Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания

Глава двенадцатая
Месть дяди Джафара

За повседневными хлопотами Лилит Ханум совершенно забыла о прежних хозяевах дома. Каждый день начинался рано и продолжался разнообразными трудовыми свершениями. Лилит Ханум обычно вставала спозаранку, принимала душ, завтракала, заправляла кровать, подметала двор, мыла посуду, заранее открывала створку ворот, чтобы рабочие зря не трезвонили, а входили сразу, и расставляла на столе кофейные чашки. Примерно в восемь раздавался деликатный стук в открытую дверь, и во дворе показывались сначала Артур, а за ним и все остальные. Лилит Ханум приветствовала пришедших и тут же ставила на огонь джезву. Рыцари удалялись в дом, после чего снова возникали во дворе уже в рабочей одежде, живописно пестревшей присохшими пятнами цемента и краски. К этому моменту кофе был готов.

– Гарик, – укоризненно качал головой Овейн, – ты опять занял мое место?

– Неа, – отвечал Гарет, – не твое, а Артурчика!

Некоторое время они препирались по поводу того, кто будет сидеть на углу, и Лилит Ханум начинала понимать, для чего во время оно король Артур изобрел именно круглый стол. Впрочем, братья никогда не ссорились, только дружески друг друга подкалывали.

Тут же прискакивал Генрих, который оказался не меньшим кофеманом, чем армянские мастера. Он отхлебывал из миниатюрной чашки и попутно затевал умные беседы, дабы блеснуть эрудицией.

– Я считаю, что Эшенбах был прав относительно сущности Грааля, – вещал он и делал очередной глоток, манерно отставляя зеленый мизинец. – А что вы думаете по поводу поисков сего сосуда?

– Генрих-джан, – ласково обращался к нему Артур, – ну зачем его искать? Если надо, то мы сделаем какой хочешь Грааль, можем из гипса, можем из мармора…

– Из мрамора дорого! – взвивалась Лилит. – Я сколько денег угрохала на мрамор для лестницы! Я вам не миллионерша! Грааль потом сделаем, когда все потолки побелим!

– Какая ты приземленная, сил нет! – дулся Генрих.

– Не дуйся, лопнешь, как лягушка из басни! – грозила Лилит.

– Я вот что скажу по этому поводу, – примирительно заявлял Артур, – Лилит Ханум здесь заказчик, а слово заказчика – закон. Если заказчик решает, что Грааль сейчас не нужен, отложим до лучших времен!

– Вы ничего не поняли, – кипятился Генрих, – его не надо делать, его надо искать!

– Хорошо, хорошо, – успокаивал его Артур, – поедем на строительный рынок и найдем! Нашли же мы кафель именно того бежевого оттенка, который был нужен!

Генрих не сразу начал понимать, что Артур иронизирует. А когда понял, то обиделся и поклялся, что отыщет в Шахине кого-нибудь по имени Мордред, но это так и осталось пустой угрозой, несмотря на удивительную изобретательность жителей Закавказья по части имен.

Довольно скоро заносчивый принц с удивлением обнаружил, что чернь (а именно так, с некоторым расистским оттенком, он характеризовал рабочих, а заодно и Лилит Ханум, которая была с ними на одной волне) не хуже него разбирается в истории и литературе и способна отличить Эшенбаха от Кретьена де Труа да еще и напеть что-нибудь на тему поисков Грааля из Вагнера.

Итак, в то утро, о котором пойдет речь, кофейная беседа постепенно создавала нужное настроение, как вдруг мобильный Лилит Ханум разразился звонком с незнакомого номера.

– Алло? – вопросительно произнесла Лилит. В ответ раздался столь громкий и сердитый голос, что пришлось отодвинуть телефон от уха.

– Ну наконец-то я до вас дозвонился! И вам не стыдно такое делать? Воровать у честных людей, оскорблять почтенного пожилого человека?

– Вы не ошиблись номером?

– Нееет, уважаемая Лилит Ханум, я не ошибся! И вы сейчас мне ответите за все.

– А вы…кто? Представьтесь, пожалуйста! – Лилит была ошеломлена, сбита с толку.

Вся бригада замерла, забыв о кофе, ибо невидимый собеседник вопил так, что его было слышно всем.

