Loe raamatut: «Вперед, в темное будущее»

Часть

I

Глава 1

Томас Хофман прибыл к озеру Бирма на вертолете. Лопасти рассеивали утренний туман, пока он, пригнувшись, выбрался с пассажирского сиденья и направился к участку, на котором собрались репортеры и толпа зевак. Солнце только поднялось сквозь тучи над горой Акама, и золотые блики над поверхностью озера ослепляли глаза. Он уже начал жалеть, что не взял с собой солнцезащитные очки. Земля все еще сохраняла влагу после проливных дождей, от чего обувь пачкалась, хоть он и шел по асфальту. Люди Томаса все подготовили к его приходу: трибуну с микрофоном установили на деревянном возвышении так, чтобы он находился спиной к озеру, но под хорошим освещением; а прессу с камерой пропустили в передние ряды, чтобы на всех новостных каналах его лицо показывали с ближнего ракурса. Начальство партии должно было увидеть его сильный подборок на фоне голубого озера с зелеными горами и понять, что у него все под контролем.

К нему навстречу уже бежал молодой парень в потертом костюме, его личный пресс-секретарь.

– Мы готовы, сэр. Журналисты и жители собрались слушать ваше заявление, – спокойно сказал тот.

– Спасибо, Мани, – Томас поднялся на деревянную платформу, которую пришлось почти силой отбирать у местного театрального кружка.

Он не спеша встал у трибуны, и поток вопросов от журналистов и криков жителей не заставил себя долго ждать. Мани передал микрофон назойливому журналисту из местной газеты. Всегда лучше начинать с самого сложного.

– Господин губернатор, я знаю, вы только недавно вступили в должность. Но люди считают, что нынешняя ситуация в Верхней Ластрии– неприемлема. Ваш предшественник ввел военное положение в федеральных землях шесть месяцев назад, – светловолосый парень сверился с планшетом у него в руке и взялся за дужку очков. – Вы занимаете пост губернатора последние три недели. Этого времени было достаточно, чтобы

скоординировать ваши действия с министерством обороны и снять военное положение, как вы и обещали в предвыборной кампании. Когда вы начнете действовать?

– Всем добрый день. Благодарю за вопрос, – Томас Хофман поправил галстук и откашлялся, чтобы выиграть немного времени. Нельзя чтобы люди поняли что у него нет настоящей власти, как и ответа на этот вопрос. – Как я ранее говорил, мы с министром обороны уже обсудили данный вопрос… И пришли ко мнению, что при нынешних обстоятельствах мобилизация войск в наших федеральных землях будет продлена на неопределенный период. Следующий вопрос.

Еще один поток криков. Микрофон взяла немолодая женщина с неудачной подтяжкой лица. Томас сразу узнал редактора политического сегмента федерального канала «ORF». Что она здесь делает? В любом случае, кусаться она будет меньше того умника.

– Губернатор Хофман, канцлер на вчерашнем брифинге заявил, что ваша же партия давит на вас, – взгляд у старушки был хищный, как у ящерицы. – И специально не дает распустить войска, чтобы наши Гости поняли, что им здесь не рады. Генеральный Секретарь ООН и Совет Безопасности признали Гостей дружественным народом. Их корабли не оснащены оружием. Ластрия и Китай остаются единственными странами, войска которых мобилизованы. Даже ВВС России спустились на землю после встречи президента Петрова с послом «Андромеды». Что вы можете сказать по этому поводу?

– Возможно, канцлер и не разделяет моих опасений, – он кашлянул. – Но лично я не встречался с космическим послом. Поэтому, если правительство хочет, чтобы наша партия поддержала их дружбу с инопланетной расой, – он оглядел толпу лиц, которая сосредоточенно слушала его, и убедился, что посмотрел во все камеры пока произносил эти слова. Вот шуму то будет. – То канцлер должен заверить нас, что не будет использовать его связь с нашими Гостями в собственных целях, чтобы подавлять свободу слова и взглядов. А посла Антоникса я прошу соизволить спуститься с «Андромеды» и встретиться с нами, с жителями Верхней Ластрии, о которых он, по его словам, так печется.

