Князь Рысев 3

Из размышлений меня вырвало стойкое ощущение опасности – словно натянутая струна, оно звенело, давая мне сигнал. Я напрягся, вдруг остановившись, принялся озираться. Схватиться за пистолет? Но что тогда подумают прохожие?

Ответить самому себе на этот вопрос я не успел – в мои уши врезался противный визг тормозов. Пузатый фургон Белых Свистков остановился рядом со мной, разве что не сверкая сигнальными фонарями. С гулким грохотом распахнулась дверь. Разодетые в белые мундиры бойцы правопорядка выскочили прямо передо мной с дубинками наперевес.

– Господа, в чем дело? – успел выдавить из себя – отвечать они не спешили.

Вместо этого один из них посмел опустить на меня занесенную для удара дубинку – чтобы тотчас же получить от меня зуботычину. Дьявольская эгида сама поглотила урон. Мысленно я пожелал призвать тень, но не успел. Сразу трое они накинулись на меня – под грузом их тел я попросту повалился наземь. Клапан кармана раскрылся, Нея заспешила прочь, чудом избежав грозящей ей смертью давкой.

– Ах он сука! Вяжи его, падлу! – Пытавшийся вправить выбитую челюсть полицай плевал вязкой, липкой слюной, зло сверкая глазами. Кровь, идущая из носа, заливала лицо, ладонь и белизну формы.

К нам было приковано три десятка любопытствующих взглядов. Мальчишки-беспризорники из подворотен внимательно смотрели за происходящим – и часа не пройдет, как об этом узнают все, кому надо и не очень.

Мне заломили руки за спину, мое сопротивление было бурным, но абсолютно бесполезным. Ноги служителей правопорядка кольями впивались в мои бока, трещали ребра, легкие готовы были взорваться. Поддавшись естественному рефлексу поверженного, я пытался сжаться, стать как можно меньше, защищая лицо и живот – не помогло.

Сталь наручников захлопнулась на моих руках, лишая возможности действовать. Тело стонало, прося передышки – били со знанием дела, пытаясь выколотить все желание сопротивляться.

– Что происходит? Мы будем жаловаться! – вопила какая-то бабулька с балкона, выронившая поливальник. – Прямо посреди улицы, разве так можно, на глазах у детей?

Побитый мной полицай погрозил ей кулаком, как будто обещая старой перечнице, что она вполне может стать следующей.

Меня, словно мешок, зашвырнули в фургон. Сидевшие внутри полицаи уже держали наготове веревку для моих ног. Фургон резко рванул с места, я почти слышал, как завыл от боли бес внутри – ох и несладко же ему пришлось. Тащить и на себе такую-то махину…

Словно побоев было мало, едва меня усадили на лавку, дали затрещину. Здоровяк, орудовавший больше остальных, вдруг хищно ухмыльнулся, а я понял, что уже видел его.

Как и сидевшего передо мной человека.

Он не изменил самому себе – выглаженный костюмчик, хорошая укладка волос, добродушная, располагающая к себе улыбка.

Проблемы, о которых мне говорил Кондратьич, только что подъехали. Я лишь ухмыльнулся, отрицательно покачав головой – знал же, что наша встреча рано или поздно состоится. Но не ждал, что при таких обстоятельствах.

Пытавшиеся выкупить у нас с Кондратьичем кортик бандиты сейчас были передо мной во всей красе.

Крепкие, знающие руки шмонали мои карманы, вытаскивая их скудное содержимое.

– Это что такое? – Здоровяк с бараньими рогами нащупал у меня кобуру, вытаскивая из нее пистолет. – Ствол, шеф, ага. Представляете? Может, вальнем его из него же – скажут, самоубийство…

– Ума, как погляжу, у ваших дуболомов не прибавилось, – отозвался я. Велес, обиженный моими словами, подтянулся, замахнувшись для очередного удара, но ему дали знак опустить руки.

– Он прав, Коленька. У тебя не только бараньи рога – содержимое головы точно такое же.

Здоровяк засопел, садясь на место, обиженно насупился. Хитрюга решил пояснить, повертев мой пистолет в руках:

– Если убить его здесь, какое же это самоубийство? Все прекрасно видели, что его забирали Белые Свистки, а потом р-р-раз – и застрелился? Вопросы пойдут. Ты хочешь, чтобы были вопросы?

