Избранные труды

Обратимся для уяснения этого положения к следующему примеру.

А., намереваясь застрелить своего врага Б., связал его и поставил у ворот. В этот момент упавшим с крыши кирпичом Б. был убит. Нельзя отрицать того, что действия А. явились одной из причин гибели Б.: если бы А. не поставил Б. у стены, последний не был бы убит кирпичом. С другой стороны, умысел А. на убийство Б. также не может вызывать сомнений. Таким образом, в данном случае как будто имеются причинность и вина – и, следовательно, как будто может наступить уголовная ответственность А. за оконченное убийство Б. Однако этот вывод – бесспорно, ошибочный – получен в результате основной ошибки – в результате ошибочного отрыва причинности от вины: словно причинность существует сама по себе, а вина – сама по себе. На деле, конечно, положение иное. На деле причинная связь, подобно всем элементам состава, должна охватываться умыслом лица: падение кирпича не было задумано А., не входило в его умысел, следовательно, А. не может отвечать за оконченное убийство Б. Поучительно в этом отношении определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 10 февраля 1943 г. по делу X.

X. признан виновным в том, что он 23 июня 1942 г. во время обоюдной драки убил гр-на С. Кроме того, X. признан виновным также в том, что он в этот же день, будучи задержан в помещении Смуневского сельсовета, в присутствии граждан ругался нецензурными словами.

Виновность X. в хулиганстве материалами дела доказана, и он правильно осужден по ч. 1 ст. 74 УК РСФСР, осуждение же его по ст. 139 УК РСФСР является необоснованным.

Показаниями самого осужденного X. и свидетелей установлено, что X. и потерпевший С. в нетрезвом состоянии ехали на одной лошади по направлению к г. Ардатову. После того как между X. и С. завязался спор, X. намеревался тут же, на телеге, связать С., но в это время оба свалились на землю. Как видно из врачебного заключения, С. от падения получил сотрясение мозга и 24 июня 1942 г. скончался.

Падение и смерть С. при этих данных надлежит рассматривать как несчастный случай, поэтому осуждение X. по ст. 139 УК РСФСР является неправильным.

Бесспорно и точно общее положение, высказанное по настоящему делу: смерть потерпевшего, хотя и наступившая вследствие обстоятельств, связанных с действиями обвиняемого, не может служить основанием для квалификации его действий как неосторожного убийства, если обвиняемый не предвидел и не должен был предвидеть эти обстоятельства^[138].

Верховный Суд СССР неоднократно отмечал необходимость сочетания для обоснования ответственности причинной связи и вины по всем без изъятия преступлениям. Так, определению Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 13 июля 1949 г. предшествует следующее положение:

«Обвиняемый не может нести ответственность за последствия, которые он не мог предвидеть и которые не находились в причинной связи с его действиями»^[139].

Заслуживает внимания определение, вынесенное по настоящему делу: «По приговору народного суда 1-го участка Самтредского района Грузинской ССР Б. был осужден по ч. 1 ст. 148 УК Грузинской ССР (неосторожное убийство)».

Определением Верховного Суда Грузинской ССР приговор оставлен в силе.

Б. признан виновным в том, что он, увидя, что потерпевший Г. сел на его лошадь и стал ее гонять, поймал его и ударил. Г. испугался и бросился бежать. Перепрыгивая через забор, Г. сломал себе ногу и впоследствии скончался от заражения крови.

Приговор народного суда и определение Верховного Суда Грузинской ССР в отношении Б. подлежит отмене по следующим основаниям: показаниями свидетеля К. установлено, что Б. не избивал Г. Врач М. показал, что если бы даже и было установлено, что Б. ударил Г., то это не могло вызвать перелома ноги. По делу установлено, что Г. сломал ногу в то время, когда он перепрыгивал через забор, затем у него произошло заражение крови, от чего он и умер.

Поскольку Б. не мог предвидеть, что Г., сойдя с лошади, убежит и сломает себе ногу, получит заражение крови, от которого умрет, постольку действия Б. не содержат состава преступления. Смерть Г. в причинной связи с действиями подсудимого не находится.

Исходя из изложенного, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР определила:

«Приговор народного суда 1-го участка Самтредского района Грузинской ССР и определение Верховного Суда Грузинской ССР в отношении Б. отменить и дело о нем за отсутствием в его действиях состава преступления производством прекратить».

