Не слушай море

Глава 4

Проводив Крис до подъезда, я наконец посмотрел на экран телефона, до этого валявшегося на дне потасканного рюкзака. Отец звонил мне пять раз, но гаджет стоял на режиме «не беспокоить». Увидев такое количество пропущенных, я даже занервничал, но перезванивать не стал: до дома оставалось недалеко. Поэтому отцу улетело сообщение о том, что скоро буду – и возле него сразу появились две галочки о прочтении.

Дом Кристины действительно стоял не так далеко от моего. В нем громоздились друг над другом пять этажей, из подъездных окон лился подъездный грязный свет. Забросив рюкзак за спину, я медленно побрел вдоль. Октябрь своим появлением опустошил палисадник, откуда доносились звуки кошачьей драки. Вдалеке шумело море, но я, желая отрешиться от морельских звуков, достал из рюкзака наушники. «Ночные снайперы» сопровождали меня до самого дома, перекрывая и назойливые мысли о прошлом, и тягостные раздумья о будущем. В московской консерватории я ни разу не был во втором составе, а морельская – перевернула мою любовь к спектаклям, оставив невнятную кашу.

«Все равно спою Орфея», – пытался убеждать я себя. «Не сейчас, так потом, в театре». Правильно говорила мать: главное – доучиться хоть где-то, потому что кроме музыки я ничего не умел. Только слышать ее и создавать.

Подходя к обшарпанному подъезду, выкрашенному грязно-зеленой краской, я замедлился, еле переставляя ноги и шаркая подошвами ботинок об асфальт. В окне гостиной горел свет, и отец мелькал мимо неплотных занавесок, передвигаясь из угла в угол. Дослушав песню у двери, я бережно убрал наушники в кейс, а его – на дно рюкзака. Мы жили на третьем этаже, и на площадке находилось по четыре квартиры. Наша была ближе всех к лестнице, и дверь в нее отец уже приоткрыл. Я постарался юркнуть неслышно, но дверь предательски скрипнула. С ног я даже не успел скинуть кроссовки, как отец возник в коридоре, грозно хмуря брови.

– Почти одиннадцать.

– Мне должно стать стыдно? – удивился я, все-таки сняв обувь и чересчур резко дернув за молнию на куртке. Она чуть не треснула. – Одиннадцать и одиннадцать, кто ты мне, чтоб учить?

Отец растерялся, а я в сотый раз убедился в верном значении фразы «лучшая защита – это нападение».

– Вообще-то…

– Если скажешь, что вообще-то мой отец, то я тебе напомню, что мы не виделись двенадцать лет.

Его лицо, и без того усталое от постоянных дежурств, совсем осунулось. И он ведь был не старым: я точно не помнил дату рождения бати, но прикидывал, что ему в районе тридцати девяти. Его волосы даже седина не тронула, и морщины еле проглядывались на вечно нахмуренном лбу. Но усталость и постоянный стресс брали свое.

– Хватит, Родион, – бросил он, отступив с напором. – Я просто волновался.

Я поморщился и действительно замолчал. Иногда я тоже нервничал за отца – когда он задерживался, когда у них были выезды, когда он не спал сутками, и еще я мог насчитать около десятка этих «когда».

– Ладно, бать, извини, – проходя в кухню, я хлопнул его по плечу. – Есть чего пожрать?

– Омлет сейчас приготовлю, – он достал сковородку.

В кухне опять воняло табаком.

– Снова курил?

– Тебя ждал, – пожал он плечами так, словно его это должно было оправдать. Достав сковородку из старого шкафчика, у двери которого был сломан доводчик, отец грохнул посудиной по газовой плите. Чиркнув спичкой, отец включил газ, который сразу тихо зашелестел, а в кухне появился тонкий, едва уловимый запах.

– Ты самоубийца, конечно, рядом с газовой плитой курить, – буркнул я.

– Я далеко и в окно, – отмахнулся он, разбивая три яйца в пластиковую миску.

