Тина Дорофеева

посылаю ей воздушный поцелуй. Время до моего выступления пролетает на одном дыхании. И вот я уже стою за кулисами и пытаюсь привести в порядок дыхание. Я должна выложиться на все двести! От этого зависит, что со мной будет дальше. И я хочу идти дальше по жизни со скрипкой в руках. Сжимаю шейку скрипки и прикрываю глаза

поэтому я слышу каждый свой вдох и выдох. Мы проезжаем по каким-то разбитым дорогам и въезжаем на территорию с полуразрушенным заводом. Рус тормозит и разворачивает байк. Я радуюсь, что я в шлеме и мой жалкий писк не слышен через него. – Ты нас убить решил? – стаскиваю шлем и уже замахиваюсь, чтобы швырнуть его в Руса, – куда ты возмущенно выкрикивать. Рука Руса, которой он удерживает меня тоже заметно напрягается. – Что за…, – бормочет на грани слышимости

исправить все двояки и подтянуть

избегать нагрузок на рану. – Привет, я в норме, – все же отмираю и направляюсь на кухню.

преступлению. Хотя, если подумать, что сделала мама Антона, то скорее

– А, ну поехали. Что-то я не проснулся ещё до конца. Усаживаемся в машину. Люба кряхтит, на кой такие низкие машины. Не машины, а санки. Фыркаю и терпеливо жду, пока она разместится на пассажирском сидении. Выезжаем с территории