Loe raamatut: «Тайна графа Одерли»

Font:

Глава 1

Осень 1779 года. Англия,

графство Уинчестер

– Только одному человеку во всей округе подвластны такие бесчинства. – Мужчина наклонился к собеседнику ближе, а я прислушалась, стараясь не упустить ни слова. – Жестокому Графу.

– Сэр, вы всерьез полагаете, что в этих слухах есть хоть капля истины? – Юноша перешел на шепот.

– Если бы это были слухи, мой друг… Очень скоро вы разберетесь в хитросплетениях хэмпширского общества, которое, уж поверьте, гораздо опаснее лондонского. Я лишь предлагаю вам совет. Остерегайтесь любых дел с Жестоким Графом Одерли.

Усталость вмиг схлынула, и я сжала края серебряного подноса крепче. Что за Жестокий Граф Одерли? Проклятие, почему я никогда о нем не слышала?!

Не находилась бы подле господ, непременно стукнула бы себя от досады по лбу. Нельзя упускать слухи, особенно о некоем опасном графе – они могут быть полезны для покровителя. К сожалению, волнение прислуге выказывать недопустимо, и я ограничилась лишь рассерженным вздохом, отчего приборы на подносе боязливо задребезжали, привлекая внимание полуночных гостей. Господ.

– Джесс, принеси еще чаю, будь так добра. – Просьба пожилого постояльца не дала предаться угрызениям совести, а учтивое обращение потушило недовольство. Редко кто запоминает имя прислуги. Мое вымышленное имя.

Легко поклонившись, я бросилась на кухню: чем скорее ворочусь, тем больше смогу подслушать.

Жестокий Граф Одерли. Кто он? Почему опасен? Что за слухи?

Мысли неслись быстрее меня, летящей по коридорам гостевого дома. Почти все свечи уже погасили, но темнота не мешала – за четыре года я успела выучить каждый паркетный выступ и дверной откос, а потому даже без света обошла ржавый гвоздь, торчащий из кухонного порога.

Тусклый огарок озарял пышную фигурку Грейс, притаившуюся за башнями котелков и тарелок. С каким же аппетитным чавканьем она уплетала булочку с абрикосовым вареньем, как плескалось молоко в глиняной кружке! Я приблизилась к служанке крадущейся кошкой, желая припугнуть.

– Грейс!

Она подпрыгнула и резко обернулась ко мне, едва не разлив молоко.

– Джесс, черт бы тебя побрал! Из ума выжила, пугать так?! Я уж подумала, Джон спустился запасы пересчитать – бита тогда была бы, ох и бита! – Грейс тяжело задышала, а я изо всех сил сдерживала смех, глядя на ее перепачканное вареньем лицо.

– А нечего по ночам за господами доедать!

– Ты смотри мне, не дури так больше! Иначе начну по углам от тебя шарахаться, как остальные, вот тогда и посмотрю, как ты испугаешься!

И вовсе не нужно мне внимание неотесанных слуг. Чтобы собирать слухи, мне и тебя достаточно.

Грейс – единственная из служанок, кто не кривился при виде меня, поэтому друзей выбирать не приходилось. Местные девушки невзлюбили не по справедливости, а из зависти – я не сама к Джону наниматься пришла, за меня покровитель просил. Оттого отношение ко мне было особое: работала я не наравне с остальными, а прислуживала ровно там, где могла пригодиться для своего настоящего дела. Не терла полы, не занималась стиркой, не утюжила простыни.

Если бы они знали, что не заносчивая служанка пред ними, но образованная баронесса, которая даже имени настоящего назвать не может… Сердца их наполнились бы жалостью, а не злобой.

Я невзначай откашлялась, доставая с полки банку с измельченными черными листьями.

Не нужно мне их сострадание – только сведения, а посему пора переходить к делу.

– Представляешь, сидят еще сегодняшние гости, чаю свежего просили, – начала я. – А я и уйти не могу, покуда они в комнаты не отправятся. И не спится же людям!

– Что ж они там делают, в ночи-то, раз не пьют?

– Мне почем знать? Беседуют. Да о таком…

– О чем же? – Глаза служанки озорно блеснули.

– Страшные вещи они говорили, про… Как же его… Про некоего графа. Жестокого, кажется.