– Нет, шеф, – угрюмо и виновато буркнул великан и замолк.

– Здравствуйте, князь. – Посланец Старого Хвоста, наконец, повернулся ко мне, положил волыну на миниатюрный столик. Фургон, еще мгновение назад взявший цель догнать адских гончих, теперь скучающе переваливался по дороге. Я не видел сквозь зашторенные окна, куда меня везут. Но терзали жуткие сомнения, что пункт назначения приведет меня в неописуемый восторг.

– Я не поздоровался при встрече, а это, как-никак, не вежливо. Вы так не думаете?

– Иди к черту, – с усмешкой ответил ему. На меня смотрело четыре угрожающих рожи, разодетых в костюмы Белых Свистков. Уж не знаю, где они сумели все это достать, но мой мастер-слуга точно был прав: административные возможности у них и в самом деле богатые.

Жаль, что методы как были разбойничьими, так ими и остались.

Хитрюга передо мной сидел, закинув ногу на ногу, в барской, повелительной позе. Так сидят хозяева не только своей, но и твоей судьбы. Он склонил голову набок, насмешливо погрозил мне пальцем.

– Вы перешли своими выходками и словами дорогу тем, кому не следовало. Рысев, может быть, этой маленькой демонстрации вам достаточно?

– Вам нужен кортик? – спросил, на что мне мягко покачали головой.

– Старый Хвост не отбирает у стариков купленные игрушки. Теперь ему уже не нужна железка, он хочет вашу голову. Или, точнее сказать, вашей боли.

– Ты не ссысь, паря. Мы тебя всего лишь немного поломаем в разных местах. Делов-то. Поболит-поболит да перестанет. Агась?

– Я ученик офицерского корпуса, – решил пойти издалека и сослаться на то, что должно было служить защитой по словам Кондратьича-же.

Если оно и служило защитой, то точно не от этих ребят. Мне ответили дружным гоготом. Мерзавчик-хитрец позволил себе ухмылку, закинул ногу на ногу.

– Что же вы, князь, так резко перешли к угрозам? Когда были в чуть иных обстоятельствах, вы готовы были рвать и метать, низвергнуть на наши головы кары небесные. А теперь желаете спрятать свой нежный, юношеский пушок за воротами учебного заведения. Не ай-яй-яй ли?

– Легко говорить с тем, у кого связаны руки. – Я вернул ему усмешку. Тот ей подтерся и пропустил мимо ушей.

– Всякий из вас, благородных, чтит себя пупом мироздания. Там, на улице, под защитой закона, вам кажется, что вы безнаказны…

– Не знаю, что у тебя за дела с благородными, но это ты пытался выкупить у меня клинок, и выслал наперед двух дуболомов, дабы они меня припугнули. Будь у тебя возможность не платить, ты бы с радостью прикарманил деньги себе. Старый Хвост-то, поди, куда больше велел заплатить, чем ты мне предлагал?

Он тяжело задышал – кажется, мне удалось задеть его самолюбие и честь, но ответить ему было нечем. Сквозь пелену благочестия в нем пробуждалось бешенство.

– Ничего, юный князь, – выдохнул он, вдруг расслабив плечи и поудобней устроившись на сидении. В конце концов, это я связан, а он везет меня на расправу. Что-то подсказывало, что сейчас я в самом деле оказался в невыгодном положении. Будь сейчас ночь, все было бы гораздо лучше. Я бы расшвырял этих паршивцев, как кегли.

Может быть, стоит позвать Биску?

Я покачал головой, прогоняя вполне разумную мысль. Глупость, царствовавшая на троне здравого смысла, подсказывала, что если бы меня хотели убить, сделали бы уже. Много ли надо, чтобы придушить человека в закрытом фургоне? Да и застрелить меня из моего же ствола – не такая уж и глупая затея. Как-нибудь бы отбрехались – сумели же они как-то раздобыть и автомобиль Белых Свистков, и их форму.

Если оно все так, то скверно. Я пожевал губы, проворачивая в голове мрачные думы о том, что делать дальше. Одно знал точно: прощения просить не буду.