С той же категоричностью Верховный Суд СССР отвергает наличие состава преступления в действиях лица, которое хотя и причинило преступный результат, но действовало невиновно. С большой четкостью это положение выражено по делу С.

С. признана виновной в том, что она, желая избавиться от ребенка, задушила свою пятимесячную дочь Иру. С. виновной себя не признала и показала, что она была больна, и когда ночью заплакал ребенок, то ночевавшая у нее знакомая Б. подала ей из люльки ребенка, которого она приложила к груди, а сама заснула и через некоторое время обнаружила ребенка мертвым.

Медицинским вскрытием установлено, что ребенок умер от асфиксии. Объяснения С. подтвердила свидетельница Б., которая утверждала, что в два часа ночи она дала С. для кормления ребенка, причем ребенок был завернут в пеленки. Через некоторое время она услышала сильный крик С. о том, что Ира умерла. В деле нет никаких данных о том, что С. имела намерение избавиться от ребенка. В данном случае смерть ребенка можно объяснить только несчастным случаем, происшедшим во время сна матери и ребенка на одной кровати, во время кормления ребенка грудью.

Ввиду изложенного Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР определила:

«Приговор народного суда Буденновского района и определение Ставропольского краевого суда отменить и дело С. производством прекратить за недоказанностью обвинения»^[140].

Вот общее положение, выдвинутое Верховным Судом СССР по делу С.: «Наступившие последствия, находящиеся в причинной связи с действиями обвиняемого, влекут для него уголовную ответственность только при наличии вины умышленной или неосторожной»^[141].

Органическая связь причинности и вины приводит к образованию особых ситуаций в тех случаях, когда эта связь явно неосуществима. Так, случаи так называемого покушения с негодными средствами и на негодный объект в основе своей характеризуются именно разрывом двух рядов – вины и причинности: лицо умышленно стремилось к причинению преступного результата, но этот результат – в силу негодности средств или объекта – причинен быть не мог. Причинность здесь оторвалась от вины, и возникает специальная ситуация, требующая особого рассмотрения. Противоположная ситуация имеет место при совершении общественно опасного действия невменяемым: невменяемый причинил смерть, но убийства он совершить не может, ибо он не может быть виновным.

Глава десятая
Общая характеристика составов преступления в социалистическом уголовном праве

Для надлежащего понимания и правильного применения закона важно отметить некоторые общие черты, характеризующие содержание и конструкцию составов в социалистическом уголовном праве. Заслуживают в этом плане внимания следующие вопросы: I. Составы общие и специальные. II. Смежные составы. III. Составы конкретизированные. IV. Составы с изменившимся содержанием. Обратимся к рассмотрению первого вопроса.

I
Составы общие и специальные

Особенность составов общих и специальных, особенность, имеющая весьма большое значение для правильной квалификации преступлений, заключается в том, что эти составы по существу однородны, но они охватывают род и виды одних и тех же преступлений.

Практическое значение различения общих и специальных составов заключается в том, что всегда и, безусловно, при наличии двух норм, предусматривающих одна – родовой состав, другая – специальный, видовой состав, квалифицировать преступное действие надлежит не по общей, а по специальной норме. Специальный состав, так сказать, берет верх над родовым. Родовой состав, таким образом, как бы сохраняется в резерве для тех случаев, которые специальными составами не охватываются. Обратимся для освещения этого вопроса к анализу некоторых родовых и специальных составов. Прежде всего в этом отношении заслуживают внимания, с одной стороны, ст. 109 УК РСФСР, дающая общее родовое определение должностного преступления, и, с другой стороны, ст. 114, 115, 116, УК РСФСР, предусматривающие отдельные виды должностных преступлений.

Статья 109 УК РСФСР предусматривает злоупотребление властью в общей форме. Статьи 114, 115, 116 УК РСФСР предусматривают, по существу, то же злоупотребление властью, но только в формах специальных: так, ст. 114 УК РСФСР (вынесение судьей заведомо неправосудного приговора) содержит все элементы состава злоупотребления властью, описанного в ст. 109 УК РСФСР; здесь и действие должностного лица, которое оно могло совершить единственно благодаря своему служебному положению, и действие, которое не вызывалось необходимостью, и действие, имевшее своим последствием явное нарушение правильной работы учреждения, и, наконец, действие, совершенное по личным мотивам.