– Она еще хочет, чтобы я представился! Вот наглость! Украла карнизы у бедного старого Джафара, вынудила его продать дом за бесценок и еще на мелочах наживается!

– Какие карнизы, вы о чем?!

– Карнизы из его спальни!

– Но он продал мне дом со всем содержимым!

– Нееет, я-то знаю, карнизы в договоре не указаны…

– Скажите, а вы кто? Кем вы приходитесь Джафару? Вы являетесь его законным представителем?

– А это не ваше дело. Ваше дело отдать ему либо карнизы, либо двести долларов за них, а иначе вам не поздоровится, воровка бесстыжая!

– Двести долларов за эту пластмассовую ерунду, – присвистнул Гарет, а Овейн покрутил пальцем у виска.

А безымянный собеседник продолжал неистовствовать:

– Я сейчас приеду, и чтобы к моему приезду либо деньги были готовы, либо карнизы были сняты. И я еще посмотрю, что вы там в этом доме прикарманили!

– Я купила этот дом, и все, что в нем осталось, принадлежит мне. Если вы считаете, что я нарушила закон, выясняйте это через суд.

– Да я сто судов выиграю, и еще вы должны денег будете за все судебные издержки! Я сто свидетелей приведу, и они подтвердят, что вы клялись всеми святыми, что отдадите эти карнизы почтенному Джафару, в общем, сейчас я к вам выезжаю.

В трубке раздались короткие гудки.

Как ни спокойно разговаривала Лилит Ханум, а напугал ее этот звонок изрядно. Она отложила телефон и замерла в некотором замешательстве. В такую ситуацию она попала впервые.

Из оцепенения ее вытащил Артур.

– Вот ведь сволочь, – сказал он. – Этим карнизам цена на строительном рынке двадцать динаров, не больше! Думают – одинокая женщина, законов здешних не знает, цен не знает, вот и хотят развести на деньги.

– Полицию надо вызвать, – посоветовал Овейн.

– Мы не уйдем, пока не приедут полицейские, – приободрил хозяйку Гарет.

– Надо набрать 112, – подсказал Бедивер.

Лилит Ханум кивнула: это, пожалуй, было самым разумным решением, тем более что кярманская полиция считалась лучшей во всех странах СНГ. Когда-то Кярманская ССР отличалась таким уровнем взяточничества и прочей коррупции, что местная мафия (назвать которую «мафией» советские газеты, конечно, стеснялись) была покруче сицилийской. Книга Марио Пьозо «Крестный отец» была настольной у каждого уважающего себя кярманца, начиная с подросткового возраста, и считалась не беллетристикой, а руководством к действию. Однако один из первых кярманских президентов решил, что с этим безобразием надо покончить. Он распустил милицию, которая, по его мнению, была передовым краем местной мафии, а в новую полицию набрал абсолютно других людей, которых очень жестко контролировали на предмет взяточничества и злоупотреблений. Все общественные институты были перестроены, а преступность упала до рекордно низкого уровня. Полицию перестали бояться и стали уважать куда больше.

Лилит Ханум пока что с местной полицией дел не имела, разве что пару раз спросила дорогу у уличного патруля. Она была человеком законопослушным и даже не задумывалась о том, что с ней может приключиться какая-то криминальная ситуация. Но уж что приключилось, то приключилось. Она набрала номер и, поскольку на тот момент кярманским языком почти не владела, объяснила ситуацию по-русски. К ее удивлению, незнание языка никого не смутило; ее заверили, что к ней отправлен абсолютно русскоязычный патруль, и уверили в том, что волноваться не нужно.

– Если этот вымогатель приедет раньше патруля, – подал голос Галахад, – он будет говорить с нами, так что ничего не бойтесь.

Лилит почувствовала себя прекрасной дамой, находящейся под рыцарской защитой, и подумала, что шестеро здоровых мужчин, вооруженных кувалдами, дрелью и циркулярной пилой, несомненно, произведут на любого злодея сильное впечатление. Впрочем, наша героиня и не подозревала, сколь красочное шоу она невольно затеяла.

