Loe raamatut: «Узы Белого Лотоса», lehekülg 2

Он почти не замечает, как на кухне гаснет свет, а на плечи ложится что-то теплое и мягкое, и окончательно проваливается в сон.

Ему снится дом в Китае, в котором он так часто бывал в детстве. Он идет по широкому коридору, разглядывая семейные фотографии на стенах. Мао Янлин в смешном розовом платье, которое такое длинное, что подметает подолом пол, и Мао Линь с ней рядом с очень суровым лицом, что неудивительно, учитывая, как он всегда ненавидел фотографироваться. Госпожа Мин, неизменно красивая и всегда без тени улыбки на лице, под руку с супругом Мао Тайхуа на каком-то приеме или у кого-то в гостях. На этом фото они еще совсем молодые. На другом снимке – доктор Сун, пожимающий руку Мао Тайхуа, а за ними – вывеска со строгими золотыми иероглифами: «Приют Белый Лотос».

Цай Ян улыбается во сне, тянет руку к этой фотографии, но она вдруг вспыхивает огнем, обжигая кончики пальцев. Рамка падает на пол, стекло бьется, рассыпаясь под ногами. Цай Ян вздрагивает и пятится назад, пока спину не обжигает ледяной волной крик А-Бэя:

– Господин Цай!

– А-Бэй! – зовет он. – А-Бэй, где ты?

Цай Ян крутится на месте, пытаясь понять, откуда слышится голос. Звук словно доносится со второго этажа. Он бежит по коридору в сторону лестницы, но стоит ему коснуться перил и начать подниматься, как она начинает рушиться под ногами ступенька за ступенькой.

– Господин Цай!

Он все же проваливается, не успев перенести ногу, и вздрагивает всем телом, когда падает вниз. Цай Ян подскакивает, не понимая, где он. С плеч падает плед, и до сознания медленно начинает доходить, что он на кухне в их токийской квартире.

– Господин Цай! – снова доносится до ушей. Теперь уже это реальность, а не сон. За голосом А-Бэя следует звук разбитого стекла.

Путаясь в ногах и едва не спотыкаясь о пакеты, которые так и не убрал, Цай Ян выбегает в коридор, а оттуда – в дальнюю комнату рядом с ванной. Он распахивает дверь и видит в темноте, едва озаряемой городским светом из окна, А-Бэя, который держит за руки своего дядю, Сун Чана, сидящего на кровати. Того всего трясет.

– Сун Чан! – Цай Ян быстро подлетает к ним и помогает А-Бэю удержать его. – Сун Чан, все хорошо! Сейчас.

Он забирается на кровать, чтобы дотянуться до тумбочки, открывает ящик и шарит в нем рукой, но ничего не находит. Как он мог забыть положить сюда лекарство с последнего раза?

– Черт! А-Бэй, в ванной шприцы и ампулы. Набери два с половиной кубика, как обычно. Сможешь? – просит он, перехватывая руки Сун Чана своими. Если его не держать, он может покалечиться.

А-Бэй поднимает на него взгляд, твердо кивает и бросается вон из комнаты. Сун Чан что-то мычит, крепко стиснув зубы. Его волосы все взмокли от пота, руки еле получается удерживать даже у Цай Яна. Как он мог так крепко заснуть, что не услышал сразу, как звал его мальчик?

– Все хорошо, все хорошо, слышишь меня? Сун Чан, все в порядке, ты дома, – проговаривает Цай Ян как заученную мантру. Это мало помогает, точнее, никогда не помогает, но ему больше ничего не остается.

Сун Чан вдруг вздрагивает всем телом, вырывает одну руку и сильно толкает его в грудь. Не удержавшись, Цай Ян падает с кровати, выставляя ладонь для опоры. Пальцы тут же обжигает болью.

– Черт! – ругается он, чувствуя, как пачкает кожу теплое и липкое. На полу в темноте мало что видно, и он включает ночник. Сун Чан продолжает мычать и всхлипывать. Ночник специально поставлен на самый минимум, чтобы не пугать Сун Чана ярким светом еще больше, а потому особо светлее не становится. Но этого достаточно, чтобы увидеть, обо что он порезался, – на полу лежат осколки разбитого стакана.

В комнату вбегает А-Бэй, сразу протягивая ему шприц и влажный, остро пахнущий ватный диск. Цай Ян кивает, не обращая внимания на испуганный взгляд мальчика, который тот бросает на кровь на его руке. Он разберется с этим позже.

