Все наши рассветы-закаты-и-звезды —
в жопу,
Все они колят холодными злыми спицами.
Я тебя не люблю.
Я тобой живу.
Это, наверное, больше, чем жить собой.
И лицо твое, глупая, берегу.
А говорю, что жить без тебя – не стоит
Мне ничего.
Ничего.
Соберусь на бис.
Выйду к тебе горячая и пустая.
Ты на словах о самом важном запнись.
И я наконец смолчу,
Что с тобой не стала бы…
***
Пролетая по свету криком, пропавшим во тьме,
Жизнь проходит сквозь узких улиц бедной семьей.
Никого не виню, но всё-таки, как же глупо
Оставаться на месте, прятаться за стеной
Своих комплексов, ожиданий, борьбы с собой.
Как же глупо не видеть мир, не познать наощупь.
Я сижу у воды, опускаю в нее венки,
Пусть несут их туда, где волосы счастье носят
И звенит буйный ветер в смехе и голосах.
Если все, что могу я – этот мир созерцать,
То хочу его видеть с кем-то, его глазами.
Ветер лучше знает, кто там мой адресат.
Там закат догорает красным японским флагом,
Мое Ян ломало преграды, ища покоя.
Но теперь я действительно рад, что есть расстояния
Еще больше, чем между нами
И этим морем.
***
Даже если бы мне стёрли память,
Я б находил тебя,
Чтобы остаться.
Тени нас будто белый спрут за меня цепляются.
Слишком связаны наши узлы
И сцеплены пальцы,
Чтоб разлучаться.
Я найду тебя вновь по запаху.
Если вдруг я тебя забуду,
Все равно увижу – и подойду,
Сразу пойму,
Что встретил ту
Самую.
А ты скажешь мне:
«Мы уже встречались,
Это было печально».
Почему тогда я возвращаюсь?
Ты скажешь:
«Ни в чем нет счастья».
И я вспомню,
Как обнимал тебя у реки,
Как грел губами твои холодные руки,
Как ты посвящала мне смешные стихи,
Как вечно куда-то бежала,
Мне не было скучно.
Всегда смеялась,
Душила под одеялом.
Я вспомню, как мы сбежали в пижамах к морю,
И голые в волны с разбегу бросались.
Может быть
Ни в чем нету счастья,
Но в этом немножко есть.
И я не жалею, что снова к тебе приблизился.
И что я без памяти —
И влюблен,
И остался.
Не могут люди случайно соединяться,
Не будут пытаться забыть, если не было дорого.
***
Вырывая все наши споры
С корнем,
Как грибы,
Чтобы не росли,
Хоть и мы без них не росли,
Расставались как взрослые:
Без тоски на лице,
Но с огромной болью внутри.
Потонувшие корабли,
Кладбище заржавевших стен —
Это все, что осталось
От наших имён и тел.
***
Память смывает плохое, оставляя только хорошее.
Я прошу ее как-то спрятать тебя в позапрошлом.
Не зудеть больной раной, не колоть сердцем и ребрами.
Понемногу стирать, выдирать тебя из-под кожи.
И уже не следить, смотрел ли ты мои сториз,
Не прокручивать воспоминания на повторе.
И не представлять перед сном, как бы
мы обнимались,
Если б я не взяла себя в руки тогда и осталась.
***
Тяжело целовать, понимая, что это временно,
И ещё неизвестно, что там в твоей голове.
Я бы дождалась, уверена, если б верила,
Если б знала точно-точно, что я в тебе
Неслучайное, не похотливое, не обманное.
Ты мое смешное, нежное такое, манкое,
Но не трогай ребенка,
Если не видишь в нем солнца,
Если не важно, плачет или смеётся.
Не ломай меня, потом не срастётся…
***
Никто не видит,
Как боль оставляет отметины.
Нет вмятин, царапин, шрамов на пол лица.
Но заговори – и ты не услышишь детского
Голоса.