Дело в том, что непривычному человеку, будь он хоть трижды полицейский с навигатором в машине, разобраться в лабиринте ассирийской деревни непросто, и патрульный автомобиль сделал пару кругов, прежде чем нашел верный путь в затейливом хитросплетении улочек. Поскольку вызов был срочный (вымогательство и угрозы по меркам мирной Шахины – это серьезное ЧП!), машина включила сирену и красно-синюю мигалку.

Обычно жизнь обитателей частного сектора скупа на события и представляет собой сонное чередование бесконечно повторяющихся рутинных действий. Стоит ли удивляться, что такая светомузыка заставила многих жителей соседских домов побросать свои скучноватые дела, распахнуть двери настежь и выбежать на улицу? Некоторые выходили с опаской – а вдруг кого убивают?

Лилит Ханум тоже пришлось выйти на улицу и махать руками, чтобы полицейская машина не ошиблась домом, что было воспринято окружающими как крайняя степень паники. Трое подтянутых, улыбчивых, но настороженных полицейских вошли в дом. Лилит Ханум сразу же предупредила их, что грозные мужчины в ее доме не злоумышленники, а лишь свидетели творившегося бесчинства. Полицейские выслушали всех, проверили документы у хозяйки дома и не без некоторого смущения переступили порог ее спальни. Осмотрев карнизы, один из них мечтательно сказал: «Хотел бы я продать их за двести долларов, да кто их за такую цену купит?»

В дверях показались соседи и вежливо поинтересовались, не нужна ли помощь. Полицейские заверили, что все в порядке и никто их новую соседку в обиду не даст. Поскольку телефонный вымогатель не угрожал жизни и здоровью Лилит Ханум, оснований для его немедленного ареста не было, но, по словам полицейских, любая попытка проникнуть на территорию частного дома уже могла рассматриваться как вторжение, и тогда уже Лилит Ханум следовало не зевать, а звонить участковому.

– Вы одна живете? – поинтересовался один из патрульных, ровесник Лилит.

– Да, одна.

– Не замужем?

– Нет. А вы можете кого-нибудь посватать? Говорят, кярманская полиция умеет решать все проблемы.

Полицейские расхохотались и помотали головами:

– Нет, госпожа, такого сервиса у нас пока нет, но в целом идея неплохая. Мы над этим поработаем. Впрочем, с вашим чувством юмора вы тут вряд ли долго будете одинокой.

Они галантно откланялись и укатили восвояси, предоставив соседям охать, ахать и сочувствовать Лилит. В процессе сочувствия выяснилось, что это не первая подобная история. У каждого из соседей уже случалась с Джафаром какая-то неприятность: на одних он писал жалобы в прокуратуру, с другими ссорился годами… Попутно выяснилось, что никто не хотел иметь с ним дела и многие удивились, что хоть кто-то вообще рискнул купить у него дом. Лилит Ханум только покачала головой – ну надо же, кто бы мог подумать, в какую занятную историю она влезла.

Через некоторое время соседи разошлись, мастера закончили свою работу, попили кофе с Лилит Ханум и, удостоверившись, что никто сегодня не придет ее шантажировать, отправились по домам. В процессе мытья посуды Лилит обнаружила Генриха, про которого в этой суматохе подзабыла. Отважный принц прятался в кастрюле, слегка ошарашенный произошедшим. Лилит пощадила его чувство собственного достоинства и не стала обзывать трусишкой: действительно, что мог сделать лягушонок для ее спасения? Только не путаться под ногами.

Когда все уехали и Лилит Ханум осталась одна, ей стало любопытно. Любопытство вообще было ее самым неубиваемым свойством. Обычно с возрастом желание узнать то, что еще неизвестно, и залезть туда, куда еще не лазила, у большинства живых существ притупляется, но научные и творческие работники являются исключением. Злые языки утверждают, что виной тому шило, мистическим образом проникшее в потайные телесные глубины, но я все же считаю, что дело тут в особом устройстве души, а не тела. Лилит Ханум призадумалась: а что там такого ценного и интересного в этих карнизах? Вдруг дядя Джафар припрятал в них золото, брильянты или еще какие полезные в хозяйстве вещи?

