Loe raamatut: «За дорогой»
Глава 1
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Г. Шпаликов
Я не любил дачу, она была для меня каторгой на выходных, и концлагерем на летних каникулах. Путешествия туда и обратно начинались в марте и заканчивались в сентябре, с длительной остановкой в июле. Рациональных причин ездить в Никольскую каждую субботу, я для себя не находил, но мама считала иначе. Изредка скорость вращения, моего колеса страданий, сбавляли непредвиденные обстоятельства, или неотложные дела, но такие моменты были не часто, и существенно не влияли на мою участь.
Утром в субботу я обычно слышал, «Давай вставай! Мы на электричку опоздаем”, на мой вопрос нельзя ли сегодня не ехать, следовал ответ, “Я хочу отдохнуть от города, подышать чистым воздухом”, когда это не срабатывало, мама переходила к более сильному заклинанию, “Я дала слово, что не брошу родительский уголок! Мы обязаны его сохранить!», – и не поспоришь, приходилось подниматься, потому что все равно бы не отстала. Принципиальность, с которой она говорила не оставляла мне выбора, это обстоятельство угнетало.
У меня естественно возникал вопрос, кто это “мы”, если она взяла на себя обязательство, так пускай она и несет ответственность. Я-то тут причем, я просто хочу спать. На мое возражение она отвечала, “У тебя будет вечность чтобы выспаться”, лаконичности фразы позавидовали бы сами спартанцы. Слегка перекусив, мы с сумками вприпрыжку бежали на автобусную остановку, в это время обычные люди ехали на рынок, а мы на дачу.
Мои попытки бороться с несправедливостью, парировались: «Не задавай лишних вопросов – не беси мать твою!», про себя я в конце добавлял «Аминь!». С таким небольшим дополнением фраза приобретала библейское звучание. Делать было нечего, и я напускал на себя смиренный вид, но только для того, чтобы побыстрее прекратились нравоучения. Разъяснительная работа заканчивалась старым проверенным штампом: «Меня так воспитали!», как у Шварца, “Сделаешь гадость – все ворчат, и никто не хочет понять, что это тётя виновата”. В случае моей матушки – родители. Конечно, не совсем так, точнее все не так, негативный метод нужен больше для позитивного отражения добродетельных черт. Но когда я не сдавался, она прикрывалась авторитетом дедушки, и для пущей убедительности говорила, “Я назвала тебя в его честь, потому что он был хорошим”, дальше шло перечисление его положительных качеств, что сводило на нет мои попытки оспорить правильность ее решения.
Дедушку я не застал, он умер за несколько лет до моего рождения, и как было сказано, меня назвали в его честь, так сказать – живой памятник. Не то чтобы мне не нравилось мое имя, но все же не хотелось бы быть перевоплощением дедушки, каким бы он хорошим не был. Со слов всех, кто его знал, он был порядочным человеком. Все это было замечательно, но я не мог понять связи его жизни и наших постоянных поездок на дачу? Когда там жила бабушка, это было логично, но, когда мама ее забрала к нам, и дом закрыли, какой смысл каждые выходные туда приезжать, как на работу? На эти вопросы был только один ответ, “Надо!”, когда это заклинание не срабатывало, то мама переходили к формуле о сохранении доставшегося наследства, для будущего, аргументируя это тем, что “Ведь мы не знаем, что завтра будет, а вдруг пригодится?” Ага, как-то старье лежащие в кладовке, и ждущее своего часа, быть отправленным на свалку. Меня это не убеждало, ведь может быть пригодится, а может ляжет тяжким грузом на наши плечи, в любом случае это не основание каждую субботу ездить в Никольскую.
Сама идея сохранения на первый взгляд кажется правильной, ведь в музеях сохраняют произведения искусства, древние манускрипты, но до поры до времени, все в конечном итоге закончится разрушением, консервация может оттянуть на какое-то время неизбежное, но время победит. Выбор тут всегда стоит между кораблем Тесея, и красотой медленного увядания. В нашем случае первый вариант плавно переходил во второй.
