Kõik autori raamatud
Jätke arvustus
Tsitaadid
Комедия … есть подражание худшим, хотя и не во всей их подлости: ведь смешное есть часть безобразного. В самом деле, смешное есть некоторая ошибка и уродство, но безболезненное и безвредное…»
«Я пытаюсь вызвать у читателя ощущение нормы… Одним из таких серьезнейших ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением… Значит, абсурд и безумие становятся чем-то совершенно естественным, а норма, то есть поведение нормальное, естественное, доброжелательное, спокойное, сдержанное, интеллигентное, – становится все более из ряда вон выходящим событием…
Бывают роковые дни Лютейшего телесного недуга И страшных нравственных тревог; И жизнь над нами тяготеет И душит нас, как кошемар. Счастлив, кому в такие дни Пошлет всемилосердый Бог Неоценимый, лучший дар — Сочувственную руку друга, Кого живая, теплая рука Коснется нас, хотя слегка, Оцепенение рассеет И сдвинет с нас ужасный кошемар И отвратит судеб удар, — Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь, И верит сердце в правду и любовь. («Бывают роковые дни…», 1873)
Принципиально иным становится и образ поэта. Ломоносовский поэт-учитель тоже абстрактен и бесплотен. «Внезапный восторг» – единственное его заметное качество. Державинский поэт-человек описывается в «Фелице» едва ли не с большей подробностью, чем императрица. Его образу жизни посвящено шесть строф, связанных анафорическим или-иль и включающих десятки деталей, в том числе весьма рискованных, бытовых, совершенно непредставимых в оде ломоносовской эпохи: Иль, сидя дома, я прокажу, Играя в дураки с