Неправильно было бы в приведенном случае (неправосудном приговоре судьи) говорить о наличии двух составов – родового и специального (например, злоупотребления властью, предусмотренного ст. 109 УК РСФСР, и, кроме того, постановления неправосудного приговора, предусмотренного ст. 114 УК РСФСР) – и определять наказание по совокупности. Состав родовой и состав специальный складываться не могут: не могут образовать суммы два слагаемых, из которых одно – родовое, другое – видовое понятие. Это понимание с полным основанием проводится Верховным Судом СССР. Так, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 3 мая 1940 г. указывает: «Материалами по делу установлено, что К., являясь заведующим магазина, а М. – его помощником, присваивали товары, находящиеся в магазине; всего ими было присвоено на сумму 4536 руб. Эти действия К. и М. попадают под признаки ст. 116 УК РСФСР, ввиду чего следует признать, что дополнительное применение к К. ст. 109 УК РСФСР не обосновано материалами дела». Отсюда Верховный Суд СССР делал общий вывод: «Ст. 109 УК РСФСР не должна применяться по совокупности с другой статьей УК раздела о должностных преступлениях, если инкриминируемое преступление прямо предусмотрено этой другой статьей, по которой только оно и должно квалифицироваться»^[142].

И в других часто имеющих место на практике случаях, когда специальная норма не является видовой, применение специальной нормы является согласно указаниям Верховного Суда СССР обязательным. Так, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 28 января 1943 г. по делу М. и К. указывает: «Установлено, что из шелка, переданного М. – К, последний, будучи портным, сшил несколько рубах и продал их на рынке. Эти действия М., выразившиеся в том, что он сбывал в виде промысла изготовленные им изделия, в отношении сбыта которых имеется специальное запрещение, неправильно квалифицированы по ст. 129 УК Таджикской ССР, так как они прямо предусмотрены ст. 122 того же УК».

Отсюда сделан общий вывод: «Сбыт в виде промысла изготовленных обвиняемым изделий, в отношении сбыта которых имеется специальное запрещение, не может квалифицироваться как спекуляция, так как подобные действия предусмотрены специальной статьей УК (ст. 122 УК Таджикской ССР, ст. 99 УК РСФСР)».

Принцип преимущественного значения специальной нормы перед общей сохраняет в полной мере свою силу и тогда, когда некоторые случаи соучастия и прикосновенности к преступлению предусмотрены в качестве специальных составов. Так, ст. 73² УК РСФСР предусматривает подстрекательство несовершеннолетних или привлечение их к участию в различных преступлениях, а также понуждение несовершеннолетних к занятию спекуляцией, проституцией, нищенством и т. п., поэтому лица, повинные в подстрекательстве несовершеннолетних к совершению преступления, должны нести ответственность не на общих основаниях ответственности по соучастию, а по специальной норме – ст. 73² УК РСФСР.

Аналогично содействие побегу арестованного должно квалифицироваться по специальной ст. 81 УК РСФСР, а не как соучастие (пособничество) к побегу.

В этом же плане соотношения общего и специального составов возможны случаи, когда специальный состав по существу включает в себя элементы состава другого преступления. Так, ложное показание может явиться специальной формой укрывательства преступления, совершенного другим лицом. Однако поскольку ложное показание предусмотрено специальной ст. 95 УК РСФСР, оно должно квалифицироваться по ст. 95 УК РСФСР, а не на общих основаниях как укрывательство преступления. В этом отношении весьма поучительно определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 27 июня 1949 г. по делу Г. и других. В этом определении Верховный Суд указал, что народный суд ошибочно квалифицировал действия X. по ст. 17 и ч. 1 ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан». Подстрекательство к лжесвидетельству должно влечь за собой уголовную ответственность по правилам о соучастии. X. подстрекала к лжесвидетельству по делу о тяжком преступлении. По смыслу ст. 95 УК РСФСР, предусматривающей преступление против порядка управления, такое лжесвидетельство должно рассматриваться как квалифицированный вид противодействия нормальной работе судебно-следственных органов власти. Поэтому действия X., хотя они и были направлены на создание алиби обвиняемому Г., а не на обвинение его в совершении тяжкого преступления, должны быть квалифицированы по ст. 17 и ч. 2 ст. 95 УК РСФСР.

