Проклятие Тары. Артефакт-детектив

– Верует ли красный командир в Бога? – задав такой необычный для буддиста вопрос, настоятель вывел из сокровенного забытья Дягура. Начдив смутился. Он еще не пришел в себя от увиденного и, пребывая в легком трансе, пробурчал сквозь зубы нечто невразумительное. Толмач только развел руками. Старик повторил вопрос, и Дягуру ничего не оставалось, как признать себя атеистом. Эта ложь далась ему с трудом, слова застревали в горле, будто кто-то клещами вытаскивал их. Не будь рядом писаря, он, быть может, ответил иначе, но в присутствии Самуила не осмелился сказать ламе правду. Повторив прославляющую Тару мантру, Замдзин Боло изрек:

– Все, что находится в храме, принадлежит Богу. Забирая у Бога, ты навлекаешь на себя неисчислимые несчастья и горести. И неважно, веруешь ли ты или нет. Колесо сансары овладеет тобой, и не разорвать тебе цепи перерождений! Хитроумный лама категорически не хотел отдавать сокровищ и решил перейти на язык, понятный незваному пришельцу. А то, что его слова, мягко говоря, не совсем отвечают воззрениям буддизма, в данный момент не заботило настоятеля.

Когда до Дягура дошел смысл мрачного пророчества Замдзина Боло, он поднял голову и произнес глухим надтреснутым голосом:

– Как обычный человек, я понимаю, что сказал мне досточтимый. Но как красный командир, связанный присягой и долгом перед народом, должен выполнить приказ моего правительства.

Монах еще не закончил переводить, как Замдзин Боло властным жестом остановил его.

– Храбрый воин Будды, благородный Унгерн отвоевал у нечестивых китайцев награбленные в наших храмах сокровища и отдал их под покровительство милосердной Тары. Ты же, бряцая оружием, хочешь вновь покуситься на наши реликвии и святыни, – слово в слово перевел ответ ламы послушник.

Дягур колебался. «Ежели старик не отдаст золото по-хорошему, беспорядков не избежать. В дивизии полно бурят, и бог знает, как они поведут, когда придется применить силу. А коли бунт приключится? Да еще на глазах бдительных товарищей из московского ЧК, будь они неладны! Свалились на мою голову, контролеры хреновы!» – сетовал на судьбу начдив.

Перед рейдом на Гандан в дивизию влился отряд латышских стрелков, призванных сопровождать ценный груз до Верхнеудинска. Их командир товарищ Мартенс весь поход проявлял нетерпение и, щеголяя подписанным самим Дзержинским мандатом, требовал от Дягура решительных и беспощадных действий. «Лам повесить, а храм сжечь к чертовой бабушке!» – надоедал начдиву латыш идиотскими советами. Мартенс неспроста появился у Дягура. Перед этим он успел побывать в Новониколаевской тюрьме, где навестил Унгерна и попробовал допросить его, но, подобно Сагилевичу, потерпел неудачу. После расстрела барона упертый комиссар с санкции Дзержинского отправился к Блюхеру, дабы на месте разузнать о золоте. В ответ военмин включил его людей в дивизию Дягура. Ссориться с Дзержинским он не посмел.

– К рассвету золото должно быть погружено на подводы, – твердо заявил Дягур, поставив точку в тягостном, начинавшем утомлять его споре и, не дожидаясь ответа Замдзина Боло, вышел из дацана. Самуил чуть замешкался и, как того требовал буддийский обряд, окропил святой водой голову, а перед тем, пока шли пререкания начдива с настоятелем, умудрился выпросить у закончивших петь монахов нательный оберег зандя.