Звуки щелкающих фотоаппаратов были заглушены журналистами, которые пытались перекричать друг-друга. Мани подошел ближе к толпе и дал микрофон молодой брюнетке. Томас сразу ее заметил, когда поднимался сюда – девушка на высоких каблуках в узкой юбке выделялась на фоне громких журналистов, жадно записывающих все в блокнот и на диктофон. Вначале он подумал, что она новостная корреспондентка, но по огромному бейджу он понял, что она новичок, одна из газетных журналистов.

– Амалия Риттер. Газета «Буревестник», – за яркой помадой показались белые зубы. – В следующем году выборы в Делегацию. Если бы ваша партия выиграла большинство мест и сформировало свой кабинет министров, каковы были бы действия в отношении «людей-основателей», то есть Гостей?

Некоторые журналисты, что стояли впереди, обернулись посмотреть кто говорит у микрофона.

К такому вопросу Томас Хоффман готов не был, но он ему очень понравился. Он непроизвольно улыбнулся:

– Я не могу отвечать за всю партию. Но могу заверить вас, что при правлении Консервативной партии ни у одного ластрийца не было бы волнений за собственную безопасность. Социал-демократы во главе с канцлером Стельзером привели страну в упадок. Экономический застой, криминал, бесконечный поток мигрантов-террористов, вот она, современная Ластрия. А теперь он еще и принимает инопланетных захватчиков с распростертыми объятиями, – он указал в сторону гор у него за спиной, на огромный железный шар, витающий высоко в небесах.

Его тень величественно падала прямо на озеро, покрывая собой бóльшую ее часть. Он похож на какой-нибудь спутник или реплику луны, но все знают, что это – корабль-космолет, не так давно прибывший на Землю.

– Канцлер очень молод и, возможно, плохо знает историю. Напомню, что произошло с аборигенами в Африке, Океании и Америке, когда более развитая раса людей открыла эти земли тысячу лет назад. Их чуть не истребили. Он хочет чтобы с нами поступили так же? Не позволим. Ни за что!

Половина людей в задних рядах начала хлопать и выкрикивать лозунг Консервативной партии: «Свобода. Демократия. Ценности». Другая половина явно была недовольной. Пожилой человек в шапке-козырьке даже крикнул Томасу убираться из Верхней Ластрии и «прихватить с собой остальных фашистов».

Крики перебивающих друг-друга журналистов нахлынули с новой силой.

Шапка-козырек ударил высокого парня в синей куртке, кричавшего, что инопланетных Гостей, как и мигрантов, пора послать подальше отсюда. Началась перепалка, и люди вокруг них разошлись в стороны, образовав небольшой круг. Парень не стал бить старика, лишь уклоняясь и защищая руками голову от ударов тростью. Старик в шапке задел женщину, от чего та вскрикнула, а ее, видимо, муж бросился в круг отталкивая его в сторону. Люди вокруг держали телефоны в руках и что-то невнятно орали. Охрана поспешила вывести всех троих на выход.

– Вот она – нынешняя политическая культура Ластрии , – он сказал это подтягивая к себе микрофон, отчего все люди снова повернулись к нему. – Канцлер Стельзер собрал вокруг себя социалистов, ненавидящих инакомыслие. Свобода слова и выбора являются для них лишь набором букв в конституции. Любой человек, который пытается сказать правду, становится жертвой агрессии и нападков. Пусть канцлер… кхм-кхм, – он прочистил горло. – Пусть канцлер ответит на мой вопрос. Может вместо того, чтобы промывать голову своим избирателям и стравливать ластрийцев друг с другом, его правительству нужно сосредоточиться на внешней угрозе, которую он изо всех сил пытается не замечать? – Томас еще раз указал на огромный космический корабль-звездолет в форме шара. – В стране творится бардак. И вместо того, чтобы решать проблемы самому, он хочет дать Гостям навести порядок в нашей стране.

Еще один залп аплодисментов, смешанный с такими криками как «фашист», «лжец» и «трус». Мани собирался кому-то передать микрофон, когда Томас знаком остановил его.