– А-Бэй, иди, я справлюсь, – говорит Цай Ян, обхватывая дрожащего и продолжающего мычать сквозь крепко стиснутые зубы Сун Чана за плечи. – Ну же, иди. – Он ободряюще улыбается, дожидаясь от него кивка.

Он уже привычно захватывает руку Сун Чана так, чтобы он не дергал ею, прижимает его крепко к спинке кровати и делает укол в вену. Через пару мгновений чужое тело расслабляется и обмякает, и Цай Ян, выдохнув, отпускает его, садясь рядом и убирая взмокшие волосы с его лба.

– Вот так, все хорошо. Ничего страшного.

– Цай Ян? – слабо зовет Сун Чан и открывает наконец глаза, хотя его взгляд все еще расфокусированный. Цай Ян даже не уверен, что тот его видит.

– Да, это я. Все нормально, уже все прошло, – говорит он, надевая на иглу колпачок и откладывая шприц на тумбочку.

– Прости, я… – облизывая пересохшие губы, бормочет Сун Чан. – А-Бэй был здесь?

Цай Ян с мгновение молчит, потом качает головой.

– Нет. Не волнуйся, ты его не разбудил.

Сун Чан кивает и снова просит прощения как заведенный, переводя на Цай Яна уже осмысленный взгляд. Он всегда так делает после приступов – готов извиняться до хрипоты.

– Ничего-ничего, – кивает Цай Ян, держа порезанную руку за спиной, чтобы Сун Чан не увидел. – Сегодня сюда приезжали эти ребята из доставки, даже меня они умотали. Ты просто устал. Спи.

– Я ничего… – начинает Сун Чан, но Цай Ян его перебивает.

– Ничего, – с нажимом говорит он. – Ты ничего не сделал. Спи.

Цай Ян протягивает руку и гладит Сун Чана по плечу. У него ледяная кожа, и это ощущается даже через рукав футболки. Лекарство совсем скоро должно подействовать в полную силу, и он просто спокойно заснет. Порезанные осколками пальцы неприятно пощипывает, от удара сложно вдохнуть полной грудью, но Цай Ян не обращает на это внимания. Через некоторое время глаза Сун Чана начинают закрываться. Когда его дыхание выравнивается, Цай Ян выдыхает и тянется к ночнику, чтобы выключить его.

Его взгляд падает на фотографию на тумбочке почти у самой стены в деревянной рамке без стекла. С нее улыбается совсем еще юная Сун Цин, сестра Сун Чана. Она стоит у сидящего за школьной партой брата за спиной и, наклонившись, обнимает его сзади за шею.

Цай Ян улыбается ей в ответ, стараясь игнорировать горечь, растекающуюся внутри, и гасит свет.

Глава 2. Капли

 
Can’t you hear my call?
Are you coming to get me now?
I’ve been waiting for
You to come rescue me
I need you to hold
All of the sadness I can not
Living inside of me.
 

♬ Sia – I’m in Here

Моросящий дождь не прекращался весь день. С неба просто мерно и мелко лилось, будто где-то там, наверху, прохудились грузные облака, став похожими на сито, через которое просеивали муку. Цай Ян медленно брел по узкому переулку, слушая, как шумят капли, ударяясь о неровный асфальт и уже успевшие образоваться лужицы. Он слышал лишь этот звук да как бурчит в животе от голода. Болела голова, но к этому ощущению он уже привык, куда больше его беспокоили укусы на руках, которые никак не хотели нормально заживать. Когда на него три дня назад напали собаки, он убегал, но одна все же успела наброситься и повалить его на землю. И Цай Ян поранился о ее зубы, закрывая лицо и пытаясь отпихнуть от себя оскаленную пасть. Если бы не тот мужчина, который отогнал зверюгу, пришлось бы совсем худо. Цай Ян же просто убежал куда глаза глядят, лишь бы подальше, и бежал до тех пор, пока в легких не начало гореть огнем.

Он поковырял корочку на ранке на предплечье, которая от влажности начала отставать, под ней неприятно щипало и покалывало. Цай Ян вспомнил, как мама всегда обрабатывала его разбитые коленки. Когда он начинал жаловаться, что щиплет, она улыбалась и дула на ранку, а потом рисовала ватной палочкой в йоде рядом, на здоровой коже, какую-нибудь смешную рожицу с высунутым набок языком. И Цай Ян разглядывал ее, вертясь и так, и эдак, потому что картинка была вверх ногами, и рожица смотрела на маму, а не на него. Про боль он быстро забывал.