II
Смежные составы

В системе социалистического уголовного законодательства может быть отмечено наличие довольно значительного числа составов по конкретному содержанию и юридическим признакам весьма друг другу близких – смежных составов. Таковы, например, диверсия и вредительство, бандитизм и групповой разбой, халатность и бесхозяйственность.

В отличие от составов родовых и специальных составы смежные– это по существу различные составы, но составы близкие, родственные, вследствие близости отдельных элементов этих составов. Недостаточно четкое разграничение этих составов нередко является источником судебных ошибок. При этом необходимо отметить следующее.

Со смежными составами не следует смешивать составов большей или меньшей общественной опасности. Таковы, например, состав хулиганства – ч. 1 и 2 ст. 74 УК РСФСР. Это не смежные составы: здесь, в ст. 74 УК РСФСР, речь идет о более и менее опасных формах одного и того же преступления – хулиганства. В смежных составах, напротив, речь идет о близких друг другу составах различных преступлений – диверсии и вредительства, побоев и оскорбления и др.

При рассмотрении некоторых смежных составов можно определить грани, лежащие между весьма сходными на первый взгляд преступлениями. Естественно, в пределах настоящей работы нет возможности и нет надобности давать исчерпывающий анализ всех смежных составов, но остановиться на некоторых из них необходимо для использования развитого выше общего учения о составе преступления в разрешении конкретных вопросов.

1. Диверсия и вредительство

Ряд общих элементов сближает составы двух контрреволюционных преступлений – диверсии и вредительства. Бесспорно общими для этих обоих преступлений, как и для всех контрреволюционных преступлений, являются элементы, характеризующие субъекта и субъективную сторону преступления: как для состава вредительства, так и для состава диверсии необходимы субъект – классовый враг и субъективная сторона – контрреволюционный умысел. Следовательно, не в субъективной сфере лежит грань, отделяющая вредителя от диверсанта.

Далее, объект посягательства – ив более общем смысле (основы советской власти), и в более конкретной форме (люди и материальные ценности) – одинаково может входить элементом в состав диверсии и вредительства. Так, например, ссыпка здорового зерна в амбар, где хранится зараженное клещом зерно, является (при наличии, конечно, контрреволюционного умысла) вредительством; но вредительством будет также примешивание к консервам (с контрреволюционной целью) вредных для здоровья веществ. Равным образом диверсии могут быть направлены на материальные ценности (поджог завода), но могут быть направлены и против людей (порча путей с целью вызвать гибель эшелона войск). Таким образом, и не в элементах, характеризующих объект преступления, лежит грань, отделяющая диверсию от вредительства. Отсюда непосредственно следует, что признаки, отделяющие диверсию от вредительства, кроются в четвертой группе элементов – в элементах, характеризующих объективную сторону преступления.

Действительно, ст. 58⁷ УК РСФСР говорит о подрыве государственной промышленности, транспорта и торговли путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий. Отсюда необходимо сделать вывод, что ст. 58⁷ УК РСФСР имеет в виду вредительскую деятельность, совершаемую изнутри, – обычно (но не всегда) лицами, по служебным обязанностям связанными с этим учреждением или предприятием. Вредитель, далее, и это особенно существенно, стремится не нарушать внешнего облика вещи, ее оболочки; на вид обыкновенная банка консервов заполняется не только рыбой, но и песком, опилками и другими вредными примесями. Диверсант, напротив, наносит удары извне и пытается разрушить, уничтожить самое бытие вещи – взорвать мост, поджечь завод и т. д.

Таким образом, один, и совершенно определенный, элемент, характеризующий объективную сторону состава – способ действия, – образует обычно грань, отделяющую диверсию от вредительства.

Объективная сторона порой играет весьма существенную роль и при разграничении других смежных составов.