Одно дело наблюдать за действительностью, а другое отсеять примесь семейных мифов и обид. Зачастую это не просто, но все же выполнимо. Мы живем в мире родительских историй, они навязываются нам часто не умышленно, иногда целенаправленно. Проблема состоит в том, что мы в большинстве случаем эти утверждения не проверяем, принимая их за априорное знание. Ребенок сильно подвержен такому влиянию, так как по факту является чистым листом, без опыта. До его рождения успевает произойти столько всего, что участники тех событий уже и сами не помнят, из-за чего все началось. Довольно часто неправильно понятое слово, плохое настроение, затаенная детская обида, как невидимый кукловод управляет действиями людей, постоянно путая карты и расстраивая мирные переговоры. В случае с ребенком, на него выливается информация не то, чтобы ненужная, а зачастую просто вредная, но так как он полностью зависит в физиологическом плане и духовном от родителей, то деваться ему некуда. Когда человек взрослеет он может изменить отношение к тем или иным событиям из прошлого, и сам определить где правда, а где вымысел, но к этому времени часто бывает, что сам он не в состоянии рассуждать, или уже натворил дел продолжая родительскую историю, или ему все не интересно, только изредка кто-то пытается разобраться в хитросплетениях родственных обид, выяснить истину и понять для себя, как оно было, прежде всего для себя, потому что те кто был участником событий или занимал изначально чью то сторону порою трудно, а обычно невозможно признать, что они не правы. Страх того, что всю жизнь ты заблуждался, делает человека агрессивным, готовым проклясть всех и вся, разорвать отношения, лишь бы не быть неправым.
Я смотрел на все это и задавался вопросом, будь жив дедушка и находясь в светлом уме бабушка, как они бы отреагировали на это цирк с сохранением наследия? Ведь было бы логично продать усадьбу и жить спокойно. Но здесь был еще один фактор, который влиял на ситуацию – дядюшка. Свою часть, он со слов мамы, получил не мытьем так нытьем, а достигнув желаемого стал приезжать только отдыхать. Все не сделанное им приходилось делать нам. Маму это не останавливало, она неслась в перед, как ракета, не думая о том, что когда-нибудь топливо закончится, ведь это будет потом, а сейчас надо “быстрее пошевеливаться”. Это страшно злило, но ничего поделать я не мог.
Приезжая в Никольскую мне то и хотелось поменьше сажать и не надрываться из последних сил, но все было ровно наоборот. Я не мог на это повлиять, и я смирился. Конфликт, в котором ты не можешь выиграть не стоит вступать, и я занялся – саботажем. Это было логично, если тебя заставляют против твоей воли. Конечно, я помогал, но делал это без особого энтузиазма, ибо нет никакого желания вкладывать душу свою в то, что делается под давлением.
Так как, на дачу ездили в субботу, то это получался шестой неполный рабочий день, и я считал это преступлением, ведь в этот день сам Бог отдыхал и другим советовал. Суббота прекрасна тем, что уже не пятница, но еще и не воскресение. Суббота – это совершенный день, и в эту высшую гармонию врывается, «Надо!», как Мелькор вплетал свою какофонию, в музыку Эру, так и принуждение проникает и уродует, медленно умерщвляет все до чего дотянется, и в этом заключается весь ужас жизни. Воскресение – это не то, его можно сравнить с августом, вроде еще каникулы, но уже чувствуется дыхание сентября. А все потому, что вместо радости труда или учебы у нас повинность, “ты должен”, “обязан”, и подразумевается, что все эти “долги” нужно принимать покорно, не раздумывая, не задавая вопросов, и не отвечая вопросом на вопрос.