– Ах! То про милорда Одерли, поди! – Рука, сжимающая булочку, дернулась. – И что говорили?

– Что только он и способен на некие… Плохие вещи.

Я взглянула в румяное лицо Грейс, стараясь уловить в нем след осознания, но моей пытливости не требовалось – ужас и так блестел в ее глазах, озаряя кухню ярче любой свечи.

– Ах! Я так и знала, Джесс, я знала, что он как-то с этим связан! Ну, разве не помнишь, еще в том году на кухне шептались? Мол, что еще одна девчушка из его прислуги без языка осталась – это все его проделки! Больше некому! Да-да, так и болтают, что хэмпширский граф жесток и злобен, но что он языки слугам руками вырывает – этого все никак доказать не могут. Но я-то знаю, я чувствую!

Я фыркнула, не скрывая недоверия:

– Что за глупости, да разве ж кто способен на такое? Вырвать язык голыми руками?

– Никто, кроме графа Одерли! Мне не веришь, так хоть к словам джентльменов прислушайся! А среди люда простого давно говорят, что у графа в доме призраки по ночам плачут, да свои люди по всему Хэмпширу есть – ходят в темных одеждах и убивают по его приказу. Всех, кто милорду не угоден! А обставляют все так, что и не докажешь и не подкопаешься!

Ложка с горкой ароматных листьев замерла над чайником. Замерла и я, но вовсе не от страха – слова Грейс отозвались эхом.

Внутри затеплился огонек надежды, и я глубоко вздохнула, прикрыв глаза, чтобы не дать ему превратиться в испепеляющее пламя.

Соберись, Луиза Ле Клер.

– Что ты сказала? – едва слышно переспросила я.

– Говорю, призраки у него по ночам плачут, Джесс! Да-да, так и слыхала! А днем иногда и смеются!

– Я не об этом. Про… убийц.

– А, так говорят! И в Лаверстоке с полгода назад двое мужчин были убиты, помнишь? Тоже его рук дело, я уверена. – Она утерла рот тыльной стороной ладони, но только пуще размазала варенье по щеке. – А ты, если будешь такой крепкий чай господам подавать, они и под утро не разойдутся, а там уже заново завтрак накрывать.

– Да… Да, ты права, – заморгала я, глядя на заварник, до краев наполненный чайными листьями. – Спасибо, Грейс.

– И тебе спасибо. За то, что не докладываешь Джону. – Умяв последний кусочек булочки, она отряхнула руки о замасленный передник и кивнула на прощание. – Ты поди послушай господ, если мне не веришь. Все равно ведь еще целый чайник не разойдутся… Ну, удачи. До завтра.

Да уж, удача мне понадобится, – подумала я и, исправив чай, заспешила обратно в залу гостевого дома.

В ногах не чувствовалось усталости, и даже вечно выбивающаяся из-под чепца кудряшка перестала раздражать. Все мысли обратились к одному: надобно узнать об убийцах таинственного графа. Если они действительно берутся за подобную работу и не оставляют следов, значит… Я смогу стать свободной.

Вернусь домой в прежнем статусе. Вновь увижу сестер, будто бы последних четырех лет и не было вовсе. Увижу улыбку Джейн и услышу, как музицирует Жюли. Папá, упокой Господь его душу, всегда говорил, что у нее особый талант к фортепиано и исключительный слух. Жаль, нам с Джейн такого дара не досталось, но, уверена, мы со старшей сестрой хороши в чем-то ином.

Воспоминания о доме засияли перед глазами далекими звездами. Как бы отчаянно я ни желала вернуться, сперва требуется завоевать прежнее положение без вреда для себя и семьи, и убийцы жестокого графа могут помочь в этом. Могут оказаться счастливым билетом обратно в безбедную, знатную и сытую жизнь, если все сделаю правильно.

Окрыленная новой надеждой, я подала гостям чай. К болезненному сожалению, предмет их разговора успел смениться с жестокого графа на новости Ост-Индской компании. Стоя у двери и опустив глаза в пол, я старалась впитывать каждое слово для покровителя, но внутри себя кричала: «Про графа! Вернитесь к обсуждению Жесткого Графа, молю вас!», а внешне оставалась лишь неподвижной тенью, готовой по малейшему жесту прислуживать господам.

