Loe raamatut: «Ведьма Дивнозёрья»
Глава первая. Тайкины тайны
Тайкину бабушку за глаза называли ведьмой. А в лицо, конечно, Таисьей Семеновной. Здоровались, улыбались, приносили гостинцы, но, выходя за калитку, все равно трижды сплевывали через левое плечо. Ведь если ведьма беду отводить умеет, значит, и удачу может отвадить.
Тайка сперва обижалась и ябедничала. Мол, ты что, ба, не видишь, как люди плюются и фигу в кармане прячут? Не надо им помогать!
Но та гладила внучку по густым черным волосам (пф, будто маленькую! А ведь Тайке зимой уже шестнадцать стукнуло), и качала головой:
– Если не мы, то кто? У нас в Дивнозёрье места заповедные, но опасные. Неровен час попадёт кто в беду – ну не бросать же? А люди вовсе не злые, просто страшно им.
Тайка вздыхала, но не спорила. Она и сама знала: слишком уж близко сошлись в их деревне мир потусторонний и проявленный. В озерах по ночам плескались мавки-хохотушки; молодой, а потому еще шальной леший дурачился в лесу (особенно любил превращаться в выпь и пугать дачников); кикиморы воровали из сада спелые яблоки, расшалившиеся домовые по ночам путали детям волосы, а у деда Федора каждую весну в подвале откапывался упырь.
К счастью, от любой напасти у бабки Таисьи находились оберег, колдовская водица и верное слово.
– Если я перестану помогать, представь, что будет с Дивнозёрьем?
И Тайка, содрогаясь, представляла: ничегошеньки не останется от заповедных мест. Уйдут люди, опустеют дома, сады зарастут крапивой, зеленая ряска затянет гладь озер, заболотится лес… Потому что жить бок о бок с нечистью – это вам не шутки. Тут правила знать надо!
Ближайший вяз с дуплом, ведущим в иные земли, находился недалеко от Тайкиного дома: прямо за гаражами, у оврага. Простые жители деревни хоть не могли видеть нечисть, но что-то да чуяли – обходили стороной это место и запрещали детям играть у гаражей. Но те все равно играли. Тайка сама там все детство провела с друзьями.
Со свечой и зеркалом они вызывали фею, чтобы та исполнила три желания (маленькая негодяйка ни разу не явилась, но в кустах постоянно кто-то хихикал); искали следы оборотня (и нашли!); ставили ловушку на коловершу (рыжее существо, похожее на помесь совы с кошкой, откупилось от детей леденцами, а Тайке потом влетело от бабушки, мол, зачем напугали Пушка, у него и так от нервов перья из хвоста лезут); в сумерках с визгом прятались от бабая – страшного кривобокого старика с суковатой палкой… иногда, впрочем, это был не бабай, а дед Федор – тот самый, что приглянулся упырю.
Родители беспокоились зря: нечисть, водившаяся в Дивнозёрье, была не опаснее машин, несущихся по трассе, или незнакомца, предлагающего конфетку. Будешь думать головой, и ничего плохого с тобой не случится, – так считала Тайка. Взрослые же просто забыли, как сами в детстве бегали к вязовому дуплу, мечтая хоть одним глазком заглянуть в чудесный край. А ход, между прочим, вел оттуда, а не туда. Так что никому из живущих в Дивнозёрье увидеть иные земли не удалось.
Кроме Тайкиной бабушки. Она мечтательно улыбалась всякий раз, вспоминая тот случай:
– В твоих годках я как раз была. Тогда-то и начали к нам захаживать дивьи люди. Ох, и переполох поднялся. Говорят, аж до самой столицы слух дошел. Приезжали и репортеры, и ученые какие-то, и даже эти… которые инопланетян ищут. Потом шумиха улеглась, а дивьи люди остались. Многие их видали, да немногие сумели запомнить встречу.
– А как же нечисть? И духи лесные да водные? Они тоже с той стороны вязового дупла пришли?
– Может, да, а, может, и всегда тут были. Да и не важно это, Таюш. Главное, что живём мы все вместе, делим лес, поле, дома. Будешь к соседушкам уважительно относиться – и тебе отплатят добром за добро.
– А расскажи про дивьего мальчика, ба, – Тайка не раз слышала, как однажды на пустыре у оврага, где еще не было никаких гаражей, ее бабушка повстречала гостя с той стороны (Вообще, это скорее был дивий юноша, но Тайке было привычнее называть его мальчиком. Ну а что? Не девочкой же!)