Цай Ян не понимал почему, но мама и папа однажды просто не вернулись домой. Он прождал их всю ночь, сидя в коридоре на полу, но они так и не появились. Зато на следующий день к вечеру под дверью какое-то время раздавались странные звуки, но ему было слишком страшно открыть ее, чтобы посмотреть, а до глазка он в свои едва исполнившиеся шесть не доставал. Потом в их небольшую квартиру вошли какие-то люди. Кажется, четверо. Цай Ян никого из них не знал, но они говорили, что он должен пойти с ними.

Как? Почему? Мама лишь пошла в магазин купить лимон, чтобы приготовить карамель для фруктов. Цай Ян обожал маленькие яблочки в карамели, которые она делала ко дню его рождения, причем всегда заранее, в вечер перед ним, словно они праздновали Новый год и ждали наступления полуночи. Папа пошел ее проводить. Они сказали, что их не будет всего пятнадцать минут!

– Я не пойду! Я жду маму и папу! – пытался объяснить Цай Ян какой-то женщине в длинном пальто, которая хотела взять его за руку.

– Надо пойти, ты не можешь быть тут один, – говорила она.

Ему необходимо было найти маму и папу. Он знал, в какой магазин они должны были отправиться, он совсем рядом с их домом. Увернувшись от чужих, пахнущих незнакомыми духами рук, Цай Ян выбежал из квартиры и со всех ног бросился на улицу, забыв про куртку и обувь.

В магазине было слишком много людей, и Цай Ян около получаса бродил вокруг стеллажей с фруктами и овощами в поисках родителей. Тогда он решил посмотреть в другом отделе. Может, мама решила купить к его дню рождения что-то еще?

Но он почти закончился, день рождения. Ему уже шесть. А они до сих пор не пришли.

Он так и ходил, всматриваясь в лица людей, пока к нему не приблизился охранник.

– Где твои родители?

Цай Ян не знал, где они. Но должен был найти их. Почему все взрослые лишь просят пойти с ними и ничего не объясняют?

Убежав от охранника в магазине, Цай Ян снова отправился к дому, но около припаркованной у тротуара машины стояли те люди. Если они увезут его, он не сможет отыскать маму и папу.

На нос приземлилась крупная дождевая капля, и Цай Ян, очнувшись от воспоминаний недельной давности, почесал его и поморщился. Он был уверен, что найдет дорогу до места, где работала мама, но вот уже три дня словно ходил по одному и тому же району. Ему казалось, что где-то здесь они проезжали на машине, когда она брала его с собой. Но куда они потом сворачивали?

Его мысли резко оборвались на середине, когда за спиной раздался оглушительный лай. В голове, которая и без того болела и кружилась, он прозвучал как громкий звук колокола. У Цай Яна было ощущение, что собака прямо за его спиной, наверное, та самая, которая уже покусала его! Она вернулась, она нашла его!

И никого вокруг, совершенно никого! Не обернувшись, он сорвался с места, не обращая внимания на то, как качнулось все вокруг, когда он только начал бежать. За спиной царапнули землю когти, и Цай Ян на ходу все же повернул голову назад. Да, это собака! Даже еще больше, чем предыдущая! Черная и огромная!

Вскрикнув, он побежал еще быстрее, заставляя ослабшие ноги двигаться. Носки, в которых он тогда выскочил из дома, уже все промокли и протерлись на пятках, но это все же было лучше, чем ничего. Он боялся людей все это время, потому что они мешали ему искать маму и папу и только задавали свои странные вопросы, но теперь ему очень хотелось, чтобы на пути появился хоть кто-нибудь.

Переулок перед глазами дрожал, как при землетрясении, а потом вдруг картинка смазалась, и Цай Ян запутался в собственных ногах. Он, пошатнувшись, оперся вытянутой рукой о мокрую стену какого-то здания, уговаривая себя бежать дальше. Лай был все ближе! Эта собака просто сожрет его, и он не сможет отыскать родителей!

– Мама!

– А ну пошла отсюда! – прозвучал сквозь шум дождя чей-то голос. – Фу!

