Umberto Eco
3,1Кtellijat
«Имя розы» – книга с загадкой. В начале XIV века, вскоре после того, как Данте сочинил «Божественную комедию», в сердце Европы, в бенедиктинском монастыре обнаруживаются убитые. Льется кровь, разверзаются сферы небес. Череда преступлений воспроизводит не английскую считалочку, а провозвестия Апокалипсиса. Сыщик, конечно, англичанин.
Он напоминает Шерлока Холмса, а его юный ученик – доктора Ватсона. В жесткой конструкции детектива находится место и ярким фактам истории Средневековья, и перекличкам с историей ХХ века, и рассказам о религиозных конфликтах и бунтах, и трогательной повести о любви, и множеству новых загадок, которые мы, читатели, торопимся разрешить, но хитрый автор неизменно обыгрывает нас… Вплоть до парадоксального и жуткого финала.
Populaarsed raamatud
Populaarsed audioraamatud
Kõik autori raamatud
Tsitaadid
получить удовольствие от научной работы, не хватаясь за всякое знание без разбору, а приобретая опыт критического подхода, и выработать способность (которая пригодится вам в будущем) точно определять проблемы, методично их решать и грамотно излагать свои выводы
Существует много предметов, которые после изобретения не подлежат дальнейшему улучшению, как, например, стакан, ложка, молоток.
Призрак бродит по дискурсу, призрак адюльтера.
Согласно Книге Бытия (1:32), Адам жил 930 лет, а Ной только 500 (но он пил).
Поэтики Джойса
В 1880 году имел место спор о природе романа между Генри Джеймсом и Уолтером Безантом (в этот спор вмешался также Роберт Льюис Стивенсон), в котором классицистское видение столкнулось с беспокойным настроением, отмечавшим наличие новой реальности, подлежащей исследованию и изложению на странице. Безант напоминал: в то время как жизнь «чудовищна, бесконечна, нелогична, непредвиденна и судорожна», произведение искусства должно быть, напротив, «точным, ограниченным,
self-contained*, плавным». Возражая на это, Джеймс утверждал: «Человечество необъятно, реальность воплощена в мириадах форм; и самое большее, что здесь можно утверждать, - это то, что многие цветы
повествования обладают этим ароматом, тогда как другие им не обладают.
Но указывать кому-либо, как ему составить свой букет, - это дело совсем другое… Опыт никогда не является законченным, он никогда не завершается: это нечто вроде огромной паутины, сотканной из тончайших шёлковых нитей, висящей в комнате сознания и готовой задержать в своей ткани любую частичку воздуха. Такова подлинная атмосфера духа; когда дух готов к фантазии (а тем более в том случае, если речь идёт о человеке гениальном), он вбирает сам в себя даже самые слабые намёки жизни и превращает колебания воздуха в откровения» .Культурная атмосфера, которой проникнуты эти фразы Генри Джеймса, напоминает скорее теории юного Стивена, нежели поэтику «Улисса». Но в художнической биографии Джеймса вышеупомянутый спор происходит в промежутке между «The American»* (написанным в 1887 году) и последующими романами, в которых всё яснее будет воплощаться та поэтика точки зрения, перед которой будет в долгу вся современная повествовательная литература, включая Джойса.
Иногда я задаюсь вопросом: не пишу ли романы только для того, чтобы позволить себе эти отсылки, понятные лишь мне самому?
"Католическая" позиция: все прекрасно знают, что такое добро, говорят о нем, призывают к нему и в тоже время признают, что жизнь - это нечто иное (надеясь, однако, что Бог в конце концов все простит).