Наступил вечер, и ламы начали сносить золото. Безмолвно вытаскивая обитые железом ящики, они ставили их рядами перед дверьми храма и, не поднимая глаз, скрывались в глубине. Рваными желто-красными клочьями по небу растекалась заря. Внезапными одиночными порывами ветер рассыпал в воздухе сухую песчаную пыль, от которой чесались глаза и краснели веки. Не меньше людей страдали норовистые бурятские лошади. Они нервно поводили ноздрями и громко отфыркивались. Один Мартенс не чувствовал неудобств. Одетый в черную кожанку и генеральские галифе, он вальяжно разгуливал промеж ящиков и, размахивая маузером, грязно сквернословил. Стоявший в отдалении Дягур выглядел безучастным наблюдателем и с внешним равнодушием взирал на суетливую возню перед дацаном.

На самом деле творившееся на его глазах унижение монастыря было не по душе начдиву. Он еще мог понять бескровное изъятие добровольно отданных ценностей, но когда люди Мартенса, заполнив золотом подводы, яростно заработали прикладами, оттесняя от дверей храма почувствовавших неладное лам, он вскочил на коня и поскакал навстречу волновавшимся эскадронам. Проклятия и мольбы несчастных монахов неслись ему вслед. Опасаясь бунта бурятов, он снял осаду и отвел конников подальше от дацана. Чекисты же возомнили себя хозяевами положения и, посчитав, что настоятель утаил часть золота, ворвались внутрь.

Сбросив на пол статую Тары и выволочив изваяние наружу, они принялись глумиться над поверженной богиней на глазах у застывших от ужаса монахов. Окружив опрокинутую на спину и лежавшую на земле Тару, латыши мерзко улюлюкали, отпуская скабрезные шутки и замечания. Этого им показалось мало, и все дружно помочились на статую, оглашая округу дурным гоготом. Затем настал черед алтаря. Обезумев от собственной вырвавшейся на свободу дикости, с животным восторгом раздухарившегося быдла, чекисты срывали со стен сотканную золотыми нитями драпировку. Разрывая ткань на куски, они заворачивались в ее лоскутья и, кривляясь друг перед другом, представляли, как облагодетельствуют своих женщин.

С грохотом опрокидывая жертвенные столы, они с хрустом выламывали резные, черного дерева ножки из столешниц, после чего разбивали прикладами вековой палисандр и выковыривали штыками драгоценные камни инкрустаций. Тащили все, что попадалось под руку и куда падал алчущий взгляд. Даже оловянные фигурки маленьких Будд, в горячке грабежа принятые за золотые, не избежали злой участи и все до одной были украдены. От полного разорения храм спас Дягур, подоспевший со взводом верных бойцов и стрельбой в воздух утихомиривший потерявших разум чекистов. Спустя час, с растянувшимся на добрую версту обозом, отряд выступил из монастыря.

Глава 3. Архивные изыскания и политические расклады

И все-таки она не зря потратила время, вдыхая бумажную пыль Центрального архива ФСБ. С трудом справляясь с охватившей ее радостью, Марина вчитывалась в донесение начдива Дягура об успешной доставке частями его дивизии драгоценного груза в Верхнеудинск. Дягур ждал дальнейших указаний и просил Блюхера приехать в старую столицу Забайкалья и принять реквизированное золото. Далее начдив сообщал о кровавой стычке с конным отрядом белогвардейцев полковника Кабардина и гибели латышских стрелков с комиссаром Мартенсом во главе, а также потере одной подводы. Это были те неопровержимые доказательства, о которых спрашивал Георгий. За исключением одного «но». Если на потерянной подводе не находилась золотая статуя Тары.

Как снег на голову Ергонов объявился в офисе у Чарова. «Вижу, вы настоящий профи в своем деле», – заявил Бадма, выслушав обстоятельный доклад детектива. При этом застенчивое лицо могучего вида бурята светилось белозубой, слегка лукавой улыбкой.