Осевший на землю Цай Ян осмелился открыть глаза. Какая-то девчонка в темно-красной курточке с огромным зонтиком, который был, казалось, больше нее самой, кричала на собаку. Та лаяла и припадала к земле. Цай Ян хотел закричать, чтобы девчонка убегала, потому что собака сейчас сожрет и ее, но застрявший в горле ком не дал ему произнести ни звука. Он никогда не видел, чтобы девочки вели себя так отчаянно. Все они боялись даже крошечных насекомых и разбегались врассыпную, когда он показывал им жучка!

– У меня камень! Сейчас я тебя! – крикнула девчонка и резко наклонилась, делая вид, что поднимает что-то с земли и бросает.

Это подействовало! Собака развернулась и отбежала от нее, но потом снова остановилась и залилась лаем.

– Я что сказала?! Прочь!

Ей все же удалось найти что-то на асфальте, и в сторону собаки полетела пластиковая крышка от бутылки. Та наконец убежала, скрываясь за поворотом. Девчонка притопнула ногой, хотя собака уже не могла ее видеть. От этого движения с ее большого зонта, который она так и не выпустила из одной руки, осыпались крупные капли.

– Эй, – уже тише сказала она, приближаясь к Цай Яну. – Ты как?

– Убежала? – спросил Цай Ян, вытягивая шею, чтобы посмотреть в конец переулка.

– Убежала-убежала, – твердо отозвалась девочка. – А с тобой что?

Не дожидаясь, пока он ответит ей, она присела рядом и взяла его за запястье. Ее пальцы были мокрыми, но все равно теплыми. Цай Ян смог разглядеть ее получше, пока она зачем-то осматривала его руки и трогала царапины – на удивление не больно. Она явно была старше него, хоть и ненамного. Заплетенная набок толстая коса немного растрепалась; красная лента у самых кончиков развязалась из банта и теперь висела, держась только на одном узелке. А еще у нее были смешные уши, маленькие и сильно торчащие по бокам головы. Точнее, Цай Ян видел только одно – второе было скрыто волосами.

Он тихо усмехнулся.

– И чего смешного? – строго спросила девчонка и посмотрела на него серьезными темными глазами.

– Мама говорит, что лопоухие люди добрые.

– Ты кого лопоухой назвал?! – тут же вспылила девчонка, едва не уронив от негодования зонтик им обоим на головы.

– Эй, это же, наоборот, хорошо! – попытался оправдаться Цай Ян.

– Зовут тебя как?

– Цай Ян. А тебя?

– Сун Цин. Еще раз назовешь меня лопоухой, я тебе все кости переломаю!

Цай Ян поднял обе руки признавая поражение, и улыбнулся. Он только сейчас понял, что Сун Цин оказалась первой, с кем он нормально разговаривал за эту неделю. А он очень любил разговаривать.

– А сколько тебе лет? – спросил он.

– Восемь.

– А мне шесть. Только недавно исполнилось.

– Поздравляю, – без тени радости сказала Сун Цин. – Идем, здесь холодно.

Она поднялась на ноги, осыпав Цай Яна каплями с зонта. Заметив, что он не последовал ее примеру, она пристроила зонт на земле, наклонилась и обхватила его руками за талию.

– Ты меня не поднимешь, я тяжелый, – сказал Цай Ян, продолжая улыбаться.

– Не ты тяжелый, жизнь тяжелая, – веско пробормотала Сун Цин, вдохнула поглубже и дернула его вверх, ставя на ноги.

Голова продолжала болеть и кружиться, но Сун Цин крепко, даже чересчур для такой худенькой девчонки, держала его за локоть.

– А куда мы пойдем? – спросил Цай Ян, стараясь не сильно опираться на ее руку.

– К моему папе. Он врач, он тебе поможет. Когда я вырасту, я тоже стану врачом.

– Так вот почему тебя так заинтересовали мои царапины!

– Да. И они у тебя воспалились, – тоном профессора сказала Сун Цин. – Так что идем. Здесь совсем недалеко.

И они пошли. Зонтик мешался, но с ним все же было лучше, чем без него, так как теперь на голову хотя бы не лилось, как из душа. Дождь за это время только усилился, а еще начало темнеть. Осень в Китае всегда наступала очень внезапно, словно лето исчезало с улиц лишь за одну ночь.