Посуда в квартире всегда казалась заляпанной. К чему бы я не прикасался, это все вызывало чувство отторжения: не мое, я не должен здесь быть. Мне хотелось в Москву, к европейскому сервизу и посудомойке. Грязная раковина опять забилась посудой, и я расстроенно посмотрел на все растущую гору.

Заметив мой взгляд, отец виновато потупился.

– Прости, помою. Привык жить один.

– Я помою, ты и так ужин готовишь, – вздохнул я, понимая, что влез в его жизнь, сместив все вектора и испортив ее распорядок. Поэтому, вооружившись губкой и средством, я встал у раковины. Отец суетился у плиты. Мы нечасто находились вместе в одном пространстве. То он на дежурствах, то я бежал.

Помимо сигарет и легкой примеси газа, запахло и жареными яйцами. Отец накрыл сковородку старенькой стеклянной крышкой, у которой давно отваливалась ручка, но ни у кого не доходили руки ее приклеить. Между нами повисло неловкое молчание, которое я попытался сгладить разговором.

– Мне партию Орфея дадут, – брякнул я первое, что пришло в голове.

– Правда?

– Ага, только во втором составе.

Отец промычал что-то нечленораздельное, невнятное, я так и не понял – что. Поэтому продолжил оттирать тарелки от засохшей овсянки после раннего завтрака. И опять – молчание, давящее на уши. Отец поглядывал за омлетом, я – за посудой. От скуки и ощущения неловкости я даже начал напевать у себя в голове.

Наконец, батя вывалил омлет мне в тарелку с дурацкой красно-голубой каемочкой, и я плюхнулся за стол, вытерев руки об штаны. Мы жили месяц, но я еще ни разу не видел, чтоб у отца на кухне висело вафельное чистое полотенце. Или грязная, уже влажная тряпка, или вообще ничего. Омлет вкусно пах и даже не подгорел. Взяв вилку, я принялся без ножа разделять его на небольшие, удобные для еды кусочки. Отец налил мне чай – крепкий, черный и сладкий. Я с удовольствием сделал глоток и блаженно откинулся на спинку стула.

– Спасибо, вкусно.

Отец присел напротив и себе заварил крепкую кружку кофе.

– Тебе нормально перед сном? – я потянулся за куском хлеба из пачки.

– Я сейчас уеду на дежурство, – отстраненно сказал он. – У нас… Есть новые обстоятельства, которые надо изучить. Я хотел попросить тебя быть осторожнее.

Омлет чуть не застрял в горле, но я быстро сглотнул горячий большой кусок. Батя вертел в руках кружку с едва не расплескивающимся через край кофе.

– Что случилось? – прямо спросил я. – Это связано… с учениками консерватории? С Тасей?

Батя замялся, кусая губы. Они у него и так были обветренные, с постоянно отслаивающейся кожицей, сухие. И сейчас нижняя губа закровоточила, я заметил маленькую алую каплю, которая тут же исчезла вместе с глотком черного кофе.

– Не стоит тебе говорить.

– Ты уже начал, – напомнил я. – И вообще, мне некому это рассказывать. Просто хочу знать, что происходит.

– Только ни одной живой душе, ладно? Ты можешь посеять этим панику. Люди всегда боятся, когда сталкиваются с неизвестным.

Батя меня так заинтересовал, что я даже забыл про остывающий омлет. Но «неизвестное» поставило меня в ступор: отец еще несколько дней назад нес чушь про сирен, и я не сомневался, что это могло быть продолжением того разговора. Но он выглядел бледно и нервно.

– Мы нашли на берегу кровь, – хрипло сказал он. – Свежую.

– Откуда?..

– Не перебивай, – взмолился он. – Я и так с трудом формулирую… В общем кровь была темно-зеленая, такая вязкая… Но пахла – кровью. И анализы подтвердили, что она, родимая.

– Разве бывает темно-зеленая кровь?

