Маша
– Что будем смотреть?
Женя все-таки притащил меня смотреть сериал. Как я и говорила – для меня это слишком интимно, но я все равно пошла на это, оправдывая себя тем, что Женя не оставил мне выбора, да и чем еще здесь заниматься.
– Выбери ты, – отдаю власть над выбором полностью в его распоряжение.
– Ты любишь криминальные сюжеты?
– Эмм, пока не знаю, – отвечаю я, смутно представляя вообще что это. Надеюсь там не будет много крови.
– Ладно, давай посмотрим первую серию, а там будет видно. Но думаю тебе понравится – говорят сериал очень интересный, да и трейлер зачётный.
Но здесь Женя не угадал – несмотря на то, что в сериале даже убийств нет, не говоря о крови и жестокости, сериал не вызывает у меня особого интереса, но видно, что самому ему заходит. Во время титров перед третьей серией он спрашивает:
– Нравится? – и не найдя отрицания на моем лице, делает вывод сам. – Я же говорил интересный.
– Да, нравится, – отвечаю я и почти не вру, потому что мне действительно нравится пусть не сам сериал, но его просмотр. Мне нравится вот так сидеть с Женей. И я даже не сопротивляюсь тому, что он меня почти обнимает – мы устроились на полу, облокотившись о диван, и Женина рука лежит на этом диване, соприкасаясь с моей спиной. Мне нравится вот так быть с ним рядом.
А то, что сериал не отвлекает от прислушивания к себе и своему телу является для меня дополнительным плюсом. А прислушаться есть к чему: мне так хорошо рядом с Женей, что кажется, будто он самый близкий для меня человек, будто мы давно вместе, будто это не наше первое совместное занятие. А я пытаюсь разгадать: телу только кажется так или то, что я чувствую, на самом деле мне бесконечно нравится…
После нескольких серий Женя каким-то образом все равно замечает во мне отсутствие интереса к сериалу и ставит тот на паузу. Неужели меня настолько легко прочитать?
– Тебе не интересно, – заключает он. – Ладно, досмотрю потом без тебя.
Меня царапает это его “без тебя”, но он тут же перекрывает эту фразу другой, которая вызывает во мне интерес:
– Можем прогуляться во дворе, если хочешь. Мне нужно почистить снег, а ты можешь посмотреть на это.
– Ты же вчера его чистил.
– Ну за ночь опять намело, – как-то неуверенно отвечает Женя.
– Хорошо, только оденусь потеплее, – соглашаюсь я и иду наверх, чтобы переодеться из платья, что купил Женя, во что-то более практичное. Кажется, среди вещей был теплый спортивный костюм.
Женя ждет меня внизу, после чего мы вместе выходим. Морозный ветер сразу касается кожи лица, и я торопливо надеваю капюшон. А пока я делаю это, Женя успевает сделать нечто невообразимо странное: он быстро отбегает вперед, берет снег в руки, делая из него снежок, и целится в меня!
Я стою не шевелясь, так и держа руками капюшон.
– Маша, вообще-то это, – указывает он на снежок в руке, – приглашение к бою! Кто больше всех попадет в другого, тот потом и целует проигравшего. Понимаешь, что я буду болеть за тебя?
– А я не брошу в тебя ни одного, – придумываю классное, как мне кажется, решение.
И в этот момент снежок попадает прямо в мою шубу. Не больно, но обидно.
– Попал, – констатирую я. – А я нет и не собираюсь, так что никакого поцелуя не будет.
– То есть ты признаешь поражение? – прищуривается Женя.
– Да, – с чувством превосходства отвечаю я.
– Ну раз так, то тогда мне придется тебя поцеловать – ты ведь проигравшая, – ухмыляется этот гад, и тут до меня доходит.
Вот блин… Я не просто проигравшая, но еще и глупая, раз позволила Клыкову заморочить мозги своим “буду болеть за тебя”. Ведь и правда нет разницы, если целовать все равно придется одному из нас. У нас счет наверно уже 1000:0 не в мою пользу.
– Я не соглашалась на условия, – пытаюсь включить заднюю.
– Нет, Маша, так не пойдет. С тебя должок.