Надо ходить в детский сад, в школу, в музыкалку, в техникум, институт, армию, на работу. Надо жениться, завести детей, купить дом или квартиру в ипотеку на тридцать пять лет, машину в кредит, дожить как-нибудь до пенсии, и остаться еще работать, чтобы хоть как-то свести концы с концами и еще немного помочь детям или внукам, а потом сидеть перед телеком или компом, а там не за горами и смерть, и вместо того, чтобы быть похороненным нормально, тебя сожгут, потому что хоронить в гробу дорого и твои родственники не потянут такую сумму или просто не захотят тратиться, тем более тебе то уже какая разница. А когда жить? Когда? Ведь это не жизнь – это самоубийство, кто быстрее и эффективнее сойдет на тот свет. Понятно, что все там будем, но зачем-то так?! Но кто бы задавался такими вопросами, ведь вопросы люди не любят, проще действовать по шаблону, не тратя лишних сил несмотря на то, что это энергозатратное дело. Да, не думать удобно, “Ой, я не подумал”, магическая формула, которая, как бы снимет ответственность перед самим собой за содеянное.
Угасание и запустение усадьбы, ярко не проявлялись, потому что мы вырубали поросль вишни, сливы, акации, подрезали виноград, белили и мазали, красили, сажали огород, собирали фрукты. Не смотря на все эти действия все же было заметно, что люди там больше не живут, и неспешна природа растворяла следы человека. Постепенно, год за годом зарастала тропинка к дому, нежилой запах в комнатах, аромат сырости и гниющей листвы в саду похожий на запах пуэра, который особенно ярко проявлялся весной и осенью. Грустное очарование увядания.
На этом фоне, неизменным оставался огород, как символ вечного обновления природы и моих страданий. Каждый год в конце зимы мама сажала рассаду, свято веря, что хоть один помидорчик или огурчик мы обязательно съедим. Помимо приусадебного огорода был у нас еще один, в степи, там выращивали картошку, которая не окупала средств и сил, потраченных на ее посадку. Все работы выполнялись святой троицей огородника – лопатой, тяпкой, граблями, как предки завещали – преемственность поколений. По весне нанимали трактор, но он так вспахивал, что лучше бы вообще не трогал, а так все лопатой, под конец правда просто делали лунки без перекопки всего огорода, но все же это не отменяло бессмысленности этого занятия. Присыпать клубень землей, это пол дела после того, как он прорастет с него нужно периодически собирать колорадского жука и пропалывать от сорняков, по адской жаре, и под конец получить с двух мешков при посадке одно ведро мелочи размером со сливу, но зато своей, не купленной! Кроме нас, и за нас, картошку подкапывали – бабка соседка, и алкоголики. Не пойманный не вор, но все же неприятно. Стоит отметить, в их оправдание, что они оставляли нам немного, видимо, чтобы мы не обижались и на следующий год снова сажали. Обыденное воровство на селе, за воровство не считается, ведь “а, что такого, ну выкопал, и что? вы же не обеднеете?”, примерно так бы ответил воришка будь он пойман на месте преступления, или просто бы извинился и сказал бы, что “огородом ошибся”.
Последней каплей, переполнившей мое терпение стал случай, когда корова одной бабы паслась на нашем огороде и все вытоптала. А то, что это была именно ее скотина нам доложили несколько независимых друг от друга источников. После этого я заявил маме, что больше помогать ей на большом огороде не буду, она возмущалось, так как не ожидала такой наглости от меня, но в конце сама поняла бесперспективность этого занятия.
На этом закончилась одна глупость, и началась другая. Стали расширять приусадебный огород, вырубая поросль вишни и сливы, и на первое время эти мероприятия увеличили урожайность. По сути, это была реконструкция подсечно-огневого земледелия, когда вырубали, а затем сжигали лес, а на месте пала несколько сезонов получали отличный результат, после того как земля истощалась, участок бросали и шли дальше. Только у нас в отличие от тех времен идти было не куда и приходилось заниматься севооборотом, менять культуры местами, пытаться удобрять перегноем, но все это не давала должного результата в силу объективных причин.
