Loe raamatut: ««КибОрг». Интермедии»

Из-за особенности публикации необходимо пояснить место этих рассказов в общем сюжете про корпорацию «КибОрг». Действие рассказа «Андре» происходит за насколько лет до «Виктора». «Якобсон» мог бы быть последней главой или эпилогом к «Семёнову». Наконец, рассказ «Венко» описывает события примерно через полгода после «Виктора» (во время событий «Золотарёва»).

Андре

Дождь недавно закончился. В подворотне, куда не должен был попасть случайный человек, у мусорного бака сидели двое мужчин лет двадцати пяти. Ещё немного – и они встретятся с остальными, которые уходили морем. Позади были катер, погоня, стрельба, в которой был ранен полицейский; растерянное лицо хозяйки квартиры, открывающей дверь налоговым инспекторам в тот самый момент, когда Андре уже наводил ствол на копа. Но всё – или почти всё – позади. Остался последний рывок. До поезда было полчаса.

Если Андре был сердцем их команды, то Персиваль – мозгом. Вернее, мозжечком. Благодаря ему билеты и поддельные паспорта оказывались в нужный момент в нужном месте; те поезда, на которых должны были они ехать, шли вовремя, а другие – опаздывали или уходили раньше. Но сколько ни бился Андре, Персиваль не мог увидеть грандиозного плана в целом. И теперь, в момент вынужденного бездействия, он опять завёл извечный разговор:

– Андре, но почему Россия? Разве не лучше было бежать в Америку, на худой конец – в другую европейскую страну?

– В Америку, мой друг, мы будем не бежать. В Америку, настанет час, мы въедем как спасители человечества. На белых конях. И зря ты недооцениваешь Россию. Чисто технологически они уже опережают нас. Правда, они не умеют налаживать массовое производство, но нам это даже на руку. В NYT недавно писали об одном американце, за которым не могла угнаться московская полиция, он просто убегал от них. У него были роботизированные ноги. А вот о чём не написала газета: он устроил в городе пальбу, попал в двух полицейских. Один ранен, другому – офицеру – пуля попала прямо в сердце. Он выжил. Такой уровень медицины нам пока недоступен.

– Мне, – глаза Персиваля загорелись, – вообще трудно представить такое, если это не лабораторные условия.

– Условия были далеко не лабораторными. И на самом деле это даже не вполне медицина. У того офицера – не спрашивайте, откуда информация – было модифицированное сердце. Он несколько часов провалялся без сознания на улице, утром пришёл в себя и вернулся на службу. Его обследовали, полный порядок. Причём на снимках с томографа не видно, чтобы его сердце сильно отличалось от обычного. Может, я не знал, куда смотреть. Именно поэтому мы едем сюда.

Персиваль поёжился:

– Вирус Воронина? Помнится, русские в своё время хлебнули с ним горя.

– Нет, тут другое. Хотя разработки, очевидно, принадлежат военным, но без таких… постэффектов.

Персиваль бросил взгляд на часы, висевшие над одной из башен вокзала: их поезд отходил через двадцать две минуты. Значит, через двадцать одну они должны были выйти из укрытия и, быстро перейдя площадь, оказаться в вагоне. Вещей у них не было: всё необходимое уже несколько часов назад отправилось к месту назначения в багаже одного из пассажиров, не догадывавшихся о своём участии в хитроумной игре.

Персиваль был из тех людей, которые, обладая сильным интеллектом, зачастую ведутся на обещания людей пылких – и, к сожалению, бесчестных. Когда за ними пришли в парижскую квартиру, он решил было, что игра окончена. И после успешного бегства долго не мог простить Андре его благодарности за то, что теперь у них были деньги, время, будущее – в общем, всё, кроме уважения окружающих. Он понимал, что для Андре был чем-то вроде живого калькулятора, но ничего не мог поделать: чем дальше, тем больше он увязал в паутине всё более сомнительных авантюр. В глубине души он предполагал, что, несмотря на уверения компаньона, в результате их действий вполне могли уже теперь гибнуть люди, но продолжал уговаривать себя, что это плата за дружбу.

– Но Андре… мы там никто. Даже с нашими деньгами, мы ведь не знаем, с чего начинать!

– Персиваль, я знаю, с чего начать. Есть такой человек, Илья Башлачёв, он заметен, он политик. Он человек честный, не продажный, и это для нас очень неплохо. Вот его окружение – другое дело. Там есть разные люди. И то, что он получает больше денег, когда принимает выгодные для нас решения, исподволь подталкивает его к верному пути. Ещё немного, и он будет есть из наших рук.

Персиваль негромко выругался: то, что сказал ему Андре, по его мнению было за границей добра и зла.

– Мы не можем действовать такими методами! Любая коррупция не может нести благо, которое, надеюсь, по-прежнему является нашей целью!

Андре поморщился:

– Да, это сложный вопрос. Но не забывай, благо – понятие субъективное. Всегда. Извини, конечно, философия – не твой конёк. Доверься мне. Ты, например, знаешь, что в Америке сейчас появился новый вирус? Он смертельно опасен, но практически никак не передаётся. Единичные случаи… Я случайно узнал об этом. Ты догадываешься, что это означает?

– Биологическое оружие?

– Да. Непохоже на утечку из военных лабораторий, ощущение, что кто-то ставит эксперимент, рассылая письма с вирусом случайным людям. У меня есть образец такого письма. Меня тоже пытались отравить, уверен, что не намеренно. Если мы создадим лекарство, а у нас есть фора, пока никто не знает о нём, – то, как я уже говорил, мы получим шанс заработать денег для меня… И стать благодетелями человечества, удовлетворив твою маленькую слабость.

