Матриум. Приветики, сестрицы!

…Главным и первенствующим является у них спор о том, в чем именно заключается человеческое счастье…

Томас Мор «Утопия»

«Я даю себе слово, что стану самой прекрасной женщиной всех времен и народов», – сказал Сидоров Николай, глядя на себя в зеркало.

А. Александров «Фрейд отдыхает или

Прощай, кушетка психоаналитика»

© Алекс Соловьев, 2018

ISBN 978-5-4493-8101-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Иллка Брук

Ну, если уж вам, сестрицы, и вправду охота послушать, то садитесь и слушайте, я ведь вовсе не против поболтать. Заодно мыслишки по полкам растолкаю, порядок наведу. А-то в башке бардак до сих пор. Еще и мотивчик этот засел, никак не отвяжется, старинный такой, он в храмотории прилепился, когда мы к нашему шоу готовились. Нас его господин Мэдж по сто раз на дню заставлял слушать. Говорил, для общей настройки. Назывался он «Военный марш». А светлейшая госпожа Клевеланд объяснила мне, что в этом саунде есть особая эстетика неотвратимости, и хотела, чтобы я непременно ее прочувствовала. Ну им-то виднее, они оба продвинутые, особенно госпожа Клевеланд.

Так вот. После нашего шоу прошло четыре декады, и три из них я провалялась в клинике. Там у них специальная ванна с гелевой простынкой. Прямо в ней я и лежала, и по мне эпителизаторы ползали: это такие плоские слизкие червячки, они мне раны и порезы заживляли. Только слишком уж тесно там. Сами видите, какие у меня габариты.

И пока я лежала в той ванной, кучу всякой всячины передумала. О том, например, как господин Мэдж и светлейшая госпожа Клевеланд задурили мне голову. Сказали, что для храмотория я настоящая находка, и что они от всей души хотят мне помочь и развить якобы имеющиеся у меня таланты. Обещали сделать из меня няшку, рейтинг со славой пророчили. Ну а я-то, как про славу услышала, тут же и купилась с потрохами, хотя запросто можно было отнекаться, – уж где-нибудь нашлось бы теплое местечко, чтобы приткнуть меня, пусть хотя бы в какой-нибудь паршивый салончик вроде того, где я раньше подрабатывала, – не так уж там и скверно, честное слово.

Но тогда я еще наивная была и не смекнула, что на самом деле их интересовала не сама я, а мой архоз. Теперь-то мне это ясно как пять пальцев. Дело в том, что в наши времена архоз – большая редкость, эта штука связана с психикой, она у меня с детства, я с этим на свет появилась. Вы не поверите, но они там даже целую науку надумали выстраивать из этой моей необыкновенной болячки. А мне, как я уже сказала, наобещали золотые горы. Клянусь вам, все так и было. Но в итоге от всех моих стараний – пшик. Облом вышел, если так поглядеть. Потому что во мне, как и раньше, бурлит вся эта мерзкая йецерара¹ вперемешку с той жалкой капелькой мимишности, которую я с таким трудом в себе сберегла. Гремучая смесь, да еще ко всему теперь этот дурацкий мотивчик в башке.

Только я вроде как немного вперед забегаю, сестрицы.

Значит так. Сама я из Каллионы. Столичная, как говорится, штучка. И зовут меня Иллка Брук. Для справки, Иллка в переводе с какого-то там древнего языка, не помню уж, какого, обозначает «звезда».

Насчет того, что я в этот ваш спецлагерь попала, нисколько не расстраиваюсь, – тут мило, почти как у нас в храмотории. Комната, хоть не апартаменты, но и не шамбрет какой-нибудь, – есть у меня и трансформер, и мягкая мебель: короче, жить можно. Только не понятно, зачем столько игрушек, мне-то они без надобности, я в игрушки с двадцати двух лет не играю.

