Loe raamatut: «Железная леди», lehekülg 2

–– Этот, как ты выразилась, заводишка приносит в год такую прибыль, что даже твоему коррумпированному муженьку столько не снилось, – насмешливо хмыкнул он. – Так что, если ты ему действительно дорога, он заплатит очень большую сумму за твою свободу.

–– А если нет? – тихо спросила я, всматриваясь в его глаза.

–– Никакого «если» и быть не может…

–– Почему?

–– Существует легенда, – загадочно улыбаясь, начал Кирилл, – что Сабуров и душу Сатане продаст за свою жену.

–– Ему нечего продавать… – произнесла я почти шепотом, уставившись на свой осиротевший пустой стакан. – Это всего лишь легенда…

–– Сандра, – шепнул Кирилл, а я подняла на него глаза.

Он так и не решился больше ничего сказать, тяжело вздохнув. В его монохромных глазах отчетливо виднелась жалость, и от этого сердце сжимала ноющая хроническая боль.

Шел пятый день моего заточения во временной тюрьме, которая на самом деле стала спасением. Слова Кирилла о моем вечном каземате были истиной в последней инстанции. Я не могла представить себя в стенах ненавистного мне дома, но, если верить его словам, я очень скоро именно там и окажусь. Сабуров согласился передать завод Кириллу и уже готовил документы на его отчуждение. Хотелось выть от душевной боли, слушая этот жестокий приговор, но у меня не было права выбора, ведь пешку всегда первой подставляют под удар, ведь она не представляет особой ценности для игрока.

Невыносимо было сидеть в комнате, которая вызывала отвращение. Я, выглянув за дверь и не обнаружив опасности, прошмыгнула в коридор. Беззвучие обволакивало дом, создавая видимость (ну, или слышимость) его необитаемости. Неспеша двигаясь вдоль стены, я всматривалась в таинственную вечно запертую дверь, которая неимоверно сильно манила меня с каждым разом все сильнее. Оказавшись рядом, я медленно опустила ручку и замерла: дверь, поддавшись, приоткрылась. Сердце отчего-то учащенно забилось, а ладони стали влажными. Глубоко вдохнув, я распахнула дверь, уставившись на Кирилла. Он сидел в громадном офисном кресле, что-то рассматривая на экране ноутбука, стоящего на громоздком антикварном столе. Не отводя взора, я вошла в кабинет и толкнула дверь, которая спустя миг негромко щелкнула у меня за спиной. И вот только тогда Кирилл оторвался от монитора и поднял глаза. Он смотрел на меня так, как будто пред ним стояло невиданное существо, оставившее свои следы на пушкинских неведомых дорожках. Я замерла в волнительном ожидании, пытаясь понять, что же вызвало такое изумление в нем. Кирилл как-то машинально и громко втянул носом воздух, не отводя своих серых глаз от моей напряженной фигуры.

–– Это действительно ты, – прошептал он, словно в горячке, а я нахмурилась.

Кирилл тут же развернул ноутбук, а я опустила взгляд на монитор и нахмурилась еще сильнее: на экране было фото с конкурса, ставшего для меня роковым, расчленившего мою жестоко убитую жизнь на «до» и «после». Блестящее от масла смуглое рельефное тело в белоснежном бикини и призовой кубок в руках напомнили о моей глупости и беспечности, а еще о Сабурове, который с такой легкостью заимел себе желанную игрушку. Я подняла непонимающий взгляд на Кирилла, все еще прибывая в режиме ожидания.

–– Под твоей толстовкой действительно гора этих стальных мышц? – спросил он не в силах поверить своим же глазам.