Ей сложно было представить, как выглядела бабушка в молодости, поэтому Тайка часто воображала на ее месте себя: не зря же они тезки. И все говорили: похожи как две капли воды. Только у бабушки веснушек не было, а так – одно лицо.
Увидеть мальчика из дивьего народа Тайка тоже была бы не прочь! Как и послушать еще раз бабушкин рассказ…
* * *
Парнишка едва доставал ей до плеча. Смешной: курносый, веснушчатый, в красной вышитой рубахе и с острыми ушами, торчащими из-под шапки. По виду – Тайкин ровесник, но кто знает этих дивьих? Может, это только на вид ему лет шестнадцать, а на самом деле шесть сотен?
Сжав зубы, он обрывал лозы дикого винограда, обвившие одинокий вяз, и, кажется, чуть не плакал. Ладони были содраны в кровь.
– Ты что, потерялся? – Тайка подошла ближе.
– Нет, конечно! – Парнишка выпустил лозу, шмыгнул носом и потёр совсем свежую шишку на лбу. – Я ищу вязовое дупло. Ты, случайно, не видела?
– Ну-у, – она осторожно заглянула ему за спину, чтобы убедиться, что у парнишки нет хвоста (мало ли, вдруг бесенок?); хвоста, к счастью, не было. – Оно там, дальше. На другом дереве. Но маленькое совсем. Кикимора, может, и пролезет, а ты – точно нет. Показать?
– Ох, – парнишка уселся прямо на землю, скрестив ноги, и замотал головой, – меня мать заругает…
– За что? – Тайка присела рядом на корточки.
– Да я ушел без спросу и никому не сказал. Поколдовал немного, ход открылся, я и впрыгнул. Как же это все невовремя… Но кто же знал, что у вас тут нормального вязового дупла нет? Как вы вообще ходите?
– Э-э-э… Ногами.
– Скукота!
– А вот и нет, – надула губы Тайка. – Знаешь, сколько у нас всего интересного?! Можно пойти в лес за орехами. Или искупаться. Или развести костер и испечь картошку. А Федька нам на гитаре сыграет, если попросим. Про желтую подлодку.
Глаза у дивьего гостя загорелись.
– Ух ты! Но мне ж никто не поверит… если только… А подаришь мне что-нибудь на память?
Тайка достала из кармана медный пятак, дыхнула на него и протерла рукавом.
– Вот, держи. Счастливый! Я с ним алгебру на пять написала.
– Что-что написала?
– Ну, алгебру. Это о-о-очень сложная наука.
– Зачем же ты тогда такую важную вещь мне отдаешь?
– Не беспокойся, у меня второй есть. Точно такой же. Кстати, я Таисья, – она протянула руку. – Но ты можешь звать меня Тайка, если хочешь.
– Радосвет. – Он осторожно коснулся пальцами ее ладони.
– Странное у тебя имя! Никогда такого раньше не встречала. И уши забавные – острые! Ладно, идем… – Тайка схватила его руку и потащила за собой – прочь от пустыря.
Соседский Федька, конечно, увидел их в окно и увязался следом. Ещё бы! На дивьих людей всем посмотреть охота.
* * *
Они провели вместе целый день у излучины Жуть-реки. Купались, загорали, лопали орехи и ягоды, кидали дворовому Шарику палку, жарили на палочках хлеб и до самой темноты горланили песни. Радосвет сперва стеснялся, потом осмелел и принялся подпевать всё громче. Голос у него оказался не сильный, но приятный, будто бархатный.
С ним было так легко и весело, что Тайке казалось, будто они всю жизнь знакомы. Их мнения не совпали лишь единожны, когда Тайка принялась нахваливать зиму в Дивнозёрье и зазывать Радосвета в гости на Новый год, а тот, вдруг побледнев, буркнул:
– Ненавижу зиму.
Ни о коньках, ни о снежках даже слушать не стал. Что ж, о вкусах не спорят…
Ближе к полуночи Федька ушел, забрав гитару и Шарика, и они остались вдвоём.
Теперь Радосвет смотрел на Тайку с таким неприкрытым обожанием, что её щёки волей-неволей краснели, и это было заметно даже при неярком лунном свете.
– Чего ты пялишься? – не выдержала она.
– Ой, прости, я залюбовался, – потупился Радосвет. – Больше не буду.
– Да ладно уж, любуйся на здоровье.