Теперь, после храмотория, у меня есть настоящая покровительница, так что ко мне пока не лезут – никаких, там, тестов-шместов и прочей мозготрепки. Просто велели ждать – вот я и жду. Так что в целом все чики-брики. Да и раны уже практически затянулись. То есть вы, конечно, ахнули бы, если бы я скинула халатик, там пока не очень красиво, но докторессы уверяют, что от этой живописи можно в два счета избавиться, надо только рейтинга поднакопить – лайков тридцать-сорок хотя бы. Да уж, легко сказать. Только вы не думайте, будто я какая-нибудь потеряшка, которая изо всех сил пытается выглядеть позитивно, – ничего подобного. Наоборот – все и вправду налаживается, а насчет рубцов я не переживаю. В нашем мире каждому найдется свое местечко, как я уже сказала. Если снова определят к продвинутым, мне все вмиг исправят, а тут, среди нижних, я и такая сойду.

Вот только бы еще от кошмаров избавиться. А то по ночам пережитое все-таки дает о себе знать. Больно много всего за последние полгода навалилось, и все это как-то переварить надо. Вот, например, вчера. Снится мне псина, этакая откормленная тумбочка, вся аж лощенная, а на шее – розовый бантик. Стоит ко мне задницей, чего-то там жрет – уши пошевеливаются. И все это не понять где: стены и пол – все такое белое-белое. Обхожу, глядь, на полу малютка – крошечная совсем, и – фу, какая жуть: эта тварь у нее в животике уже целую яму выгрызла, брр…. И еще мне будто откуда-то известно – та малютка, она не как мы все, не из яслей, а из семьи. Ну, то есть вы поняли, как у древних. Будто породили ее маскулина с феминой самым что ни на есть животным образом – то бишь, пардон, прямиком из вагины. А псина как будто там у них и живет, и эта псина – самка, я это поняла по тем пупырышкам на пузе, как они там у них называются… И тут – представляете? – малютка поворачивает головушку – махонькую такую, как кулачок, – и зырк на меня, а глазки-то голубые, ясные – прямо лазурные, таких и в жизни-то не бывает. И от этого взгляда мне горько стало.

В храмотории я все свои сны пересказывала господину Мэджу или светлейшей госпоже Клевеланд, они мне про них все растолковывали. Там, во снах, куча всего зашифровано, и теперь я одна ломаю башку над всеми ихними загадками.

Да, я не объяснила вам, что такое храмоторий. Это такое место, где продвинутым лечат нервы разными тренингами, медитациями и процедурами, но подробнее об этом позже. Сначала я вам о себе расскажу.

Хотя это непросто – говорить о себе. Ведь если уж говорить, то правду. А правда, если разобраться, это довольно туманная штука. Взять хотя бы мое прошлое – гимназиум, бакалавриат: раньше жизнь у меня была скучной-прескучной, как трещина на потолке. И где там я, в той моей прошлой жизни? Жила я по самому простенькому мироконцепту, какие бывают: стандарт-минимум-лайт, – слышали, конечно, про такой? Там всего-навсего девять пунктов – для самых ленивых бездельниц вроде меня. Но, как бы там ни было, этот минимум я выполняла добросовестно и вела себя как порядочная матриумианка. Дело-то нехитрое. Дома – головид: знай, сиди, таращься. А еще – старенькая прялка для умиротворения и развития мелкой моторики (хотела бы я поглядеть на ту гору пряжи, что за свою жизнь перепряла), а еще – разные душеполезные мантры – два томика из натуральной бумаги, мне их на двадцатипятилетие подружки подарили. При чужих я, как водится, всегда прилежно косила под нормалку: глядите, мол, какая я вся из себя позитивная, аж искорки из макушки сыпятся. Бывало, от вымученных улыбок щеки сводит. Мы в Каллионе все друг перед дружкой из кожи лезем, чтобы казаться белее и пушистее, чем есть на самом деле. Сейчас даже вспомнить противно. Так что раз уж я взялась рассказывать вам мою историю, то на сей раз – честное-пречестное слово – не стану притворяться и приукрашивать, а расскажу все как есть. Ну, а если где ненароком и переиначу, то уж простите.

