда не рассказывал своим детям о войне. Смотрели вместе в кинотеатре „Освобождение“ (широкоформатный цветной), папа не проронил ни слова. Если бы все фронтовики делились реальными воспоминаниями о фронтовых буднях, потерях, то выросло бы поколение, которое не верило бы лозунгам», но и не было бы сечас «Коли из Уренгоя»
Жестокие события и не менее жестокие люди. Читаешь и думаешь, как выживали эти молодые ребята в таких нечеловеческих условиях. Даже «свои» в этом рассказе не все являются добрыми людьми. Диктор своим голосом заставляет верить в происходящее в книге по-настоящему. После прочтения больше не возникает вопросов почему наш день победы со слезами на глазах. Однозначно к прочтению всем, кто хочет узнать правду о истинном лице войны.
Нигде столь не врут, как на войне и на охоте», – гласит русская пословица, и никто так не искажает понятия любви и правды, как военные. Я не люблю, я жалею людей, – страдают люди, им голодно, устали они – мне их жалко. И меня, я вижу, жалеют люди. Не любят, нет – за что же любить-то им человека, посылающего их на смерть
Изо всех спекуляций самая доступная и оттого самая распространенная – спекуляция патриотизмом, бойчее всего распродается любовь к родине – во все времена товар этот нарасхват. И никому в голову не приходит, что уже только одна замашка – походя трепать имя родины, употребление не к делу: «Я и Родина!» – пагубна, от нее оказалось недалеко: «Я и мир».
оружия, – и печка оживлялась, к вечеру тянуло от нее чахоточным теплом, но четыре печки казарму нагреть уже не могли. С той и с другой стороны ворота батальонной казармы обмерзали льдом – ночью обитатели ее не успевали или не хотели выбегать на улицу, мочились на лестнице, в притвор. Их ловили, били, заставляли отдалбливать желтый лед в притворе, но все равно в дверь тянуло так, что до самых нижних нар первого взвода лежала полоса изморози и накопыченный обувью снег
Здесь, на плацдарме, погибает так много народу, что у солдат, у русских усталых солдат слабеет чувство сопротивляемости, и у железных вояк – немецких солдат слабеет оно. В облике рыжего немца, в мертвом его взгляде сквозила все смиряющая изнуренность, и враз исхудалое лицо да эти глаза в святом ободке придавали ему сходство со святым с иконы.
Бедственное время страшно еще тем, что оно не только угнетает – оно деморализует людей.
Ülevaated, 78 ülevaadet78