Не произнося слов, я расстегнула джемпер и, стянув его с плеч, кинула себе под ноги. Затем я избавилась от футболки и брюк, оставшись лишь в спортивном нижнем белье. Дыхание Кирилла стало тяжелым и громким. Так обычно дышат люди, испытывая страх, физические перегрузки или сильное возбуждение. Поднявшись с кресла, он мгновенно оказался рядом и, протянув руку, аккуратно и нежно коснулся моей щеки кончиками пальцев. Кожа под ними загорелась румянцем смущения, а я ощутила то, что никогда не ощущала рядом с мужем: возбуждение. Ладонь его скользнула вниз, коснувшись груди, затем пресса и устремилась к бедру. Мое тело ощутимо и заметно вздрагивало от прикосновений и неимоверно сильного желания, вздрагивало оно и от вожделения этого красивого мужчины. Я ощущала дрожь своего тела от прикосновений. Мое тяжелое слышимое дыхание обнажало необузданное возбуждение. Негромкий стон побудил его к действию: резко схватив меня за плечи, Кирилл дернул тело на себя и с жадностью впился поцелуем в губы. Я издала громкий стон блаженства, ощущая, как низ живота наполняется жаром. Он продолжал целовать губы, пока его сильные руки скользили по рельефным напряженным мышцам, а я в спешке расстегивала ремень его брюк, не в силах терпеть желание. Неожиданно отстранившись, он схватил меня за запястье и подвел к громоздкому столу. Смахнув канцелярские принадлежности на пол, Кирилл как-то резко развернул меня спиной к себе и, вцепившись пальцами в шею, нагнул на стол.

Его поспешные грубые толчки сопровождались моими громкими бесконечными стонами. Пальцы до онемения сжимались на краю столешницы, а я кусала до боли губы, дрожа от неимоверного возбуждения, которого, казалось, никогда ранее не и испытывала. Кирилл, впиваясь крепкими пальцами в косые мышцы живота, продолжал двигаться быстро, резко и грубо, даря наслаждение и боль одновременно. Отстранившись, он развернул меня к себе и, усадив на край стола, снова прижался бедрами вплотную, вызвав блаженный громкий стон. Я сжала пальцы до боли на его руках, а он, наклонившись к лицу, впился в губы, иногда покусывая их от сильного желания и страсти. Создавалось впечатление, что мое сердце просто разорвется в клочья от сумасшедшего ритма сокращений. Дыхание и вовсе не подчинялось, продолжая набирать обороты. Еще несколько движений Кирилла и из моей груди вырвался очередной громкий стон. Я откинулась на стол, чувствуя, что задыхаюсь, что легкие не способны поглотить большой объем кислорода, жадно вдыхаемый мной. Он опустился сверху и вплотную прижался мокрым торсом к моей не менее мокрой коже, уткнувшись носом в шею. Кирилл продолжал дышать мной, а его мышцы синхронно сокращались, вынуждая тело монотонно дрожать.

Наконец-то совладав со своим дыханием и отстранившись, он потянул меня за руку на себя. Я, поддавшись, спрыгнула со стола и оказалась в его объятиях. Желанный поцелуй желания снова сблизил наши губы. Горячие ладони Кирилла продолжали скользить по все еще влажной коже, от чего его дыхание опять набирало обороты, ускоряясь, а мышцы напрягались от вновь нарастающего возбуждения. Сердце билось громко и ощутимо. Касаясь изогнутой поясницы, его пальцы путались в моих волосах, прилипающих к влажной коже, которая никак не высыхала от неукротимого вожделения. Я мечтала о повторении произошедшего ранее безумия, но мобильный Кирилла сделал мечту несбыточной. С трудом справляясь с сексуальным желанием, он ответил на звонок и отвернулся к окну, дабы усмирить дыхание, которое ускорялось при виде моего обнаженного тела. Как только возбуждение ослабило хват, я ощутила неловкость, смущение и даже стыд, за произошедшее ранее. В спешке подняв вещи с пола, я беззвучно покинула кабинет, вернувшись в комнату.

Стоя под обжигающими струями воды, я всматривалась в мутное от пара зеркало, заставляя себя наконец-то очухаться от случившегося. Но это было сделать неимоверно сложно, так как такой секс, наверное, не забывается никогда. То, что испытала я, находясь во власти этого мужчины, вот так просто вычеркнуть из памяти невозможно. Желание было одно – сутки на пролет без передышки чувствовать болезненное наслаждение и Кирилла внутри возбужденного тела. Ни вода, ни душистое мыло не смогли смыть аромат мужской кожи. Этот запах страсти угрожал вечно преследовать меня, раздражая чувствительные рецепторы обоняния.