Женя не дожидаясь моего ответа, берет лопату и начинает чистить снег, который по ощущениям не чистили неделю, а не один день – вот ведь и вправду намело. А я стою и смотрю на него, но без движения быстро замерзаю даже в шубе. Сегодня особенно морозный ветер. Начинаю переминаться с ноги на ногу, но домой заходить не хочу – выбираю смотреть на трудящегося Женю, который замечает мои телодвижения и подходит ко мне.
– Замерзла?
– Немного, – отвечаю я и жду, что сейчас он скажет идти в дом.
Но вместо этого Женя снимает свою куртку и накидывает поверх моей шубы. Становится в разы теплее, потому что холодный ветер уже не проникает сквозь одежду, но вот сам Женя остается лишь в теплом свитере.
– Ты замерзнешь, – пытаюсь возразить я.
– Замерзла ты, а мне лишняя одежда только мешает.
Стою укутанная его курткой и ароматом его одеколона вперемешку с запахом кожи самого Клыкова и таю, словно не я пять минут назад дрожала от холода.
По мере того, как Женя расчищает дорожки, он отдаляется все дальше и в какой-то момент совсем исчезает из виду. Я же продолжаю стоять на крыльце. Но когда становится интересно, куда он подевался, спускаюсь вниз и взвизгиваю, почувствовав чье-то приближение сзади. От испуга толкаю этот объект, но он сразу утягивает меня за собой. И вот мы лежим вместе – Женя в сугробе, а я на нем.
– Вот ты и попалась. Вернешь долг сейчас или посадить на проценты? – в голосе звучит коварство, а глаза смотрят на мои губы.
Я не отвечаю, сама желая этого поцелуя не меньше, чем он, и Женя все поняв без слов, запускает руку в мои волосы под капюшоном шубы, приближается к моим губам и… чихает, успев резко отвернуться в сторону.
– Ты раздетый! – наконец прихожу в себя я от его дурмана. – Пойдем скорее в дом!
Скорее встаю, за мной неторопливо встает Женя, несмотря на то, что весь в снегу на холодном ветру, и мы идем в дом.
– Ну все, теперь нам обоим нужна горячая ванна, – уже дома говорит он, когда я заканчиваю отряхивать себя от снега.
– Угу. Только по-отдельности. Если хочешь – можешь идти первым. Я не сильно замёрзла.
– Нет. Иди ты. Я же не неженка какая. Подумаешь в сугроб из-за тебя упал, – хмыкает он, изображая пострадавшего.
– Ты сам виноват! – возмущаюсь я.
Женя ухмыляется на это.
– Если не выйдешь через полчаса – обещаю ворваться. Так что, – делает он жест выражением лица и плечами “пеняй на себя”.
Закрываю дверь и включаю воду. А пока ванна набирается, смотрю на себя в зеркало.
Сегодня я не успела накраситься хотя бы легким макияжем, косметику для которого: карандаш и тушь, всегда ношу с собой. Быстро умылась, пока он был в душе, и решила скорее начать готовить для него, опять превратившись в дуру, у которой навязчивое желание сделать приятное Клыкову. Но все же счастливую дуру, потому что Женя ми старания оценил.
И естественно мне хотелось порадовать Клыкова после его утреннего “моя спящая красавица” и нежного поцелуя.
А когда он спросил, что мне снилось, я вспомнила что именно… Нет, такое нельзя даже просто вспоминать, иначе… Иначе захочется, чтобы так же было и наяву. С тем же самым Женей. И все это из-за его объятий. Это они вновь разбудили мое желание, хотя я старалась никак не выдать себя и тихо лежала, чтобы не провоцировать Клыкова на большее. И если честно, я думала, что уснуть у меня при таком раскладе не получиться, но через несколько минут неподвижного лежания организм сделал своё дело, и я заснула в теплых объятиях Клыкова.
И зачем я вообще пошла спать к нему?
Просто действительно было холодно, и я сама не поняла, как легла с ним рядом.
Когда воды в ванной набирается достаточно, насыпаю в нее аромасоль, что увидела на полке, и ложусь в эту ванну, как и хотела еще со вчерашнего дня. И расслабляясь, все больше улетаю в своих мыслях о Клыкове.