– Политический и экономический кризис в стране заставляют меня сомневаться в надежности и намерениях нашего молодого канцлера. Мне кажется, я могу говорить от лица всех моих избирателей. Большинство в этой стране не хочет видеть его во главе правительства. Поэтому я обращаюсь лично к вам, канцлер Кристоф Стельзер, – он пристально посмотрел в камеру напротив него. – Я прошу вас, ради блага и безопасности государства, подать в отставку.

Кто-то из толпы уже начал пробираться к сцене с битой в руке, расталкивая людей. Охрана сразу же бросилась за ним. Люди орали во все горло: кто в поддержку, кто против. От этого журналистов не было слышно вообще.

Пусть в новостях будут говорить об этой пресс-конференции. Лишь бы все забыли про танки и истребители, собравшиеся в полной боевой готовности вокруг «Андромеды», подумал он.

Губернатор Хофман убедился, что смотрит в нужную камеру и что его профиль фотографируют под выгодным углом. Он был спокоен и серьезен, но внутри него бушевала буря эмоций. Потому что он справился. Партия будет довольна.

«Я буду канцлером».

Когда Томас Хофман уходил со сцены в сопровождении охранников под освистывание и проклятия, он встретился с ней взглядом, с журналисткой на каблуках. Она ему подмигнула. Или нет. Вряд ли, скорее всего показалось.

– В отель, – сказал он, усаживаясь на заднее сиденье, и достал телефон из внутреннего кармана пиджака.

Черный «Mercedes» тронулся. В голове звучал голос имиджмейкера, который советовал ему пользоваться «Volkswagen»–ом своей жены хотя бы изредка, чтобы казаться ближе к народу. Но Томасу не было дела до того, что о нем подумают либералы, заполонившие Европу. Пусть видят на чем он ездит. Пусть люди поймут, что если ты трудолюбив, умен и немного удачлив, то и сам можешь сесть в такую же машину. Ластрийцы совсем разленились. Им подавай лишь социальные пособия, да квоту для меньшинств в сферах бизнеса и политики. Он считал, что эту страну давно уже пора вернуть на правильный курс – к рыночной экономике в стиле нулевых.

Томас Хофман вступил в Консервативную партию когда и он и партия были в расцвете сил. Пара лет в городском совете, потом работа в Министерстве Финансов. И он был уверен, что выборы в Делегацию от седьмого округа федеральных земель Верхняя Ластрия были у него в кармане. Но ластрийцы, внезапно обеспокоившиеся такой ерундой как экология, равноправие и полное отделение церкви от государства, вдруг решили, что при Социал-демократах им будет житься лучше.

– Алло, Мани, перенеси все сегодняшние встречи на завтра. Спасибо, – он опустил окно, пока они проезжали по возвышающейся трассе, идущей вдоль озера.

Звуки чаек, летающих вокруг пляжа у озера, успокаивали Томаса. Чего не скажешь о вновь собравшихся черных тучах, которые скрыли за собой верхнюю половину космического корабля. Круглый гладкий космолёт, тихо свисающий над горой Акама, начал светиться. Сотни, если не тысячи, ярких оранжевых линий зажглись, от чего поверхность корабля, или по крайней мере нижняя его часть под тучами, стала полосатой. Зажегшимися линиями, которые плотным кольцом охватывали корабль, являлись окна. Или, как их называют Гости, смотровыми площадками. Под вечер или в пасмурную погоду звездный корабль в форме шара горел, как праздничная гирлянда.

Прямо сейчас там стоят эти «люди-основатели» и наблюдают за нами, пытаясь решить какую пользу они могут здесь получить, подумал Томас.

– Я слышал крики, сэр. Когда вы шли к машине со сцены. Все в порядке? – спросил водитель, поправляя зеркало и снижая скорость перед поворотом.

– С того момента как прилетели Гости, люди словно с цепи сорвались. Иногда мне кажется, что жители Верхней Ластрии намного опаснее чем высокоразвитая инопланетная раса.

Водитель рассмеялся. Правда Томас не был уверен сделал ли он это от души или просто из вежливости.