Не признаешься же, что на неё никто и никогда так не смотрел. Даже Федька. Хотя уж их вся деревня дразнила: «тили-тили-тесто».
Чтобы сгладить неловкость, Тайка улыбнулась:
– А расскажи что-нибудь о себе. Где живёшь? Чем занимаешься? Что любишь?
– Чем занимаюсь? Да так, ничем особенным… – он отвечал нехотя, будто выдавливая слова. Так чаще всего говорят те, кому есть, что скрывать. – А живу знамо где: во дворце.
– Ха, ты царь, что ли? – Тайка недоверчиво усмехнулась и Радосвета это, похоже, задело.
– Нет, царевич я.
– Серьезно? Не врешь?
– А что, не похож? – Радосвет вздохнул. – Вот и отец так говорит. Мол, ростом не вышел. И лицо всё веснушчатое, словно мухами засиженное. Вид, стало быть, не благородный.
– Да ты что! – Тайка всплеснула руками. – Очень симпатичные у тебя веснушки. Мне нравятся.
– Правда? – он осторожно накрыл её ладонь своей. – Знаешь, я ещё там под вязом хотел сказать… ты очень красивая.
– Вот теперь точно привираешь.
– Дивьи люди не врут. А царский род – тем паче. Мы ведь побратимы белых волков. Верней, чем волки, никого на свете нет, ты знала? Они никогда не дают в обиду слабых. Если сражаются, то до конца. А если влюбляются, то раз и навсегда…
Это было почти признание. По крайней мере, Тайке хотелось так думать. Но спросить прямо она, конечно, не решилась. А вдруг показалось? Может, все это вообще сон, а на самом деле нет никакого царевича Радосвета, кудрявого и ясноглазого. Такие ведь только на страницах сказок встречаются. Тех, что с картинками.
Некоторое время они сидели молча и, задрав головы вверх, смотрели на звёзды. И Тайке хотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Сон так сон. Главное – подольше не просыпаться.
Она ничуть не удивилась, когда Радосвет привлек ее ближе. Сперва коснулся губами виска – там, где из косы вечно выбивалась тонкая прядка, потом, осмелев, взял за подбородок и развернул лицом к себе.
– Мне кажется, я знал тебя всегда… – шепнул он прежде, чем коснуться губами ее губ.
Голова пошла кругом, и Тайка прикрыла глаза. Она знала, что никогда не забудет свой первый в жизни поцелуй и своего царевича. Ей вдруг представилось, будто кто-то взял нити их судеб и стянул в крепкий тугой узел – даже если захочешь, не разорвешь. Но ведь в сказке все именно так и должно быть, правда?
* * *
– Эй, а пятак твой и впрямь счастливый. – Тихий шепот разбудил задремавшую Тайку уже на рассвете. – Я нашел вязовое дупло тут неподалеку!
– Значит, уходишь?
Ее голос дрогнул от обиды. Вот и все, кончилась сказка.
– А хочешь, пойдем со мной? – Глаза Радосвета вспыхнули изумрудным огнем в предрассветных сумерках. И впрямь, будто волчьи.
– Вот просто возьмем и пойдем?
– Ага! Станешь моей невестой?
Сердце забилось так часто, что Тайке пришлось приложить руку к груди.
– Л-ладно… То есть, да! Я согласна. А как я потом попаду обратно домой?
Порыв ветра сбросил к ее ногам пару сосновых шишек. Где-то вдалеке прокричала выпь (или опять леший?). А Радосвет пожал плечами:
– Как-нибудь. Или никак. Я пока и сам не знаю, смогу ли вернуться из вашего чудесного края. Но главное – надеяться и верить. Тогда всё получится.
– Погоди! – Тайка вытаращилась на него. – Что значит «нашего»? Это ты живешь в чудесном краю, а наша деревня самая обычная.
Дивий царевич рассмеялся:
– У нас говорят наоборот. Думаешь, зачем наши так к вам и лезут? За чудесами! Другие звезды над головой. Незнакомые песни. Картошка опять же. И эти… странные рогатые животные, которые дают молоко.
– Ты любишь молоко?
– Очень, – он крепко сжал в ладони медный пятак и поклонился. – Благодарю тебя, Таисья, за то, что показала мне настоящее волшебство.
Сперва Тайка думала, что Радосвет шутит, но взгляд нечеловеческих глаз был серьезным.
И она решилась:
– Была-не была, я иду с тобой. Показывай, где тут дупло?