В памяти всплывают его постоянные намеки типа: "И тебя бы съел, жаль ты ночью быстро уснула”, или “Ну хоть какой-то мой голод ты согласилась утолить”, и горячая волна вновь охватывает тело.
Лежу, наслаждаясь теплой водой и приятным ароматом какое-то время, а когда выхожу из ванны, вновь ловлю свое отражение в зеркале – мои глаза светятся слишком ярко, на щеках румянец, что добавляет красок, а на губах словно запечаталась улыбка.
И тут я понимаю, что видела такое же отражение. Я так же светилась в ту нашу первую и единственную ночь, когда решила, что теперь мы с Клыковым вместе.
Выражение моего лица сразу меняется, потому что я понимаю, как далеко позволила себе зайти в этой неравной игре с Женей, который привык всегда только побеждать.
Нет… Я вновь совершаю ту же ошибку, при чем еще большую, чем тогда. Потому что тогда я не должна была выйти замуж через один день.
Я ведь прямо сейчас предаю Рому.
А что если Клыкову только это и нужно?
И тут до меня доходит. Боже, какая же я дура… Он ведь сам говорил, что хочет отомстить Роме. И выбрал он орудием своей мести меня. Ведь лучше нельзя придумать: переспать с невестой врага, чтобы унизить того. А что потом будет с этой самой невестой, никого не волнует. Ну как я раньше не могла до этого додуматься? Женя ведь даже не скрывал этого. Ему нужно просто отмостить Роме…
Выхожу из ванной, почти сталкиваясь с Женей, поднимаю к нему лицо и прошу:
– Отвези меня, пожалуйста, домой.
Маша
– Обещаю подумать над этим.
Женя разворачивается, идет к лестнице и поднимается наверх, игнорируя ванную, в которую должен был идти после меня.
– Ты издеваешься? – возмущаюсь в его спину. – Ты понимаешь, что я уже и собраться нормально не успею? У Ромы будет невеста а-ля “извините, но мне было не до сборов”. Ты итак отомстил уже больше некуда, – вырывается из меня то, что точит изнутри.
Женя оборачивается и внимательно смотрит. А я не выдерживаю ни этого взгляда, ни нашего напряженного молчания.
– Ты хоть знаешь, сколько отец в эту свадьбу вбухал?! – почти рычу я.
– То есть я правильно понял, что тебя деньги больше интересуют, чем сам жених?
Женя спускается и останавливается рядом со мной.
– Нет, не правильно, – цежу я. – И вообще мне нужно поговорить с папой и Светой.
– Не волнуйся, твоей подруге тоже уже сообщили, что с тобой все в порядке – как ты и просила.
– Ты считаешь это в порядке?
– Ты сейчас похищенная мной намного больше в порядке, чем невеста, готовящаяся к свадьбе с непонятно кем.
– Хватит так о нем говорить! Может я его люблю!
Боже, даже в моих собственных словах уже есть сомнение…
– Может? – обращает внимание на мою оплошность в речи и Женя, но долго не зацикливается, а спрашивает то, что немного вводит меня в замешательство: – И что же по твоему значит любить?
– Любить – значит уважать человека, поддерживать его, быть верным, – я словно слышу себя со стороны, и понимаю, что то, что я перечисляю, не рисует картину любви полностью, поэтому добавляю: – воспринимать человека таким, какой он есть, ничего не ожидая взамен, хотеть быть с этим человеком, проводить время, разговаривать, делать что-то, зная, что другому будет приятно, хотеть этого человека не только сердцем, но и… – останавливаюсь, едва не наговорив лишнего, потому что последние пункты относятся совсем не к Роме, а к человеку в чьи глаза я смотрю прямо сейчас.
– Еще как минимум один пункт опустила, – говорит Женя серьезным тоном, пристально смотря в мои глаза.
– Какой?
– Любить – это не дать человеку совершить ошибку, о которой он будет жалеть, мучаясь в браке с нелюбимым человеком.
Мое сердце срывается куда-то глубоко вниз, когда понимаю намек Жени. Он ведь не в самом деле имеет в виду, что… Любит меня?
Стою не шевелясь, так как его признание окончательно дезориентирует.
– Я тебе не верю.