Господин Мэдж был моим гуру, и я с ним до нашего шоу тесно контачила. Сперва я с ним не очень была согласна, много чего не понимала, а теперь кое-что стало до меня доходить. Кстати, я о нем беспокоюсь – как он там? Его ведь никто не любит теперь, не то, что в былые времена. Оно и понятно, ведь теперь его иногда прямо-таки несет – сегодня одно болтает, завтра – другое. Говорит – потому что в жизни тоже все относительно и противоречиво. Так уж у них, у продвинутых, заведено. С одной стороны, они вроде как много чего знают, а с другой – запросто могут себе позволить поменять мнение, когда им вздумается. Хотя в мироконцептах всюду пишется, что менять мнение – некомильфо. Само собой, я вам потом растолкую, кто такой господин Мэдж, и отчего это я о нем в самцовом роде говорю. Потом вы все поймете, а пока уж потерпите.

Была у меня на эротинге одна клиентка, маскулина, большая любительница пофилософствовать, звали ее Имра. Одно время я ее частенько теребонькала, шибко нравились ей мои руки. И вот однажды как раз перед тем, как кончить, она мне говорит: «Знаешь что, Иллка, а ведь истина – это тоже что-то вроде оргазма. Почувствовать ты ее можешь, а удержать, как ни старайся, все равно не получится». Я тогда похихикала, но это очень верные слова, насчет истины, тут я с Имрой целиком согласна. Так что буду рассказывать вам все по порядку, а истина пускай тем временем между слов проскальзывает.

Итак, начну с самого-самого начала.

***

В действительности мои неприятности начались даже не утром пятого дня седьмой «л» -декады, когда за мной прилетели две чопорные недопродвинутые дуры из рейтингового (о, как же я ненавижу эти их глупые красные чепцы и важные лица!), а накануне, когда вместо того, чтобы начать новую жизнь, я совершила самый бестолковый и отважный в жизни поступок.

Хотя, по большому счету, все завязалось даже еще раньше – за полгода до того сумасшедшего вечера. Только в башке такой микс, что сейчас я уже ни в чем не уверена. Постараюсь выстроить аналитичную цепочку. Так меня учили экспертессы из Института Общества, я вам о них и о том, как они меня учили, тоже потом расскажу.

Вернувшись с вечерней смены (я работаю, как вы уже поняли, в салоне эротинга, чего, кстати, ни капли не стыжусь), я заказала флакон с напитком серии alcohol и самым неприличным образом надралась.

Тут, наверное, стоило бы сделать паузу – вам ведь, вроде как, надо дать это переварить, если, конечно, вы вообще в курсе, что такое «надраться».

Надраться, сестрицы мои, это значит, напиться, нагрузиться до состояния опьянения, наклюкаться, то есть когда у тебя башка кругом идет, а в душе беспричинная радость и легкость – вот так. Да-да, сестрицы, я не оговорилась, и вы не ослышались, – конечно, все это ужас и кошмар, но умоляю вас ради святых Матриа, не ахайте и не падайте в обморок, потому что все это пока цветочки, а сама история будет жесткая, ух, какая жесткая, это уж я вам обещаю. Так что пауз для обмороков делать не будем, а то мне и декады не хватит, чтобы рассказать свою удивительную историю. Поэтому просто сидите и слушайте дальше.

И вот, значит, лежу я на полу вся такая расслабленная, кайфую, и нет сил шевельнуться. Там, за стенами у всех полный порядок – кто читает, кто прядет, кто головид смотрит, а я тут на полу лежу – пьяная, падшая и не такая, как все. Лежу и потолку улыбаюсь. Помню еще, спина у меня здорово затекла, ведь на полу не особо удобно лежать, но я терплю, потому что такая уж у меня привычка – терпеть. Казалось бы, трудно ли в постель перебраться? А вот, представьте себе, неохота. Терпеть и кайфовать для меня совместимые вещи, потому что я ленивая. Я ведь недоженщина и, возможно, оттого, что я это понимаю, каждое лишнее движение для меня – проблема. А я – не просто недоженщина, а малообразованная бучка с критически низким статусом.

