Михаил Пришвин

Кажется, не далее как вчера я с волнением глядел, как наливаются первые почки, а  сегодня уж облетают цветы, и знаешь, что завтра придет холодная осень. Не  правда ли, как это похоже на нашу жизнь? Смолоду живешь одними надеждами, все думаешь, вот-вот настанет что-то великое, захватывающее, а  потом вдруг точно проснешься и видишь, что у тебя ничего не осталось, кроме воспоминаний и тоски по прошлому

густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, ее мало навещали

: «Не нужно много думать о первенстве, а если это еще доказывать, то будете первым только на поверхности». И опять он – второй Адам без земли.

И как только маленькая ручка сестры коснётся широкого затылка брата, отцовский задор покидает хозяина.

Раз я шёл по берегу нашего ручья и под кустом заметил ежа. Он тоже

сумку и стал своё добро выкладывать на стол. – Это что за птица? – спросила Зиночка. – Терентий, – ответил

Сердце мое глухо застучало, я стал всматриваться, увидел ошейник с позеленевшей медной пряжкой… Да, это были останки Арктура. Разобравшись внимательно во всем, я уже в полных сумерках догадался, как было дело. У нестарой еще, но сухой елки был отдельный нижний сук. Он, как и все дерево, высыхал, осыпался и обламывался, пока, наконец, не превратился в голую острую палку. На эту палку и наткнулся Арктур, когда мчался по горячему пахучему следу, и не помнил уже, не знал ничего, кроме этого зовущего все вперед, все вперед следа. В полной темноте я пошел дальше, вышел на опушку, а оттуда, чавкая ногами по мокрой земле, и на дорогу, но мыслью все возвращался туда, на маленькую гривку с сухой обломанной елью. У охотников есть странная любовь к звучным именам. Каких только имен не встретишь среди охотничьих собак! Есть тут Дианы и Антеи, Фебы и Нероны,