Сун Цин вывела его из переулка и пошла по улице, держа его за запястье чуть ниже следов от зубов собаки. Цай Ян успел подумать, что она будет хорошим доктором, ведь даже в такой ситуации она помнила о том, что ему может быть больно, если она неосторожно возьмет его за руку. Встречавшиеся им люди странно смотрели, но не подходили. С кем-то Сун Цин даже поздоровалась, но чаще лишь закрывалась зонтом, держа его низко-низко, чтобы видно было лишь тротуар под ногами с крупной серой плиткой.

Совсем скоро они остановились, и перед глазами Цай Яна оказались широкие, но невысокие ступени. Сун Цин уверенно потащила его по ним наверх, и Цай Ян все же выглянул из-под зонта, заметив довольно большой дом в три этажа с несколькими пристройками. Под сводом крыши было большое резное деревянное украшение в форме распустившегося лотоса. Над тяжелыми дверями он заметил надпись золотыми иероглифами, но не смог ее полностью прочитать, разобрав только одно слово – «лотос».

Сун Цин покопалась в кармане куртки, отпустив руку Цай Яна, который уже мог стоять сам, и вытащила связку ключей. Один ключ был длинным и большим – именно им она открыла дверь и ввела его внутрь. Первым, что бросилось в глаза в широком зале, в котором они очутились, оказалась роспись на стене. Цай Ян присмотрелся. На ней были изображены реки и пруды, деревянные лодки и люди на причале, целое поселение на заднем плане, даже можно было разглядеть дома и их крыши с загнутыми и приподнятыми сводами. Внизу картину украшали крупные ярко-розовые и белые цветы. Цай Ян успел увидеть еще и лестницу, уводившую на второй этаж, и мальчишку в темной толстовке на ней, который перевешивался через перила и хмуро смотрел на него. Цай Ян улыбнулся и помахал ему рукой, но тот не ответил, только нахмурился еще сильнее и исчез, взбежав по ступенькам наверх.

Освещение было не очень ярким, что даже радовало. Зато было очень тепло. Проведя неделю на улице, Цай Ян уже забыл, что может быть так тепло. Глаза почти сразу начали закрываться.

– Не спи на месте, идем, – сунув закрытый зонтик в подставку, скомандовала Сун Цин и потащила его в уводящий куда-то в сторону от лестницы коридор, хотя Цай Яну интереснее было бы посмотреть, что там на втором этаже, где скрылся незнакомый мальчишка.

Они прошли еще немного, и Сун Цин остановилась перед самой обычной светлой дверью. Она подняла руку и постучала, но не стала дожидаться, пока ей разрешат войти, а сразу же открыла ее и впихнула Цай Яна внутрь, заходя следом.

Пахло как в больнице. Цай Ян помнил этот запах, потому что так пахло, когда болела бабушка. Это было плохо. Папа потом плакал, и это был единственный раз, когда Цай Ян видел, как он плачет. Мама сказала, что бабушки не стало. Цай Яну было четыре, и он не понимал, что такое «не стало». Она же была. День назад он сидел у ее кровати и рассказывал ей истории, которые выдумывал на ходу. И больше ее не видел.

Могло ли так случиться, что мамы и папы тоже «не стало»?

Цай Ян закусил губу и опустил взгляд в пол.

– Папа! – позвала Сун Цин.

– А-Цин! – послышался возглас, и Цай Ян поднял голову. Из-за белой ширмы, за которой горел яркий свет, появился человек в халате и аккуратных круглых очках. – Где ты была?

– Я нашла его на улице, – словно не слыша вопроса, продолжила Сун Цин. – У него на руках укусы. Они воспалились, посмотри.

Ее отец еще пару мгновений строго смотрел на нее, потом вздохнул, покачал головой и перевел взгляд на Цай Яна. Цай Ян решил улыбнуться ему; он казался слишком взволнованным.

– Привет, я доктор Сун, – представился мужчина. – А тебя как зовут?

– Цай Ян.

– Сколько тебе лет?

– Шесть. Совсем недавно исполнилось.

– Вот как, – доктор Сун наконец улыбнулся. – Идем, нужно обработать твои царапины.

Его улыбка была очень приятной, и Цай Ян кивнул, позволяя ему взять себя за руку. Они вместе прошли за ширму, и от яркого света у Цай Яна заболели глаза. Доктор Сун усадил его на кушетку. Когда Цай Ян сморгнул выступившие на глазах слезы и осмотрелся, он заметил маленького мальчика, который сидел в уголке на стуле и смотрел на него во все глаза.

– Эй, привет! – улыбнулся ему Цай Ян.