Я вам уже сказала, что с завтрашнего дня собиралась начать новую жизнь, но в тот вечер я решила не думать о моих планах – мне хотелось просто забыться. А насчет того, что спина ныла, то я могла терпеть сколько угодно, к боли я привычная. Например, уже три года я маюсь одной редчайшей болячкой (вы заметили, что я вообще склонна ко всяким редчайшим болячкам?). Эта штука называется «анальная эпилепсия»: ни с того, ни с сего как скрутит, пардон, в попе, – боль такая, аж слезы бегут. Эту штуку еще по-другому называют – прокталгией, но это смотря в какую клинику попадешь. Так вот, хуже всего, если ночью: вроде и спать охота – в сон проваливаешься, но боль тебя из сна обратно выталкивает, – ужасное наказание. Мне эти мучения всю мою жизнь напоминают.

Докторессы меня обследовали, сказали, с органами все оки-оки, вся проблема в нервишках, мол, часто психую, оттого и приступы. Интересовались: отчего психую? – ведь жизнь прекрасна. А я не то, чтобы психую – просто обстоятельства неудачно складываются, невезучая я. А тут еще и любые таблетки бессильны, эту заразу не снимают даже самые сильные лекарства. Но если настроиться особым образом, приступы будут реже.

Одна докторесса объяснила, что по какой-то древней науке анальная эпилепсия – болезнь философская, – у нее особый сакральный смысл: мол, таким образом природа подталкивает меня к поиску предназначения, подсказывает, чего не хватает для нормальной жизни. Я ей говорю: ахах, так я, по-вашему, философка, да? А она мне: еще не поздно все исправить, наращивайте рейтинг, учитесь, развивайтесь, растите духовно и нравственно. Только это бред, потому что, когда случаются приступы, тут уж никак не до философствования, не до развития, поверьте. Ну, а в остальное время, когда ничего не болит, думать об этом тоже как-то неохота. Вернее, так было раньше. Теперь же у меня много всяких интересных мыслей в голове. Я даже думаю, что все-таки та докторесса права, тела ведь мы у природы позаимствовали, так что надо прислушиваться к тому, о чем она – природа – нам говорит. И в предназначение я тоже верю.

Конечно, чтобы к таким вещам прислушаться, надо с мое пострадать, а я реально страдала. Потому что если ты – недоженщина, и у тебя в строчке про мироконцепт отметка «стандарт-минимум», дела твои дрянь. Сперва думаешь: только бы не съехать до нуля, ах, только бы не съехать… Еще бы – с детства в тебя вдалбливают: все, что с минусом, – изврат, мерзость и йецерара. Но когда фука (так у нас называют персональную футур-карту) показывает, что на счету у тебя ноль лайков, твои мозги мало-помалу перестраиваются, и ты как бы продолжаешь барахтаться дальше. Ладно, думаешь, побуду денек-другой нулевкой, ведь не ругают же и из квартиры не прут, пару дней позора можно и пережить. Но вот – сюда-туда – и ты уже ступенькой ниже стоишь, когда даже ноль для тебя – желанный якорь, и надо за него изо всех сил держаться, волчком крутиться, а не то – абздольц! – бухнешься в минусовую бездну. Тут-то и начинается самое занятное.

Вы уже догадались, в чем дело? К тому времени, сестрицы, я реально заминусовала, и надо сказать, довольно прочно заклинило меня на минус-первом – вот уже несколько декад ни туда, ни сюда – точно заколдовали. Вроде и не всемирная катастрофа, но я была наслышана, что рейтинговое агентство такие выходки четко сечет и при каждом удобном случае припоминает. От этой невезухи у меня развился депресняк, и оттого я вообще перестала в фуку заглядывать. Другая на моем месте озаботилась бы и приложила усилия, чтобы хоть как-то до плюса докарабкаться. Само собой, я тоже подумывала, что надо бы постараться и все такое, но прошла уйма времени, прежде чем я решила положить этому конец.

Особенно меня достали клиентки. Хотя именно благодаря им я еще и держалась на плаву. Лет пять назад, когда записалась на курсы эротинга, комиссия нагадала мне падение рейтинга до минус трех и соцсодержание. Сказали: скоро, мол, в Каллионе отпадет потребность в услугах такого рода. Как бы не так! Если уж когда-нибудь похотливые недоженщины и переведутся, то не на моем веку. А эротинг – дело плевое, любая может освоить, были бы руки, а на руках пальцы. Зато час-другой в салоне, и у тебя – твердый ноль. А если поднатужиться, то и пару лайков сверху можно зашибить. Сказать-то легко, но на самом деле салон здорово выматывает. Руки от непрерывного теребоньканья реально болят, особенно если нет привычки вкалывать по графику. Эх, думаешь, сейчас бы перед головидом поваляться, бунбунсы понямкать да помечтать. Ахах! – я ведь, сестрицы, еще та фантазерка. Вот только когда у тебя на фуке пятьдесят лайков, ты можешь себе какие хочешь сладости заказать, а с минус одним тебе даже несчастную карамельку не предложат.