– Ничего, юный князь, – повторил посланник Старого Хвоста, выдохнул. – У нас с вами еще будет возможность поговорить. С глазу на глаз и без, как вы выразились, дуболомов. Желаете?

Я просмотрел его ясночтением. Уровнем он всяко был повыше меня, характеристиками тоже. Возраст, правда, нещадно откусывал добрую десятину, обещая с каждым годом наращивать аппетит. Но даже так выходило немало.

Под рубахой он прятал сталь мышц и толщину бицепса: силой его природа не обделила, как и интеллектом. Я горько усмехнулся – в голову полезла пошлая мысль, что если у него тут все так распрекрасно, то пиписька, должно быть, маленькая.

Ребячество.

– Куда же вы меня везете?

– На твои похороны, дружок, – гаркнул в ответ велес, едва не уткнувшись в мой лоб рогами. Ему казалось, что я испуганно попытаюсь закрыться. Качнул головой. Когда запугать меня не получилось – подивился. То ли моей бестолковости, то ли отваге.

А может быть, и тому, и другому разом.

Хорошая городская дорога сменилась ухабами слишком быстро – вряд ли меня вывезли за пределы города, но мы наверняка катим по нищим кварталам города. Бедность, к который я привык с самого детства в голодных девяностых, спешила за мной по пятам. И как только в посмертии мне удалось вырваться из жадных объятий, она спешила снова загнать меня на свою территорию.

Машина качнулась, сбавляя ход, заскрипели старые, давно не ведавшие смазки тормоза. Пузатый фургон неохотно парковался. Мерзавчик достал из своего запаса свежую, ранее невиданную, заготовленную для одного лишь меня ухмылку. На миг стало не по себе – показалось, что вместо разухожистого гангстера на меня хищно лыбится мерзкая, лысехвостая крыса.

– Приехали, юный князь! – Он возвестил это как лучшую весть за последние несколько дней. Здоровяк-велес с бараньими ногами схватил меня за шкирку и, едва только хлопнули открывшиеся дверцы, вышвырнул, будто кусок мяса.

Тело заныло от боли: бетонный пол такой себе материал для мягких приземлений. Перед глазами на миг сверкнуло лезвие – острозаточенная сталь вспорола веревки на моих ногах, заныла ушибленная икроножная мышца. Я поспешил тотчас же оказаться на ногах, но огромной тяжестью на мои плечи легли руки, прижимая к земле.

– На колени перед Старым Хвостом! – басовито возвестил голос здоровяка. Я заскрипел зубами: чтобы я, да на колени, перед каким-то бандитским прощелыгой?

Старый Хвост был в лучших традициях Крестного отца: бесконечно стар, с уставшим взором чуть прикрытых глаз. Пушистый, больше похожий на дубину хвост раскачивался из стороны в сторону за спиной. Чуть приподнятый нелепого вида котелок на голове, из-под него торчали мохнатые кошачьи уши. Усы из-под носа струнками торчали в стороны. Старик стоял надо мной, словно повелитель моей судьбы. Жирный кошара, далекий собрат велеса-бандита покоился на его руках, жмурился, с охотой принимал даруемую руками ласку.

Думал, что он скажет хоть слово, что вдруг повисшую тишину вот-вот разрежет хриплый глас. Он же ожидал от меня, что я, едва увидев его перед собой, не просто паду на колени, но утоплю самого себя в ничтожных извинениях. Рассыплюсь в мольбах о пощаде.

Что ж, не очень люблю расстраивать стариков, но этому придется смириться с реальностью. Рывком нагнав в мышцы демонических сил, я встал, спиной отшвырнув от себя разбойника – тот, нелепо попятившись, грузно завалился на пятую точку. Оскалившись, я рвал путы за спиной. Опешившие бандиты бросились на меня, желая удержать спешащего из меня на волю демона. Жаль, как же жаль, что не успело стемнеть – иначе бы их исход был предрешен.

Я угомонился, когда моего лба коснулся тупой холодный ствол револьвера. Смерть из черного дула обещала быть быстрой и почти безболезненной. Старый кошак смотрел на меня исподлобья, будто на злейшего врага. Он не привык к неповиновению и к тому, что кто-то смеет сопротивляться.