– В любом случае, на звезды как прежде уже не посмотришь, – сказал Хофман в полголоса, всматриваясь в небо, на котором снова собирались темные тучи.

Глава 2

Шел холодный проливной дождь, и часы пробили полночь. Дорогу освещал только яркий свет автомобильных фар. Серая «Honda» 2007 года выпуска летела на скорости 120 км/час по влажной трассе, которая прямой линией срезала густой ластрийский лес. Темная ель, сопровождавшая дорогу с обеих сторон, почти полностью сливалась с ночными тучами. И только редкие удары молний позволяли разглядеть всё величие деревьев, которые охватывали тысячи километров. От самого леса их отделяло лишь тонкое барьерное ограждение в красно-белую полоску.

Саман Хуссейн ещё раз надавил на газ со всей силы, постучав по рулю кольцом на большом пальце левой руки и вскрикнул от радости. А может от адреналина – он был только неделю за рулем. Машина наполнилась смехом. Громче всех смеялся рыжеволосый Мориц, сидевший на заднем сидении с банкой «Lemonade Garage» в руке. Он то всех и собрал на эту поездку, он же больше всех напился и громче всех кричал ехать быстрее. Он топал в такт музыке, играющей по радио. Саман никогда не слышал этой песни, и она ему точно не нравилась, но Мориц кричал что «Slipknot» просто боги и не позволял ему переключить радио. Взглянув в зеркало заднего вида, Саман заметил, что Карлин явно не весело. Она без интереса что-то читала у себя в телефоне, а бледно-синий свет падал ей на лицо, освещая аккуратные черты лица.

Он повернул голову:

– Почему такая кислая, Карлин?

– Серьезно? – она убрала телефон в сторону. – Ты усадил Руди вперед, а меня заставил сидеть рядом с этим дебилом?

– Мориц – кто угодно, но не дебил, – громко ответил Руди Шмит, поправляя свои густые темные волосы, хорошо подстриженные, но гораздо длинней чем обычно носят парни. Он как раз вытаскивал кепку из рюкзака на коленях и надел ее козырьком назад. – Почему тебе сзади не сидится?

– А тем, что мне приходится смотреть на затылок твоей тупой немытой башки! – вспыхнула Карлин, наклонясь к переднему сиденью, чтобы перекричать музыку, играющую по радио. От этого её белая кожа залилась краской, а волосы упали ей на плечи. Передняя часть машины сразу наполнилась запахом ее духов.

Удар молнии на мгновение осветил салон, и Саман смог увидеть ее получше.

Как же она красива, подумал он и вяло улыбнулся:

– Впереди три часа езды, уверен вы еще поладите.

– Это вряд ли, – Руди сделал музыку потише и повернулся. Как раз шел припев: The hate was all we had… – Слушай, Карлин, ты можешь выйти из машины когда захочешь. Только подожди пока мы еще разгонимся, но не волнуйся, ты точно окажешься в Хаптоне раньше нас. Такая доска, как ты, быстро докатиться по мокрой дороге прямо до города. Даже ученые Андромеды удивятся абсолютной плоскости твоего тела, при котором характер мог бы быть и поприятней.

Мориц рассмеялся так сильно, что пролил на себя пиво. Мокрое пятно сразу же расплылось по водолазке, но казалось, что он даже не заметил. The limits of the dead…

– Я вас обожаю, ребята. Вы как из того американского ситкома. Как же он назывался? – покрасневший Мориц похлопал по водительскому сиденью. – Саман, ну ты помнишь? Там еще у актрисы такие странные брови…

– Выйти из машины? Прям как когда твоя мамаша вышла из окна, потому что терпеть тебя не может? – голос Карлин прозвучал высоким и звонким.

Руди повернул голову и хотел что-то сказать, но вместо этого просто уставился на нее с открытым ртом.