Интересная судьба была у хозяйки коровы. Она была замужем за кавказцем, звали его Боря, он был запойный алкоголик, и в периоды обострения периодически гонял ее, дочку и сына. Они порою целыми неделями прятались то в коровнике, то в леску за огородом, ждали, когда глава семейства уйдет на работу или заснет, и только после шли домой. Дочь вышла замуж и уехала, а сын окончил девять классов и поступил в техникум, с этого момента Боря перестал их гонять, видимо одумался или уже не мог. Работником как говорили он был хорошим, но начинал работать только после ста грамм. Запомнился же он мне только по тому, что имя не соответствовало внешности, которая была колоритной – худой, черные усы и волосы, загорелые руки, и прокопченное лицо, всегда с сигаретой в золотых зубах. Когда он проходил по улице, то запах перегара еще долго держался в воздухе. Многие его дружки не дожили до пятидесяти, насчет его говорили, что все же завязал с выпивкой, так как сильно пошатнулось здоровье. Надо будет как-нибудь прогуляться по кладбищу, посмотреть, кто там, что там, конечно, это не Введенское, но тоже по-своему красивое и очаровательное. Я бы даже сказал, что оно лучше, вокруг тебя поля, дубовый лес, синее небо, белые облака, и парящие в вышине птицы, а ты такой лежишь под двумя метрами земли и тебе все равно. Шутки шутками, но громадные городские кладбища вгоняют в отчаяние и ужас, где становится жутко уже при виде скученных, наползающих друг на друга могил. Это не относится к старым городским кладбищам там другая атмосфера, в отличие от современных комбинатов. Сельское же выигрывает у первых двух тем, что если за ним престанут следить, то через некоторое время природа его поглотит и все станет на круги своя. Что может быть лучше растворения в природе?
Мне нравилось переходить от могилы к могиле и смотреть, когда родился, когда умер, высчитывать сколько прожил, есть портрет, нету, ухоженное или нет, в такие моменты понимаешь, как скоротечна жизнь и все суета сует. Как показывают полевые наблюдения, бабки долгожительницы, меньше живут те, кто родился в шестидесятых и семидесятых, и мои сверстники, то один разбился пьяный на мотоцикле, другой допился до смерти. Печально, нас не так много, да еще и так рано и глупо уходить.
Несмотря на то, что на приусадебном огороде стали больше сажать помидор, огурцов, и картошки, их все равно приходилось покупать на рынке. Здесь, как и ранее, постоянно кто-то собирал наш урожай. В подозреваемых все те же – бабки и алкоголики, наличие забора никого не останавливало, я думаю, наоборот, даже провоцировало.
Придомовые грядки с каждым сезоном требовали все больше и больше труда, потому что расширение площади посадки, провоцировало взрывной рост сорняков, в придачу с порослью вишни и сливы. Но была и другая проблема – полив, точнее его отсутствие. Во дворе была колонка, но она не работала, флягу с водой нужно было везти с улицы метров так пятьдесят, но так как часто отключали воду приходилось тащиться на другую улицу, – “В тяжком труде заработаешь помидор и огурец свой, и еще бесплатно накормишь воришек. Да будет так!”.
В делах огородных мене не нравилось то упорство, с которым из года в год повторялись одни и те же действия и получался один и тот же результат, и никто не задумывался почему так происходит. Мои рационализаторские предложения выслушивались, но ни к чему не приводили, все было, как и прежде. Копать, полоть, рыхлить, рубить, тащить, поливать, бежать, бежать и бежать на электричку, автобус, не важно, главное быстрее и еще быстрее, увеличивая скорость и теряя смысл. Все эти действия не предполагали ничего и этим были удобны.