Я натянула на распаренное покрасневшее от горячей воды тело костюм и, рухнув на кровать, закрыла глаза. Несколько минут тишины – и дверная щеколда пронзила пространство звуковой стрелой. Я тут же подняла веки, уставившись на свое отражение в зеркальном потолке. На лице блестел испуг, как новогодняя мишура на елке, не предвещая ничего хорошего. Напряжение Кирилла, все еще стоящего на пороге комнаты, я чувствовала даже на расстоянии. Наконец он вошел в помещение. Щелчок щеколды снова пронзил теплый воздух. Я закрыла глаза, вслушиваясь в звуки. Мужской тяжелый вздох. Неспешные, еле уловимые шаги. Слышимый глубокий вдох и мгновенный громкий выдох, намекающий на обреченность и безвыходность. Распахнув глаза, я уселась на кровати в позе лотоса и ожидающе уставилась в спину Кирилла, стоящего у незанавешенного тюлем окна. Он повернулся ко мне, сунув заметно дрожащие руки в брючные карманы, тем самым вызвав подлинный ужас. Этот ужас так кололся где-то в глубине грудины, что расслабиться было невозможно. От волнения сжимая собственные пальцы правой руки, я чувствовала неприятно холодный метал обручального кольца, чувствовала шероховатости бриллиантовой россыпи, покрывающей всю его поверхность.

–– Сабуров передал юристу документы… – тихо начал он, потупив взгляд. – А завтра утром я передам ему тебя.

–– «Передашь»? – опешила я от услышанного, осознав, что по-прежнему являюсь для этих мужчин бесполезной пешкой, которой пора было покидать шахматную доску.

Кирилл поднял на меня глаза, а я тут же откинулась на спину и опять закрыла глаза, дабы слезы отчаянья не имели возможности скользнуть вниз по пылающим щекам.

–– Ну наконец-то, – шепнула я и талантливо изобразила облегченный выдох.

Неловкая пауза – и Кирилл вышел из комнаты, закрыв за собою дверь.

Всю ночь я провела без сна. Собственные мысли угнетали, не оставляя наполненную болью голову в покое, не позволяя отключиться хотя бы на несколько часов. «Неужели ты надеялась на то, что Сабуров откажется от тебя в пользу этого злосчастного завода?» – задавала я себе же вопрос, не нуждаясь в ответе. Этот иуда никогда не позволит мне вдохнуть аромат свободы. Наверное, он готов жить в нищете, только бы я остаток дней мучилась в неволе под его пристальным надзором. «Но тогда почему новость о твоем возвращении в вечный каземат так удивила тебя? Ты что, осмелилась подумать, что Кирилл позволит тебе остаться в его доме? – искренне удивилась я собственной же глупости и наивности. – Да, – сказала я про себя, – я до последней секунды надеялась на то, что он позволит мне остаться рядом, остаться в его доме».

Небо становилось все светлее и светлее, а я по-прежнему лежала неподвижно, нервно покусывая нижнюю губу с каждым разом сильнее зажимая ее кожу зубами. Робкий стук в дверь вызвал тяжелый вздох. На пороге появился Кирилл.

–– Нам пора, – негромко сказал он.

Меня словно окатили кипятком. Я мгновенно подскочила с кровати и, оказавшись подле него, ухватила его за руку.

–– Ты отдашь меня ему? – дрожа от страха, прошептала я и сильнее сжала пальцы.

–– Сандра, – скользнув взглядом по моему лицу, Кирилл опять отвел глаза в сторону, – я поставил условие – Сабуров выполнил его.

–– А ты сомневался в этом?

–– Не сомневался, – все же посмотрел он на меня и в который раз вздохнул. – Вот только я же не знал, что его жена молодая и красивая.

–– Думаешь, он бывшую жену оставил бы тебе на растерзание?

–– Нет, не думаю, но мне было бы все равно.

–– Кирилл, пожалуйста, придумай что-нибудь. Не отдавай меня ему. Я не могу больше находиться в его доме, не могу больше находиться рядом с ним. Прошу тебя…

Он заглянул в мокрые от слез глаза и, высвободив руку из моих дрожащих пальцев, отступил назад.

–– Я не хочу, – произнес Кирилл холодно, отводя взгляд в сторону. – Поехали, Александра.