Несомненно, этот человек говорил на порядок меньше, чем знал. Впрочем, и сам Чаров был тертый калач в ремесле сыска и к моменту встречи с клиентом успел собрать досье на загадочный фонд Дхармахара и его учредителей. Прикрываясь религиозно-просветительской деятельностью, фонд тайно спонсировал тибетских сепаратистов, выступающих за отделение Тибетского автономного района от Китая и провозглашение теократического буддийского государства с Далай-ламой на троне. Донорами фонда выступали частные лица, неправительственные организации и богатые бизнесмены – в основном, уроженцы Индии. Всю практическую работу организации курировал буддийский совет, состоявший из высоких тибетских лам.

Упоминание об одном из них, яром ненавистнике идей Мао и враге коммунистического Китая ламе Олле Чаров обнаружил в отчете непальских спецслужб, чудесным образом попавшем в поле зрения российской СВР. Детектив прекрасно помнил тот документ, с которым его ознакомил по старой дружбе генерал Петелин пару недель назад. До приторности услужливые контрразведчики гималайского королевства предупреждали китайских коллег, что интересующее их лицо покинуло Катманду и со дня на день пересечет границу Тибета. А это значит, в скором времени жди заварухи. Петелин так и сказал ему:

– Этот лама Олле что-то затевает в Лхасе. Не удивлюсь, что он связан с твоим бурятским клиентом и заказ отыскать Золотую Тару исходит от него.

– Но насколько я понял, он хочет найти статую и водворить ее на прежнее место, в один из храмов монастыря Гандан в Улан-Баторе, – засомневался Чаров.

– Свежо предание! – с нарочитым сарказмом пробурчал Петелин. – Лучше потолкуй на сей счет со своей американской знакомой! Уверен, она многое знает! – неожиданно развернул ход беседы генерал.

Знакомая детектива, как всуе окрестил кадровую разведчицу ЦРУ Джудит Картрайт Петелин, весной 1999 года находилась в Белграде в разгар военной операции НАТО против Югославии. В это же время с секретным заданием российской разведки туда прибыл Чаров и волею случая вышел на Джудит. Судьба затянула тогда их обоих в эпицентр шпионской интриги, развернувшейся вокруг золотовалютного резерва этой страны.

– Есть информация, – с наслаждением затягиваясь сигаретой, доверительно произнес Петелин, – что в ЦРУ готовят крупномасштабную акцию по дестабилизации обстановки в Тибетском автономном районе. Мощный самостоятельный Китай пугает Белый дом, и там не прочь дать под дых китаезам накануне Пекинской Олимпиады, а заодно проверить на прочность нынешний китайский режим. Поговаривают, что в верхах Поднебесной нет единства, хотя эти заоблачные сферы не про нашу с тобой честь, – не стал витать в политических эмпиреях Петелин. – Короче, повторюсь. Приснопамятный фонд Дхармахара сыграет не последнюю скрипку в предстоящей пьесе, – он ткнул пальцем в бумаги, которые просматривал Чаров.

– Значит, Джудит сейчас не в Лэнгли?!

– Давно в Непале! И вслед за ламой Олле скоро объявится в Лхасе, – самодовольно улыбнулся он, выдыхая очередную порцию дыма.

– Вы всерьез полагаете, что исповедующие буддизм тибетцы примут участие в мятеже? – с нескрываемым сомнением проронил Чаров, неодобрительно косясь на сигарету. После операции аортокоронарного шунтирования врачи запретили генералу курить, но он делал себе поблажку и украдкой выкуривал одну-две сигареты в день.

– Да, Гоша, полагаю. А у тебя другое мнение?

– В известной степени.

– Тогда выкладывай! Обсудим проблему вместе, как в старые добрые времена, – поощрил он его, намекая на совместную работу в Конторе. Старик все еще злился и не мог простить Чарову его ухода из органов.

– Интересно посмотреть, – осторожно начал развивать свой тезис детектив, – на поведение буддистов, когда они вживую столкнутся с жестким отпором китайских властей. Буддизм – мирная религия, и в комплекс сознания его адептов не входит вооруженное или даже обычное сопротивление. А здесь они будут вынуждены подняться с оружием в руках против правящего китайского режима. Массовое насилие станет неизбежным. Прольется кровь, много крови, а это слабо сочетается с доктринальными воззрениями буддизма.