– Даже темно-бирюзовая…

Он достал старенький телефон. Еле работающий, вечно глючащий, но неплохо снимающий. В галерее у бати было полно фотографий: шашлыки с последнего летнего путешествия, отснятые документы, парочка закатов, я сам. Последние кадры датировались сегодняшним числом, и на них узнавалась жемчужная бухта. Я не знал, зачем они снова туда пошли – никаких улик после смерти Таси не оставалось, мы исползали с Кристиной это место вдоль и поперек, чуть ли не с лупой изучая камни.

Но они нашли.

На одном из больших валунов, уже покрытых тиной, виднелись странные темно-бирюзовые пятна, отдававшие глянцем и ровным бликом отражавшие солнце.

– Не похоже на кровь, – озадаченно протянул я.

– Фотография не передает консистенцию, – отец отхлебнул еще кофе. – Но это она. И по анализам – она, только без группы, но у нее есть такие же медицинские критерии.

– Трэш, – я вздохнул и вернул телефон отцу. – А чья она может быть?

– Не знаем. Отправили биологам и зоологам. Неясно: то ли это морское существо, которое случайно вынесли на берег. То ли сухопутное, случайно оказавшееся в воде. Черт его знает, но такого мы раньше не встречали.

Он поднялся и поставил кружку в раковину. Но, подумав, взял губку и решил помыть ее сразу под моим одобрительным взглядом. Я задумчиво накалывал на вилку остатки уже начавшего остывать омлета. Шум воды успокаивал. Из приоткрытого окна доносился звук моря, сливаясь воедино с текущей из-под крана струей.

– А если это сирены? – выпалил я, оторвав взгляд от тарелки. Отец стоял ко мне спиной, но я чувствовал, что он весь напрягся и даже на мгновение перестал мыть посуду.

– Ты же называл это чушью.

Я задумчиво почесал затылок. Все легенды и правда казались только сказками, но другой идеи почему на берегу оказалась неизвестная бирюзовая кровь у меня не было. Может, рыба какая? Или странный морской еж, раньше не появлявшийся на берегах Балтийского моря?

– И правда, – согласился я. – Такого не может быть. Ты, кстати, судмедэксперт, и должен мыслить трезво. Сирен не существует.

Батя повернулся ко мне лицом и устало потер переносицу.

– Мы просто не представляем, что происходит. Пятый ученик за полгода. И это я так, в обход своих, с инициативной группой… – он закатал рукава рубашки. – Начальство узнает – попрет к чертовой матери.

– Почему? – растерялся я.

– Потому что мы должны искать, а не такой чушью заниматься. Короче, Родион, ничего не ясно. И я тебе этого не говорил.

Он поставил вымытую чашку на место в кухонный шкафчик. Кивнув отцу, я, положа руку на сердце, молчаливо поклялся никому не рассказывать. Батю я знал недолго, чтобы понять, насколько он озадачен. Всегда ли он увлекался мистикой? Много ли читал про сирен? Давно ли изучает морские легенды?

Входная дверь хлопнула, а потом послышались удаляющиеся шаги в подъезде. Скинув тарелку в раковину, я направился в спальню отца. Если моя больше напоминала чуланчик с детской софой, то у бати была вполне себе приличная комната. Плед валялся на незаправленной кровати, ящики комода были приоткрыты, и оттуда выглядывали неаккуратно убранные вещи. Я почти никогда не заходил в отцовскую комнату, бывал здесь всего пару раз. Но теперь желание изучить то, чем отец живет, перебило здравый рассудок.

Его шкаф полнился тонкими и толстыми журналами «Тайны Морельска» за разные года. На обложках красовались кричащие заголовки о необъяснимых событиях, а на парочке, которые я отложил в сторону, была нечеткая фотография существа с человеческим верхом и рыбьим хвостом. Датировался журнал позапрошлым годом, и я пожалел, что не уточнил у отца, когда тот друг рассказал ему про сирен. Судя по коллекции, это напоминало легкое помешательство – хотя у судебных экспертов разум трезвый, способный быстро и четко оценивать информацию. Но глядя на журналы с сиренами, я не верил, что их мог коллекционировать мой отец. И, тем более, читать «Тайны Морельска».