Я выдохнул – лучше попробовать еще раз чуть позже, чем попросту сдохнуть сейчас. Мерзавчик коснулся плеч старика, словно желая его успокоить, что-то жарко зашептал ему на ухо. Старик кивнул и тут же отвесил мне затрещину пистолетной рукоятью. Во рту появился металлический привкус, я выплюнул остатки зуба. Получилось, наверное, даже лучше чем хотелось. Метил в пушистого поганца, а попал в улыбчивого мерзавчика. Плевок кровавой полосой лег на его белоснежный костюм.

Расстроившись, он покачал головой, цокая языком и погрозив пальцем.

– Несносный мальчишка, – наконец, заговорил он. – Если бы ты проявил уважение к старости нашего патрона, то, как знать, он, может быть, и простил бы тебе твою прошлую дерзкую выходку. Но вместо того чтобы одуматься, ты решил, что все еще возишься где-то среди сверстников в вашем благородном детском саде.

Он выдохнул, отошел, а меня посетила неоднозначная мысль. Они сколько угодно могут заверять, что эта старая развалина с не по возрасту пушистым хвостом и есть тот самый Старый Хвост, при упоминании которого даже Кондратьич вздрагивает, да вот только что-то подсказывало, что этот титул принадлежит совсем другому человеку.

Или не человеку.

– Ага, как же смело говорить с тем, у кого руки связаны за спиной. Меня ведь тут целый один, а вас всего лишь с добрый десяток, не считая вашего блохастого… за кого он тут у вас? За домашнюю скотину? Чешете ему за ушком перед сном?

Я чувствовал, как у старика сдают нервы. Что ж, если давить на больные мозоли, то лучше идти до конца – на полпути не останавливаются.

– Эй, ушастая погань! Как там тебя зовут? Драный Хвост? Хреновый из тебя бандит, раз ты так запросто готов потерять голову от слов такого наглого мальчишки, как я. А может, ты попросту боишься? Потому что в одиночку-то я скрутил бы тебя в бараний рог. Но я знаю, что тебя может успокоить. У меня там в кармашке клубок шерсти завалялся – может…

– Довольно! – Голос Старого Хвоста оказался на редкость грубым и неотессанным. Никакой старческой хрипотцы, только басовитая брань. Таким гласом обычно приказывают расстрелять перед строем или повесить. Палач бы из местного криминального авторитета получился отменный.

Палачом он быть и собирался.

– Я уже говорил вам, юный князь, как меня зовут? – Мерзавчик вдруг выступил вперед. Я покачал головой в ответ.

– Мне вполне хватает ума, чтобы понять, как тебя зовут на самом деле. Ты притащил вшивую кошку – на какой только помойке ты его откопал? – чтобы выдать его за Старого Хвоста. Вот только он мало чем отличается от простого бандита. А вот ты…

Мерзавчик кивнул в ответ, словно принимая правоту моих слов.

– Ну раз уж вы во всем так прекрасно разобрались, юный князь, то позвольте мне рассказать, что вас ждет.

– Надеюсь, что девки, горячий ужин и теплая постель. Найдется что-нибудь в эдаком роде?

Истинный глава гангстеров теперь смотрел на меня без всякого намека на насмешку. Он словно давал понять, что шутки закончились и вот сейчас будет самый настоящий разговор.

Я попробовал на крепость веревки еще раз, но узлы накладывал точно не зря жующий свой хлеб человек. Ослабить путы не удалось ни на йоту.

– Вы правы, Рысев. Я тот, кем вы меня только что назвали. Но, знаете, свою кличку я получил ведь не просто так. Вижу, вы остры на язычок и до жути жаждете пойти со мной на конфликт. Что ж, думаю, мне следует уважить ваш благородный выбор.

– Босс, может, не стоит? – Велес, только что державший меня за плечи и грозивший больше остальных, вдруг испытал нечто похожее на помесь отвращения с ужасом. Ого, а вот это уже и в самом деле интересно!

– Стоит.

Он вдруг резко выпрямился. Все тело мерзавчика заходило ходуном – наружу из-под стискивавшей одежды рвались точеные мышцы. Серая шерсть побежала по телу, прорастая прямо сквозь кожу. Гулко затрещала разрываемая в клочья рубаха, лопнули штаны. Хвост, лысый и длинный, вывалился наружу.