Он направился в сторону лестницы, оставив меня на пороге у распахнутой двери. Я не могла поверить в происходящее. Все напоминало сон, которого я была лишена этой ночью. В памяти остались лишь жалкие обрывки и ошметки воспоминаний, которые навечно въелись в подсознание, будто ржавчина – в кусок металла: его напряженное безмолвие и показное безразличие; его отстраненный взгляд, когда он садил меня в чужую машину; его ревущий «Кадиллак», несущийся следом; и мое сердце, которое билось в конвульсиях, «предвкушая» встречу с тираном.

Седан, выскочив на пыльную обочину пустынной трассы, остановился. Джип Кирилла пронесся мимо и, притормозив метрах в пяти от нас, свернул на еле заметную в траве проселочную дорогу, устремившись в сторону хвойного подроста. Я нервно продолжала кусать губу, сдерживая душащие слезы, не позволяя им покинуть глаза. Еще несколько минут – и вдалеке показался «Тахо», а я перестала дышать, вцепившись пальцами в низ толстовки. Хотелось бежать без оглядки куда-нибудь в лес, который тянулся вдоль всей загородной автомагистрали. Машина Сабурова остановилась в нескольких метрах от нашей. Из салона на асфальт выпрыгнул водитель и немедля распахнул заднюю дверь. Когда я увидела Дамира, тело содрогнулось от ужаса. Зубы продолжали искусывать нижнюю губу, а пальцы судорожно сжиматься на плотной ткани спортивной кофты. Водитель седана тоже оказался на улице и открыл пассажирскую дверь.

–– Выходи, – сказал он мне и отошел в сторону, освобождая путь в преисподнюю.

Я выбралась из салона, чувствуя неимоверную дрожь в ногах. Сердце продолжало бить в виски, словно в набат, ладони были мокрыми от пота, а спина покрывалась испариной от неизбежного. Сабуров направился в сторону седана. Мне ничего не оставалось, как двинуться ему на встречу. Оказавшись в его крепких руках, я таки не смогла сдержать слез. Само собой, Дамир решил, что плачу я от счастья и долгожданной встречи, а мне хотелось закричать на весь мир, что ненависть к мужу дожирает мою обреченную на пожизненные муки душу, причиняя нестерпимую адскую боль. Наконец он избавил меня от своих ненавистных объятий, а мой взгляд выхватил из густых зарослей леса «Кадиллак». Кирилл, сидя неподвижно, крепко сжимал рулевое колесо, пристально глядя на нас исподлобья. Забыть этот взгляд негодования я уже никогда не смогу. Картина нашей «долгожданной» встречи, несомненно, злила его, вызывая во мне недоумение, ведь он добровольно передал меня в руки палачу, хотя мог этого и не делать. Злое лицо Кирилла вызывало во мне отвращение и неприязнь.

–– Саша, не плачь, – с фальшивой нежностью в голосе, произнес Дамир, от чего меня заметно передернуло, – уже все позади. Все хорошо.

«Нет! Не хорошо!» – крикнула я мысленно, глядя в его жестокие черные глаза.

–– Ты в порядке? – спросил участливо он, поспешно осмотрев меня с головы до ног, в поисках увечий. Не ответив, я избавилась от его рук, сжимающих мои плечи, и направилась к внедорожнику. – Стерва, – зло прошипел Дамир в спину, понимая, что мое отношение к нему не изменилось за эти дни.

Войдя в дом, я замерла у двери, уставившись на Алию, снова жующую какую-то отвратительную большую булку в сахаре. Она с ненавистью смотрела на меня, брезгливо кривя нерусскую физиономию, вызывая гневные спазмы. Сглотнув пережеванный кусок, Алия прошипела:

–– А я надеялась, что ты сдохнешь в плену. И на кой черт отец приволок тебя снова сюда? – спросила она, глядя на меня как-то сверху вниз, с превосходством, и, оторвав кусок булки, сунула его в рот.

–– Заткнись, сука, – прошипела я с ненавистью, глядя на ее толстые диатезные щеки с отвращением.

–– Надеюсь, тебя держали как собаку на цепи, в сыром грязном подвале, – продолжала извергать яд она, – без еды и воды…

–– Я убью тебя! – повысив голос, я успела сделать всего пару шагов в ее сторону, как моя рука оказалась зажатой в горячих человеческих тисках.

