Дмитрий Ромов

план, остаётся лишь чистая, выкристаллизовавшаяся боль

их Витёк. – У него рука сломана. – Не, не сломана, он ей бился…

вытягивая лицо, типа «о, нифига себе» … Я отворачиваюсь. Весёлость отступает, но Анжела этого не замечает и продолжает парить на волне эйфории.

Улица моя лиственная Взгляды у людей пристальные Стать бы нам чуть-чуть искреннее Нам не жить друг без друга…

– оживляется она. – Отлично, – улыбаюсь я. – Просто замечательно. Твой портрет он, конечно, написать не успеет, но во всём остальном сплошные плюсы. Иди ко мне, я соскучился. – А если кто-нибудь зайдёт? – Наташка опасливо смотрит на дверь. – Не зайдёт, – улыбаюсь я. – Тут холодно как-то… – Да? Сейчас подбросим дровишек… – А может… к дяде Юре пожить попросимся?

При нанесении противником удара ножом снизу правой рукой, сделать шаг влево вперёд и, наклонившись, остановить удар предплечьем левой руки, одновременно захватить руку противника за запястье снизу. Захватив левой рукой руку противника с ножом за кулак, выкручивая кисть и применяя рычаг локтя и кисти, заставить его отпустить нож.

Сразу всех начинают винтить – посетителей, работников и… ну, и нас тоже, естественно. – Кто такой? – спрашивает

меня холодных глаз качает головой. – Привет от Тумана! – мячу, пробить ему по голове.

короткие гудки. Концлагерь какой-то. Он-то почему в детдом для трудных попал? Полная хрень. – Ложись, Егорка, я тебе в постель сейчас подам. – Мам, ну ты что, я же не инвалид. Я вон с завтрашнего дня на физиотерапию ходить буду, а ты мне кашку в постель. – Не инвалид, конечно. Ты у меня герой, на преступников с голыми руками кидаешься, такой же дурак, как отец

зываюсь напротив Куренкова. Похоже, работа здесь уже какая-то ведётся и начинать нужно будет не с нуля. Теперь, собственно