Пожалуй, именно стать невидимкой было сложнее всего. Притворяться работящей и кроткой я научилась быстро, но вот быть незаметной… Двигаться бесшумно, как и подобает слугам, не попадаться на глаза, не сметь смотреть на хозяев, а главное – всегда молчать, давалось тяжело. Луиза Ле Клер не такая. Я не такая. В своей прошлой, свободной жизни я была непоседливой и громкой, упрямой и горделивой. Хоть именно это и послужило причиной моего падения, перекроить нрав, данный природой, нелегко. Но со временем любое мастерство становится подвластным, если внутри горит огонь стремления и искренней нужды. Поэтому сейчас я так слилась с окружающей гостинной залой, что беседующие мужчины меня не замечали.

Быть прислугой – самое подходящее прикрытие для сбора сведений, и за годы службы я тысячи раз задавалась вопросом: сколько же пикантных тайн слуги унесли из моего дома, пока всех не распустили?

Приглушенное обсуждение продлилось еще две чашки чая, после чего джентльмены разошлись по комнатам. Повторяя про себя все важное, что удалось узнать сегодня, я убрала гостиную и поднялась на скрипучий чердак далеко за полночь.

Завтра предстоит сложный, полный работы день, в котором баронесса Луиза Ле Клер будет играть роль служанки Джесс на благо своему покровителю.

И, возможно, именно этот день приблизит меня к желанному освобождению.

И к желанной мести.

* * *

– Над Темзой лежит голуб… глубо… голуб… – Энни запнулась, стараясь прочесть новое слово, отчего ее бровки насупились на переносице.

– Смотри. – Мой палец скользнул на пожелтевшую страницу. – Давай, как учились, по слогам. Это что за слог?

– Глу.

– Отлично. Какой идет дальше?

– Бо…

– Именно.

– Кий. Глубокий! Над Темзой лежит глубокий туман! – Ее светлые глаза поднялись на меня, и сердце защемило.

Так похожа на Жюли!

Мою маленькую Жюли – талантливую, непоседливую сестру, которую я точно так же учила чтению в своей прошлой жизни. Пусть матери у нас и были разные, но общий дом и горе утраты сроднили: мы с Джейн никогда и не помышляли таить обиду на младшую сестру из-за мачехи, отнюдь, всегда считали Жюли родной. И всегда были неразлучны.

Пока я все не испортила.

– Покора… Покро… покроет он тайной умы го-ро-жан! – продолжила Энни.

– Умница. Давай, еще две строчки – и заканчиваем. Пора приступать к работе.

Разумеется, дочка хозяина была еще слишком мала для настоящей работы: помогала на кухне и с мелкими делами по уборке комнат. Ее лицо в веснушках, легкий нрав и любознательность очаровывали, и мне хотелось для малышки лучшей судьбы. Поэтому и начала учить ее чтению, наказав держать это в тайне ото всех, кроме Джона.

Когда часы пробили шесть, небольшой штат слуг ожил. В кухне забренчали посудой и залязгали ножами, в коридорах уже слышались шаги и шелестящий шепот, тяжело задышал камин в гостиной.

Осенний сезон у Джона всегда был занятой. Титулованные гости останавливались на пути в родовые поместья из столицы, и каждый ожидал обращения не хуже, чем в лучших лондонских домах. Я же бесстыдно подслушивала их беседы, благо с годами приноровилась распознавать нужные сведения среди пустого светского шума, видеть намеки и пропускать мимо ушей то, что не имеет для покровителя значения. Перед сном я заучивала новости, присоединяя их к вчерашним, и благодарила Фортуну за блестящую память.

За усердной работой день прошел быстро. Помощь Энни и мысли о Жестоком Графе отвлекали от ноющей спины, сморщенных в мыльной воде пальцев и покрасневшего от холода кончика носа. Только стоя в дверях гостиной залы, готовая прислужить господам за вечерним чаем, смогла выдохнуть. Расслабить напряженные плечи и отпустить ум блуждать по воспоминаниям – цветастым картинкам прошлого, где баронесса Луиза Ле Клер заигрывала с беркширскими мальчишками.