–– Замолчи, стерва! – прошипел мне в затылок Сабуров, с силой сжимая пальцы, больно впивающиеся в нежную кожу.

Лицо Алии светилось от счастья, а меня это жутко бесило, вынуждая вздрагивать от гнева.

–– Когда-нибудь твой папочка не успеет меня остановить… – снова прошипела я, с отвращением взглянув на ее круглый живот.

Дамир дернул меня за руку, резко развернув к себе. Его взгляд, полный ненависти, уничтожал нервные клетки, делая из меня запуганное и от этого озлобленное существо.

–– Ты не стоишь тех денег, что я отдал за тебя, – произнес он, продолжая сжимать пальцы на стремительно немеющей мышце. – Не смей даже приближаться к ней, иначе я закопаю тебя в саду, под будкой твоей тупорылой псины.

–– Давай, – зло улыбнулась я, глядя в его глаза с вызовом. – Надеюсь, он сожрет тебя, когда ты пьяный придешь помянуть меня на могилу…

Взбесившись, Сабуров больно дернул меня за руку и, подтолкнув в сторону лестницы, прошипел сквозь зубы:

–– Иди к себе и не попадайся мне на глаза!

Я раздула ноздри от раздражения и, одарив его, а после Алию злобным взглядом, поплелась в свою комнату, намеренно делая это как можно медленнее. «Когда-нибудь, когда твой психованный папаша утратит бдительность, я непременно выцарапаю тебе глаза!» – заявила я мысленно, напоследок взглянув на Алию.

На город опустилась ночь, накрыв бархатным черным сукном его жителей с головой. Для ночлега Сабуров избрал гостевую комнату, и меня это только обрадовало. Дождавшись, когда обитатели двухэтажного серпентария уснут, я отправилась в кухню. Этот омерзительный особняк нравился мне чуть больше в ночном полумраке и тишине. Распахнув холодильник, я достала большое зеленое яблоко и длинную палку колбасы, которую наверняка в дом приперла беременная курица Алия. Она без передышки поглощала что-то съестное и гадкое, жирея на глазах.

Распахнув стеклянные створки, я вышла в сад и сразу же направилась к будке, у которой лежал черный алабай с белоснежной грудью. Он мгновенно поднял голову, настороженно взглянув в сторону дома, но, увидев меня, тут же расслабился. Его куцый хвост зашевелился, демонстрируя радость. Я села на газон рядом с ним, опустив руку на его широкий лоб. Барон, повел носом, унюхав колбасу, и облизнул свою клыкастую пасть слюнявым языком.

–– Привет, – улыбнулась я, рассматривая карие глаза, блестящие в свете садовых фонариков. – Я скучала по тебе.

Слеза скатилась по холодной щеке от осознания собственного бессилия. Я протянула Барону колбасу – он аккуратно взял ее и опустил на траву у своих громадных лап. Пес фыркнул мокрым носом и в знак благодарности лизнул мою руку горячим языком.

–– Если бы ты сожрал его, то нам не пришлось бы сидеть на цепи.

Барон снова фыркнул носом и принялся пожирать колбасу, чавкая от удовольствия и периодически облизывая пасть.

Сабуров всегда побаивался пса и практически никогда к нему не подходил. Однажды, будучи пьяным, он имел неосторожность приблизиться к алабаю, который на дух не переносил запах алкоголя. Барон в гневе сорвался с цепи, кинувшись на Дамира и вцепившись ему в руку клыками. Он умудрился левой рукой достать пистолет и выстрелить в пса. Я никогда не забуду, как Барон, словно разъяренная машина для убийств, мертвой хваткой сжимал руку этого живодера, рыча то ли от боли, то ли от злости. Оттянуть его смогли подоспевшие сабуровские опричники, принудительно разжав пасть. Только благодаря мне пса оставили в живых. Дамир хотел его пристрелить как дикое животное, но мои слезы, по-видимому, тронули его и заставили проявить жалость. С тех пор Барон любил меня до безумия, никого к себе более и не подпуская. Вся забота о нем легла на мои плечи: каждую ночь я выходила в сад, чтобы сменить повязку на его ране (по наказу ветврача), а он вылизывал мои руки и лицо в знак признательности и любви. Да, я могла бы спустить его с цепи и, указав рукой на Сабурова, произнести заветное «Фас!», но я не могла придать Барона, послав на верную гибель. Он бы вмиг порвал Дамира в клочья, но не прожил бы после этого и нескольких минут, так как имел место быть приказ Сабурова: убить при очередном проявлении агрессии.