– Все это так, Георгий, – сумрачно вздохнул генерал и потянулся за новой сигаретой. – Не забывай, 2007 год на дворе. Буддизм уже не тот, что прежде. Приходят новые лидеры, исповедующие адекватные времени подходы. Религия приспосабливается к современным реалиям, дружище. Возникли организации, выступающие за насильственное свержение китайской власти в Тибете. Определенные шаги в этом плане исходят и из Индии, неофициально, естественно. Так что, поверь мне на слово, я знаю, о чем говорю.

Чаров тогда не согласился с генералом, но возражать старику не стал, и они расстались друзьями. Однако тот разговор заставил его присмотреться к Бадме. «Раз в операции участвует Джудит, в деле скрыта и другая, напрямую не связанная с политикой, подоплека. И с чьей подачи уважаемые буддисты вышли на мое скромное агентство?» – он поднял глаза на сидевшего в его кабинете бурята, и их взгляды встретились.

– Удачно начав расследование, вы доведете его до логического конца, теперь я уверен в этом, – голос Ергонова прервал размышления детектива. – Работайте без оглядки на расходы, – с пафосной важностью вымолвил он. – Верните нам Золотую Тару, и сангха не забудет вас! – завершил напутствия Бадма, подкрепив их внушительной пачкой банкнот, тотчас исчезнувшей в необъятных просторах Чаровского сейфа.

Глава 4. Закравшиеся подозрения

На встречу с Генрихом Вайсом, немецким аукционистом и собирателем древностей, Матвей ехал в хорошем расположении духа. Всю дорогу он шутил и отвлекал разговорами водителя. Цветочный бизнес приносил солидный доход и позволил осуществить его заветную мечту – посвятить досуг коллекционированию. Традиционные предметы старины типа картин, мебели, часов, канделябров или редких книг не волновали его. Древние языческие культы и связанная с ними атрибутика – вот что стало подлинной страстью Матвея. Каменные и деревянные идолы, фигурки и изваяния древних сибирских богов из кости мамонта эпохи мезозоя взирали на вас из всех углов просторной квартиры Иссерсона, тогда как неисчислимое количество всевозможных масок, пугающих своим звериным оскалом гостей и знакомых, заполонили стены его жилища и теперь свисали даже с потолка супружеской спальни.

Среди них находились артефакты из Шигирского торфяника на Урале, составлявшие предмет особой гордости Матвея. Когда собрание настолько разрослось, что грозило поглотить ванную с коридором, он решил, что пришла пора перевезти коллекцию в недавно отстроенный загородный дом, а от части «хлама» избавиться. Упорядочить собрание и продать дорогостоящий «хлам» ему помогал русский немец Вайс, выставляющий на аукционе безделушки Матвея.

Едва завидев в холле гостиницы высокую грузную фигуру, Вайс поспешил двинуться навстречу.

– Рад тебя видеть, дружище, – крепко пожимая руку, произнес он.

– Взаимно, Генрих. Как долетел?

– Без проблем. Где поговорим? – живо поинтересовался аукционист намерениями партнера. Бывший волгадойч, перебравшийся в Германию еще в девяностых, не терял связей с Россией и частенько наведывался в Москву. Иссерсона он знал еще с детства и не упускал шанса увидеться с ним.

– Поехали ко мне, покажу кое-что веселенькое!

– С превеликим удовольствием! – предчувствуя удачу, с воодушевлением подхватился Вайс.

– Ты знаешь, о чем меня попросил сегодня утром твой муж, когда заезжал сюда? – остановил вопросом Марину детектив на пороге офиса.

– И о чем же? – беззаботно отозвалась женщина, с комфортом устраиваясь в кресле и закуривая.