– Конечно! Ты ведь думаешь, я затеял все это ради мести. Хотя знаешь, изначально возможно так и было, так что считай как знаешь.
Женя разворачивается и вновь поднимается по лестнице.
Так значит это правда! Злость вскипает во мне с новой силой, заволакивая туманом самое желанное в мире признание, о котором сейчас думать точно не стоит.
Набравшись решимости, надеваю шубу и сапожки и, едва справившись с замком на входной двери, выхожу во двор. Телефон остался наверху, как и платье в котором приехала сюда, а оно одно из моих любимых, но я решаю идти без них, потому что подниматься наверх и сталкиваться с Женей в мои планы не входит.
Я не безвольная жертва, чтобы полагаться лишь на обстоятельства, иногда нужно и самой совершать действия. Главное – знать чего хочешь, а я знаю – я хочу домой, хочу быть подальше от этого бередителя моих чувств.
И да, я выйду за Рому, потому что только в фильмах героини запросто сбегают из под венца. Но разве можно так поступать в жизни? Ведь человек, от которого сбегают, вряд ли достоин такого унижения. Наверняка это не случайный прохожий или злостный негодяй, чтобы выставить его посмешищем – были ведь причины согласиться выйти за него замуж.
Я не собираюсь ставить Рому в похожее положение. Я должна поехать и выйти за него, а там, если все же не смогу его полюбить – разведемся.
Да, сейчас я понимаю, что не любила Рому никогда. Были уважение, симпатия, благодарность, но точно не любовь – Женя открыл мне на это глаза. Но много браков заключаются не по любви, и люди в таких браках, тем не менее, живут достойно. Вдруг и у нас с Ромой выйдет что-то хорошее? Потому что лучше быть уверенным в человеке, чем вот так вновь обжечься.
Взрослея, я научилась отделять чувства от поступков. Поэтому как бы мне не было больно, я знаю, что мне нужно делать – точно не идти на поводу у сердца, которое однажды уже разбивали. Даже если Женя думает, что влюблен, то вряд ли он способен любить по-настоящему, потому что это Женя. Про него еще в универе говорили, что он своих девушек меняет как перчатки – это было тогда, когда у него не было денег. Не сложно догадаться каким он стал сейчас, когда он может себе позволить баловать девушек, которые ему по вкусу, еще больше.
Дохожу до ворот и понимаю провальность своего плана – если с замком на двери я справилась, то магнитный замок на воротах мне точно не под силу. Нужен пульт.
Но в любом случае, о чем я думала, когда шла сюда? Ведь за воротами лес – я вижу плотно расположенные ветви деревьев, подняв голову.
Едва не плачу от бессилия и желание только одно – распластаться на этом снеге и лежать. Но понимаю, что это все равно не решит проблемы, и, померзнув на улице добрые десять минут, возвращаюсь в дом, обещая себе, что как только подвернется возможность, я ею воспользуюсь и уеду.
Раздеваюсь, и ноги меня ведут на кухню. Что еще делать в этом доме, когда будучи пленницей находишься в одиночестве?
Готовлю обед, ожидая, что Женя вот-вот спуститься, хотя до сих пор не хочу его видеть, но его нет ни через полчаса, ни через час, чему я вполне рада. Обедаю в одиночестве, а потом решаю что-нибудь испечь, чтобы занять себя чем-то.
Как-то Света, зная мое пристрастие к пп-кулинарии, подарила курс по безглютеновой выпечке, и я освоила его в полной мере. У Жени таких продуктов, конечно, нет, поэтому я, радуясь обычной муке, приступаю к делу. Вожусь с тестом очень долго, вспоминая рецепт и подбирая пропорции ингредиентов по наитию, но в итоге, довольная результатом, выкладываю на лист песочное печенье в форме квадратиков и отправляю в духовку. А уже через полчаса достаю вредное, но очень вкусное печенье, невероятно ароматное и с идеальной текстурой.
Но даже аромат выпечки не приманивает Женю, хотя я уже осознаю, что хотела бы увидеть его реакцию восхищения, как это было сегодня утром. Потому что когда-то я тоже готовила ему завтрак, который он даже не попробовал, поскорее слиняв.
