Серафима Шлапоберская

время от времени даже мерещилось, будто ее пульс выстукивает одно-единственное слово: бренность

Мой отец, – говорил он, – это большое дитя, которым я обзавелся, когда был еще совсем маленьким». Таким вставал перед ним отец из рассказов

Человеческая жизнь видится мне темной печальной ночью, которую нельзя было бы вынести, если бы то тут, то там не вспыхивали молнии, чей неожиданный свет так утешителен и чудесен, что эти секунды могут перечеркнуть и оправдать годы тьмы.

Мы не можем укрыть свое сердце от жизни, но мы можем так воспитать и научить его, чтобы оно обрело превосходство над случаем и способно было несломленным взирать на то, что причиняет боль.

Нельзя привязываться к людям всем сердцем, это непостоянное и сомнительное счастье.

Еще хуже - отдать свое сердце одному-единственному человеку, ибо что останется, если он уйдет? А он всегда уходит...