А что такого? Ей тоже хотелось настоящего волшебства. И счастья с тем, к кому тянулось ее сердце.
Жаль только, что этим мечтам не суждено было сбыться…
Дупло оказалось узким. Радосвет с трудом протиснулся и пропал в темноте. А когда Тайка сунулась следом…
Это только говорят, мол, голова пройдет – и все остальное тоже пролезет. Твердая кора до крови царапала плечи, но дальше не пускала. Перед глазами колыхался густой туман.
– Ничего не получается! – крикнула Тайка в пустоту.
Ей показалось, что кто-то ответил, но голос был таким далеким, что слов не разберешь.
Зато мгла немного рассеялась.
Сквозь распахнутые настежь резные врата Тайка разглядела дорогу, вымощенную перламутровыми камешками, и белоснежные стволы деревьев с хрустальными листьями, в которых отражались лучи солнца. На ветвях среди золотых яблок пели незнакомые птицы, листва мелодично звенела от легкого ветерка, в воздухе сладко пахло сказочными цветами. Вдалеке на холме виднелся белокаменный дворец с зеркальной черепицей, на башенках развевались алые флаги…
Порыв ветра ударил в грудь. Миг – и все померкло.
Очнулась Тайка на земле под вязом, сжимая в руке душистое золотое яблоко. Красивое: ни бочка, ни червоточины.
За прошедшие годы оно не сгнило, не высохло и до сих пор хранилось у Таисьи Семеновны в серванте. Твердое: зубы обломаешь. Зато пахло совсем как настоящее.
* * *
– И вы никогда больше не виделись?
– Виделись, внученька. Во снах.
– Ну-у, это не считается… – разочарованно протянула Тайка-младшая, качаясь на табурете.
А бабушка рассмеялась звонко-звонко, совсем как молодая.
– Еще как считается! Это ведь он научил меня всему, за что ведьмой прозвали. Как защититься от злых чар, как уважить добрую нечисть и отвадить злую, какие травы от хвори помогают, как зазвать в гости дождь… А я рассказывала ему про наши обычаи. Поэтому в Дивнозёрье люди с дивьим народом могут бок о бок жить. Мы их уважаем, а они – нас.
– Вот это да! – Тайка придвинулась ближе вместе с табуретом; глаза ее сияли. – А почему он сам больше не приходит?
– Нельзя ему, – бабушка вздохнула. – Он теперь царь дивьего народа, привязан к своей земле крепко-накрепко. Такова уж его доля…
– А меня научишь колдовству?
Тайка никогда не просила об этом и теперь затаила дыхание, ожидая ответа. Ей с детства хотелось быть ведьмой, как бабушка. Конечно, она не раз помогала собирать и толочь травы, ходила разбрасывать соль у околицы, оставляла дары духам лесным и водным, каждый год зазывала песнями весенние ветра, а однажды даже помогла домовому Никифору, застрявшему в погребе между двумя кадушками. Но это было все не то…
– Какому колдовству? Ты все уже знаешь. А чего не знаешь, то сердце подскажет: в тебе ведь тоже есть дивья кровь. Мама твоя – наша с Радосветом дочь. А ты, стало быть, царская внучка, – бабушка шаркающими шагами подошла к серванту и достала золотое яблоко. – Мне пора… Это они сюда запросто ходить могут, а чтобы мы к ним – раз в полвека дверца открывается. Если не сегодня, то никогда.
В другой день Тайка восхитилась бы – дивья кровь, ну надо же! Но сейчас было не до того. Она вскочила, уронив табурет, бросилась к бабушке, обняла ее крепко-крепко.
– Ты что удумала, ба? Не пущу! Мамке с папкой до меня дела нет, теперь еще и ты бросаешь?
– Дед Федор за тобой присмотрит. И Пушок.
Невесть откуда взявшийся коловерша спланировал Тайке на плечо, крепко вцепился в ткань платья совиными лапами и курлыкнул.
– А как же Дивнозёрье? Тут без тебя такое начнется!
– Оно твое, – бабушка с хрустом надкусила золотое яблоко. – Теперь ты ведьма, как и хотела. Храни и защищай.
Тайка сглотнула и заревела в голос, размазывая по лицу слезы. Казалось бы, радоваться надо: сбылась заветная мечта, – но на душе было горько.
А коловерша, урча, щекотал усами ее щеку, и от этого клонило в сон…
* * *
Наутро Тайка проснулась от топота и вздохов домового. Похоже, тот намекал, что в мисочке закончилось молоко.