Такое можно было узреть разве что в фильме ужасов. Человек прямо на моих глазах обращался в гигантских размеров крысятину. Вытянулась морда, пробилась розовая, наглая точка носа. Глаза будто залило красными чернилами – без зрачков они выглядели до безумного жутко. Дикий вопль вырвался из глотки гангстера – схватившись укоротившимися лапами за разросшуюся голову, он застонал, когда наружу полезли желтые, способные перегрызать сталь резцы. Я закусил губу, ловя себя на мысли, не замешана ли здесь каким боком семейка Менделеевых. Похимичить они любители, а уж как к крыскам-то своим относятся…

– Ну как, юный князь? Я говорил ведь, что у вас будет шанс встретиться со мной лицом к лицу? А может быть, теперь лучше сказать, лицом к морде?

Мне хотелось вжаться в стоящих за спиной великанов, те же, кажется, желали сделать то же самое с ближайшей стеной. Холодный пот градом покатился по позвоночнику, рубаха мерзко прилипла к телу, в глазах заслезилось.

Коротенькие серые лапки с когтистыми пальцами сжимались, будто в желании прямо здесь и сейчас ухватить свою добычу. Голос, льющийся из недр чудовища, приводил в животный ужас. Желание бежать без оглядки проснулось во мне.

Ясночтение вопило, будто обезумевшее, крича, что рядом не просто опасность, а самая настоящая погибель.

Моих рук коснулось лезвие. Веревки, еще пару мгновений назад стискивавшие запястья, обрезанным хламом рухнули наземь, даруя долгожданную свободу.

Велес-баран, не давая и шанса прийти в себя, что есть сил отвесил мне затрещину – словно кукла, я отлетел на груду ящиков. Здоровяк в пару прыжков оказался рядом со мной, чтобы тотчас же встретиться с каблуками моих ботинок – клинком они врезались ему в брюхо.

Его дружки были рядом. Не спеша хвататься за стволы, они полагались на силу рук. Я вскочил на ноги, принимая боевую стойку. Не знаю, как глупо в ней смотрелся, но уловил лишь ухмылки на лицах моих похитителей.

Ощущение того, что попал в ловушку, пискнуло во мне умирающей крысой в тот миг, когда я услышал шорох взведенного механизма. Земля из-под ног ушла в никуда, тьма грязного подвала добродушно приняла меня в свои объятия…

Глава 5

Это был не подвал.

Я плюхнулся в вонючую до омерзения воду. Липкой жижей нечистот она липла к одежде, водорослями цеплялась за плечи. Обнаглевший, любопытный грызун заскочил мне на голову – я схватил его поперек туловища, швырнул в гадкую воду.

Меня со всех сторон окружали влажные, позеленевшие кирпичи стен. Прутья решеток служили фильтрами, не давая крупному мусору пройти сквозь них. Нечистоты единым потоком стекали по центру канала.

Канализация, вот же ж! И подумать только – скинул меня сюда не кто-нибудь, а мерзкая крыса, научившая своих подчиненных нападать толпой на одного. Ага, намекнуло мне чувство юмора, прямо как один сенсей своих черепах…

Сейчас было не до смеха. Я слышал глас Старого Хвоста, шнырявшего где-то поблизости. Шаркающее, зловещее шуршание крысиных лап по старому, выщербленному бетону.

Он знал, что делал, приказав своим парням скинуть меня сюда – неугодные находят здесь смерть. Не просто находят – становятся добычей. Благородные, привыкшие всегда и во всем быть на вершине эволюционной цепи, оказывались здесь в самом низу. Благородный дар, которому они доверяли свои жизни, подводил их перед лицом неизбывного ужаса, превращая в жуткий, кровавый обед.

Стоять в луже нечистот я посчитал глупейшим из занятий. Солнечный свет не проникал сюда, лишь тускло горели лампы – я надеялся, что среди них окажется хоть один чертенок, к родовым инстинктам которого можно было бы воззвать. Что ж, у мира было забавное чувство юмора: не знаю, какую именно энергию использовали бандиты, но уж точно не от нечистого.