– П… привет, – отозвался мальчик, пряча взгляд и опуская его на свои руки.

В предплечье ткнулось что-то мокрое, и Цай Ян вздрогнул от резкой боли, обжегшей кожу. Доктор Сун сказал:

– Сейчас пройдет, потерпи.

Если он хочет найти маму и папу, то действительно нужно потерпеть и не жаловаться. Тогда он сможет спросить, как добраться до места, где работала мама. Он не помнил адрес, но мог бы подробно описать его! Так что нужно не хныкать, а вести себя как взрослый. Чтобы отвлечься от боли, Цай Ян снова перевел внимание на незнакомого мальчика.

– Как тебя зовут?

– Я… я Сун Чан, – еле слышно ответил тот.

– А я Цай Ян! Мне шесть, а тебе?

– П-пять.

Цай Ян кивнул, продолжая улыбаться, хотя руку теперь жгло не переставая. Доктор Сун на мгновение отвлекся от его ран и посмотрел на него.

– Ты очень сильный мальчик. Улыбаешься, когда больно. Не все так могут.

– Да он все время улыбается, – послышался голос Сун Цин. Она сидела на кушетке у самого изголовья и болтала ногами, глядя на Цай Яна и отца. Куртки на ней уже не было, остались лишь джинсы и футболка с большим желтым цветком на груди. – Может, он дурачок?

– А-Цин, сейчас выйдешь отсюда! – строго сказал доктор Сун.

Цай Ян засмеялся. Маленький Сун Чан же из своего угла взглянул на Сун Цин широко распахнутыми глазами.

– Так вы брат с сестрой? – спросил Цай Ян, заметив, как они похожи.

– Ага, – отозвалась Сун Цин.

– Здорово! А ты боишься собак, Сун Чан?

– Н-нет, – ответил мальчик, с удивлением посмотрев на Цай Яна.

– А змей?

– Тоже нет.

– А пауков?

– Пауков, н-наверное, боюсь, – кивнул Сун Чан, скривив губы.

– Да он всего боится, даже своей тени! – вмешалась Сун Цин.

– А-Цин! – снова одернул ее доктор Сун. Несмотря на строгий голос, он очень осторожно обрабатывал последнюю ранку на руке Цай Яна, уже почти не делая больно. Цай Ян даже смог посмеяться над перепалкой брата и сестры.

– Понял, значит, я буду защищать тебя от пауков. А ты меня – от собак, идет? – сказал он.

Сун Чан быстро-быстро закивал и наконец тоже робко улыбнулся.

– Готово, – сказал доктор Сун. – Мне нужно будет взять у тебя анализы, чтобы проверить, все ли в порядке, хорошо, Цай Ян?

Цай Ян кивнул. Очень хотелось спать – когда он оказался в тепле, тело стало ватным, а голова – тяжелой. Тупая боль в висках так и не исчезла.

– Подождешь здесь с А-Цин и А-Чаном? Мне нужно поговорить кое с кем, – продолжил доктор Сун. – Это недолго, я сразу вернусь и принесу тебе сухую одежду.

– Хорошо.

Когда доктор Сун вышел, Сун Цин спрыгнула с кушетки и подошла к Цай Яну, чтобы посмотреть на его руки. Они теперь все были в бинтах и пластырях. Девочка с интересом разглядывала работу отца, даже потыкала пальцем в одну повязку. Цай Ян отдернул руку.

– Что это за место? – спросил он.

– Приют «Белый Лотос», – ответила Сун Цин, поправляя ленту на своей косе. – Папа владеет им вместе со своим другом.

– Приют? – переспросил Цай Ян, чувствуя, как холодеет внутри.

– Да. Для сирот. Не бойся, здесь все очень хорошие. Даже дети директора Мао часто здесь бывают. Их дом совсем рядом.

Цай Ян хотел сказать ей, что ему нужно найти родителей, что он не сирота, но не успел, потому что за дверью послышались голоса. Он слез с кушетки и обошел ширму, чтобы слышать, о чем там говорят. Этого оказалось недостаточно, чтобы разобрать диалог взрослых, так что он подошел к двери и прижался к ней ухом.

– Подслушивать нехорошо, – нахмурившись, сказала Сун Цин, скрестив руки на груди, но потом все же тоже приблизилась.

– Тайхуа, подожди, – услышал Цай Ян голос доктора. – Что случилось? Это тот мальчик, которого ты все это время ищешь? Цай Ян?