С немного смутным настроением иду в гостиную. К елке. Такой же простой и в то же время не обычной, как и хозяин этого дома. Вновь взбираюсь на окно и, глядя на елку, представляю, что все могло бы быть иначе, и с Женей мы могли бы находиться в этом доме совсем при других обстоятельствах – наряжать вместе эту самую елку, встречать его друзей и мою Свету, чтобы вместе встретить Новый год, а потом наслаждаться временем друг с другом.
Вспоминаю наш разговор. А может Женя совсем другое имел в виду, когда говорил про любовь?.. Теперь уже этот вопрос не дает мне покоя.
Женя так и не спускается. А когда по ощущениям наступает ночь, я поднимаюсь наверх. Он спит.
Беру свой плед, подушку и спускаюсь вниз, чтобы не спать с ним в одной комнате, опять забыв телефон наверху. А ведь можно было бы попробовать подключиться к вайфаю. Вдруг Женя поставил на него легкий пароль вроде восьми единичек или цифр от 1 до 8.
Утром обязательно попробую, – думаю я перед тем, как уснуть на диване под мерное потрескивание дров в камине, что смогла зажечь сама.
Но утром мне становится совсем не до этого…
Маша
Рано утром просыпаюсь от шума на кухне. По ощущениям около шести утра, так как чувствую я себя относительно выспавшейся, но за окном непроглядная темень. Не задумываясь иду на кухню и застаю Клыкова ставящим чайник с шарфом на шее.
– Доброе утро, – его голос дико хрипит. – Прости, что разбудил – старался не шуметь вроде.
– Ты заболел? – делаю вывод, видя, в каком он состоянии.
– Кажется да. Ты умеешь измерять температуру без градусника? Не помню есть ли тут вообще аптечка. Думал сегодня лучше будет, но нифига.
Женя садится на высокий стул, а я подхожу к нему и трогаю его лоб рукой, одновременно понимая, что это неинформативно, так как руки могут быть холоднее 36,6. Тогда не задумываясь касаюсь губами его лба. Его горячего лба.
– Женя, у тебя температура!
– Не знал, что должен заболеть, чтобы ты первая меня поцеловала, пусть и в лоб. А температура, кажется, и вчера уже была. Прости, кстати, что рано уснул – голова болела, ненадолго прилег, а проснулся вот только.
А ведь мне даже в голову не пришло, что Жене может нездоровиться – настолько была зациклена на своих мыслях.
– Нам нужно вернуться в Москву, – размышляю, как быть в данной ситуации. – Вдруг это не просто простуда, ангина или грипп? Надо сдать анализы, чтобы понять причину.
– Так хочешь от меня сбежать? – хмыкает Женя.
Зло молчу, придумывая колкий ответ, но потом переключаюсь на более существенные мысли – Жене сейчас и правда нужен постельный режим, а дорога может быть долгой, особенно, если машину буду вести я.
– Просто побудь рядом, – просит он.
И я выполняю его просьбу. Женя располагается на диване, укутываясь моим пледом, а я устраиваюсь в кресле.
– Чем ты лечишься обычно? – спрашиваю, не в силах просто смотреть, как он болеет.
– Я редко болею. Не помню. В последний раз пил какие-то таблетки – врач из клиники выписал.
Я лишь хмыкаю на это. Как можно в себя пичкать что-то и даже не знать что! Не всегда даже врачи бывают адекватными – мама слушала их, а когда поняла, что они подобрали неверное лечение, было уже поздно. Такое вот стопроцентное доверие стоило ей жизни. Я, конечно, не виню врачей – они лишь стали инструментом маминого ухода и значит так должно было произойти, но все же в вопросах здоровья папа научил меня доверять в первую очередь себе.
– Что? – видя мою реакцию, спрашивает Женя.
– Нельзя пичкать в себя всякую ерунду, только потому что тебе это выписал человек в белом халате, – опустив лирику, поясняю я. – Тебе надо чем-то лечиться. Если ты раньше сбивал температуру и пил антибиотики – организму будет тяжело справиться. Что у тебя здесь вообще есть при болезни?
– Ничего. Я не планировал болеть, Маш.
Я вздыхаю.
– Аптечки нет, никаких трав и бадов тоже, про соли Шюсслера вообще спрашивать не буду, и в Москву ехать ты не хочешь. Как ты планируешь лечиться?