– Господа. – Голос разрезал убаюкивающий полумрак резким росчерком. Мужчина поприветствовал постояльцев учтивым поклоном, после чего обернулся, и свет камина обдал жаром суровый профиль, очертил иссиня-черные волосы, подсветил глаза-льдинки.

Сэр Ридл. Покровитель.

– С кем мне следует побеседовать насчет комнаты на две ночи?

– Позвольте проводить, господин, – пискнула я, присев в поклоне. Эту сцену мы разыгрывали сотни раз, когда свидетелями наших встреч становились постояльцы гостевого дома, а потому выходило естественно и легко. Мы миновали переднюю, поднялись на второй этаж и прошли в покои, должным образом удаленные от бодрствующих господ внизу. Дверь из красного дерева заперлась с приглушенным щелчком.

В очередной раз я усмехнулась тому, куда завела меня жизнь – не боюсь более остаться наедине с мужчиной, чтобы не запятнать свое имя. Потому что оно уже ничего не стоит.

Сэр Ридл опустился на софу с шумным вздохом. Дав себе лишь пару мгновений на отдых, он перевел взгляд, и два серых осколка впились мне в лицо – глаза у сэра Ридла были необычайно светлыми, на контрасте с черными волосами и вовсе пробирали до сурового мороза. Но я не боялась его. Познакомившись с джентльменом ближе, можно было утверждать, что нет человека манер более безупречных и обхождения более уважительного.

Хоть глаза его ледяные, но сердце – теплое. За маской серьезного мужчины средних лет скрывался единственный, кто протянул руку помощи обманутой и всеми покинутой девушке. Только он согласился выслушать, увидел во мне человека – живого и разбитого, а не испорченную девицу, от которой нужно избавить светское общество как можно скорее.

Он помог. Предложил службу. И я никогда не забуду его доброты.

– Как поживаешь, Луиза? – спросил мягко.

– Прекрасно, благодарю вас. – Я села на банкетку у основания ложа и, глядя на огрубевшую кожу ладоней, принялась вспоминать все, что смогла узнать за минувшие две недели.

– Спустя пару дней после вашего визита нас посетил лорд Астор в сопровождении юной спутницы. Остановился на ночь, а после, по его словам, направился в Лондон. Спутницу представил своей кузиной, хотя обращался с ней с уважением и теплотой, присущим далеко не старшему брату.

Сэр Ридл тихонько хмыкнул:

– У лорда Астора две кузины, обе живут во Франции и давно нянчат внуков.

Я улыбнулась его словам. Приятно, что новый слух его позабавил.

– Последний участок земли в Кватфорде выкупил некий мистер Холлс, – продолжила я. – Никто не знает его мотивов, но наш гость сетовал на это событие, ругался на безродных торговцев, что нажили состояние на колониях.

– Его имя? О каких колониях шла речь?

– Бенгальских, сэр, имя господина – Таунсенд.

Мужчина многозначительно кивнул и отвел взор в задумчивости, вплетая новые сведения в свои планы. Спустя пару минут две серебристые льдинки вновь вернулись ко мне, приглашая продолжить.

– Говорят, что господин Аркрайт купил новое торговое судно и набирает команду для путешествия в Пондишери.

– Скверно. Не было ли еще новостей о строящихся фабриках? – Я отрицательно покачала головой. – Или о тканевых факториях?

Вот что волновало его больше всего.

Хоть сэр Ридл и не распространялся о своих делах, а все мои вопросы ловко обращал в течение светской беседы, именно Ост-Индская компания и торговля тканями вызывали в нем самый живой интерес.

Перед глазами замелькали лица гостей прошедших недель, я потянула за ниточки обрывков фраз и разговоров, пока в памяти не возникла отчетливая картина.

– Да! – встрепенулась я. – Леди с золотыми волосами около пяти дней назад. В беседе с другой гостьей упомянула лондонскую модистку, которая предлагает платья из… из индийского шелка.

– Они не назвали ее имени? Или адреса?

Я нахмурилась:

– С Блэкфорд… Блэквуд-стрит, кажется.