Она сбегала в сад и притащила оттуда стремянку, залезла на нее, предусмотрительно прихватив тряпку, чтобы заодно и стереть пыль. Сперва был обследован правый карниз, но, кроме пыли и паутины, на нем ничего не обнаружилось. Несколько разочаровавшись, Лилит Ханум перетащила стремянку ко второму окну, пошарила тряпкой и спугнула паука, который, беззвучно извергая страшные проклятия, убежал прочь. Ни золота, ни брильянтов она не обнаружила, только пыльный клочок бумаги сорвался с карниза на пол.

Подивившись находке, Лилит спустилась и развернула листок. На нем было что-то небрежно нацарапано арабскими буквами, но – увы! – познания Лилит в арабском ограничивались одним лишь распознаванием букв, поэтому прочесть записку она не могла. Первым ее желанием было выбросить листок, но потом ей снова стало любопытно: как и почему бумажка оказалась на карнизе? Не могла же она откуда-то туда упасть! Если бы листок был найден под кроватью или где-то еще на полу, такое можно было бы предположить, но как он мог упасть на карниз, прибитый к стене на высоте трех метров от пола? Значит, кто-то намеренно его туда положил, а потом позабыл в суматохе переезда. Стало быть, на листке написано что-то, может быть, не самое важное, но, несомненно, интересное! Эх, вот если бы Лилит Ханум хотя бы чуть-чуть знала арабский… Надо бы выучить и этот язык на досуге. Впрочем, не до того сейчас.

Лилит протерла листок тряпкой, чтобы с него не разлеталась пыль, и сунула его в одну из привезенных из Москвы книг. Дальнейшие события заставили ее на время позабыть о записке, но читатель, конечно же, догадывается, что автор неспроста счел сей эпизод достойным упоминания.

Глава тринадцатая
Американский жених

Несмотря на ремонт, Лилит Ханум старалась регулярно ходить в церковь. Она не была образцом христианской добродетели, но старалась по возможности соблюдать все обязательства, которые налагает на человека религия. Но в моем повествовании не место рассуждениям о том, как должны жить добрые христиане: это слишком серьезная тема, а я пишу только о смешном и нелепом. Так что придется умолчать и о добром приходском священнике, верой и правдой служившем своему непростому и высокому призванию, и о ясноглазой улыбчивой женщине, обучавшей в воскресной школе детей родному языку и руководившей церковным хором, и о набожных честных прихожанах, всегда готовых поддержать друг друга, и обо всех прочих праведниках, которых было много в ассирийской общине. Рассказ об этих людях прибережем для других книг, так что, приложив руку к сердцу в знак искренности, поблагодарим их за добрые дела и обратим взор к людям менее праведным, но более забавным.

Как обычно, после литургии прихожане усаживались за столы. Две вдовы в двух огромных кастрюлях готовили долму из виноградных листьев и гирду – кисломолочную рисовую кашу. Из огромного самовара наливали чай, согревавший и тела и души. Это было время дружеского общения, обмена новостями и, как мы уже заметили, порой и деловых переговоров.

Именно в тот момент, когда, наевшись, Лилит Ханум попивала чай, к столу, где сидела она и другие женщины, подошел благообразного вида прихожанин с пышными седыми волосами. Ему было примерно за шестьдесят, и все в нем говорило об искренности и порядочности. Он любезно поприветствовал всех присутствующих и обратился к Лилит Ханум:

– Уважаемая, у меня есть к вам одно дело. Могу ли я обсудить его с вами… – Он запнулся: видимо, дело было деликатным и он раздумывал, как бы это высказать, чтобы никого не обидеть и не вызвать пересудов и домыслов. – Видите ли, речь идет о моей семье, и я хотел бы поговорить с вами потом, когда вы успеете со всеми тут пообщаться. Я не хочу быть назойливым и мешать вам…

Поскольку извинения обещали быть долгими и церемонными, Лилит Ханум по возможности вежливо прервала почтенного прихожанина, заверила его в том, что успела тут со всеми пообщаться и практически допила свой чай, поэтому она не станет заставлять его ждать. И если почтенному собеседнику удобнее разговаривать в менее шумном месте, то можно переместиться на церковный двор. Так они и сделали.

– Меня зовут Гиваргис, – представился прихожанин. – Я с некоторого времени вижу вас тут, навел о вас справки. Вы женщина зрелая, рассудительная, судя по всему – практичная, к тому же очень красивая. Нет, это не комплимент, не благодарите. Я также в курсе вашего семейного положения.