– Ба! Никифор кушать хочет!
Никто не отозвался.
Тайка спустила ноги на пол и поежилась от утреннего холода. И тут ее взгляд упал на старый медный пятак, лежащий на прикроватной тумбочке…
Монета оказалась неожиданно теплой. И с дырочкой – будто бы ее носили на шнурке.
– Ба?! – позвала она уже настойчивее.
Опять тишина. Может, в курятник пошла?
Бабушки не оказалось нигде. Хуже всего, что свои же, деревенские, вообще о ней не помнили. Будто и не было никакой Таисии Семеновны…
Когда пришел дед Федор, Тайка третий час мыла уже чистую посуду и ревела.
– Ты эта… расспросы-то прекращай, – старик отставил в сторону свою палочку и шагнул в сени. – Только нам с тобой о Таисье помнить дозволено. Видать, такова была ее воля. Я и пацана этого остроухого помню. Как картошку вместе лопали да под гитару пели…
Тайка шмыгнула носом:
– Деда, но мне шестнадцать всего. А я теперь вроде как за все тут в ответе. Что будем делать, если мамка меня в город заберет?
– Не боись, не заберет, – старик потрепал ее по макушке. – Дивнозёрье тебя не отпустит, так и знай.
Он, кряхтя, опустился на завалинку и достал трубку.
– Давеча приходила ко мне бабка-то твоя. Попрощаться. Счастливая, глаза горят… Еще вчера под семьдесят ей было, а тут гляжу – снова девица. Будто молодильное яблочко слопала: похорошела, расцвела. Всю жизнь ведь прождала своего дивьего кавалера. И, вишь, дождалась. А мы дураки были. Смеялись над ней. Дразнили дивьей невестой. Ведьмой-то ее уже после прозвали…
– Теперь и меня будут дразнить… – Тайка поежилась. – Ну и пусть! Переживу. Не впервой.
– А не проклянешь обидчиков? – Дед Федор усмехнулся в усы, выдыхая дым.
Тайка замотала головой:
– Не-а. Люди же не со зла. Просто страшно им… Деда, а у тебя веревочки тоненькой не найдется?
– У меня в хозяйстве все найдется, – старик покопался в кармане и достал кожаный шнурок. – Держи вот.
Прищурившись, он одобрительно крякнул, когда Тайка повесила на шею пятак – бабкино наследство.
– Вижу, в хороших руках Семеновна Дивнозёрье оставила, – не выпуская из зубов трубки, старик потянулся за палкой. – Ну, бывай. Ежели чего, зови, подсоблю, чем сумею. И эта… про упыря не забудь. Ух, и достал, гад!
Тайка проводила деда до калитки. Тот, выйдя, огляделся и, думая, что его никто не видит, трижды сплюнул через левое плечо.
Впору было снова разреветься от обиды (вот уж от кого не ожидала!), но тут из-под крыльца вылез домовой Никифор в праздничной косоворотке. Он отряхнул колени, поправил картуз, подбоченился и густым басом пророкотал:
– Не кручинься, хозяюшка. Идем-ка лучше к столу. Я тебя с нашими познакомлю. Нынче все пришли, все.
Глава вторая. Мечтать не вредно!
Дед Федор окрестил Тайку маленькой ведьмой, а прочие вмиг подхватили. Ну а какая же еще: тощая, чернявая, глаза как вишни. Вот бабка Таисья – то старшая ведьма была. Но бабушка еще в начале весны ушла в дивье царство, оставив все хозяйство на Тайку. А хозяйства того было немало: почитай, все Дивнозёрье.
Поначалу у нее все валилось из рук. Тайка даже думала, не сглазил ли ее кто-нибудь? Но время шло, и к началу мая жизнь вошла в привычную колею. Только теперь в ней стало чуточку больше волшебства.
Когда Тайка была маленькая, то думала, что чудеса – это все в порядке вещей. А что, разве других девочек домовые не баюкают? Коловерши песенки не мурлычут? Огоньки-дремушки не приходят насылать добрые сны?
Когда она впервые рассказала об этом другим детям – еще в начальной школе – ее подняли на смех. Дразнить стали Ведьминой внучкой. Попробовали было дергать за косы и ставить подножки, но Тайка долго терпеть не стала – огрела самого главного задиру по спине лыжной палкой, и больше ее не трогали, но и дружить не хотели. Так она и осталась для всех «странненькой». И к ней такие же странненькие тянулись. Те, с кем никто не водился.