– Отличная работа, – негромко произнес мужчина, и его суровое лицо смягчилось. – Дело ли в прекрасной памяти, или же в искреннем стремлении помочь – твое служение крайне полезно. – Пальцы скользнули под край пальто и выудили оттуда небольшой кожаный мешочек, туго набитый монетами. Ледяные глаза не отрывались от меня. – Как ты себя чувствуешь? Выглядишь нездоровой.

– Благодарю, сэр, за добрые слова и за то, что справляетесь о моем самочувствии. Все прекрасно, лишь утомилась. – Я приняла оплату из рук мужчины. Мешочек показался тяжелее, чем обычно. Ридл щедро платил тем, кто хорошо служил, и я успела скопить приличную сумму.

Но все еще недостаточную.

– Сэр… Есть еще кое-что.

Он, уже успев подняться с софы, замер передо мной.

– Слышали ли вы что-нибудь о… Жестоком Графе?

Ридл насупил брови, челюсти плотно сжались. Я бы сказала, что он испугался моего вопроса, если бы не знала его достаточно хорошо.

– Почему ты спрашиваешь? Он был здесь?

– Нет, сэр, но люди… болтают всякое. Что граф Одерли – злой человек, вырывающий слугам языки. Вчерашние гости обсуждали, что с ним ни в коем случае нельзя вести дела.

С минуту мужчина испытующе смотрел на меня, будто проверяя на прочность, и лишь затем прервал зябкую тишину:

– Слухи о жестокости графа Одерли заполнили Англию не на пустом месте. Ни одно обвинение против него не было доказано, а власть и знатная фамилия вселяют ужас больший, нежели пересуды о жестокости. Надо сказать, граф сам виноват, что дурная слава вокруг его имени множится с каждым сезоном – он ни разу не опроверг ни одно опасение хэмпширских подданных.

Вместо привычного спокойствия сэр Ридл демонстрировал образ столь напряженный, что воздух вокруг нас загустел.

– Что еще говорили те джентльмены? Он что-то замышляет?

– Не знаю, но… Я слышала, что на него работают люди, которые… – сглотнула тяжелый ком, застрявший в горле. – Которые убивают так искусно, что не оставляют следов и доказательств. Правда ли это? – Я ухватилась за этот вопрос, как умирающий хватает ртом последние глотки воздуха.

Даже в тусклом свете свечей было видно, как дрогнули его плечи, когда тот отвернулся к окну.

– Правда.

Волна мурашек изморозью сбежала по позвоночнику. Хорошо, что сэр Ридл стоял спиной и не увидел, как я прижала замерзшие пальцы к губам, сдерживая изумленный вздох.

– В последнее время я все чаще получаю информацию о новых бесчинствах Жестокого Графа. Это настораживает. Я рассматривал возможность отправить одну из моих пташек в его поместье, Дарктон-Холл, да только опасаюсь последствий. Это совсем иное, нежели служить в гостевых домах – судя по слухам, ставки будут высоки, и мне нужна не просто прислуга, но некто более… – Он развернулся, и я увидела, как лихорадочно заблестели льдинки. – Смышленый. Образованный. Хитрый. Человек с прекрасной памятью, что не склонит голову перед страхом и сможет сообразить, как действовать в согласии с умом, а не мимолетным порывом.

Сердце колотилось так сильно, что, кажется, могло пробиться сквозь прутья ребер. Неужели он предлагает?..

– Луиза…

– Сэр Ридл. – Я отчего-то вскочила с места, впала в ступор на миг, но сообразила опустить голову в поклоне. – Благодарю за доверие, сэр, но прошу дать мне время. Вы всегда были добры ко мне, спасли от неминуемой гибели. Не причиняли вреда, не мыслили о поступках, не подобающих джентльмену. Я же служила вам верой и правдой все четыре года. Если граф Одерли – человек жестокий и если я отправляюсь на опасность большую, чем надорвать спину, таская грязное белье, позвольте самой принять это решение. Только время – все, чего прошу.

Рваным вздохом попыталась разогнать стайку спутанных мыслей. Мне нужны убийцы, служащие графу Одерли. Но готова ли я отправиться в логово чудовища ради призрачной надежды встретиться с ними?