В таких стремительных атаках на дачу проходила весна, и наступало лето, время учительских отпусков, каникул и хорошего настроения. В лагерях я не бывал, так как меня не прельщала романтика казарменной жизни с возможностью отравится. Но я ходил в пришкольный лагерь, на пол дня, потому что там давали пирожное картошка, и другие сладости, играли, ходили в парк, в музей, в библиотеку. Работал он не долго и оставшееся время до поездки на дачу я проводил дома, спал до обеда, потом шел гулять или читал книги. К июлю все друзья разъезжались, и как раз к этому времени мама получала отпуск, нанимала машину собирала вещи, брала бабушку, и мы как кочевники с узлами белья, сумками, баночками борща и запасом хлеба на первое время, покидали город на месяц и отправлялись в Никольскую.
В это же время приезжал дядюшка, и всем своим видом показывал, что делать он тут ничего не может, так как очень устал и нуждается в отдыхе. В дополнение к этому ставились условия в еде – по понедельникам, средам и пятницам постное, издевательство чистой воды, но мама мирилась. Свою позицию она обосновывала тем, что она долго терпит, а вот потом, но это потом так и не наступало, а поводов было предостаточно. А когда наступило, было уже поздно, поезд ушел.
Один из таких случаев меня поразил до глубины души. Как-то раз в обед мы ели домашнюю лапшу, с нами за столом сидела бабушка, и у нее из рта выпала лапшичка, дядюшка встал и заявил, что он больше не будет есть с ней за одним столом, так как она овощ. Такого поворота ни я, ни мама не ожидали. Да у бабушки было старческое слабоумие, но это не говорит о том, чтобы так к ней относиться. Его выходка меня удивила. Мне было не понятно, как такое можно заявлять в адрес своей матери, которая родила, выкормила, воспитала, выучила, помогала с деньгами, возилась с внуками, а когда заболела, то сразу стала не человеком? Возможно, она была не самой лучшей матерью на свете, но другой не дано, да и сами дети не были идеалами.
Крушение идола, навязанного мне мамой, точнее падение его авторитета в моих глазах, произошло задолго до этого случая. Как-то раз на летних каникулах будучи еще в начальной школе, я что-то вычитал в книге и пошел узнать мнение дядюшки, тем более я был под воздействием мифа, в котором его считал умным и начитанным. Задав ему вопрос, я хотел получить внятный и разумный ответ, а услышал такую нести чушь, что в этот момент мне стало все понятно, что он ничего не знает, а все придумывает на ходу. Для меня это был словно гром среди ясного неба, виду я конечно не подал, но с этого момента стал внимательно следить и проверять, что он говорит и делает.
Но самое удивительное ему все верили, и говорили, что он умный и интеллигентный, и с ним приятно общаться. Естественно, пыль в глаза он пускал мастерски, но меня уже было не провести. Не зря в заповеди сказано, «не сотвори себе кумира», и понял значение её. Авторитет без проверки превращается в идола, а человек верящий ему в идолопоклонника. Всегда нужно самому думать. Люди сами создают себе кумиров, потом начинают верить в них, и погибают. Идол угнетает, он конечен, в нем нет развития и свободы, это хорошо видно на примере золотого тельца.
Дедушка с бабушкой тоже создали из сына и дочки себе идолов, и невольно заставили верить в них всех остальных. Естественно, тетушка и дядюшка терпеть не могли друг друга, так как это были конкурирующие божки за ресурсы родителей. Потом противоречия по разным вопросам накапливались и под конец они разорвали родство, отказавшись друг от друга. Не так представляли себе их родители, крепкую родственную поддержку.
Размышляя над происшедшим, я провел мысленный эксперимент, суть которого заключалась в том, что если бы она знала, как к ней будут относиться в будущем, как бы она вела себя со своими детьми? И каждый раз ответ был один – она бы их не бросила. Вот взять, например раннюю историю моей тетушки.
Тетушка была старшим ребенком в семье и долго занимала главенствующее положение в семейной иерархии, угнетая младших. Она родилась в сорок втором, и бабушка не бросила ее, как некоторые делали в то время, во время оккупации, когда могла спокойно эвакуироваться по броне, но из-за маленькой засранки не смогла, так как та при приближении к железной дороге начинала орать не своим голосом. Так же благодаря ей они чуть не были угнана в концлагерь, выручил их тогда мальчик в доме родителей, которого бабушка снимала комнату. Спасая их, он сам попался, но сумел сбежать, а после войны стал учителем и уважаемым человеком.