Вообще-то есть у меня подозрение, что в программе, которая нахимичила мою ДНК, изначально была какая-то ошибка. Что-то со мной не так. А еще приплюсуйте плохую инфоэкологию. Как ни крути, а все это инфополе, что вокруг нас, в буквальном смысле напичкано разными гнусными вирусами и самораспаковками. Они только и ждут, чтобы долбонуть по башке и заразить нехорошими желаниями. Понятно, что весь этот хлам – отходы эффектинга и прочих манипулирингов. А еще я слышала, его нарочно создают какие-то особые бучи-подпольщики. Короче говоря, весь этот инфомусор жутко опасен. Он может превратить твое плодоносное крео в засохшую колючку, а кто ты без крео? Это же твой творческий потенциал. Без него ни шить, ни вязать, ни картины рисовать, ни аппликации делать, ни карьеру строить. Без крео ты дура-дурой, для которой единственное счастье – сидеть за прялкой и тупо пялиться в головид.

Верите ли, но я никогда в жизни не устанавливала креозащиту. Просто потому, что нечего было защищать. То есть крео у меня не полный ноль, но если верить тестам, оно такое микроскопическое, что для карьеры непригодно. Вот так я и заражалась инфомусором всю свою бестолковую жизнь, начиная с гимназиума. И постепенно стала тем, кем себя считаю – ходячим недоразумением.

…И вот, значит, вечер четвертого дня седьмой «л» -декады. Лежу я на твердом полу вся в зыбком релаксе, а в это время alcohol во мне делает свое грязненькое дело. Спина побаливает, а я прислушиваюсь к ощущениям и думаю как бы отстраненно: «А ты не заморачивайся, дорогуша, лежи себе, балдей. Это ведь как-никак последний вечер твоей прошлой жизни».

Еще днем, когда я собиралась на эротинг, то сказала себе, что надо как-нибудь по-особенному отметить конец прошлого этапа и начало нового. У меня от этой мысли даже настроение поднялось после долгого депрессняка. Хотелось, чтобы этот момент как-то запомнился. Ну, типа, знаете, «Часть вторая. Иллка Брук возвращается», как в каком-нибудь старом кино. В общем, решила позволить себе чуть больше, чем обычно. Завтра начнется другая, по-настоящему интересная жизнь, поэтому глупо будет сегодня вечером как обычно нудиться за прялкой. Ну, и стала я, значит, прикидывать, что именно из низшего мими могу себе позволить. Само собой, на среднее мими рейтинга не хватало. Для некоторых низшее мими – это попкорн с пресной газировкой, стандартный вариант. Сказать по правде, ни то, ни другое терпеть не могу. В общем, как ни ломала башку, выходило, что единственным вариантом был alcohol. Тем более, меня всегда тянуло к экзотике и ко всему запретному. Я еще на всякий случай спросила у подружек из салончика, что они думают на этот счет, но эти мартышки такую ерунду насоветовали, что лучше бы я к ним не обращалась.

Короче, как говорится, была – не была. Собралась я с духом и решила нарушить правило, что alcohol – это у нас как бы табу, хотя, признаюсь, до сих пор мне неизвестно, где именно такое правило записано. Негласное оно.

Я, конечно, немного волновалась. Когда знаешь, что делаешь что-нибудь неправильно, на душе всегда кошки скребут. А тут не просто какой-то выпендреж на словах, а целый флаконище alcohol. Что, если за такое разгневается сама сфера и рухнет прямо на мою глупую макушку? Вот умора-то! Да-да, я ведь раньше жутко наивная была. Но с того момента как я заказала alcohol, прошло уже часа три, а сфера все так же висела на своих стенах и подставках, отделяя Каллиону от небес.