Секунды его раздумий текли мучительно медленно, и надежда внутри начала гаснуть, когда он поднял глаза:

– Конечно, Луиза. Знай, в случае согласия я обеспечу тебя всем необходимым – сведениями со всей Англии, рекомендательным письмом, я пошлю Холта, чтобы лично встречался с тобой во время службы. Ты не будешь нуждаться в деньгах. – Голос стал тише, когда он шагнул ко мне. – Я прибуду через две недели. Подготовь ответ.

Он молча вышел из комнаты, а я так и осталась стоять, слушая бешеный стук сердца.

Что же ты натворила, Луиза?

Глава 2

– Получай, злобный вояка! На, на, на! Больше не будешь охотиться на наших братьев на море! Пиф! Паф! – c восторгом кричала Энни, изображая бойню между пиратами и офицерами. В роли первых выступали две прищепки с нарисованными углем мордашками, а вот весь офицерский полк играл потрепанный медный солдатик, забытый случайным гостем много лет назад.

– Пиратов можно поздравить с победой? – спросила я, едва донеся до мойки груду грязной посуды.

– Конечно, слава пиратам! Слава! – закричала Энни, и я искренне разделила эту радость.

Не доверяю офицерам. Любым, даже игрушечным.

– Тогда поздравляю тебя и пиратов. Я закончу с уборкой столов, и пойдем почитаем, хорошо?

– Нет! Им же нужно заключить союз!

– Какой союз? Пираты победили и могут отправляться обратно в прачечную.

– Нет же! Пиратам нельзя убивать офицера – они предложат сделку.

– И с чего бы им ее предлагать офицеру, который охотится за ними на море?

– Потому что месть не исправит их дела, Джесс!

Глаза девочки сверкнули, и я опустилась на корточки рядом с ней.

– Как же не исправит?

– Так! Если мстить будут, король назначит нового офицера и охота продолжится. Кто от этого выиграет? Никто. – Мои брови поползли вверх. – От этого пиратам будет хорошо только первые дни, когда они будут отмечать победу. Пить ром и петь песни. Но потом все станет как было. Месть ничего не исправит.

– И… Что же они предложат офицеру?

– Он перестанет на них охотиться, а они будут отдавать по сундуку от того, что смогут награбить. Понимаешь? Вот привезли целых десять сундуков, а один ему отдать должны. – Она усердно изображала, как прищепка и солдатик пожимают руки.

– А если привезут пятьдесят сундуков?

– Все равно один должны отдать.

Я рассмеялась, наслаждаясь переливающимся в груди теплом. Энни слишком прозорлива для своего возраста и для этого места. Надеюсь, отец сможет распознать и использовать ее таланты для процветания гостевого дома… Да. У Джона точно должно хватить ума.

* * *

Закончив с обедом, чтением и уборкой комнат, я приступила к любимой части работы – подготовке столовой к ужину. Большинство гостей еще на прогулках по живописным окрестностям или крутятся перед золочеными зеркалами в покоях, выбирая вечерние туалеты, поэтому столовая – безлюдное, тихое место, так напоминающее дом в его лучшие годы. Место, где я могу вспомнить, каково это – быть баронессой Луизой Ле Клер.

Белоснежные скатерти пахли мылом и хрустели свежестью, в натертых до блеска бокалах плясали огоньки свечей. Под мерное тиканье часов я с любовью расставляла тарелки, представляя, что накрываю стол для семьи. Для непоседливой Жюли, которая больше крутится, чем ест; для отца, что откажется от закусок и сразу же перейдет к горячему; для Джейн – прямо напротив себя, чтобы переглядываться после каждой фразы мачехи.

Женщины, что предпочла отказаться от меня, нежели очернить добрую репутацию семьи Ле Клер.

Как наяву увидела перед собой ее образ – холодное, бледное лицо, обрамленное не по возрасту накрученными локонами, и звучный раскат голоса:

– Ты, кажется, забыла, как подобает вести себя леди.

Пальцы больно сжали плечо. Мои раскрасневшиеся щеки и ворох растрепавшихся кудрей подтверждали ее правоту – бегать между фонтанами с сыновьями Герберт не являлось образцом этикета, особенно в почтенном возрасте двенадцати лет, но в танцевальном зале было так скучно! Я не хотела наказания, а потому все отрицала.

– Нет, леди мачеха, не забыла.