Слыша это, тетушка фыркала и плевалась ядом, и отвечала, что типа она была маленькая и не помнит такого, а значит ничего и не было. Как только бабушка заболела, доченька активно стала продвигала версию, что она детдомовская, иногда показания менялись, и она утверждала, что ее родители бросили и она бродила по селам одна одинешенька пока бабушка ее не взяла к себе. Многие верили в эту чушь и даже ее сыновья, и ни у кого не возникала вопроса, как она могла ходить и побираться по селам, если в сорок втором она только родилась?
Когда наконец то выяснилась судьба ее отца, пропавшего на войне, тетушка принципиально отказалась искать, где он захоронен. Объясняла свое решение тем, что она его не помнит, и вообще, если бы кто-то это сделал за нее, то другое дело, а так у нее есть дела поважнее. Отец ее долгое время считался пропавшим без вести, и дедушка, который приходился ей отчимом, искал его, отправляя запросы в дома инвалидов, бабушка было озадачено такому поступку, но дедушка аргументировал свои действия тем, что а вдруг он жив, и не хорошо если он находится в богадельне для ветеранов. Но, как оказалась, ее отец погиб на фронте в начале сорок второго года, и так и не узнал, что у него родилась дочка.
Удивительно то, что для тетушки авторитетом была необразованная бабка по кличке “Гуцулка”, которая жила рядом и давала советы на все случаи жизни. Вот к ней тетушка относилась со всей теплотой и заботой, словно та была ее матерью. Как-то раз “Гуцулка” колола дрова и топором поранила ногу и вместо того, чтобы вызвать скорую, сходил по большому в марлю и приложила эту примочку к ране и забинтовала, а на следующий день, как утверждала тетушка рана затянулась, как на собаке. Я конечно, был удивлен таким целебным свойствам дерьма этой бабки, и тому, что тетушка была учительницей биологии и не могла не знать, что это вызовет заражение крови. Другая история произошла, когда бабушка была уже совсем плоха, и тетушка стала названивать нам и требовать, чтобы мы забрали бабушку к себе несмотря на то, что мама еще не совсем оправилась после сложнейшей операции. Аргументировала тетушка тем, что “Гуцулка” сказала, что бабушка скоро помрет и негоже это делать в чужом доме, пускай умирает у себя в доме, чтобы дух ее не приходил к тетушке домой. Бред, но тетушка верила, и больше того, когда старуха умерла она горевала так как не горевала, о своей матери.
Дядюшка был под стать своей старшей сестрице, отчего они люто друг друга ненавидели. Он учился в престижном советском техническом институте, его постоянно снабжали деньгами, получил бесплатно от государства квартиру, женился, завел ребенка, после смерти отца получил его машину и как только бабушка занемогла заявил, что не может ее, потому что семья распадется.
Тетушка и дядюшка смотрели на свою мать с высока, хотя образование они получили, только благодаря ей. Она оплачивала тетушки сначала школу, потом нанимала репетиторов, что бы она поступила в институт, потому что та училась на сплошные тройки. Дядюшка в противовес сестрице учился хорошо, как говорила мама, в школе его звали “профессором”, и относились хорошо, но я думаю больше от того, что его отец был директором завода, которого все действительно уважали. Когда дядя учился в Москве то ему каждый месяц отправляли около ста рублей, по тем временам большие деньги, хотя он жил бесплатно в общежитии, и после учебы помогали, и после того, как на работу устроился, и когда получи квартиру, мебель купили родители.