Саману это не понравились. Он снизил скорость и обернулся:

– Нам всем надо успокоиться, – Is this what you really want…

– Не было такого ситкома «Нам всем надо успокоиться». Кажется, он назывался…

– Заткнись, Краус! – рявкнула Карлин, и на секунду в машине стало совсем тихо. Звучало только радио: And the rain will kill us all…

Саман успел поймать взгляд Карлин перед тем как потерять управление автомобилем. По хлопку он понял, что переднее колесо лопнуло, и машину начало тянуть к ограждению. Саман вцепился руками в руль и попытался выровнять машину. Из-за влажной дороги колеса отказывались поддаваться управлению, и когда машина развернулась на девяносто градусов, брызги воды замарали боковые стекла. Крики в машине смешались с музыкой из радио и скрипящими звуками трения шин об асфальт. We throw ourselves against the wall… Машина пробила ограждение и понеслась вниз по склону. У Самана пронеслось в голове что они сейчас умрут, но посадка оказалась мягкой – машина влетела в кусты. Донесся звук удара и скрежет металла, а затем все стихло. В салоне стало совсем темно, радио перестало играть, и был слышен лишь дождь, бьющий по крыше.

Что-то подсказывало ему, что авто пробило насквозь, но он не мог понять где.

Во рту стоял вкус крови. Саман одной рукой взялся за шею, где болит, а другой поправил зеркало.

Вспышка молнии осветила салон.

– Мой нос, – Карлин сжала его руками. – Господи, мой нос.

– Поверь мне, твой нос – это пустяки, – голос Руди прозвучал очень спокойно. Он отстегнул ремень.

Еще один удар молнии. Саман увидел, что Руди держится рукой за поручень и вскинул голову вверх: лицо его искривилось от боли. Большой кусок дерева, пробивший сиденье снизу, торчал у него из бедра.

Тот снял кепку, и волосы упали ему на лицо. Он хотел что-то сделать, потому что потянулся рукой к торчащему дереву, но передумал. Они пересеклись взглядами, и Саман понял что им обоим страшно.

Последний раз Саман Хуссейн видел такой напуганный взгляд когда жил в Йемене. Он хорошо помнил свою прошлую жизнь. Жаркие летние дни в родном городе – Санаа, вид на гору Нукум из окна своего дома, оживленные улицы в старом центре, где можно было купить что угодно, и своих друзей – Ахмада и Заки – с которыми он воровал лепешки на «Западном рынке», самом большом и старом во всем Йемене. Саман часто видел все это во снах, которые потом превращались в ночные кошмары.

Ему было четырнадцать, когда началась гражданская война.                   Вначале он и не мог понять почему мама с бабушкой постоянно плакали, а отец ходил только в мечеть вместо работы. Ведь в городе было спокойно. Полиция патрулировала столицу день и ночь. Улицы стали пустыми, все торговые центры закрылись, и даже «Западный рынок» работал только в определенные дни. Не надо было делать уроки, потому что школу закрыли. Поэтому Саман мог гулять с Ахмадом и Заки по местам, куда родители раньше запрещали ходить. Перед тем как пойти к друзьям он всегда сперва помогал маме убраться во дворе и крыше их дома–башни, одного из тысячи таких же, покрытых коричневым гипсом и скрывающих за собой богатую историю. Бабушка все время говорила о том, что их город является перевоплощением Вавилона и что нужно гордиться тем, что он живет в самом древнем городе мира.

– Никто не знает когда именно построили наш город. Он древнее самого слова «город», – говорила она, целуя его в щеку. – Сам Аллах его создал, он же и защитит его от всего зла, что движется сюда.

Эти слова успокаивали Самана.

Но все изменилось, когда президент страны сбежал из Санаа в Аден и сделал ее новой столицей. Глупый старик. Если бы не он, все было бы по-другому. Имам из шиитской мечети начал агитировать в поддержку повстанцев и бойцов «Аль-Каиды», что охватили запад страны. Имам-суннит, который был другом отца Самана, просил верующих сохранять мир и обещал, что президент и армия спасут их. Оба имама терпеть друг-друга не могли. Мелкие стычки между шиитами и суннитами быстро переросли в трагедию, разрушившую жизнь Самана навсегда. Он помнил, все началось с того, что улицы наполнились людьми, словно был праздник. Сторонники обоих имамов собрались на «Западном рынке» с оружием в руках, и в ту ночь Саман уснул под звуки стрельбы.