– Как только вернемся домой, буду ждать тебя в кабинете. С розгами.

Серебряная рукоять ножа впилась в ладонь, и я обнаружила себя недвижно стоящей над накрытым столом. Проклятие. После глубокого вздоха, рассеивающего туман воспоминаний, опустила прибор на полагающееся ему место.

В теле не осталось ни единой клеточки, способной на обиду к этой женщине. Я совершенно равнодушна. И когда я вернусь, а сделаю я это с размахом и роскошью, способная покрыть долги покойного отца, не выкажу ей ни малейшего почтения, не удостою и взглядом. Останусь безучастной к ней, как и она ко мне, когда я решилась написать домой с просьбой о помощи. И получила отказ.

Я подошла к следующим столам, расправляя сверкающую чистотой скатерть. Сегодня не получилось укутаться теплыми воспоминаниями о доме и о сестрах, но не беда – есть вопросы более важные.

Я все еще не приняла решения о предложении сэра Ридла. В отблеске свечи заметила матовое пятнышко на стенке фужера, которое тут же принялась натирать, и характерный скрип наполнил безмолвную столовую.

Давай сначала, Луиза. Что меня ждет, если поеду? Должна буду освоиться на новом месте. Завести друзей, втереться к графу в доверие, чтобы иметь доступ к его кабинету и личной переписке. Меня может ожидать опасность, если верить пересудам о жестокости милорда Одерли. Я могу быть избита. Во имя чего?

Во имя возвращения домой.

Веки закрылись. Никто не говорил, что работа в Дарктон-Холле гарантирует связь с людьми жестокого графа и мою последующую вендетту. Что, если этих людей там вовсе не будет? И как мне их найти? Сэр Ридл подтвердил существование убийц, но глупо надеяться, что они будут ждать прямо на пороге, только и ожидая выполнить любую просьбу. Так зачем туда отправляться?

Во имя надежды на возвращение домой.

Я поставила бокал, продолжая сервировку. Что, если откажусь? Тогда останусь здесь на год. Или на два, или на пять. Возможно, сэр Ридл переведет меня в родовое поместье семьи, в сотрудничестве с которой заинтересован. Я продолжу прислуживать, лгать, читать переписки и подслушивать интимные разговоры за закрытыми дверями покоев. Но без надежды.

Но и без страха за свою жизнь.

– Джесс?

Хриплый голос Джона заставил обернуться, и я едва не выронила десертную ложечку. Морщинистая рука протянула письмо, а глаза сопроводили его взглядом, полным сожаления. Он был тесно знаком с сэром Ридлом, а потому прекрасно знал, кто я и для чего здесь.

– От сэра.

Я кивнула и развернула письмо сразу же, как шаги Джона стихли за дверьми столовой.

«В Дарктон-Холле освободилось место. Передай свой ответ с Холтом не позднее утра четверга. – Р.».

Меня охватила слабость. Я прижала руку к животу, борясь с тошнотой, и сделала несколько глубоких вдохов.

Четверг – это ведь завтра? Холт уже здесь, передал письмо и ждет ответа? Неужели я?..

Дверь вновь отворилась. На этот раз вошла Грейс, пыхтя над огромным чаном запеченного картофеля, дым от которого стоял до самого потолка.

– Глядите на нее, стоит! Так я и сказала Мэри, что скорее снега в августе дождешься, чем Джесс из столовой! Все самой приходится таскать! Ну, чего стоишь? Ох, милочка, что ты… – Она наконец посмотрела на меня. – Тебе нехорошо?

– Все в порядке. Сейчас вернусь, – пискнула я и пулей вылетела за дверь.

Я знаю, что нужно делать. Да, страшно, да, опасно, но еще страшнее провести остаток жизни, прислуживая господам, которые должны искать моего расположения, а не приказывать.

Надо действовать. Пока память о Джейн и Жюли еще свежа и не потеряла красок, как гобелены под летним солнцем.

К счастью, Холт – человек сэра Ридла, научивший меня премудростям дела прислуги, сам появился из коридора.

– Мистер Холт! – Я едва не вскрикнула от неожиданности.