***
Просто новый опыт, просто опять урок.
Ты же видела, но не верила в этот холод.
Можно сколько угодно спрашивать, кто не смог,
Почему не случилось.
Но лучше расстаться гордо.
Вынуть руку,
Закрыв зияющую дыру
В центре тела.
Забыть слова, как звенящий шум.
И ощупывать пульс каждый раз при знакомстве с новым:
«Это вряд ли тоже любовь, если я дышу».
***
Хотя, если честно,
Всегда на конечной
Открывается новый путь.
Главное, не уснуть.
И брать трубки
С чужих номеров.
Это странно,
Но все эти люди
Случайные
Знают точно,
Когда тебя ущипнуть:
«Дорогая, приехали».
***
До нечётного декабря високосного года
Я держал твое имя в висках и сходил с ума.
А теперь я смотрю и не знаю с тобою кто мы.
Сколько стало во мне твоего? А в тебе – меня?
***
Чувствую себя не там, не тем, не с теми.
Как это?
Как выйти из этого круга?
Я заново
Пытаюсь для них себя вылепить.
Делаем так друг друга.
Мука
Строить из себя что-то.
Строятся стены только.
Сколько ещё
Улыбаться, когда сказали?
Сколько ещё убаюкивать свое горе?
Хочется
Хочется, чтобы сами
Все понимали.
***
Курит в форточку после секса,
Не выдыхает.
Говорит: «Ну, кто ты такая?»
Не понимает,
Как его занесло этой ночью
В город без дочерей.
Как ты встречаешь голая
Всех у дверей.
Говоришь с ним о море,
Об опере, о высоком.
А у самой деньги скомканные
Последние в сапоге.
Он целует тебя, как будто
Все это по любви.
Береги себя, милая.
От него береги.
***
В нашей истории
Оставим многоточие:
Звонок, пропущенный в 3 часа ночи,
И неотправленную смс:
«Прости. Я так скучаю»,
Остывший чай,
Невстречи,
Непрощанья.
Свиданья, о которых мы забыли
И планы, что теперь на одного.
И мы с тобой уже не вместе —
Вместо,
Оставили пустующие кресла
Для новых игроков.
***
Я решил тебя не искать
И оставить в детстве.
С твоей непосредственностью,
С твоей нелюбовью спать,
Танцевать на горячем песке
Босыми ногами.
Я решил оставить все это
Меж теми нами.
Твои родители
Увезли тебя
В Петербург в пятнадцать.
И я не видел тебя семь лет.
Нам было ради чего встречаться.
Я сначала искал.
Но потом перестал совсем.
Знаешь, со всеми такое бывает:
Теряешь по чужой глупости
И их воле.
Но потом отпускаешь.
Хоть это больно.
Потому что есть что-то более
Важное,
Чем привязывать тебя к себе
И вести домой.
Например, чтобы ты была счастлива
На свободе.
И с любовью в душе.
Даже если ты не со мной.
***
Там, где ты не держишь,
Там, где тебе нет дела,
Там, где ты уходишь —
Там у меня есть я.
Забавно,
Зачем я вообще быть с тобой
Хотела?
Если без тебя
Все преодолеть смогла.
***
Жизни нет, дома нет. Я не знаю теперь, где дом.
Столько времени ты был домом. Чужим, но домом.
Я в холодную улицу вывернута нутром,
Опустевшая, плачу раскатом грома.
***
И пускай
Кто-то лучше меня подойдёт
И возьмёт тебя за руку смело.
Ты – мое.
А мое от меня не уйдет,
Как бы кто этого
Ни хотел.
***
Фотографии сами не рвутся и не горят.
Голова ещё месяц прокручивает киноряд,
Кадры смазанные, слепые. Но это мы с ним.
Как мне их отпустить, я не знаю совсем. Как вылезти
Мне из этого сумрачного и густого, холодного, черного,
Хоть куда-то, где я нужна и не послана к черту?