Жижа норовила залиться в ботинки, мерзко хлюпала при каждом шаге. Мундир, чистоту которого предписывалось хранить не хуже чести, был изгваздан так, что даже та хозяйка прачечной, куда уже сдавал его Кондратьич, вряд ли сумеет справиться.

Чем там знамениты у нас канализации? На ум почему-то одна за другой приходили неуместные новости из желтых газетенок про крокодилов, людей-кротов и даже инопланетян.

Я усмехнулся. А ведь и правда: в мире, где для того чтобы завести машину, нужен черт, в канализации может быть что угодно.

Перед лицом мелькнула размашистая огромная тень, и лишь реакция спасла от печальной участи. Тело натянуло на себя дьявольскую эгиду, спасая меня от спешивших размолоть мои руки крысиных резцов.

Старый Хвост вынырнул передо мной во всей своей жуткой красе. Разинулась огромная, почти кроколиподобная пасть, из чрева ударило гнилым, практически сногсшибающим духом.

Зубы несчастного как будто в первый раз в жизни коснулись того, чего они не в силах прокусить. Костяной монолит, моловший сталь, хрустнул, пошел трещинами – не сразу осознавший случившиеся, крысолюд рывком подался назад, заюлил по земле хвостом. Боль посетила его запоздалой гостьей. Подскочив, словно ужаленный, он плюнул в мою сторону, прежде чем нырнуть в грязевой нечистотный поток.

Плевок врезался в стену рядом со мной. Камень, повидавший на своем веку некоторое дерьмо, оплавился, потек, словно жидкий пластилин. Уж не знаю, что там за дрянь жрал наш малоуважаемый мерзавчик, но в убойности ей отказать было сложно.

Крысиная туша скрылась под водой, оставив после себя лишь расходящиеся круги на мутной воде. Тут в пору было подивиться – там, где мне было разве что по колено, умудрилась целиком спрятаться такая туша.

Я сплюнул, утер рот рукавом, посмотрел наверх – без крыльев тут точно назад не забраться. Да и если заберусь – люк, сквозь который я рухнул сюда, уже успели затворить.

А значит, следовало попросту идти дальше. Выбирался же откуда-то этот Старый Хвост после того, как разделается с несчастными?

Ну да, ну да, смеялся сарказм. Бандиты, что желают от кого-то избавиться, всегда же славились именно тем, что оставляли лазейки, сквозь которые можно было бы вынырнуть наружу. Отчаяние, жадно потирая ручонки и обещая взяться за мою душу чуть позднее, не уставало твердить, что куда бы я ни сунулся в этом лабиринте – это тупик.

Здравый смысл боролся с ними изо всех сил и не щадя живота своего. Мальчишка, живущий внутри каждого мужчины, не желал так запросто сдаваться. Получив обидный щелчок по носу, он не желал хныкать в собственном бессилье, жаждал героем проломиться сквозь стены чужих препон.

И обязательно наподдать плохим парням.

– Ты найдешь здесь свою смерть, юный князь. – Со мной, казалось, заговорили стены. Я вздрогнул от неожиданности. Напрягся, ожидая следующей атаки, но ничего не случилось. Старый Хвост потешался надо мной – хриплый, раскатистый смех эхом отражался от каменных стен, клином вбиваясь в мои уши.

– Слишком многие в свое время считали, что могут быть со мной грубы. Что, рожденные с серебряной ложкой во рту, они получили некое особенное право, которого нет у других. Смеяться над низшими, унижать, издеваться, отбирать…

Я не видел причин отвечать на его болтовню. Что, в самом деле завести песнь, что клинок Кондратьичу мы в самом деле купили честно? Так эта погань не поймет, обвиняя благородство в предвзятости. Он сам скакал на коньке чужой гордыни.

– Многие сгинули здесь до тебя. Я мог бы составить целый список. Им подвластны были огонь, вода, железо и слово. Был даже один музыкант, представляешь?

У меня под ногой хрустнуло, я бросил взгляд, попятился, выругался. Мне не посчастливилось наступить на давно истлевший череп истерзанного бедолаги. Скелет несчастного был разбросан, словно при жизни от него отрывали части тела.

Жуткий страх вкрадчиво шептал, что именно так и было.