И вот лежу я в темноте, а в ногах волшебным кристаллом покоится моя малышка Зука. Вы-то вообще в курсе, что это за вещица такая? – а то в храмотории не все о ней слышали. Зука – это моя милая, драгоценная зубная мини-комната, моя любовь, я ее просто обожала и ужасно гордилась, что она у меня была, но теперь это уже моя ностальгия и моя боль.

И вот, значит, лежу, а в башке мало-помалу проясняется, и я снова вспоминаю о моем магическом напитке. Глядь – вот же он, зеленый флакон-огурец, – прямо на зеркальной крышке Зуки стоит. Меня аж в пот бросило – что за растяпа! Подхватилась, осторожно убрала. К счастью, следа на крышке не осталось.

Вы, наверное, хотите знать, к чему я вспоминаю всю эту дребедень, но такой уж у меня обычай с тех пор как в Институте Общества мне в мозги записали программу под названием психоанал и научили правильно мыслить. В каждой мелочи может обнаружиться глубокий смысл. Если вы его пока не обнаружили, просто слушайте дальше.

В те дни между мной и Зукой была как бы невидимая связь, я все время ее чувствовала, даже когда меня дома не было, но вот сейчас у меня уже нет моей любимой Зуки, и нет больше повода переживать за ее зеркальную крышку.

А теперь идем дальше.

А дальше было то, что я сделала еще несколько добрых глотков, и по телу пошли новые волны счастья. Между прочим, за двадцать семь лет моей жизни это уже мое второе знакомство с серией alcohol, так что судите сами, какая я порочная (правда первый раз я только пригубила, и случилось это на презентации моего видоса).

Напиток, который я пила в этот вечер, назывался херес, пятьдесят лет выдержки, и это было не питье, а нежный огонь. Там был не один вкус, а много разных, но все они как бы сливались воедино в неком невидимом фантастическом танце, если можно так выразиться. В тот вечер мне хотелось обращать внимание на такие детали.

А еще я думала: неплохо бы понямкать чего-нибудь, сюда бы сыра или, там, мит-биточков на гриле, да чтобы с корочкой, или оливок, или каракатиц каких-нибудь. Да уж, фантазерка, будь у тебя рейтинг хотя бы на поллайка выше.

Я знала, что делаю глупость, но решила все же испробовать судьбу и вызвала меню. А может, я уже тогда предчувствовала, что вот-вот что-то натворю, и просто пыталась оттянуть события.

У нас в районе одна на всех куколка-повариха Лулу: она вся такая из себя слащавая няшепусечка, белоснежка в малиновом переднике. Если кто из вас скатывался до минус-одного, то догадается, что я услышала. «Добрый вечер, сестрица! Чудесно выглядите! Ах, к сожалению, сегодня для вас выбор невелик, но могу предложить комплекс „Здоровье“: крахмальное пюре с соевыми сливками, ржаную лапшу с маргарином или хлопья из смеси злаков с растительным молоком. Из напитков – искусственный сок, зеленый чай и аква „стандарт“».

Короче, нуль-меню, отвратный эконом-ужин. А чего еще было ожидать? Понятное дело, аппетита как и не было. «Комплекс „Здоровье“? – говорю, – Ах, знаете, милая, я уж вроде как и передумала, нехорошо ведь на ночь наедаться, верно?». Этой Лулу на все начхать, она же виртуальная, – короче, просияла во все тридцать два, пожелала мне высокого рейтинга и отключилась.