Но Тайка не унывала: у нее ведь были волшебные друзья. Тот же Никифор – хоть и ворчун, а в душе – добряк, каких мало. И птички-веснички. И Пушок – домашний бабушкин коловерша. Тело и морда у него были кошачьими, а лапы, крылья и хвост – совиными. Красивый – в цветах осенних листьев. Но очень наглый и прожорливый. Оказалось, что Тайка единственная в деревне могла видеть волшебных соседушек, даже когда те прятались от людских глаз. А всему виной, как выяснилось, была дивья кровь.
Эту новость Тайка обдумывала долго. Даже в зеркале себя придирчиво изучала: а ну как найдутся какие-то иномирные черты. Ну, может, уши хоть чуточку острее, чем у людей? Но, увы, ничего нового она в себе не обнаружила. И, признаться, на дивьих людей была совсем не похожа. Бабушка говорила, что у тех волосы светлые, а глаза ясные – синие, как васильки, или зеленые, как молодая майская листва. Ещё и рост богатырский, косая сажень в плечах. В общем, совсем не то. Так что Тайка повздыхала украдкой да и махнула рукой. Много будешь думать – голова заболит. А дела сами себя не сделают!
Забот в Дивнозёрье хватало, но ей пока везло: минул месяц, как ушла бабка Таисья, а ничего серьезного в деревне пока не случилось. Только леший Гриня (еще молодой да глупый) вместо того, чтобы пугать туристов, накушался с ними самогону и спьяну уронил на дорогу аж четыре сосны. Да у деда Федора в погребе опять откопался упырь, но, почуяв крепкий чесночный дух (Тайка загодя позаботилась), закатил глаза, истерично пожаловался на мигрень и закопался обратно. С такими мелочами юная ведьма справлялась легко.
Никифор сперва ходил за Тайкой хвостом и ворчал, не переставая: по его мнению, новая хозяйка все делала не так. Но потом и он привык. Не привыкла только сама Тайка.
То и дело, забывшись, окликала:
– Послушай, ба!..
Но никто не отзывался, и Тайка до боли закусывала губу, чтобы не зареветь. Ей ведь нельзя. Ведьмы не плачут. Даже маленькие.
Но в целом все было ничего, пока не приехал Шурик.
Шурик был дачником и жил в Дивнозёрье только летом. А в последние годы так и вообще не появлялся. Зато в детстве они с Тайкой излазили все деревья в округе, кормили белок и лесных птиц, оставляли на пне каменную соль для лосей, ставили в овраге ловушку на оборотня (не поймали, конечно, но следы видели), ходили с Васькой-конюхом в ночное (ох, им потом и влетело за то, что ушли без спросу).
В те времена Тайкин друг был щуплым белобрысым мальчишкой с веснушчатым и вечно красным от солнца лицом. Нынче же он раздался в плечах, стал выше Тайки на целую голову, нацепил круглые солнцезащитные очки и даже зачем-то отрастил усы, но Тайка все равно его узнала.
– Шури-и-ик! – Она повисла у него на шее, болтая ногами, и не сразу поняла, почему тот вдруг мягко отстранился.
– Привет, – его голос звучал сухо. – Теперь я Алекс вообще-то.
– А, ну ладно…
Тайка только сейчас заметила, что Шурик приехал не один, а с приятелями из города. Ни одного из них она прежде не видела.
– С ребятами познакомишь?
Шурик опустил взгляд и невнятно пробормотал:
– Серж. Ромуальд. Анжела. Вика. А это, – он небрежно махнул рукой, – Тайка. Из местных.
– Твоя подружка? – Вика глянула на Тайку так, что той невольно захотелось выпрямить спину и одернуть ситцевое платьишко.
– Пф! Нет, конечно. Ладно, нечего тут стоять. Пошли в дом.
Вика, проходя мимо Тайки, задела ее плечом и тихо, но так, чтобы все услышали, протянула: «Фу-у-у, деревней пахнет» – и зажала нос. А бывший друг и не подумал вступиться – заржал вместе со всеми.
Это было так обидно, что Тайка убежала, даже не спросив, как зовут третью девушку, которая вошла в дом последней. Ее Шурик почему-то не представил.
* * *
– Не реви! – Никифор гладил ее по спине мохнатой лапой.
– Я не реву. – Плечи Тайки тряслись, но из глаз не пролилось ни слезинки.