– Я буду следить за тобой из теней. Тебе кажется, что отсюда есть выход, что можно добраться до какой-то волшебной лестницы и выползти на свет божий. Не-ет, маленький котенок, здесь просто мои охотничьи угодья. Ты нетерпелив, ты яростен, ты готов бросаться в бой – как и десятки других до тебя. Это уйдет через пару-тройку часов блуждания.

– Покажись, – велел я, стиснув кулаки, приготовившись к бою. Смех был мне ответом.

– Я же сказал, что ты спешишь. А у меня времени много, я могу подождать. Ты расслабишься, и я настигну тебя, вкусив твоей крови, будто вина. А может, тебе придет в голову кидаться на каждую тень? Что ж, давай тогда поиграем?

Лампочка, висевшая надо мной, вдруг хрустнула, будто раздавленный зубами леденец, осыпала меня ворохом осколков и искр. Я метнулся прочь, ударил не глядя и наотмашь – кулак врезался в мохнатое тело. Старый хвост хрипло ухнул, вложенных мной дьявольских сил вполне хватило, чтобы швырнуть его в стену.

Серая крысиная шкура зловеще блестела в потемках, шедший из мерзкой глотки свист радовал ухо, но я знал, что останавливаться нельзя.

Сейчас это было смерти подобно. Здесь, посреди мерзости людских отходов, я прикончу этого поганца и, наверное, мир станет хоть чуточку светлее.

Словно осатанелый, я накинулся на огромную крысу. Его ребра затрещали, принимая на себя один мой удар за другим. Лысый хвост, будто плеть, нещадно колотил по стенам, баламутил воду, охаживал меня по спине и плечам. Не желая бить битым, он вертелся едва ли не юлой. Мерзкие крысиные лапы драли на мне рубаху в надежде добраться до мягкой кожи, хлопали по лицу, оставляя на щеках глубокие царапины ссадин. Изогнувшись, он ударил задними лапами прямо в живот – из меня будто выбили весь дух. Словно мяч, я отлетел в сторону, плюхнулся в воду и тотчас же ощутил на себе всю тяжесть крысиного великана. Любивший поболтать со своими жертвами о вечном, Старый Хвост теперь жаждал не загнать меня в угол, он хотел только того: чтобы я сдох.

Отчаянно цепляясь за жизнь, я барахтался в вязкой, вонючей воде, чувствуя на губах мерзкий, тошнотворный вкус нечистот. Я пустил со спины тень, надеясь лишь на то, что демоническим силам в своей массе нужна не сама ночь, а лишь темнота.

Тщетно.

Сгусток тени принял на себя лишь острый, клацающий хват резцов облезлого Хвоста, спасая меня от укуса, попытался вдарить всеми тремя руками – но те оказались слишком слабы, чтобы сдвинуть с меня эту мерзость.

Ощущая, как горят легкие, в глазах темнеет, а слабость овладевает телом, я ударил головой назад.

Вышло так себе и слабенько, но мой противник взвыл, словно ужаленный. Его будто ветром снесло с меня – глава преступного синдиката заверещал, как резаный, а я, еще не понимая, что толком произошло, пытался разлепить глаза. Может, подумалось мне, в свой удар я вложил ту самую нестерпимую боль? Непроизвольно, совершенно забыв об этой абилке, но все-таки…

Все оказалось гораздо интересней.

Мрачные стены заброшенного крыла канализации охватил яркий, почти полуденный свет. Тьма, обвыкшаяся здесь, словно у себя дома, испуганно бежала прочь. Я же пытался понять, что случилось.

Ясночтение было ко мне неумолимо. Нахождение в мутной воде по самые уши не только обратило мою форму в вонючее тряпье, так еще и отчаянно, с огромным азартом и неуемным аппетитом подтачивала мои полоски здоровья с выносливостью. Словно всего того было мало, она облизывалась и на запасы маны, словно спрашивая: а ты, мол, как думал? Тут раззяв не любят. Вонь, грязь, антисанитария любого здоровяка обратят в едва волочащую ноги развалины.

Выбираясь на правый проходной борт, откашливаясь от вязнувшей на зубах мерзости, я бросил взгляд в сторону Старого Хвоста.

Крыс плевался желчью во все стороны, словно был ослеплен. Его тело исходило судорогами, подпрыгивая, перебирая крохотными лапками по воздуху. Визг, идущий из его глотки, норовил залепить собой уши, оглушить.