И, складывая их обратно на полку, я уже хотел поделиться находкой с Кристиной – может, она тоже такое почитывает?

***

Отговорить Кристину от погружения с аквалангом у меня не получилось, и я понял, что тогда нужно возглавить это мероприятие. Крис настраивалась решительно: она нашла парнишку с лодкой, который должен был вывезти нас на глубину жемчужной бухты, и еще одного, дающего частные уроки фри-дайвинга. Нельзя было не согласиться с тем, что профессия у Крис и правда была полезной: нужные люди вырастали вокруг нее сами собой, как грибы после летнего дождя.

Мы встретились еще у ее дома. Она заботливо сделала бутерброды – хлеб и колбаса, нарезанные сантиметром в ширину вызвали улыбку. Но я с благодарностью откусил, пока мы с рюкзаками наперевес топали к бухте. Крис тоже жевала, и между нами повисло молчание. То, что мы хотели найти, действительно могло крыться на дне жемчужной бухты. Пусть я и ворчал, но мой интерес вчера подогрелся отцовскими журналами.

– Ты читала «Тайны Морельска» за двадцать первый год? – спросил я, с трудом проглотив большой кусок бутерброда и тут же откусив новый.

– Не, – буркнула она с набитым ртом. – Только слышала, что там про сирен печатали.

– Вчера нашел у отца… – я замялся, подбирая слово, – коллекцию. Из таких журналов. Там их дохрена. Вот уж не думал, что такой серьезный человек читает такую дичь.

– Реально? – удивилась Крис. – Никогда не слышала…

– А ты с ним общаешься? – я покосился на нее.

– Да уж побольше твоего, – она невозмутимо откусила от бутерброда. – Его девятка ломается часто. А я ее чиню.

Пожав плечами, я выкинул в ближайшую урну пакетик из-под бутерброда. Мы вышли спозаранку, солнце только начинало просыпаться. В субботу на галечных морельских пляжах бывает много людей даже в октябре, поэтому мы решили нырнуть рано, избегая посторонних взглядов. И я до сих пор недоумевал, как Крис удалось меня на это подбить?

Солнечные лучи – на удивление для Морельска яркие, – озарили водную гладь. У берега уже стоял небольшой катер: белый и побитый жизнью. Капитан его выглядел сонным и измочаленным, будто он всю ночь отплясывал в единственном морельском ночном клубе. Но, подойдя поближе и незаметно понюхав его, я с облегчением выдохнул: трезв и даже перегаром не пахнет.

Девушка, на вид чуть старше нас, грузила снаряжение. Когда мы поравнялись с лодкой, остановившись у носа, она обернулась и ослепительно улыбнулась нам. На клыке у нее блеснул скайс, а нарощенные ресницы нависали, оттягивая и отяжеляя веки.

– Аня, а это Паша, – с улыбкой представилась она. – Погружались когда-нибудь?

– Родион, – я помог ей догрузить оборудование в катер. – Нет, никогда. Но я хорошо плаваю.

– Я тоже, – Крис запрыгнула в лодку. – Мы ненадолго. Просто хотим осмотреться.

– Вряд ли бы я подписалась когда-нибудь на такую авантюру, Крис, если б не твои таланты автомеханика, – хмыкнула Аня, тоже забираясь в катер и отдавая Паше команду.

Он завел катер, и я забыл поинтересоваться, есть ли у него права. А когда Паша начал сдавать задом и белая побитая махина, разбрызгивая вокруг себя соленые капли, пришла в движение, я покрепче вцепился пальцами в бортик. От влаги они все время соскальзывали.