Лилит Ханум вздохнула. Быть разведенной женщиной в Кярманистане означало вечно находиться в центре мужского внимания. Звучит вроде бы заманчиво, но какого рода это внимание! Предложения весело провести вечер, ритмично поскрипывая кроватью, сыпались со всех сторон от мужчин, годящихся ей как в сыновья, так и в отцы. Причем предлагали это совершенно незнакомые люди – в автобусе, в супермаркете да просто на улице! Иногда эти предложения вежливо упаковывались и звучали как приглашение в ресторан кярманской кухни с намеком на веселое продолжение. Отказы никого не расстраивали, и в целом кярманские мужчины были вполне милы и безобидны, но со временем Лилит Ханум любой комплимент стала принимать настороженно и заранее готовилась к мирному, но решительному отпору. Но ни соседи, ни прихожане никаких таких вещей обычно не позволяли. Заметив некоторую настороженность собеседницы, Гиваргис тут же пояснил:

– Не подумайте плохого, намерения у меня абсолютно честные. Сразу перейду к делу: у меня есть брат, ему пятьдесят пять лет, он живет в Чикаго. Он успешный человек, у него имеется американское гражданство и собственный бизнес, но его жена, к сожалению, с ним развелась. Что уж у них там не заладилось, мне не совсем понятно, но вот такое дело. – Благообразный Гиваргис сокрушенно развел руками. – Он хочет жениться еще раз, ищет женщину со схожим жизненным опытом, разведенную или вдову. Наличие детей значения не имеет. Через неделю он приезжает ко мне погостить, вот я и подумал: а что если вам познакомиться? Встретитесь, пообщаетесь, а там посмотрим, вдруг да сложится? Ну а если не сложится – тоже не беда.

Лилит Ханум смущенно улыбнулась: вот оно что! Она внимательно посмотрела на Гиваргиса и подумала, что если его брат такой же интеллигентный и благообразный, то и очень даже и хорошо. В конце концов, почему бы и не сходить замуж еще разок?

– Ну… – кокетливо протянула она. – Я даже не знаю… В принципе, дело хорошее, я с удовольствием с ним познакомлюсь. Ничего не обещаю…

– Конечно, конечно, – горячо заверил ее Гиваргис, – что тут можно обещать! Я вас познакомлю, представлю друг другу, а там сами разберетесь, люди взрослые. Если вы не возражаете, можно мне дать ему ваши координаты, чтобы он мог позвонить или написать предварительно? Вот, кстати, его фото.

Гиваргис протянул Лилит смартфон, с экрана которого улыбался немолодой, но симпатичный мужчина. У него были правильные черты лица, карие глаза с длиннющими ресницами, он был гладко выбрит, короткие черные волосы бодро топорщились ежиком. Для пятидесяти с лишком лет он выглядел очень даже моложаво. Жаль, конечно, что на фото было только лицо, но у Лилит Ханум еще будет время рассмотреть потенциального жениха целиком.

– Да-да, конечно, – кротко прощебетала она, – запишите мой телефон, пускай звонит, пишет, буду очень рада. А как его зовут?

– Сэм. То есть по-тамошнему Сэм, по кярманским документам он Шмуил. В Штатах его записали Самюэлем, сократили, получится американский дядя Сэм.

Оба рассмеялись. Прощание было душевным и уже почти родственным. Гиваргис сразу понравился Лилит: вежливый, немного застенчивый, он произвел впечатление уравновешенного и тактичного человека. От такого же мужа Лилит Ханум не отказалась бы. Конечно, жених на десять лет ее старше, а Лилит предпочитала ровесников, но чем старше становишься сама, тем менее существенна разница в возрасте. Да и вообще вся эта история ни к чему пока что не обязывает. Жаль только, что Лилит почти все время занята ремонтом, времени на свидания маловато, но можно же будет убежать на полдня, оставив рыцарям Круглого стола достаточный для их выживания запас кофе. Ну и потом, дожив до пятидесяти с лишком лет, человек должен вполне представлять себе, что такое ремонт.