Откусив яблоко, я взглянула на Барона, в два счета разделавшегося с колбасой. Он продолжал причмокивать, периодически облизываясь. Протянув ему оставшуюся половину яблока, я улыбнулась, глядя как его большущие клыки впиваются в сочную хрустящую мякоть. Он снова принялся чавкать, пережевывая сладкий плод и заглушая аппетитным звуком стрекотание сверчка, уже не первый месяц держащего осаду куста розовой гортензии. За спиной послышалось шуршание травы. Я перестала дышать, почему-то ожидая услышать голос Сабурова. Барон напрягся всем телом, поднимаясь на лапы. Густая шерсть вздыбилась на холке, а он негромко зарычал, морща нос.

–– Убери пса, – попросил Ник, похоже, остановившись в нескольких метрах от меня.

–– Свои, Барон, – тихо сказала я, глядя на его озверевшую морду. Он не реагировал на мои слова, продолжая рычать и скалиться. – Фу! Нельзя! – придала я голосу строгости. – Иди на место, – Барон как-то разочарованно выдохнул и опустил свой мощный зад на газон. – Молодец, хорошо, – шепнула я и опустила ладонь на его безухую голову. Воодушевившись похвалой, он увалился на живот, положа свою тяжелую лапу мне на ногу.

– Зря ты, Сашка, поощряешь его агрессию, – осуждающе сказал Никита, усаживаясь рядом со мной. Он протянул мне кружку, источающую горький кофейный аромат. – Когда-нибудь Сабуров пристрелит его.

–– Быстрее я пристрелю Сабурова, – недовольно фыркнула я, подражая Барону, и приняла горячую кружку из его рук.

– Ну смотри, – вздохнул Ник.

Я сделала пару глотков любимого напитка и повернула лицо к нему.

–– Ну как ты? – спросил он, поглядывая на внимательный, сосредоточенный на нем взгляд алабая.

–– Лучше и быть не может, – солгала я, уставившись на блестящий нос пса.

Никита хмыкнул, всем своим видом демонстрируя неверие.

–– И как тебе Хромов?

–– Кто? – повернулась я к нему.

–– Его высочество Кирилл Алексеевич, – хихикнул он.

–– Ах, этот… – придала я лицу безразличие. – Да никак.

–– Он с тобой хорошо обращался? – не унимался Никита, продолжая допрос явно не для протокола.

–– Отвратительно: держал на цепи как собаку… Слушай, – начала я, отмахнувшись от гнетущих мыслей, – ты не знаешь, когда Сабуров едет в очередную командировку?

–– Через три дня летит во Владивосток, а что?

– Надолго?

– Дней на семь-восемь.

–– Отлично! – обрадовалась я, потрепав Барона за то, что осталось у него от купированного уха.

–– Ты что задумала?

–– Ничего особенного, – пожала я плечами, – хочу напиться до положения риз в баре, ну, или в клубе – без разницы.

–– Я в этом не участвую, – замотал головой испуганный Никита. – Алия следит за нами, ты что, не заметила? – шепнул он как можно тише, наклонившись ко мне как можно ближе. – Она явно что-то подозревает. Потом все папочке доложит. Не хочу быть заживо похороненным под будкой Барона, – кивнул он в сторону наблюдающего за ним пса. Тот поднял голову с лап, явно не испытывая симпатии к непонятному для него человеческому жесту.

–– Это моя усыпальница, – погладила я пса, дабы он расслабился. – Мне ее муж обещал, – неясно чему обрадовалась я, расплывшись в улыбке.

–– Дура, – недовольно скривился Ник, – нашла чему радоваться.

–– Скорее бы эта курица разродилась, – заполнил мой шепот образовавшуюся паузу.

–– Это что-то изменит?

–– Несомненно. Как только ребенок появится на свет, я смогу укоротить поводок Алии метра эдак на два, как минимум…

–– Кстати, пока тебя не было, она искала документы в вашей комнате. Папаша застукал ее за этим грязным делом – ей несладко пришлось, – Ник игриво подмигнул.