На макушку спланировал коловерша и заурчал.
– Оно того не стоит, хозяюшка. Плюнь и разотри, – гнул свое Никифор. – Лучше вон кваску выпей. Ух, ледяной! Сам готовил.
Тайка вцепилась в кружку обеими руками. Пушок перебирал лапами и, кажется, вил гнездо из ее волос. Спутает – потом не расчешешь. Но Тайка все равно не прогнала коловершу. Пускай себе гнездится.
– Знаю, – она шмыгнула носом. – Просто обидно. Думала, в гости позовут. На шашлыки. Эх, мечтать не вредно…
– Он еще придет к тебе, – мрачно посулил домовой, наполняя свою кружку до краев, – вот увидишь. Приползет, когда приспичит.
– Только не делайте с ним ничего, – Тайка погрозила кулаком. – А то знаю вас.
Никифор поднял руки: мол, сдаюсь; между пальцев у него росла серая шерсть, похожая на волчью.
– И в мыслях не было, хозяюшка. Но помяни моё слово: судьба – не шельма. Сама всё по местам расставит. Имей в виду: случись чо, все Дивнозёрье за тебя встанет. Неча нашу ведьму забижать!
Коловерша, грозно курлыкнув, спустил свой хвост прямо Тайке на лицо.
Она невольно улыбнулась и чихнула. Всю печаль как рукой сняло.
А с участка Шурика доносились взрывы смеха, гитарный перебор и такой манящий запах шашлыка, что аж слюнки текли…
* * *
Никифор будто в воду глядел. Шурик пришел уже на следующее утро, и по его виноватому лицу Тайка поняла: случилось что-то плохое.
– Ты, это… – он переминался с ноги на ногу, но порога не переступал. – Извини за вчерашнее.
– Проехали, – Тайка пожала плечами, продолжив процеживать молоко. – Зачем пожаловал?
– У нас Ромка не просыпается, – зачастил Шурик, пряча взгляд. – Ну, Ромуальд, в смысле. Не помер, и на том спасибо. Но лежит и ваще не отражает. Уж мы его и трясли, и по щекам лупили, и водой поливали. Ноль реакции.
– Ох. Перебрал вчера, что ли? А вы фельдшера вызвали?
– Конечно, – Шурик все-таки переступил порог и снял солнцезащитные очки: под его глазами виднелись темные круги – последствие бессонной ночи. – Тот говорит, плохо дело. Ничего не понятно. Бригаду из города надо вызывать, но машина не доедет, потому что какой-то Гриня на дорогу сосну уронил.
– Ой, опять? – Тайка всплеснула руками. – Гриня – это леший наш. Все время озорничает.
– А фельдшер его откуда знает? Я думал, это вроде как, секрет. Ну, что нечисть на самом деле существует.
– Да какой уж там секрет, когда Гринька с то с туристами тусуется, то с геологами. Над дядей Витей – это фельдшера так зовут – тоже как-то прикольнуться решил. Завёл в чащобу, стал стращать, а тот не испугался, начал песни горланить да хохотать. Ну, Гриня его и зауважал. С тех пор они чуть ли лучшие друзья.
– Ясно, – Шурик вытер лоб рукавом. – Ладно, фиг с ним, с лешим. Че с Ромкой делать? Дед Федор к тебе велел идти. Мол, где медицина бессильна, там без ведьмы не обойтись. Ты поможешь?
Тайка шагнула вперед – всего лишь собиралась поставить опустевшую банку в раковину, – а Шурик, втянув голову, попятился.
– Не боись, – усмехнулась она, – не заколдую.
– Я не того боюсь, что заколдуешь, а что дашь мне кулаком в ухо, как в детстве. Чего уж там, заслужил…
– Ладно, – Тайка вытерла руки о передник. – После поговорим. А пока давай посмотрим на вашего Ромуальда.
* * *
Приятель Шурика действительно спал мертвым сном. Ни заговоры, ни окуривание травами не помогали. Тайка нахмурилась.
– Знаешь, – шепнула она на ухо Шурику, – мне кажется, он не хочет просыпаться.
– С чего бы?
– А вот это нам и надо выяснить. Что у вас тут вчера произошло?
Шурик наморщил лоб.
– Да ничего особенного. Тусили, шашлыки жарили. Ромуальд на гитаре играл. Ели то, что привезли с собой, пили только пиво. Ничего запрещенного, если ты об этом. Гулять не ходили. На кикиморин след не наступали.