Мы набирали скорость, нос катера причудливо рассекал воду, и я заинтересованно поглядывал через бортик. Балтийское море обычно было желтовато-зеленым, мутноватым, а в жемчужной бухте словно стеклом расстилалась бирюза. Я на ходу коснулся рукой воды, и понял, что не такая уж она и холодная – в гидрокостюмах замерзнуть мы не должны. Видимость глубины достигала пары метров, и плещущиеся мелкие рыбки то и дело уплывали врассыпную. Паша управлял плавно, особо не разгонялся, но минут через семь мы уже стояли посреди жемчужной бухты. Пляж превратился в тонкую полоску, и оставалась надежда, что ранние пташки, желавшие отдохнуть на берегу, нас не видели.

Катер остановился и теперь плавно покачивался на небольших морских волнах. Крис суетливо разбирала гидрокостюм, пытаясь расстегнуть молнию, но бегунок постоянно выскальзывал из ее пальцев с короткими, неаккуратными ногтями.

– На сколько погружаемся? – Аня завязала волосы в пучок.

– Метров тридцать-сорок, – решила Крис. – Это безопасно.

Такая глубина не звучала безопасно, но спорить я не стал. Взяв гидрокостюм, чуть выцветший от старости, я стянул с себя сначала футболку. Девчонки тоже начали переодеваться, но в катере было не особо удобно, он постоянно покачивался и Аня, стоя в шортах и верхе от купальника, чуть не свалилась за борт.

– Холодно, блин, – проворчала она, когда на нее попало несколько соленых брызг. Крис только отмахнулась. Неопрен, из которого был пошит костюм, неприятно лип к телу, и я постоянно пытался оттянуть то рукав, то воротник. Он обтягивал слишком сильно, и я злился.

– Размер какой? – поинтересовалась Аня, перебирая ласты.

– Сорок третий, – буркнул я, и тут же в меня прилетели синие пластмассовые ласты, больно шлепнув по бедру.

Аня взялась проводить инструктаж. Крис постоянно крутилась, не слушая ее внимательно, а вот я впитывал каждое слово. Дайвинг – это опасно, и пусть я трусостью никогда не отличался, но отсутствие свободного доступа к кислороду – пугало. Аня рассказывала как правильно дышать, опускаться и всплывать. И параллельно ее словам мое желание погружаться падало в геометрической прогрессии.

– Ясно?

– Ясно! – Крис натянула маску, плотно прижимая ее к носу и рту, а потом натянула на себя баллон с кислородом и жилет. – Мы готовы.

Я тоже натянул на лицо маску, надел жилет и баллон с дыхательной смесью на спину. И, незаметно для девчонок, перекрестился – тут оставалось уповать только на Бога, ведь я хотел выжить.

Аня нырнула первая, Крис – за ней, и я нехотя тоже перевалился через бортик, засунув в рот трубку для дыхания. Под водой был прекрасный обзор: я видел Аню, которая командовала нам жестами, Кристину, озиравшуюся по всему пространству. Мы медленно начали погружаться под командами Ани. Она вообще плыла, как настоящая русалка – ее ласты напоминали хвост, а тягучие, ровные движения говорили о большом опыте погружения. Крис двигалась рвано, все время дергалась, а мне вообще хотелось всплыть на берег. Кислорода будто не хватало, но я читал о таком – главное, не поддаваться панике. И я, изо всех сил пытаясь не впасть в ужас, плыл позади всех. Ноги будто сами по себе работали в ластах, а руки разбивали полотно воды перед собой, погружаясь все глубже и глубже.

На удивление, на глубине Балтийское море оставалось таким же бирюзовым, как и на поверхности. Мы замерли. Аня показала сигнал «стоп» и взглянула на глубиномер. На такой глубине даже солнце не пробивалось сквозь толщу воды, мне в глаза била абсолютная темнота и изредка проплывающие рыбки мелькали своими хвостами. Крис озиралась куда активнее меня – она крутила головой из стороны в сторону, иногда тыкала Аню локтем и указывала на что-то. Я подплыл к девочкам ближе, и Аня скомандовала следовать за ней. Мы безропотно поплыли вдоль, перестав погружаться.