Сердце заколотилось как сумасшедшее.

– Да, – ответил ему другой голос, который показался Цай Яну смутно знакомым. – Коллеги его отца ездили к ним домой, но он сбежал от них. Мне тоже нужно было поехать! Я должен был поехать! А он скитался неизвестно где целую неделю.

– Сначала успокойся. Ты не можешь разговаривать с напуганным ребенком в таком состоянии, – сказал доктор Сун. – У него есть другие родственники? Бабушка? Дедушка?

– Нет. Бабушка по отцу скончалась два года назад, а про родителей матери, Мэйлин, я ничего не знаю. Она никогда о них не говорила.

Значит, те люди, которые приходили в их дом, работали с папой? Но почему папы с ними не было?

– Их сбила машина? – тише спросил доктор Сун, но Цай Ян все равно его услышал.

– Да, – помолчав, отозвался второй голос. – Прямо около дома. Обоих насмерть.

– Какой кошмар. Бедный ребенок…

Дальше Цай Ян уже не слушал. Он отпрянул от двери, будто она в момент стала раскаленной. «Насмерть»? Вот что такое – «не стало»? Это смерть. Когда уходят и больше не возвращаются. Он помотал головой, продолжая отступать, пока не уперся спиной в стену.

Сун Цин отстранилась от двери и посмотрела на него. Сун Чан, который все это время стоял рядом и цеплялся за руку сестры, также повернулся к Цай Яну.

– Наша мама тоже умерла, – шепотом сказала Сун Цин.

Этого не может быть. Так не должно было быть! Если бы мама не решила приготовить для него сладости, она бы не пошла так поздно в магазин, а папа не отправился бы с ней. И они были бы в порядке!

Цай Ян прижал руки ко рту. Голова разболелась еще сильнее, пол качнулся.

Он не заметил, как к нему подошла Сун Цин. Понял лишь, что она рядом, когда девочка вдруг обняла его. От нее пахло этим кабинетом и дождем, под которым они оба промокли. Цай Ян всхлипнул.

Сун Цин вздохнула и крепче прижала его к себе своими тонкими руками. В бок ткнулось что-то теплое, и Цай Ян, повернув голову, разглядел сквозь слезы, что маленький Сун Чан подошел тоже и теперь стоял, прильнув к нему.

Голоса за дверью затихли. Слышно было, лишь как шумит за окном превратившийся в ливень дождь.

* * *

Цай Ян впервые за долгое время просыпается сам, не слыша противной трели будильника. Он ненавидит рано вставать, но уже не помнит, когда получалось подольше поваляться в постели. Даже в выходные находятся либо какие-то важные дела, либо работа.

Он недоверчиво открывает один глаз. Его кровать стоит прямо рядом с окном, так что получается даже увидеть соседние дома не вставая. Несмотря на всю роскошь города, в котором он живет, застройка в Токио очень плотная. Наверное, скоро начнут строить на головах людей.

Цай Ян прислушивается. В квартире до странного тихо. Он переворачивается на бок и пытается найти свой телефон. Пару минут он безрезультатно шарит рукой по простыне, но ничего не находит. Он что, оставил его на кухне, когда заснул там прошлой ночью? Так вот почему будильника не было?

Стоп! Он что, проспал работу?! Цай Ян вскакивает, едва не навернувшись о пакет из 7-Eleven, напичканный пустыми контейнерами из-под готовой еды, и, натянув штаны, вылетает в коридор. На кухне никого нет, а его телефон аккуратно лежит на столе. Вздохнув, Цай Ян берет его в руку. Ничего. Еще вчера вечером оставалось процентов двадцать заряда. Он не удивится, если, включив его, обнаружит штук десять пропущенных.

Он снова выходит в коридор и прислушивается. Из комнаты Сун Чана доносится неровный звук клавиатуры, и Цай Ян осторожно стучится к нему, прежде чем приоткрыть дверь.

– Привет. Ты работаешь? – тихо спрашивает он, когда Сун Чан оборачивается, отрываясь от ноутбука.

– Нет. – Тот улыбается, полностью разворачиваясь к нему в кресле. – Доброе утро.

– Который час?

– Почти одиннадцать, – чуть не свернув шею, чтобы посмотреть на экран, отвечает Сун Чан.

– Черт. Я не помню, куда мне сегодня нужно.

– Сегодня воскресенье.