Андре внимательно смотрел на Персиваля: тот не видел корреспонденции, но случайно мог что-то заметить. Например, что Андре готовил к отправке гораздо больше писем, чем у них было потенциальных адресатов. Но Персиваль был безмятежен. Идея захватила его.

– Видишь ли, Персиваль, говорят: «цель оправдывает любые средства»! Но на самом деле это не так. Не любые даже, но достаточно широкий спектр средств может оправдать лишь великая цель. И если меня не обманывает интуиция – а до сих пор она меня не обманывала, – на той, заокеанской чаше весов, лежат миллионы жизней. На этой – миллионы долларов, рублей, франков… Может, единицы жизней, но мы до сих пор ведь умели обойтись без жертв, во многом благодаря твоей находчивости, верно?

Персиваль молча слушал. Андре вдруг ощутил иррациональный страх. Он посмотрел на часы: ещё десять минут. Время никогда ещё не тянулось с такой холодной жестокостью. Андре, замолчав, прислушивался к ощущениям. Страх поднимался от низа живота к плечам, потом спускался по ногам вниз. Что-то происходило. Он вздрогнул. Он больше не доверял Персивалю. Персиваль стоял перед ним здесь, беззащитный, доверчивый, и злоба, которую излучал Андре, отражалась, казалось, от этого дружелюбного человека, сжимая душу Андре в ледяных тисках. Он ещё раз посмотрел на собеседника. Тот был спокоен.

– Персиваль, тебе не кажется, что холодает?

Тот, задумался:

– Да, пожалуй. Впрочем, скоро мы будем в тёплом поезде.

– Если хочешь, возьми мою куртку.

Если Персиваль и удивился, то виду не подал:

– Спасибо. Кстати, держи свой паспорт.

Андре открыл красную книжицу и с удивлением посмотрел на Персиваля:

– Почему Роберт? А у тебя какое имя?

Тот смутился:

– У меня – Осип, это русский вариант моего первого имени… Я хотел достать тебе на имя Андрея, но у них там свои заморочки, – он протянул Андре клочок бумаги, на котором было написано десятка два имён: «Александр, Андрей, Арсен, Виктор…». – Это список имён, паспорта на которые нельзя сделать. Почему, не сказали.

– Ладно. Роберт, так Роберт.

Персиваль вернулся к интересовавшей его теме:

– Кстати, насчёт того русского вируса… Я читал, там какую-то роль в борьбе с ним сыграла церковь…

Андре тихонько рассмеялся:

– Попы приказали военным прекратить эксперименты? Окропили вирус святой водой?

– Я не знаю, Андре. Но, наверное, ты прав. Стоит серьёзнее относиться к чужой стране. Мы не знаем, что там происходило и происходит.

Андре вздохнул, пряча паспорт в карман:

– Эта страна нам уже не чужая. И… Давай, я не Андре. Роберт. Для близких – Боб.

Взгляд Персиваля стал жёстким:

– Да, хорошо. Но скажи, чем мы будем там заниматься? Я не вижу смысла постоянно выступать против официальных властей.

– Это время скоро подойдёт к концу, не беспокойся. У меня в планах стать основным поставщиком новейшей техники для их силовых ведомств. Попутно заполучить технологии, а в будущем – развернуть производство в более подходящей местности. Но главное, конечно, следует обратить внимание на их достижения в области биологии. Ходят слухи, что не сегодня-завтра они разработают технологии запрограммированного изменения живого организма. Я сам толком не понимаю, что это такое – наверное, что-то вроде усиленных генетических лекарств, – но точно знаю, что пока в Америке ставят на поток новейшее поколение проактивных протезов, французская разведка уже год охотится за более перспективными технологиями.

Андре-Роберт на секунду сбился, вспомнив, во что пришлось превратить информатора из DGSE, чтобы тот не выдал их. Оправившись, он продолжил:

– Поэтому, Пер… прошу прощения, Осип, мы сейчас и направляемся в Россию. Ближайшие годы наши интересы будут сосредоточены там.

Персиваль подал знак: пора. Быстрым шагом они вышли на улицу, вошли в здание вокзала – полицейский лишь мазнул по ним взглядом: люди без баулов и сумок его не интересовали – и подошли к вагону, когда проводник уже готов был закрыть дверь.

Андре закричал ему:

– Стойте! Месье, мы уже идём! – и метров за десять до вагона, окончательно решившись, нажал на кнопку в кармане. Его куртка, надетая на Персиваля, начала сдавливать тому грудь, лишая возможности дышать. Сперва Персиваль ничего не понял, подумав, что зацепился за что-то одеждой, хотел окликнуть товарища, уже бежавшего впереди, чтобы не упустить поезд, но воздуха хватило лишь на сдавленный всхлип. Он увидел, как Андре, не оборачиваясь, вскочил в вагон, и дверь почему-то сразу закрылась, словно проводник не желал видеть, как Персиваль, лишившись остатков воздуха в лёгких, падает на мокрый асфальт. Прежде чем потерять сознание, Персиваль успел подумать: «Наверное, его куртка настроена на тело хозяина… Как он мог забыть…»

Куртка медленно продолжала сжиматься, ломая рёбра человеку, который был не так уж и виноват. Заметив неладное, к нему не спеша направлялся полицейский.

***

В поезде было тепло. Роберт, лёжа на верхней полке, медитировал. В дальнем конце вагона шумели цыгане, отвлекая его от мрачных мыслей.