Мне показалось, что давление под водой начало усиливаться, словно на поверхности воды сейчас нарастали штормовые волны. Они чувствовались здесь сильно, хотя, казалось бы, не должны были. Нас относило друг от друга с каждым толчком, и Крис крепко вцепилась в меня, а Аня – в Кристину. Под маской я зажмурился в тщетных попытках совладать с собой, активно греб ластами, но все равно казалось, что мы замерли на одной месте.

Крис дернула меня за рукав особенно сильно, и я распахнул глаза. По ощущениям вода вокруг нас вибрировала, посылая импульсы опасности. Аня жестом показала, что надо всплывать, и я хотел было начать первым, но Крис не позволила. Она вне всяких дайверских жестов ткнула пальцем влево, и я повернулся. На миг показалось, что я сейчас утону: даже в воде появилась сумасшедшая слабость в ногах, все конечности обмякли, а страх забрался в самую грудную клетку.

Вдалеке виднелось существо. С рыбьим хвостом и человеческим корпусом. По облику такое, как рисуют в детских книжках, но это нечто находилось слишком далеко, чтоб разглядеть его в деталях. Мне показалось, что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, а все тело парализовало от ощущения неизведанного и темного. Вода вибрировала сильнее, а существо стремительно приближалось.

Аня и Кристина начали подниматься, и я активно греб ногами, пока ласты рассекали воду. Мы пытались выплыть, но стояли на месте. Я чувствовал, что все более жадно хватают ртом дыхательную смесь из баллона, и попытался выровнять ритм, чтобы не поддаться панике. Аня тащила нас наверх. Существо резко развернулось: видимо, заметило нас и начало отдаляться. Последнее, что я запомнил, мелькнувшие длинные волосы и цвет хвоста – болотно-золотой.

Ноги уже сводило от интенсивной работы, но вода успокоилась, и мы потихоньку поднимались. Как только я оказался на воздухе, тут же выплюнул трубку, начиная жадно дышать. Паша на катере подплыл к нам поближе, и Аня уцепилась за сброшенную ей веревочную лестницу. Кристина рядом тоже пыталась отдышаться, стягивая капюшон гидрокостюма. Ее темные волосы забавно стояли торчком. Я протянул ей руку и подсадил, чтоб она смогла подтянуться на лестнице.

– Спасибо, – сквозь шум воды бросила она. – Руки ослабели.

И я понял, о чем она говорила, когда сам зацепился за лестницу. Мышцы были будто не мои – вообще не поддавались, и подтянулся я с трудом, перевалившись через бортик катера. Паша мне помог, затащил в лодку за жилет. Крис уже начала стягивать с себя гидрокостюм, пытаясь отдышаться. Под собранными волосами я заметил выступившую из ушей кровь.

– О боже, – пробормотал я и, дотянувшись, стер красную каплю. – Это от чего?

Аня молчала. Мне показалось, она вообще потеряла способность говорить.

– Может, от этих сильных вибраций под водой, – пробормотала Крис и посмотрела на мои уши. – У тебя тоже кровь.

Я вытер ее плечом, а на черном гидрокостюме все равно не было видно пятен. Паша слабо завел мотор, чтобы лодку не уносило еще дальше от берега. Зубы Ани клацали друг об друга – только сейчас, сев к ней ближе, я это заметил. Рукой я осторожно приобнял ее за плечи, а Аня, поежившись, прижалась ко мне.

– Это было страшно, – наконец, она отошла от онемения.

Крис закивала.

– Не просто страшно, а ужасно! – она откинулась на бортик катера и закрыла глаза. – Это же не я одна видела?

– Не ты одна, – поддакнул я. – И у нас точно не групповые галлюцинации. Это существо русалка?

– Сирена, – качнула головой Крис. – Ты слышал этот звук?

– Только вибрации…

– А мне показалось, я чуть не оглохла! По барабанным перепонкам долбануло так, будто на мне применили ультразвук!

Паша нажал на газ, и катер быстрее понес нас к берегу. Аня также дрожала, а Кристина пялилась в бирюзовую гладь. Но больше мы ничего там не увидели.