– Поручил следить за тобой, а заодно выяснить, зачем летала в Брюссель. Причем про Брюссель он выдал по телефону, за пару минут до твоего прихода. И голос у него был какой-то недобрый.

– Да-а-а! – ошарашено протянула она, бросив недокуренную сигарету в малахитовую пепельницу.

– Вот тебе и «да»! – с едким сарказмом передразнил ее Чаров. – Ладно, чего уж! Теперь нужно думать, как выкручиваться будем, – перешел на конструктивный лад Георгий. – Больше в офис не приезжай. То, что он отдал тебя мне, конечно, хорошо, но пока ровно ничего не значит. Кто поручится, что он не нанял еще кого-нибудь следить за тобой, а может и за нами обоими? Так что визиты сюда придется отменить. Встречаться будем на нейтральной территории, я сам придумаю где. А сейчас надо понять, что он о нас знает и почему так заинтересовался поездкой в Бельгию. Что ты ему говорила?

– Да ничего особенного! – недоуменно пожала плечами женщина. – Сказала, что ездила в Брюссель прошвырнуться. Дескать, везде в Европе была, а туда смотаться бог часа не дал. В общем, что-то в таком духе брякнула.

– Ну, а он? – вскинул брови детектив.

– Хмыкнул, как всегда, да умотал с утра пораньше. А ночью даже не приставал, – с неприкрытым вызовом проронила она.

– Да-а-а? – в свою очередь растерянно отозвался задетый за живое Чаров. Ее реплика полоснула его как бритва. Таившаяся в глубинах души ревность едва не прорвалась наружу, но он сдержался. – Значит, точно подозревает, – задумчиво проронил он. Делить Марину с мужем становилось все тяжелей, порой невыносимо, но в эту минуту детектив думал о ее безопасности. Если Матвей узнает правду, беды не миновать

Просьба узнать, что за неотложные дела образовались у Марины в Брюсселе, имела под собой основания и была не случайна. На этот шаг его подтолкнула беседа с Вайсом. После того как приятели душевно поужинали и немец оценил предметы, которые гостеприимный хозяин хотел выставить на ближайших торгах, у них состоялся примечательный разговор.

– И вот еще что, Матвей, – проронил аукционист, неторопливо бросая кубики льда в мартини. – На днях я получил одно странное предложение, скорее предостережение, которое хочу обсудить с тобой. Есть в нем что-то угрожающее, мистическое, а вот что именно, не могу взять в толк.

– А что тебя конкретно смущает? – с легким нетерпением спросил Иссерсон, нарезая дыню.

– Да так, в общем, долго рассказывать… – замялся делано Вайс.

– А мы не спешим. Охранник отвезет тебя в гостиницу, так что давай, начинай с главного, – подбодрил он партнера.

– Действительно, все это весьма странно, – Матвей отставил пустую тарелку и, вытерев о салфетку руки, пригубил ледяного, прямо из ведерка, шампанского.

Рассказ немца озадачил его. То, что некое религиозное общество попросило Генриха не выставлять на торги статую Золотой Тары, некогда пропавшую из буддийского храма, если вдруг она у него окажется, не особо взволновало его. А вот факт, что пресловутая реликвия в начале двадцатых находилась в руках барона Унгерна, против отрядов которого воевал его дед, заинтриговал необычайно. На ум сразу пришли дедовские байки о его военной молодости, службе в Забайкалье под началом Блюхера и загадочном золоте буддийских лам. Матвею едва стукнуло двенадцать, когда Самуил умер, но он хорошо помнил эти истории.

«Когда подрастешь, Мотя, – так дед называл его, – прогляди мои старые бумаги, что в желтом портфеле на антресолях. Кто знает, вдруг они сгодятся тебе», – тяжело покряхтывал Самуил, с обожанием глядя на внука. Прошли годы, Матвей вырос и с головой окунулся в бизнес. О дедовском наказе он не вспоминал. Портфель пылился в родительской квартире на Сущевке, где тихо коротала однообразные дни его пожилая мать. «Пожалуй, настало время заглянуть в дедулин портфельчик, вон как жизнь поворачивается!» – здраво рассудил он, глядя на Вайса потеплевшим взглядом.