– Если Ислам – религия добра, почему имамы отправляют мусульман убивать друга-друга? – как то спросил Саман, когда они сидели в гостиной без света, окруженные свечами. Отец только посмотрел на него, но, не найдя что ответить, продолжил протирать ружье.

Мама с бабушкой запрещали ему выходить из дома и сами выбегали, под редкие звуки стрельбы и сирен, в продуктовый магазин. Но в один день отец сказал, что он уже взрослый и дал ему пистолет.

– Это – наша страна. И если слабые политики не могут спасти ее, мы сами это сделаем, – сказал он, потащив плачущего Самана за дверь.

Отец показал как заряжать пистолет и снимать с предохранителя. Как правильно целиться и держать руку когда стреляешь. Все же воспользоваться оружием ему так и не пришлось, воздушные силы Саудовской Аравии начали сбрасывать бомбы на город еще до того, как его могли разрушить террористы или повстанцы. Оба имама бежали из города, а их сторонники погибли под завалами старого центра. Заки и его родители покинули город в тот же день, что и президент. Но семья Ахмада жила на соседней улице от Самана. И когда там послышались взрывы, Саман побежал изо всех сил. Задыхаясь от бега, волнения и дыма, он нашел Ахмада на лестнице у двери. Тот лежал на спине. Его тело было в осколках стекла, но Ахмад еще дышал. А когда Саман подошел, Ахмад посмотрел таким же непонимающим, но напуганным, взглядом, каким Руди смотрел на него в данный момент.

– Руди, не двигайся. Ладно?

Он кивнул, глаза его были наполнены слезами.

– Худшая поездка, честно говоря, – послышался сзади голос Морица. Он массировал левое плечо, казалось, он уже протрезвел, но еще ничего не понимал.

Саман вышел из машины, а за ним Карлин и Мориц. Дождь все еще моросил, но не так сильно, а вокруг были одни деревья. Сверху, у возвышения, было видно сломанное ограждение. Луна, выплыв из движущихся туч, появилась прямо между обрывками этого барьера. Посмотрев, Саман понял, что они приземлились не в кусты, а на небольшую ель. Она сломалось пополам, но ее часть у ствола пробила автомобиль насквозь. Прямо там, где сидел Руди.

– Что будем делать? – Карлин вытирала кровавый нос об пальто, а по мокрому лицу текла тушь. Саману показалось, что она сейчас заплачет, а может уже плачет.

У нее тоже взгляд как у Ахмада, подумал он.

– Давайте быстрей. Я сейчас откинусь, – сказал сквозь слезы Руди, но с врожденной ему язвительностью.

– Звони в скорую или спасателям. Краус, помоги мне.

Саман открыл дверь и полностью опустил сиденье. Руди все еще держался за поручень и даже не шевельнулся. За порванными джинсами показывалась белая кожа, а в ней кусок дерева, весь в крови.

– Сейчас мы тебя вытащим, дружище, – голос Морица дрожал.

Саман наклонился и схватил его за подмышки.

– Краус, возьми за ноги, – «Как же болит шея».

– Мне неудобно.

– Связь не ловит. Что же нам делать, боже, о боже, о боже… – она затрясла мобильный обеими руками.

– Успокойся, Карлин. Лучше посвети нам. Так, поднимай.

Руди худой, худее многих парней. Так почему же он такой тяжелый? Он вскричал от боли. А вот Ахмад не кричал, возможно не мог кричать.             «Это не помогает».

– Так, еще раз. Мы тянем тебя, а ты тянись за поручень.

– Он истекает кровью, а тут не ловит связь. О боже, о боже…

– Успокойся, я говорю. Свети, чтобы мы видели рану. Так, Мориц, возьмись чуть выше.

Гром уже перестал бить, и в ночном лесу звучали только крики Руди Шмита. Крики от которого дикие птицы разлетались, а сердце билось быстрей. Крики, такие же как в тот день на «Западном базаре».