И в эту самую минуту, как только она отключилась, на меня – бац! – снизошло откровение. Надо же, – думаю я про свой alcohol, – ведь если разобраться, это продукт самого наивысшего сорта, премиум-класс. Туда столько всякого труда вложено – разные, там, рецепты, технологии… Пригуби его – даже и не сообразишь, как о нем сказать, столько всяких оттенков, ну, хоть стихи сочиняй. Шедевр! Небось этот самый херес когда-то давным-давно, при самцах, считался настоящим бонусом для продвинутых. А между тем я, Иллка Брук, младшая бакалавресса (ни то, ни се – базовая поэтесса-художница-музыкантка по образованию, а по профессии клип-модель), сейчас, здесь, в двадцать четвертом веке, запросто могла бы позволить себе пить его каждый день. Даже имея при этом самый низкий рейтинг. То есть, ясное дело, все это чисто фантазии, потому что ни одна чокнутая не станет заказывать alcohol каждый день или даже раз в декаду, но все ж таки. Или, может, я чего-то недопонимаю? Тогда вы сами рассудите: пить alcohol – это как бы не комильфо. Ну, а если это вэри-бэд, то для кого тогда эту штуку производят? Alcohol есть повсюду, он легкодоступен и он восхитителен, но мы его никогда себе не позволяем. Почему? А что, если это мы сами себя пугаем, а на самом деле никакого запрета нет? Или он был, но потом его отменили? Или даже не так: когда-то в детстве каждой из нас намекнули, что это нехорошо.

Вот какие революционные мысли, сестрицы, мне тогда неожиданно в башку стукнули, только ответа на них не было. А вообще я читала, что когда-то давным-давно питье было чем-то вроде религиозного ритуала, и, до того, как выпить, даже полагалось произносить особые речи, только не помню, как они назывались, – был бы тут господин Мэдж, он бы вам растолковал. Но об этом господине позже.

Итак, слушайте дальше. Решила я перебраться на кровать, но каким-то образом снова на полу очутилась. Сижу себе, коленки обняла, а мысли в башке все красочнее, какие-то странные идеи там появляются, – куда-то меня все время тянет… И тут вспышка в окне: «Респект креативу!», – этакий разноцветный фейерверк, и это тоже очень странно, потому что вообще-то на нашем краю сферы их редко показывают, и каким только ветром его сюда занесло? Окно мое прямо на городскую стену глядит, там широкий просвет и через него хорошо виден лес – до самого горизонта, один сплошной таинственный лес, и над ним никогда прежде ничего такого не летало. Ну, вот честно, как будто весь мир меня провоцировал.

От той вспышки в комнате стало как днем. Я зажмурилась, и меня закачало. Это от хереса, – вообще на самом деле пьянеть очень приятно, только лицо немеет. Я – давай его растирать, вроде попустило, но тут новая беда: на щеках и подбородке обнаружилась щетина. Она, конечно, и до этого там была, но я о ней забыла, а тут она мне о себе напомнила и сразу испортила настроение. Она прямо шуршала под рукой, а фотоэпиляция при минус-одном лайке – раз в пять дней, как не отчаяться?

Иногда эта дурацкая щетина просто с ума меня сводит. Вот честное слово, отчего не придумать, как избавляться от нее дома – в том смысле, что самостоятельно? Скажем, что-то вроде Зуки. Ведь в дошлиманскую пору бучи-самцы, все эти ископаемые викинги, мачо и древние мужики как-то умудрялись сами себя эпилировать! Почему же теперь мы не можем как они за собой ухаживать? Они что, там, мудрее нас были, что ли? Или взять электроэпиляцию, которой пользовались лет двести назад, – от нее же реальный толк был: говорят, целый год щетина не росла, – почему отменили? Нет, правда, все это словно нарочно делается, чтобы мы страдали, чтобы чувствовали свою неполноценность.

И тут снова злые, мятежные мысли накатились. Омайгат, что за жизнь в нашем Матриуме! Сколько же все это безобразие еще будет тянуться? Вечно чего-то ждешь, сюсюкаешь, лыбишься, выклянчиваешь, вечно перед кем-нибудь реверансы выделаешь, все время оправдываешься, а толку-то? Все эти няшки, киски, мимишки – они не скрывают своего явного над тобой превосходства, а только кругом его выставляют, а это больно. И это еще у них манерами называется, им плевать на весь мир, и особенно на нас, бучей. А ты все ждешь, дура наивная, но однажды до твоей тупой башки доходит, что никуда ты не движешься, не ползешь, а на веки вечные зависла в этом унылом переходняке, и будто бы слеплена из одних дурных наклонностей, из лени, жира, щетины, из несуразности, и просто неспособна быть такой, как они. И тогда понимаешь, что это нескончаемый порочный круг, и выход один – тоже плюнуть на все и честно признать, что для тебя переход от бучи к Женщине невозможен в самом принципе. И просто стать собой.