– Ты уверен, что вся эта возня с Тарой не фуфло собачье? И с чего они взяли, что статуя окажется у тебя? – резонно поинтересовался Матвей.

– Люди эти очень серьезные, – постарался развеять сомнения партнера аукционист. – Поверь мне, старой шлюхе, такие порожняк гнать не будут. А что касается их предположений насчет реализации изваяния через меня, мыслей особых нет. Разве что наша фирма известна в Германии, и новые хозяева куколки могут обратиться ко мне.

– Логично, – озадаченно протянул Иссерсон.

– К тому же я проконсультировался у одного ученого историка. Ради этого даже в Брюссель смотался.

– В Брюссель?! – Матвей аж подпрыгнул на месте.

– А что ты так паришься? Там живет этот напыщенный индюк, крупный спец по Монголии. Он все подтвердил. Было и золото, и золотая статуя, только осенью 1921 года изваяние бесследно исчезло. Кстати, ученый муж проговорился, что буквально за неделю до меня к нему наведалась некая украинская журналистка, пишущая на темы кладоискательства. Дама очень интересовалась золотом Унгерна. Этот лох профессор принял все за чистую монету, но я в подобные сказки не верю. Похоже, кто-то активно ищет пропавшие сокровища барона, а может, и саму куколку.

При этих словах Генриха глаза Матвея лихорадочно заблестели.

– Как выглядела та журналистка, твой историк, случаем, не говорил?

– Не говорил, да я спросил! – с самодовольным видом он отхлебнул мартини. – Миловидная интересная женщина лет тридцати пяти. Хеллер от нее в восторге.

– Генрих, дружище, – нервно сглатывая слюну, глухо пробормотал Иссерсон. – А ты не мог бы еще раз навестить профессора и так, мимоходом, показать ему одну фотографию.

Он отправился в кабинет и принес фото Марины.

– Да-да, не удивляйся, это моя жена, – упредил вопрос Вайса Матвей. – Она тоже была в Брюсселе неделю назад и с кем-то встречалась. Ты же знаешь, что Марина повернута на кладоискательстве. Причем занимается этим втайне от меня, сучка… – в сердцах ругнулся он. – В общем, не в службу, а в дружбу, покажи ее очаровательную мордашку под любым, каким сочтешь удобным, предлогом. И если он ее опознает, поверь, одной проблемой у нас будет меньше. А что до твоей просьбы, конечно, если вдруг я набреду на след этой статуи, я дам тебе знать. Кстати, буддисты озвучили сумму, которую они заплатят, если Тара и вправду окажется у тебя?

– Цифру не называли, но дали понять, что в убытке не останусь, и очень не советовали выставлять куколку на открытых торгах, – в глазах аукциониста светилось неподдельное беспокойство.

– Не советовали! Да кто они такие, чтоб советовать! Обезьяны недоделанные!

Приступ злобного возбуждения овладел Матвеем. Дернув за ворот рубахи, так, что посыпались пуговицы, он схватил бутылку и в несколько глотков прикончил ее.

– Извини, нервы. Короче, ты понял. Узнай, была ли Марина у профессора. А что касается куколки, то как экспонат коллекции она меня не интересует, и если я ее обнаружу, мы выставим Тару на торги, произведем фурор и загребем конкретного бабла! Твои малохольные буддисты столько не отвалят! Что скажешь, дружище?

– Хорошо, Матвей, поживем – увидим, – ушел от прямого ответа встревоженный Вайс, отправляя во внутренний карман пиджака фотографию Марины. Такого сюрприза он явно не ожидал и по пути в гостиницу пребывал в растрепанных чувствах.