Да что за черт в него вселился?

На миг мне представилось, что Биска, решив, наконец, оправдать статус моей подопечной, явилась сюда из глубин ада даже без моего зова. Отчаянно я вглядывался в царящий вокруг кавардак, силясь выцепить взглядом оседлавшую чудовище демоницу.

Биской тут даже и не пахло. А вот повисшая в воздухе святая благодать говорила, что помощь пришла откуда не ждали.

Протерев глаза мокрым рукавом, проморгавшись, я наконец сумел узреть крохотный поток света, что жалящей осой вонзался в мерзкое тулово Старого Хвоста.

Тот будто бы отрицал действительность, не желая верить, что нечто настолько крохотное способно его одолеть. Он клацал челюстью, бил лапами и хвостом, вертелся в диком, отчаянном танце – и безбожно проигрывал.

Нея жалила его, оставляя мерзко тухнущие проплешины на серой шерсти, отчаянно и самозабвенно бросаясь в очередную атаку. Мне казалось, что он сумеет ее поймать. Еще одна ее попытка – и он подстроится под ее ритм, взмахнет хвостом, и она кормом для рыб ухнет в небытие текущей сквозь стоки дряни.

Я даже представил, как эта погань, словно на прощание, посмеет ухмыльнуться, крякнуть и подмигнуть единственным уцелевшим глазом. Скажет, что сегодня мелкая сволота ночует у рыб.

Я письмо от Слави сволотой уж точно не считал. Метнулся к ним, закрывая собой в самый последний миг – хвост, готовый расплющить малютку, оставив люминосцентным пятном на стене, болью обжег спину. Было ощущение, будто она горит огнем, а мою кожу только что опрыскали кислотой.

Он рванул хвост на себя, заставив меня рухнуть на колени – как я мог не замечать раньше, что на облезлом, не в меру длинном хвосте шипами растут костяные наросты. Я взвыл, когда он клочьями принялся драть с меня кожу. Страх кричал, что если у меня есть план спасения, то лучше бы я поскорее явил его миру. Иначе зараза попадет в кровь, а я издохну гораздо раньше, чем сумею выползти из этой ямы.

Булькающие нечистоты вторили страху, мол, да-да, искупаешься – и готовь себе деревянный макинтош!

Нея была в моих руках комочком чистоты и святости. Я чувствовал, как готовая рвать меня в клочья боль унималась, принимая бальзам ее ангельской природы как исцеление.

Исцеления не было, моему телу, да чего уж там, мне самому становилось хуже от мгновения к мгновению.

Ощутивший свободу Старый Хвост наотмашь рубанул меня своим лысым отростком, надеясь хлестнуть по щеке, но я вовремя сумел завалиться. Вторая его попытка окончилась ничем – едва он замахнулся, как Нея выпорхнула из моих рук. Все в ее маленьком естестве желало воздать мне за ее спасение. И если я готов был пожертвовать ради ней своей спиной, ей не жалко было лишиться жизни.

– Ты умеешь удивлять, юный князь. Кажется, что ты испробовал на мне все свои трюки, но ты вытаскиваешь из широких штанин новый туз и, как назло, козырной. Где ты, мать его, умудрился разжиться ангельской куклой?

Мне нечего было ему ответить, да и незачем.

Решив поберечься, главная мерзость петербургского криминалитета подалась назад, отчаянно и неспешно отступая. Я не видел, но чувствовал, что он готовится к прыжку. Что мышцы задних лап готовы спружинить тяжелое тело, перекусить надоедливую стрекозу, проглотить, размолоть резцами клыков.

И выплюнуть мне под ноги мерзким месивом.

Я покачал головой, вытаскивая из недр последние силы. Пускай выносливость неуклонно стремиться к нулю, а дебафф усталости хмыкая утверждает, что отныне возьмется за меня всерьез. Я ударил, сложив руки замком и наотмашь, не очень надеясь, что хоть что-то получится.

Челюсть подонка захрустела, едва встретилась с моими кулаками. Передние резцы взорвались крошевом, валились наземь острые и не очень осколки зубов. Я глянул на свои руки – и обомлел. Их окутывал золотистый свет.