2. Халатность и бесхозяйственность

Составы халатности и бесхозяйственности предусмотрены в двух различных главах Уголовного кодекса – главе «Должностные преступления» (ст. 111 УК РСФСР) и главе «Хозяйственные преступления» (ст. 128 УК РСФСР). Однако близость этих составов, их смежность, весьма значительна. Прежде всего субъектом как халатности, так и бесхозяйственности могут быть должностные лица – с той лишь оговоркой, что субъектом бесхозяйственности могут быть лишь лица, стоящие во главе государственных или общественных учреждений и предприятий, или их уполномоченные. Однако эти же лица могут быть и часто бывают субъектами, отвечающими за халатность. Далее – и это особенно существенно, – вина как элемент состава, и тут, и там – при халатности и при бесхозяйственности – одинаково возможна лишь в форме неосторожности. При такой близости субъектов и тождестве субъективной стороны грань, отделяющую халатность от бесхозяйственности, приходится, естественно, искать в элементах, определяющих объект и объективную сторону обоих преступлений. Как подробно развито выше, различия объекта играют решающую роль при распределении составов по отдельным главам. Поэтому отнесение халатности и бесхозяйственности к различным главам свидетельствует о том, что объект посягательств в обоих преступлениях неоднороден: объектом халатности является правильное течение должностной службы, объектом бесхозяйственности – хозяйственные интересы государственного или общественного учреждения или предприятия. Отсюда можно сделать вывод, что бесхозяйственность может иметь место лишь в сфере хозяйственных отношений, в сфере хозяйствования, халатность же – во всех других сферах должностной деятельности (административной, культурной и других). Бесхозяйственность, таким образом, выражается, так сказать, в «халатном хозяйствовании». Поэтому вредные последствия одинаково предполагаются как составом ст. 111, так и составом ст. 128 УК РСФСР, хотя в ст. 128 УК РСФСР вредные последствия предусмотрены в более конкретной форме: «расточение или невозместимый ущерб имуществу учреждений или предприятий»; этим лишь еще более подчеркивается значение бесхозяйственности как преступления в сфере хозяйственной деятельности. Поэтому за бесхозяйственность может отвечать управляющий пищевым трестом, строительной конторой, заведующий складами, но не начальник милиции, нотариус и другие.

Таким образом, грань, лежащая между двумя этими составами, определяется элементами, характеризующими объект преступления.

3. Разбой и бандитизм

В рассмотренных выше смежных составах – вредительство и диверсия, халатность и бесхозяйственность – грань, отделяющая один состав от другого, кроется в элементах, характеризующих объект и объективную сторону преступления. Разбой и бандитизм, напротив, являются смежными составами, различия между которыми кроются в сфере субъективной.

Действительно, основной элемент состава, определяющий объективную сторону, – действие – тождественно в разбое и бандитизме; здесь и там закон имеет в виду открытое нападение. Сложнее положение с объектом посягательства; оба эти состава, естественно, имеют в виду различные объекты: объектом бандитизма (как это вытекает из общего определения особо опасных преступлений против порядка управления, данного в ст. 59¹ УК РСФСР) являются основы государственного управления. Однако необходимо учесть, что непосредственным объектом бандитизма также часто являются социалистическая или личная собственность и люди, как, с другой стороны, непосредственным объектом разбоя также являются собственность и люди (насилие над личностью с целью завладения имуществом). При этих условиях, несмотря на отмеченное общее различие в объектах, конкретные случаи разбоя и бандитизма по особенностям объекта весьма трудноотличимы.

Значительно более четка грань, лежащая в субъективной сфере и определяющая субъекта преступления: субъектом бандитизма является банда, то есть в известной мере сплоченная группа лиц, субъектом разбоя – отдельное лицо или даже несколько лиц, если только между ними нет той субъективной связанности, которая предполагается понятием банды.

Таким образом, путь сопоставления отдельных элементов, характеризующих объективную и субъективную сторону преступления, – наиболее верный путь к размежеванию смежных составов, – следовательно, к обеспечению правильной, отвечающей задачам социалистического правосудия квалификации преступных деяний.

4. Разбой и корыстное убийство

В несколько ином плане разбой близок к убийству с корыстной целью.

Разбой (охватываемый ныне Указом от 4 июня 1947 г.) может проявляться в разных формах. Так, открытое нападение с целью завладения имуществом может сочетаться с угрозой убийства, но может закончиться и действительным убийством. В последнем случае ряд элементов состава сближает разбой с корыстным убийством: в обоих случаях имеет место умысел на убийство и умысел на завладение чужим имуществом; в обоих случаях смерть наступает в результате действий виновного. Самое действие «нападение» также вполне может быть способом совершения корыстного убийства. Тем не менее грань между разбоем и корыстным убийством может быть намечена. При разбое завладение имуществом всегда представляет собой похищение чужого имущества; напротив, при убийстве с корыстной целью переход имущества совершается (или предполагается) формально «легальным» путем – например, получение имущества убитого по наследству. В этом наиболее четко определяется грань, лежащая между разбоем и корыстным убийством.