Пардон, конечно, за все эти откровения и фантазии, но без них моя история будет непонятна. Вы не подумайте, что я зануда, просто я вам для того эти детали говорю, чтобы вы увидели, что у всякого поступка бывает своя причина.

Вот что такое недоженщина, если вдуматься? С того момента, как тебя слепили, ты самец или самка, если смотреть с точки зрения природы. В малолетстве мы прямо так друг дружку и дразнили: «Эй, самец, покажи свой огурец!» Хотя, у нас это даже и оскорблением не считалось, тут ведь намек только на биологию, а Женщина… ну, это же не тело, это – душа, не так ли? Меня тоже, конечно, дразнили самцом-огурцом, ибо я, как видите, буча еще та. Если можно так сказать, ярко выраженная буча. Буча – это всего лишь грубое прозвище маскулины, и все это, на первый взгляд кажется шуткой, но что, если со временем прозвище становится твоей пожизненной кармой? Моя самцовая биология устроена абсолютно нелогично. Она напрочь отказывается понимать, как ей перерасти в духовность, вот такая ерунда, сестрицы.

Но я снова отвлеклась.

Ага. И вот тут, значит, со мной приключилась одна штука, именно приключилась, потому что это было что-то вроде припадка. Я вдруг ни с того, ни с сего радостно взвыла на всю комнату и тут же одним махом запрыгнула на стол, уж не знаю, как он только меня выдержал. Прежде я никогда ничего такого не выделывала, да еще в одиночку, так что я даже сама себя испугалась. Это было что-то совершенно животное, дикое. И как же, в самом деле, странно было видеть собственную комнатушку с нового ракурса. А главное, с одной стороны, вроде, и на смех пробивает, потому что все нелепо, но тут же и слезы текут. Скрежещу зубами, ухаю, словно у меня кишечные колики. Прямо затошнило от волнения, я даже закашлялась. Сердце колотится, чувствую. А знаете, что я еще почувствовала? Я почувствовала, что вот тут-то может начаться мое другое будущее. Если, конечно, я его выберу.

«Свет!» – говорю я спокойно, и стало светло. Все как всегда – стены, зеркало в санузле, и в этом зеркале – я. Вроде, обычная скучная картинка, но смотрю сквозь высыхающие слезы и чувствую: сегодня приключится что-то важное. Если захочу, конечно. И от этого даже во рту как-то солоно, будто губу прокусила.

А была уже глубокая-преглубокая ночь – где-то половина девятого, и вся Каллиона уже дрыхла сладким сном. Вы спросите: какие могут приключения в половину девятого? Это потому что вы мыслите стереотипно. Вы думаете, если ночью авиетки не летают, то нет у нас другого средства к передвижению. Но к чему тогда эти штуки, которыми мы ходим? Ахах, честное слово, смешно.

Это уже потом я решила, что в тот миг у меня был вроде как момент взросления (мне потом насчет таких моментов хорошо объяснил господин Мэдж). Может быть, я даже не случайно в тот вечер на стол взгромоздилась. Могло бы и похуже что-нибудь приключиться, если бы не alcohol. Он-то, возможно, меня и выручил. Я-то, конечно, потом себя сто раз из-за него проклинала, но все-таки именно он был для меня этаким пинком, который помог выбраться из депресняка.

В последние декады меня стало как-то особенно от исповедальни воротить, а от тех дур, – я имею в виду агентесс из рейтингового, – и подавно: боялась даже в их сторону смотреть. То же самое насчет всех этих вещуний, проповедниц-святомимишниц – даже стерла из памяти головида каналы, по которым их показывали, так от всего позитивного воротило. О своем планоме и фуке старалась даже не вспоминать. Это потом я расхрабрилась, и теперь меня иногда даже несет, а тогда я все внутри себя переваривала, ведь моего рейтинга не хватало даже на самую захудалую психотерапессу. Только эротинг спасал – на денек-другой приподнимал рейтинг чуть выше нуля, и то не больше, чем на четверть лайка.