– Намекаешь, что я умру?
– Нет, это вряд ли. Просто болеть будешь долго. Но если это не что-то серьезное, за что я не ручаюсь. Организм человека, конечно, сильный сам по себе и способен справиться с вирусами, но вдруг у тебя слабый иммунитет?
– У меня? Нет, Маша, у меня сильный иммунитет, как и все остальное.
Кроме твоего голоса в данный момент, – хочется парировать мне.
– Хорошо, – дальше подбираю варианты я, – может здесь есть поблизости какая-нибудь деревня? В деревне в любом случае должна быть аптека. Может позвонить и попросить доставку?
Говорю это, а саму сковывает отчаянием в каком мы непроглядном лесу. Зачем только строить дом в такой глуши?
– Нет, – сдерживая смех, отвечает Женя, а я не могу понять его веселого настроения, – деревня, может и есть, но тогда уж проще реально доехать до Москвы – мы в часе езды от нее.
– В часе? – удивляюсь я.
То есть пока я рисовала себе картину непроходимой густой тайги, мы находились не в такой уж глуши мира?
– А ты думала я тебя в тридевятое царство увез?
– Но мы ведь очень долго ехали…
И как я могла заснуть в машине по дороге сюда? Сейчас бы помнила хотя бы как мы доехали до этого дома.
– Ехали мы меньше часа, а вот спала ты долго. Я специально глушитель не выключал, чтоб печка работала.
– И поэтому сжег весь бензин? – вспоминаю, как он в самом начале сказал, что уехать мы не сможем по этой причине.
Женя на это как-то скомкано кивает.
Понимаю, что уговаривать его вызвать машину до Москвы бесполезно, несмотря на то, что мы вдруг оказались намного ближе, чем я думала, поэтому просто встаю с кресла, чтобы сделать хоть что-то для болеющего организма.
– Куда ты? – спрашивает Женя.
– Хочу сделать тебе теплый чай с лимоном и медом. Ты совсем не хочешь ничего есть? – спрашиваю, помня, что он не ел со вчерашнего утра.
– Совсем, – отвечает он.
Иду на кухню, а когда возвращаюсь с обещанным напитком для Жени, вижу, как он принимает сидячее положение.
– Совсем забыл – мне нужно встретить курьера, он уже подъехал. Бумаги по работе привез.
– Ты хочешь выйти на улицу? – удивленно спрашиваю я.
– Не хочу, но придется.
– Давай я встречу твоего курьера.
Женя задумавшись смотрит на меня, но в итоге не возражает:
– Хорошо. Возьми ключи от ворот, – кладет он мне в руки брелок с двумя кнопками.
Иду к воротам, забираю папку, обратив внимание на московские номера машины, на которой приехал курьер – значит мы и правда недалеко от Москвы… А войдя в дом, оставляю брелок возле двери.
Отдаю папку Жене и вновь устраиваюсь в кресло, наблюдая, как Клыков с серьезным видом изучает бумаги. Ему идет быть таким: задумчивым, деловым, успешным.
Засматриваюсь на него и не сразу замечаю, что он уже тоже смотрит на меня. Торопливо отвожу взгляд, но тут же возвращаю, слыша:
– Маш, можешь еще раз температуру померить?
Встаю со своего места, присаживаюсь рядом и вновь склоняюсь к нему губами. В какой-то момент мне кажется, что Женя привычно схитрит, и мои губы коснуться не его лба, а его губ, но этого не происходит. Я просто измеряю его температуру. Точнее пытаюсь измерить, потому что все датчики, если они и были, сбиты и дезориентированы близостью этого мужчины. Мне кажется, что температура есть, но не высокая, но вдруг я ошибаюсь?
– Мне сложно так определить насколько высокая у тебя температура. Может быть где-то все же есть градусник?
– Разве что в машинной аптечке, я, кажется, покупал его вместе с ней, – как-то удрученно произносит Женя, а я опять не понимаю этой его эмоции.
– Давай ключи от машины – я принесу ее.
Женя откидывается на подушку и смотрит в потолок.
– Они в кармане куртки. Возьмешь сама? – поворачивается на меня.
