Анна Ольховская

Николас решил заехать в дом тестя и  тещи. Доре на тот момент исполнилось одиннадцать месяцев, она уже говорила несколько слов и училась ходить. Пока в ходунках, но  очень шустро. И когда Николас в сопровождении тестя вошел в  просторную гостиную

назад в Париже все сложилось немного по-другому, у него и самого был бы надгробный камень? Я осторожно коснулась его руки, хотя не знала, поддержит это его или разозлит. Кладбище было очень старым – думаю

Но слово одно, а чувства разные. Любовь, которая заканчивается, чем-то

обучавшегося теории и практике волочения за прекрасным

ределенными возможностями. Их талисманы отличаются от наших: они заряжены. – Как это – заряжены? – не удержался

Потому что область интересов профессора Шустова оказалась более чем обширной. Изучение наречий древнего Севера,

вчерашнего плюс опохмел» владелец завода уволил в тот же день. Так что соседи у нас предполагались

заплаканные глаза, жалобно прошептал: – Я к папе хочу. Парень

— Зачем же тебе дальше ходить в школу? — в изумлении спросила она.

— Я хочу… хочу стать писателем, — запинаясь, произнес я. Я не собирался говорить ей об этом, но она так безжалостно ткнула мне в нос мое полное ничтожество и мою вину, что я просто должен был за что-то ухватиться.

— Кем-кем? — изумилась она.

— Писателем, — прошептал я.

— Это еще зачем?

— Писать книги, — пролепетал я.

— Никаким писателем ты никогда не будешь, — вынесла приговор она. — Кто это вбил такую чушь в твою черномазую башку?

— Никто, — ответил я.

— Вот именно, до такой глупости ни один дурак бы не додумался, — с негодованием провозгласила она.

Женщина прижимала к груди роскошный