Вернувшись из церкви, накормив веселую бригаду и пару раз сварив кофе, Лилит Ханум услышала жалобное попискивание телефона: его тоже надо было «покормить» электричеством. Ставя мобильник на зарядку, Лилит увидела пару сообщений от человека по имени Сэм. Он вежливо представлялся, ссылаясь на утренний разговор с братом. Лилит ответила ему и через минуту уже болтала с потенциальным женихом по видеочату. Он ее не разочаровал: то же приятное лицо, что и на фото, открытая улыбка, добрый взгляд. Изъяснялся он то по-ассирийски, то по-английски, умеренно сетовал на одиночество, говорил, что давно мечтал о мудрой зрелой женщине рядом. То, что он рассказал о себе, вызвало у Лилит Ханум уважение и восхищение. По образованию он был физиком, долгое время преподавал сопромат в Шахинском государственном университете, потом, в смутные годы, вместе с женой и детьми уехал в Чикаго, где первые три года работал то на автомойке, то на заправочной станции. Скопив небольшую сумму, основал свою фирму, которая занималась расчетом прочности металлических конструкций при строительстве. Фирма была небольшая, но приносила, по словам Сэма, стабильный доход.

– Ну а ты как тут живешь? – спросил он. – Тяжело, наверное?

– Ээээ, ну как сказать? Недавно переехала, делаю ремонт. Есть, конечно, непростые моменты, но в целом очень даже весело.

– Да ладно, знаю, как вам там тяжко живется… А вот у нас в Америке совсем другая жизнь. Выйдешь за меня замуж, увидишь.

Лилит Ханум осторожно намекнула, что насчет свадьбы еще ничего не решено, поскольку для начала надо бы встретиться, посмотреть друг на друга. Сэм, конечно же, согласился с таким разумным подходом.

– Приятно иметь дело с умной женщиной. Я уверен, что мы поладим. Я буду считать дни до моего приезда в Шахину.

Разговор кончился романтическим покачиванием головы на манер китайского болванчика, многократным взлетом и падением бровей Сэма и нежным воздушным поцелуем. Что умеют делать восточные мужчины, так это очаровывать и играть бровями. Лилит Ханум тоже сделала бровями туда-сюда в знак выражения зарождающихся ответных чувств. В конце концов, почему бы и не начать новую жизнь со свадьбы? Кто вообще сказал, что свадьба обязательно должна быть в конце истории, а не в самом начале?

С тех пор они общались каждый вечер. Сэм был приятным собеседником, правда, иногда говорил излишне суетливо и заливисто смеялся над собственными шутками. По темпераменту он был не очень похож на своего благообразного брата, но в целом производил более чем приятное впечатление. Никаких излишне игривых намеков в разговоре и переписке он не допускал и посылал фото только своего лица, не более. Этим он просто пленил Лилит Ханум, которую менее воспитанные интернет-поклонники успели уже забросать фотографиями других частей тела, недостойных быть упомянутыми в нашей книге.

Перед его приездом Лилит Ханум снова пришлось оставить своих рабочих наедине с пачкой кофе и джезвой и провести полдня в салоне красоты. Там ей зачернили пробивающуюся кое-где седину, сделали модное в том сезоне каре, привели в идеальное состояние руки и ноги, накрасив ногти таким ярким красным цветом, от которого жених должен был непременно потерять голову. Фото Лилит с маникюром и укладкой было немедленно отправлено в Чикаго, откуда моментально пришло сообщение в виде картинки с розочками и сердечками, такими же ядовито-красными, как маникюр Лилит. Потом Сэм написал, что тоже идет в салон красоты стричься и красить волосы в черный цвет, потому что он не смеет оскорбить взор невесты своими сединами. Лилит Ханум также отправила сердечко. Можно сказать, что начало у романа было более чем правильное. До приезда дядюшки Сэма оставалось два дня.

Отделочные работы на верхнем этаже уже подходили к концу. Рабочие белили потолки, витиеватые мотивы их песен раздавались теперь откуда-то сверху. И если бы Лилит Ханум знала армянский, то поняла бы, что припев звучал так: «Кто тот ослу подобный архитектор, который придумал делать такие высокие потолки? Господи, Господи, как угрожающе качается моя старая стремянка! Почти четыре метра потолки, четыыыре мееетра потолки! Вай, вай!»