– Кого это хоть раз останавливало? – Цай Ян вздыхает и проходит в комнату, садясь на застеленную кровать Сун Чана. Рядом с подушкой лежит, прикрыв глаза, Жучок. Он дергает ушами, когда Цай Ян тыкает его пальцем в лапу.

Этого черно-белого кота со смешными короткими лапами подарили А-Бэю одноклассники. Цай Ян не стал им отказывать, когда они спросили у него разрешения, даже поблагодарил, что вообще поставили его в известность.

И что не додумались подарить собаку.

Цай Ян щелкает кота по уху, и тот поднимает голову, недовольно глядя на него.

– Что ты смотришь на меня, крокодил? – усмехнувшись, спрашивает Цай Ян.

– Почему всегда крокодил? – уточняет Сун Чан.

– Потому что лапы короткие. – Цай Ян разводит в сторону руки и перебирает ими, как ящерица на песке.

Жучок недоуменно моргает. Сун Чан тихо смеется.

– Я сейчас посмотрю, куда тебе сегодня. Насколько я помню, рано вставать не надо было. Я не стал тебя будить, – говорит он, разворачиваясь к столу и роясь в ежедневнике. Цай Ян обращает внимание, что его руки не так сильно дрожат, как обычно. Наверное, укол с ночи еще действует. – Да, вот, тебе к четырем в Сибую.

– Точно, – выдыхает Цай Ян. – Сибуя. И хватит записывать все, ты что, моя секретарша?

– Мне несложно, – мягко улыбается Сун Чан.

– Как голова?

Сун Чан опускает взгляд и приглаживает волосы, которые носит чуть длиннее, чем раньше, когда стригся совсем коротко и не нужно было прикрывать шрам над ухом.

– Лучше. Извини за то, что было ночью.

Цай Ян отмахивается. Сколько можно извиняться?

Он поднимается на ноги и оглядывает комнату. Да, работы предстоит действительно много. Имеет смысл начать сегодня, раз ему пока никуда не надо бежать сломя голову.

– Нужно будет разобрать здесь все. Хорошо, что наконец-то появилась возможность сделать в твоей комнате ремонт. Поживешь пока в одной с А-Бэем? Моя слишком маленькая, а запах краски тебе ни к чему. Обещаю, я постараюсь быстро, – говорит он.

– Может, не надо? – тихо бормочет Сун Чан. – Столько хлопот, а я даже помочь тебе не могу, – добавляет он, глядя на свои подрагивающие руки.

– Хватит-хватит, – морщится Цай Ян. – Будешь ждать, пока потолок свалится тебе на голову?

Сун Чан втягивает голову в плечи.

– Кстати, где А-Бэй?

– Он пошел отправить письмо.

– А… – Цай Ян чешет в затылке и лохматит распущенные волосы. – Мы же всегда вместе ходим.

– Почтальон по воскресеньям забирает письма в десять. Он тоже не захотел тебя будить.

– Ясно, – кивает Цай Ян. – Ладно, пойду что-нибудь поем. Ты будешь?

– Я уже завтракал. А-Бэй приготовил омлет, разогрей.

– Какое у меня прекрасное дитя! – восклицает Цай Ян, уже открывая дверь, чтобы выйти.

– Цай Ян, – окликает его Сун Чан.

Цай Ян оборачивается. Сун Чан сидит, низко опустив голову и глядя на свои пальцы, которые никак не может сцепить в замок.

– Что такое?

– Сестра… Раньше приходили письма, люди писали хоть что-то. Что видели кого-то похожего, присылали фотографии. А два месяца уже ничего. Ты… ты не знаешь почему?

Цай Ян трет лоб пальцами и вздыхает. Этот разговор должен был рано или поздно состояться. Глупо было бы думать, что Сун Чан не заметит, что на электронный почтовый ящик, который все они отслеживают каждый день, больше ничего не пишут о Сун Цин. Ни словечка. Друг семьи, Фа Цаймин, курирующий поиски, просил его сообщить Сун Чану, но Цай Ян так и не смог ему сказать. Все откладывал.

– Сун Чан, – говорит он, возвращаясь на свое место на кровати. Тот следит за ним взглядом, в котором столько вопросов и надежды, что у Цай Яна пересыхает во рту и язык прилипает к небу, не давая ничего произнести нормально. – Послушай, Фа Цаймин, как мог продлевал ее поиски. Но прошло уже восемь лет, и…