Тайка улыбнулась: надо же, Шурик еще помнит. Это она ему давным-давно рассказала, что наступить на кикиморин след – это сразу распрощаться с удачей на ближайшие дни. Заодно и научила этот самый кикиморин след отличать.
– А Серж где?
– Пошел сосну пилить вместе с дедом Федором. Ты б ее видела: ствол в три обхвата!
– А девчонки? Анжела, Вика и третья… как ее там?..
– В смысле? – вытаращился Шурик. – Какая еще третья?
– Вас сколько всего приехало?
– Пятеро.
Что-то не сходилось… Тайка в задумчивости потерла подбородок, а потом хлопнула себя по лбу:
– Ну конечно! Это летавица! – Она схватила Шурика за рукав.
– Лета… кто?
– Не важно. Беги к Никифору! Скажи, я прислала, он покажется. Нужны рябиновые веточки, красная шерстяная нить и свечи. Будем Ромуальда выручать.
Пока Шурик бегал туда-сюда, Тайка решила потолковать с таинственной девицей. Ну а вдруг поможет?
– Я знаю, что ты здесь, – она присела на кровать в ногах спящего. – Можешь не прятаться!
Если Тайка не ошибалась, то ей самой ничего не грозило: летавицы были опасны только для парней.
– А чего тогда кричишь, коли знаешь?
Девица возникла у нее за плечом, шутя, дунула прямо в ухо, и Тайка подскочила, как ошпаренная:
– Чур меня!
Летавица была красивая… Белокурая, синеглазая, в длинном белом платье.
– Не чурайся, – она лениво потянулась, щурясь на солнце. – От меня не поможет.
– Разбуди его, – Тайка, оправившись от испуга, шагнула вперед, сжимая кулаки. – Добром прошу.
– Зачем? – летавица склонила голову набок; в ее волосах желтели молодые одуванчики. – Он сам меня позвал.
– Отступись, а не то!..
– А не то что?
Ещё и смеётся. Ух, негодяйка! Тайка так и не придумала, что ответить.
Летавиц она прежде не видала, только от бабки про них слышала. Так называли призрачных дев, которые являлись одиноким парням, принимая самый желанный облик. Они дарили любовь, а взамен отнимали жизнь каплю за каплей. Вот только непонятно, отчего парень так быстро вырубился. Обычно летавицы растягивали удовольствие на месяц-другой. Может, у них давно, и Ромуальд ее с собой из города приволок? Вон оборотни же из деревень перекочевали поближе к цивилизации, потому что в каменных джунглях прятаться сподручнее. Почему бы и летавицам не последовать их примеру?
– А то позови, я и к тебе приду, – девица подмигнула, глядя, как вытягивается Тайкино лицо.
– Врешь, не придешь! – Тайка сама не заметила, как, отпрыгнув, оказалась у двери. – Летавицы к девчонкам не ходят.
– Так я и не летавица…
Пока Тайка хлопала глазами, со двора донесся встревоженный голос Шурика:
– Тая, где ты? Я все принес.
Таинственная девица, стоило отвести от нее взгляд, тут же исчезла. Лишь на одеяле остался сияющий золотистый волос. Настоящий. У призрачных летавиц таких быть не может. М-да, похоже, Шурик бегал зря. Тайка, конечно, сделала все что надо, но Ромуальд так и не проснулся.
* * *
– А чо бы тебе ее и впрямь не позвать? – Никифор поскреб в клочковатой бороде. – Чо теряешь?
Тайка вытаращилась на него:
– Как это «чо»? А ну как лягу рядом с Ромуальдом: ни живая, ни мертвая.
– Тебя так просто не одолеть, – домовой, крякнув для верности, похлопал ее по колену. – Да и мы с Пушком, ежели чо, подсобим. Узнай, хозяюшка, чо энтой тварюке надобно, сразу найдешь ключик ко всему.
Тайка знала, что Никифор прав, но все равно артачилась:
– Как же ее позвать, если я имени не знаю?
Домовой постучал себя по лбу:
– Думай. Ты же у нас ведьма.
– Ага. Ма-а-аленькая, – не удержалась Тайка, но Никифор подначку не оценил:
– Вот именно. Не зря ж говорят: мал да удал! Ты старших слушай, я энту жисть знаю. Вишь, пришли, не обошлись без тебя. Я же говорил! Сладко пели, сладко ели, да расхлёбывать пришлось.