Женился на лаборантке, родом из глухой деревни, где еще в 70-е использовали керогаз. О правилах приличия его жена слышала, но понятия не имела, что это такое, и для чего они нужны, поэтому, когда они приехали в гости, устроила скандал, обозвала дедушку “собакой”, и прилюдно оттягала за чуб дядюшку. Чтобы показать прилюдно свою любовь к мужу она постоянно по поводу и без кричала, “Мууууж”, “Мууууж”, отчего соседи решили, что бабушка с дедушкой завели телку. Естественно, родители были против такого выбора сына, но он им заявил, что воспитает ее, и вообще она невинная сирота, которая была старше его на несколько лет и успела побывать замужем. День рождение у нее был летом, и как только приближалось дата, дядюшка становился сам не свой, начинал активно собирать, готовится к отъезду, что-то делать впопыхах, нервничать, ругаться по поводу и без. Это не хорошо и не плохо, но как он это делал, и как вел себя это другое дело. Он по жизни постоянно ныл, что денег нет и держаться мочи нет. Когда появилась кооперация он терроризировал отца и мать, чтобы они дали ему денег для открытия бизнеса. Денег не дали, он обиделся, послал всех крепкой матерщиной и уехал. На похороны к отцу он не приехал оправдываясь, что был очень занят, как потом оказалась его жена прятала телеграммы, чтобы он ее не бросил.
Взаимоотношения внутри большой семьи я обычно сравниваю с взаимоотношением европейских стран, все родственники, но на протяжении веков, с таким усердием пытались доказать кто главный, что устроили столько веселых этнических чисток и геноцидов, что в североамериканские колонии народ бежал без оглядки, лишь бы подальше от таких родственничков. В обычных родственных отношениях происходит примерно тоже самое, только без веселой резни, но так как никто не делает исторических исследований семьи по образу и подобию истории государства, то и общие черты не прослеживаются, а видны только частности. Такая ситуация понятна, сложно провести анализ социально экономической деятельности и дипломатических отношений между родственниками отдельно взятой семьи в период, например с 1977 по 2007 года.
Бабушка и дедушка не были глупыми и необразованными, как их пытались выставить их же дети. Она была из купеческой семьи старообрядцев, ее отец держал лавки, занимался медом и пристраивал беспризорников, мать ее тоже была из богатой семьи. Бабушка окончила техникум, ее старшие брат и сестра тоже имели среднее образование. Она была самой младшей в семье. Мать ее умерла рано, потом в одну из зим спасая утопающую женщину, заболел воспалением легких и умер отец, и она с сестрой и братом остались сиротами. Приютил детей двоюродный брат отца, но жизнь сирот не мед, его жена кормила их прокисшей похлебкой, но после вскрывшегося факта и последовавшего разбирательства жить стало немного лучше. Это так повлияло на бабушку, что она не общалась ни с кем из своей родни, хотя там были достойные люди. Она пережила репрессии, войну и оккупацию, на руководящих постах не работала потому, что была беспартийной. Старшая сестра была одинокой, муж погиб на фронте, детей не было. Старший брат был мастером на заводе в Ленинграде, где и погиб в блокаду.
Бабушка никогда не говорила о политике ни о государственных деятелях, кроме Хрущева, который, по ее мнению, думал о людях, и спас всех от голода, и ничего не видела смешного в его прозвище “кукурузник” не видела. Интересно, что даже будучи уже больной, когда она слышала фамилию Сталина, она пыталась прервать разговор о нем, предостеречь, что собственно и правильно, нечего лишний раз поминать людоеда. От того страшного времени на чердаке остались отголоски в виде стопок старых газет с его портретами.
Дедушка бы из семьи кулак, который принял советскую власть. На фронт дедушка попал в восемнадцать лет, где вступил в ВКП(б), заслужил медаль “За храбрость” и тяжелое ранение. После учился в мясомолочном техникуме, стал мастером на молокозаводе и затем директором. Кроме основной работы он по молодости подрабатывал, разгружал вагоны, где окончательно подорвал здоровье и, как большинство фронтовиков не дожил до своей пенсии. Здоровье у бабушки стало ухудшаться после смерти дедушки, но она еще держалась, не смотря на распад союза, ограбление государством и все последующие катаклизмы. Добил ее стресс, когда во двор зашел пьяный электрик, в пьяном угаре разбившем окно и требовавший водки. И с этого момента за ней стали наблюдать все больше и больше странностей, пока она не перестала узнавать близких.