Собираю нас как любимые драгоценности,
Наделяя все это мнимой фальшивой ценностью.
***
Оживая почками по весне,
И, вдыхая ветер, которым ты прикоснешься ко мне,
С первой встречи и до горячего «На всю жизнь»,
Обесточенный,
Я свечусь.
***
Но если честно,
То люблю я тебя так сильно,
Как будто во множественном числе.
Как будто внутри меня целый город
Из тех, кто когда-то не.
Я научилась вдруг говорить, как есть
И обнимать до хруста, сжимая в кости.
Я научилась впускать в себя, и не в гости,
А по-настоящему и по-взрослому, жить.
Я научилась гореть с тобой медленно, долго.
Я научилась не ждать подвоха.
И, слыша твой ритм, отсчитанный метрономом,
На 80-м прятаться к тебе под ребра.
Стучать там влюбленно
Фибрами всей души.
Я научилась вдруг доверять незнакомым.
И звёзды, что там внутри падают,
Разожжённые —
Не тушить.
***
Во сне Васнецова картинно курю с Кустурицей.
У него на лице карантинная маска блюдцем.
Ветер ест наши сигареты, как в революцию,
Обещает не задохнуться,
На нас не схлопнуться.
Не прилипнуть к нам паутиной, объявшей мух.
Мы глядим недоверчиво: надо бы дать на чай,
Пока он опрометчиво помнит, что нас зачал.
И пока нас не стёр, как крошки, убравшись насухо.
***
Сигареты теперь на завтрак, обед и ужин.
Я уже и не помню, кто был мне когда-то нужен.
Почему я болел одной, другой был простужен.
Почему я так сильно нуждался в любви – не помню.
Как щенок я все время хотел хоть капельку ласки,
Утыкался в их руки, верил всему. Казалось мне
Все изменится сразу, как только я обрету
Ту.
Не меняется ничего.
Я повсюду беру себя.
Я без имени и без рода.
Курю в окно.
И смотрю, как толпы людей куда-то летят,
Как внутри меня: было много, теперь никто
Не тревожит душу, не топчет сердца порог.
Я совсем один. Внешне взрослый – внутри дитя.
Я всю жизнь гонялся за ними, как идиот.
Так и не успев узнать самого себя.
***
Глагол на наглый глагол —
Рифмую хреново.
Но существенного существительным
Не добавить.
Пушкин, вон, вообще глаголы всем прописал,
Так что глаголы нам укрепляют память.
Так же, как действия укрепляют любовь.
Нет ничего похожего и в помине,
Там, где местоимения
«Я» и «мы»
Пишутся с двумя ошибками.
Не пиши мне.
Там, где одни слова и «Потом… Потом…»,
Там, где за красивым фасадом не видно главного.
Хочется быть рубящим слова топором.
Хочется обнимать,
Прощать,
Угощать,
Целовать,
Вместе спать,
А не верить на слово.
***
Я как город, который гордится, что есть на карте,
Муравьишкой взбираюсь на гору собственной жизни.
Все амбиции с высоты – такие смешные,
А вся важность разрезается о вершины,
Рвется болью, как тонкой стрелкой поверх чулков,
Остаётся шрамом ремня, глубиной от пореза.
С высоты понимаешь – в мире нет ничего нового,
Нет и главного.
Кроме чуда по имени жизнь.
***
Потеряла браслет, что он мне дарил,
Обыскала подушки и кресла,
От дверей и углов до стары гардин —
Не могу найти себе места.
Заревела все щеки – ищу, ищу.
Как же я без его подарка?
«Очень дорог он?» – Спросят,
А я молчу.
Это все, что оставил папа.
Очень
Дорог.
О ч е н ь.
Смотрю в окно,
Он в него мне махал когда-то…
Вот бы он хоть разочек еще пришел.
Больше мне
Ничего не надо.