–– Ну как можно быть такой идиоткой? – закатила я глаза от врожденной тупости сабуровского отродья. – Неужто она, и правда, думает, что я компромат прячу под носом у Дамира?..

Барон вновь настороженно поднял голову и уставился за наши спины. Я резко замолчала. Никита посмотрел на меня, а я – на него. Пес поднялся на лапы и хищно зарычал, обнажая острые клыки. Глаза его светились в свете фонарей каким-то жутким неоново-синим цветом.

–– Успокой свою псину, пока я не пристрелил ее, – послышался не менее хищный рык Сабурова.

–– Нельзя! – строго сказала я, ухватив Барона за ошейник. – Фу! Лежать!

Он недовольно покосился на меня, громко фыркнул, напоминая дикого жеребца и, дернувшись резко всем телом, вырвал ошейник из моих пальцев. Развернувшись, Барон зашел в будку, выражая тем самым пренебрежение к моей покорности. Я мгновенно поднялась с травы и, обернувшись, посмотрела в злые глаза мужа.

–– Иди спать! – приказал он, глядя то на меня, то на Никиту, застывшего у меня за спиной.

Я направившись в дом, с трудом сдержавшись, дабы не прошипеть напоследок что-то эдакое, цепкое и гадкое.

С горем пополам пережив мучительные три дня до отъезда Дамира, я с облегчением вздохнула, когда он, прихватив чемодан, укатил в аэропорт. Я поспешно нанесла макияж и, натянув самое короткое и до безобразия пошлое платье, что имелось в моем гардеробе, выглянула за дверь. Подкравшись к лестнице, я взглянула на сидящую на диване перед телевизором Алию. Она жевала гигантских размеров бутерброд, пялясь в плазменный экран. Недовольно скривившись, я направилась в ее комнату, раздраженно пофыркивая, уподобляясь Барону. Распахнув настежь дверь, я пристально посмотрела на Артема, уставившегося на меня с искренним удивлением. Немного отодвинув от себя ноутбук, словно машинально, он опять поместил на меня свои глаза. Войдя в комнату полностью, я плотно закрыла за собою дверь, с отвращением взглянув на большого мягкого кота, сидящего на супружеском ложе.

–– Забери свою ненормальную женушку из гостиной, – повернувшись снова к Артему, произнесла я.

–– Что значит, забери? – опешил он, поднимаясь с кресла. – Она что, вещь?

–– То и значит, – не ответив на его глупый вопрос, скривилась я. – Уложи ее спать, уже поздно.

–– Да она что, ребенок маленький, чтобы я ее спать укладывал? – Артем приподнял удивленно брови, рассматривая мое лицо, как будто пытался отыскать на нем признаки какого-то тихого помешательства.

–– Слушай, – начала я угрожающе, уперев руки в бока, – Сабуров ведь не навсегда уехал. Очень скоро он вернется, а я могу не сдержаться и выдать вашу маленькую тайну. Знаешь, я в последнее время стала совершенно несдержанной и к тому же очень болтливой, а секреты и вовсе хранить не умею с детства…

–– Да что я могу сделать?

–– Да что угодно! – разозлившись, повысила я голос. – Трахни ее, но убери с глаз долой!

–– Она же беременная, – с каким-то отвращением сказал Артем, скривившись.

–– Это не моя вина, – хмыкнула с насмешкой я.

–– Ладно, – вздохнул он, направляясь в сторону выхода.

–– И сделай так, чтобы она до утра не выходила из комнаты.

–– Ладно, – повторил Артем с идентичным вздохом.

Вернувшись в свою комнату, я взяла ботильоны на высоком каблуке в руку и, прижавшись спиной к двери, стала прислушиваться к звукам. Очень скоро Артем и Алия закрыли дверь в свою комнату, а я покинула свое убежище. Оказавшись на газоне, я сунула ноги в ботильоны и направилась к калитке, за которой уже стояло авто Никиты.

Час езды, и мы были у бара Крем-сода. Войдя в просторное помещение, утонувшее в полутьме, я уселась на высокий барный стул, вдохнув такой сладкий аромат свободы. Молодой бармен, подойдя ко мне, дружелюбно улыбнулся и кивнул.