– Луиза, – коротко кивнул он. Под голубыми глазами лежали уставшие тени, и мне бы хотелось, повинуясь приличиям, справиться о его самочувствии, о дороге, но не сумела – излила всю свою решительность, надежду и жажду мести в два простых слова:

– Я согласна.

* * *

На подготовку к моему переводу ушла неделя, а на сборы потребовалось всего пятнадцать минут. Четыре года уместились в пятнадцать минут и небольшую дорожную сумку с двумя неприметными платьями, куском лавандового мыла и кошелями с деньгами.

Ленты для волос я оставила Грейс, а под подушку Энни сунула пару золотых монет, букварь и игрушку – деревянного пирата, купленного в соседней деревне. Я представила детский восторг, вспыхивающий на лице при виде подарка, и сердце сжалось от горечи разлуки. Будь умницей, Энни. Окинув крошечную комнату для прислуги последним взглядом, я подхватила сумку и спустилась в холл.

Мистер Холт уже ждал меня. Этот мужчина почтенного возраста производил впечатление гораздо более дружелюбное, нежели сэр Ридл, хотя и был выше ростом, а седую бровь рассекал белесый шрам. Быть может, из-за открытого взгляда или из-за доброжелательной полуулыбки, что всегда цвела на его лице. А может, из-за того, что он всегда был почтителен ко мне.

Благодаря ему я освоила премудрости шпионского дела: он учил быть незаметной и тихой, вскрывать печати на письмах, а еще полировать зеркала и натирать столовое серебро, чтобы не вызвать подозрений. Он был терпелив и мягок, не забывал, что перед ним баронесса, терпел капризы и жалобы. Его полуулыбка расползлась на оба уголка губ, как только он увидел меня.

– Луиза. – Я присела в поклоне. – Если вы готовы, то можем отправляться незамедлительно. Экипаж готов.

– Сэр Ридл не присоединится к нам?

– К сожалению, его задерживают дела в другой части Англии. Пройдемте, я все расскажу. – Он принял из моих рук сумку и направился к выходу, а я не могла ступить и шага. После секундного замешательства все-таки решилась и порывисто обняла Джона.

– Пожалуйста, не ругайте Грейс за абрикосовые булочки, это ее любимые. И скажите Энни, чтобы продолжала заниматься чтением. Когда-нибудь я вернусь и обязательно все проверю. – Я торопливо вздохнула. – И я буду писать ей. Поэтому пусть учится усердно, чтобы суметь прочесть мои письма. Спасибо вам. Спасибо за все.

Кажется, старик так опешил, что не мог ни пошевелиться, ни вымолвить ответ. Я резко отстранилась и выбежала вслед за мистером Холтом, не оборачиваясь.

* * *

Внутри скромной кареты было темно и зябко, но все же лучше, чем трястись по промозглой осени в телеге. Да и страх перед будущим заботил больше холода, а потому, как только сопровождающий оказался напротив, я принялась засыпать его вопросами.

– Сэр Ридл передал подробные инструкции. – Рука, облаченная в черную перчатку, протянула несколько листов, исписанных знакомым косым почерком. Я приняла письмо покровителя и начала читать под мерные покачивания экипажа.

«Здравствуй, Луиза.

Путешествие в поместье Жестокого Графа займет не меньше дня, а потому будет время запомнить мои слова и подготовиться к тому, что может ожидать по прибытии в Дарктон-Холл. Первое, и главное, – никому не доверяй. Я навел справки о положении слуг в поместье, и, хоть они разнятся, а порой даже противоречат друг другу, есть основания полагать, что несколько слуг его сиятельства действительно лишились языка. А потому прошу тебя быть вдвойне осторожной и не болтать лишнего».

Я закатила глаза первому наставлению. Будто я сама не знаю, как важно соблюдать осторожность.

«Слухи о призраках в комментариях не нуждаются – это все россказни напуганной деревенщины, но, что стоит твоего внимания, так это побои, которыми славится граф. Делай работу, что тебе поручат, хорошо. Подружись с экономкой, какой бы чопорной и несправедливой она ни казалась. Попробуй найти к ней подход. Не жалуйся, не отлынивай от самой грязной работы, но не забывай, зачем на самом деле ты туда направляешься. На дальнейшее я хочу обратить твое особенное и пристальное внимание.