***
Я не вижу тебя неделю, —
Заметно легче.
А увидеть —
Это как не дотлевшие угли
Раскидать внутри под шипенье
И запах гари.
Я уже себя знаю:
Все на-прямую
Речь.
Хочется уберечь
И не раздувать огонь.
Помахать на прощанье тебе
В пятый раз рукой,
Вынуть сердце свое,
А затем вместе с ним – любовь,
Положить на ладонь
И исчезнуть
Совсем пустой.
Там, где день начинается =
Я отпущу тебя.
И мне больше уже не захочется
Обнимать.
Засмеюсь в лицо снежным крошкам,
Что не люблю.
И оставлю все
Разлюбившему декабрю.
***
Какой-то смешной мальчишка
Мне говорит, что он лишний,
Прячется в лифте,
Выжжены
Кнопки на этажах.
Я наживаю десятый.
Он заплаканный, мятый.
– Кто там тебя обидел,
Мой сладкий?
Слышишь?
Кого наказать?
– Куртку порвали ребята.
Бьют не всегда виноватых.
Тех, кто боролся за правду,
Но оказался слаб.
Я его обнимаю:
– Папа научит драться!
Будут еще летать все! —
Ест финики и виноград.
Смотрит в окно, смеется,
Чье-то доброе солнце.
Я на него смотрю и
Тоже хочу своих.
Только не удается.
Он говорит, вернется.
– Я буду ждать.
Ты помнишь,
Десятый?
Можешь всегда приходить.
***
Если я понадоблюсь – значит перерожусь.
Если нет – значит это последний блюз,
В котором мы отыграем чужих людей,
Пересеченных (так разве бывает?) двух параллельных.
Ты бы хотела убить меня.
Но влюбить —
Это игра, меняющая значения
Двух наших жизней.
Впрочем, за это прости.
После расскажешь: влюбить кого-то не сложно?
Бармен, поджигай и неси бензин!
А ты – не пей за меня.
Ненавижу пошлость.
***
Где бы ты жил,
Если бы этажи
Были бы до тебя из лжи?
Покажи.
Где-то
Слышу, как запускают ракеты.
Кажется, на Луну.
Говорил, что любишь меня одну —
Обманул.
И у самого
Такой по одной
На каждый палец
В каждую руку.
Можно в логово
Заходить без стука.
Все равно там сутолока,
Столько
Разного барахла,
Но ни до чего нет дела.
Холодная голова
С общественным телом.
Это какой-то предел,
Не проходит по боли.
У тебя что здесь гастроли?
Весь какой
Перекати-поле.
Неугомонный.
«По собственной воле все!
Так что шито-крыто.
Отправляемся
На орбиту».
Выбить бы
Под глазами твоими звезды!
Но, кажется, слишком поздно…
И все прочие,
Без комплексов,
Провожают тебя улыбкой.
Я одна что ли здесь
С сердцем
Вместо бутылки?
***
Никто в этом не виноват.
О, конечно, никто!
Но я знаю правду.
Вы хотели до смерти? —
Умрите же в один день!
Завтра.
***
Спрячьте меня куда-нибудь,
Чтоб найти можно только по памяти,
А потом пути ко мне запретите,
Попросите его не искать меня.
Перекройте все выходы-входы,
Отошли мои воды, Теперь ожидаю второго.
Первый брак был юродивым.
Первый родился мертвым.
***
Это все неправда, я постоянно вру,
Мол не нужен мне дом и сад, и любимый муж.
Что хочу кружиться по свету, любить всех подряд,
Никогда не стареть —
Рассыпаю слова по ветру.
Все неправда, все вымысел, все дуратская ложь.
Я хочу обнимать детей, на меня похожих,
Я хочу обнимать супруга, держать за руку,
Даже в лютую бурю, даже в больную метель.
Я смертельно хочу быть кому-то важной и нужной,
Я до боли хочу с