–– Добрый вечер, – сказала я, навалившись торсом на барную стойку, – налей-ка мне бурбон, – подмигнула я бармену, который положительно кивнул, ринувшись к полкам с бутылками.

Спустя минуту, он положил передо мной пробковую подставку, а на нее опустил стакан из толстого стекла с квадратным дном и круглым ободком сверху. Довольно улыбнувшись, я облизнула губы, предвкушая исполнение мечты, и коснулась холодного стекла стакана. Обжигающая жидкость не спеша стекала по пищеводу в желудок, оставляя после себя горечь и жар. Тело мгновенно расслабилось, а я снова вдохнула прохладный воздух кондиционера и, опустив веки, попыталась насладиться временным освобождением из-под ига сатрапа.

Спустя час я была уже достаточно пьяна и скорее всего не от алкоголя, а от крепкой выдержанной независимости. Бармен снова поставил на подставку стакан, наполненный какой-то желтовато-коричневой жидкостью. Мне уже было все равно, что пить, главное дабы напиток был как можно крепче и забористее.

–– Привет, – послышался слева голос, доставивший неудобство и вызвавший отрезвляющий эффект.

Заранее нахмурив лоб, я повернула лицо в сторону звуковых колебаний и замерла. Рядом сидел Кирилл. Он, грустно улыбнувшись, заглянул в мои удивленные глаза. Стиснув зубы, я тут же резко отвернулась, уставившись на бармена, который в тот момент казался более реальным. Сердце билось быстрее, заставляя вдыхать чаще, а моргать реже. Руки задрожали, а я ощутила жгучую ненависть в груди, которая в паре с алкогольным жжением будоражила эмоции. Лишив стакан странного цвета жидкости, я извлекла из клатча кредитку и, кинув ее на стойку, кивнула наблюдающему за мной бармену. Когда он вернул мне золотистый кусок пластика, я спрыгнула с высокого стула, стараясь сохранить равновесие, стоя на высоких каблуках. Мельком взглянув на Хромова с ненавистью, я поспешила покинуть бар, но он не позволил мне далеко уйти, догнав меня у самого выхода, когда я уже успела взяться за дверную ручку.

–– Сандра, постой, – попросил он, разворачивая мое пьяное тело к себе передом.

–– Убери руки от меня, – прошипела я в ответ, захлебываясь ядом.

–– Давай поговорим, – предложил Хромов, а я зло улыбнулась.

–– О чем с тобой говорить? – прищурила я глаза и повторила: – Убери руки…

–– О том, что произошло, – произнес он, продолжая крепко держать меня за руку.

–– А что произошло? – нахмурилась я, ловко изображая идиотизм.

Хромов пристально смотрел в глаза, а его пальцы теряли былую силу, постепенно расслабляясь. Он сунул руки в карманы брюк и отступил назад, обреченно качнув головой. Я смотрела в его глаза, парализующие тело, понимая, что не могу уйти. Сделав шаг на встречу, я окунулась в омут объятий, лишаясь бдительности и здравого разума в одночасье. Кирилл жадно целовал губы, прижимая дрожащее от возбуждения тело к себе как можно крепче и плотнее…

Распахнув глаза, я судорожно осмотрелась. Мое тело находилось в кровати Кирилла, а за окном, выжигая все живое, палило солнце. Я вспомнила о Никите, который остался где-то у бара, вспомнила об Алие, которая жаждет моей смерти, и о Сабурове, который очень скоро узнает о том, что я не ночевала дома. Подскочив с кровати, я стала натягивать на тело белье, нервно покусывая кожу губ. Из ванной комнаты вышел Хромов, уставившись на меня с удивлением. Втиснувшись в платье, я повернулась к Кириллу.

–– Что-то произошло? – спросил он тихо, не в силах обнаружить причины спешки.

–– Зачем ты меня сюда привез? – с дрожью в голосе спросила я.

–– Ты сама согласилась… – начал Кирилл, но заметив мой недовольный взгляд, замолчал.

–– Я была пьяна, – раздражаясь от его глупости, произнесла я злым голосом. – Ты уничтожил меня, – шепнула я, сунув ноги в ботильоны.

–– Сабурова нет в городе, – напомнил Хромов, чем еще больше разозлил меня.