Нахожу его ключи от машины, беру свой телефон, чтобы использовать в качестве фонарика, если будет нужно, и зачем-то, надев шубу и обувь, подхватываю ключи от ворот и выхожу.
Дойдя до машины, открываю ее и тут же понимаю, что не зря взяла телефон – свет точно не будет лишним в этом утреннем полумраке, к тому же я не додумалась сразу спросить, где именно находится аптечка, в которой градусника вообще может не оказаться, так как он совсем не обязателен в машине. Посветив полминуты телефоном, решаю не мучаться и включить машинный свет. Завожу мотор, чтобы не сел аккумулятор, и взгляд цепляется за электронную приборную панель, точнее за показатель уровня топлива. Сначала не могу понять, что меня смущает, а потом очень четко осознаю. От переполняющих чувств сажусь в кресло и пялюсь в деления, что доходят до середины – все это время в машине был бензин!
Как же в этот момент я ненавижу Клыкова за его ложь. Вот почему он был не в восторге, когда я сюда собралась. Тут же вспоминаю обещание себе, что если подвернется возможность уехать отсюда, то я сразу же ею воспользуюсь. И вот эта возможность сейчас у меня в руках – я могу сейчас уехать и успеть на собственную свадьбу…Смотрю на ключ зажигания, ключ-брелок от ворот и телефон, который загорается сообщениями. Появилась связь!
Открываю сообщения, в которых в основном оператор информирует о куче пропущенных звонков, и перехожу в мессенджер, где сообщения вижу уже от Светы, папы, Ромы и даже Фины.
Первым делом открываю сообщение от папы – оно одно: “Я урою этого сученыша”. В этот момент мне становится даже страшно за Женю, но не рефлексируя на эту тему сразу перехожу к следующим чатам. Света в начале сыпет вопросами о том, где я, почему опаздываю и не беру трубку, а потом пишет, что связалась с моим папой и он ей все рассказал.
“Не знаю, Маш, что у тебя творится, но если этот сногсшибательный парень украл тебя, потому что и правда любит, как сказал твоему отцу, то я, конечно, переживаю, но не сильно”.
“Как будет возможность – позвони”.
“Насчет Ромы не парься – ты достойна лучшего”.
Просто замечательно, учитывая, что она мне его и сосватала. Ну, по крайней мере в начале.
Не отвечая, открываю сообщение Фины:
“Машунь, я все знаю. Он тебя не обидит в отличие от твоего тюфика. Поэтому будь счастлива и наслаждайся. Перерасчет за эти дни делать не буду – пусть будет моим подарком к несостоявшейся свадьбе”.
Ну вообще “прекрасно”.
Открываю наконец сообщения от Ромы и от горечи по щеке стекает слеза. Он написал очень много сообщений, но больше всего меня тронуло это:
“Маша, я очень люблю тебя. Мы с твоим отцом прикладываем все усилия. Я скоро верну тебя и больше никому не позволю забрать”.
А горько мне, потому что я четко в этот момент осознаю – я не хочу, чтобы он меня находил. Не хочу, чтобы он возвращал меня себе. Я не хочу быть с ним. Я настолько не люблю этого прекрасного человека, что меня сейчас коробит от мысли, что завтра должна была состояться наша свадьба.
Понимаю, какую огромную совершила ошибку. Рома и правда любит, он много чего делал для меня, только вот я никогда его не любила по-настоящему, никогда мне с ним не было даже просто интересно. Я всегда сваливала это на его загруженность и зависание в телефоне, но ведь даже в те моменты, когда Рома откладывал свой телефон и старался уделять внимание лишь мне, мне все равно не было с ним хорошо. Боже, что же я натворила…
Телефон раздается звонком – видимо им всем сейчас пришло сообщение, что абонент стал доступен. Звонит Рома.
Сбрасываю звонок и пишу папе и Свете, что со мной все хорошо и прошу их не волноваться. А Роме набираю: “Прости меня. Я не знала, что так выйдет”, и выключаю телефон с не прекращающими литься слезами.
Закрываю дверь машины, снимаю ее с ручника, открываю ворота нажатием брелка и трогаюсь. Жму педаль газа впервые с того момента, как пообещала себе больше никогда не садится за руль.