Поколению родившихся в двадцатых не повезло больше всех, на их судьбу выпали тяготы сталинского времени, войны и послевоенного восстановления, потом небольшое затишье перед бурей и те, кто дожил до девяностых снова попали в шторм. О них даже писать то нечего. Несчастное поколение у которых были отняты все права и свободы, и даже простые радости жизни, по сути, у них была украдена – жизнь. И при этом они не унывали и направили свою энергию на восстановление страны и воспитание детей, в конечном итоге их предали все, ради кого и чего они жили и трудились. И если раньше я воспринимал болезнь бабушки, как какое-то наказание, то со временем стал смотреть на эту ситуацию с другой стороны, неожиданной для самого себя. Ее болезнь, причинявшая нам неудобства, – это заслуженным отдыхом за все ее мучения, ведь смерть – это тоже не выход из положения, а так она жила в мире своих воспоминаний, а как известно со временем плохое улетучивается. Надеюсь, в ее жизни были радостные моменты. За ней был хороший уход и слава богу, что мама не отдала ее в дом престарелых или в психушку, как ей советовали сочувствующие. Вообще все эти доброжелатели редкостные сволочи, и хорошо, что маме хватило ума их не слушать, хотя было непросто.
Когда мама уезжала на лечение она отдал бабушку тетушке. Любимая дочка не подвела, за полгода она довела свою мать до такого состояния, что страшно было смотреть. Немытая, ноги и руки в синяках, исхудавшая, сама уже ходить не могла, и когда ее привезли в дом, ее нес внук, но так, что мешки с цементом носят аккуратнее чем родную бабушку. Вот так дочь отплатила матери за все хорошее, что она для нее сделала. Но кара через годы настигнет тетушку, не зря в заповедях Моисея было сказано, “Почитай отца твоего и матерь твою, чтобы тебе было хорошо, и чтобы ты долго жил на земле”.
Перед тем как преставится, бабушке на краткий миг вернулось сознание, и она спросила, где ее брат, но, когда мама сообразила о ком речь было уже поздно. Дядюшка куда-то испарился, и явился только к вечеру, и стал читать Псалтырь. Но какой смысл в этом во всем, если, «Почитай отца твоего и мать твою…”, на деле превращалась в “изводи и унижай”. Тетушка в похоронах принимала самое активное участие – сидела и ничего не делала, во время поминок ее младший сын забрал считай все, что было на столе и побежал к своим алкашам.
Это было ужасно, меня раздирали сочувствие, злость, обида и чувство вины перед бабушкой в том, что не осознавал всей глубины ее беды, иногда кричал на нее, злился, но было это не от продуманной жестокости взрослого, а от неосознанности детской и подростковой, но что уж говорить. Осознание приходит позднее, но это лучше, чем всю жизнь пребывать во тьме. В воспоминаниях Гейзенберга, он приводит свой разговор с Планком, который на вопрос того “что делать?”, ответил, «Вы хотите прожить жизнь и быть безгрешным? Да само дыхание есть греховный акт в определенных условиях!». Стоит признать, что бывают ситуации, когда при любом решении, человек совершает несправедливость. После смерти бабушки, возникло странное чувство, что что-то оборвалось. Закончилась история, перевернут последний лист старого Евангелия. Человек приходит в мир, как благая весть, хотя бы для своих родителей, в какие темные и ужасные времена он бы не родился, и с этого момента он начинает писать свою книгу жизни. Но заканчивается ли само Евангелие со смертью человека, или одна история жизни плавно перетекает в другую, освобождая место для третьей, или просто начинается другая глава? Такие вопросы обычно остаются без ответа, ведь никто ничего не знает.