Генрих скакал по дому весь белый, будто Пьеро, и недовольный тем, что побелка плохо отмывается с его зеленой шкурки и теперь придется эту шкурку сбрасывать.

– Не опыляй мне мозг, – беззлобно отвечала Лилит на его жалобы. – Тебе и так время линять, весна уже прошла, а ты на линьку до сих пор не раскачался. Небось, давно уже новую резиновую шкурку отрастил.

Генрих обижался, но возразить против правды нечего. Ему и впрямь было давно пора линять, но лень.

Постепенно верхний этаж дома стал светлым, уютным и пригодным для жилья. Появлялись кое-какая мебель и бытовая техника; периодически, несмотря на то, что ремонт еще не был закончен, в доме заводились гости. По вечерам во дворе Лилит Ханум накрывала стол и зажигала специально купленный для этой цели фонарь со свечой внутри, похожий на старинную восточную лампу. Оставались только мелочи, например новые розетки и дополнительное освещение.

Как-то раз утром вместе с бригадой приехал пожилой русский инженер-электрик, похожий на Санта Клауса: круглые очочки, белые кудри вокруг лысины, белая борода. Представляя его Лилит Ханум, мастера почему-то покатывались со смеху.

– А вот и наш Александр Анатольевич, – сказал Артур и прыснул в кулак.

– Вот так они всегда, – посетовал инженер.

– А почему? – поинтересовалась Лилит Ханум.

– Да все из-за моей фамилии.

– А что с вашей фамилией? Она смешная или неприличная?

– Ах, если бы, милая моя, если бы… Мерлин моя фамилия. Мерлин Александр Анатольевич.

Лилит присоединилась ко всеобщему веселью и хохотала до слез, так что сурьма под глазами размазалась и сделала ее похожей на жизнерадостную панду.

Вечером, когда дом опустел, а Генрих удалился в сад, чтобы вдали от нескромных взоров наконец-то снять с себя старую кожу, Лилит Ханум устроилась на своей резной кровати и начала упоительную виртуальную беседу с женихом. На экране телефона возникло приятное лицо дядюшки Сэма.

– Привет, о роза среди роз! – сказал он.

Лилит поздоровалась более сдержанно.

– Послезавтра я буду рад увидеть тебя! Нет, ты можешь не приезжать встречать меня в аэропорт. Меня встретит брат, а потом представит нас друг другу.

– Да, это наилучший вариант, – согласилась Лилит Ханум. Ей совершенно не хотелось тащиться в аэропорт.

– И я очень надеюсь, что это будет прекрасным началом нашей совместной жизни! Я буду любить тебя, холить и лелеять. Ты увидишь, я очень спокойный и позитивный человек.

Слово «позитивный» он вставил по-английски, хотя, по мнению Лилит, в родном языке можно было найти ему какую-нибудь замену. Но это самое слово, видимо, оказалось дорого заокеанскому собеседнику.

– Я очень и очень позитивный человек, – продолжал он. – Никогда не расстраиваюсь, никогда не жалуюсь на проблемы. Я знаю, у вас там принято жаловаться на жизнь, а в Америке не так, у нас все настроены на позитив.

– Ээээ… Да как-то я особых жалоб ни от кого не слышала, – робко возразила Лилит Ханум.

– Да ладно, я лучше знаю, я тут вырос и никогда больше сюда не вернусь.

– А… Я планирую остаться здесь насовсем. Как это будет сочетаться с нашей совместной жизнью?

– Мы поговорим об этом, когда встретимся. Ты многого не знаешь об Америке. Ты ведь никогда не была там, верно?

– Да как-то не доводилось.

– Вот видишь! Я расскажу тебе о позитивном мышлении и настрое на успех.

Слова «позитивное мышление» и «настрой на успех» тоже были сказаны на английском, но не буду загружать читателя иностранными словами. Дядя Сэм столь обильно пересыпал ими свою ассирийскую речь, что вздумай я передать его реплики в том виде, в каком они были сказаны, получилась бы малоприятная двуязычная абракадабра. А я не хочу, чтобы на меня накинулись защитники чистоты русского языка.

Влюбленные слегка поворковали, как положено, поиграли бровями, и Лилит Ханум закончила день с надеждой на то, что жизнь окончательно входит в правильную колею, вот даже и жених уже появился.